Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» (СИ)

Глава 4. Трое из ларца и мухоморная настойка

После нашего откровенного разговора я спала как убитая, а проснулась от голоса бабушки, которая ругалась где-то снаружи. Судя по всему, петух опять повыдергивал курицам перья на спине — такое часто слушалось, когда самцы «топтали» самок.

— …И теперь ходят с проплешинами! — доносилось издалека. — Клава, мочи нет, где эти твои наспинники, фартуки, плащи… или как их там?

— Дошиваю!

— Давай, сколько есть, пока у меня ещё остались целые клуши. Этот, прости Господи, озабоченный, им покою не дает…

— Да не болеют — и хорошо! Ты им витамины давала? Мне Славик червей накопал после дождя — жирных таких, сочных!

— В лесу?

— Там, у рогатого пня. Ну, где поганок много.

— Сходить, что ли, тоже?

Мне нравилось просыпаться с открытым окном и слушать деревенские разговоры. У бабушки были замечательные соседи: боевой дядя Кирилл, живший один, и Клавдия Антоновна с Вячеславом Олеговичем — прекрасная пожилая пара, державшая грозу всех Лузянок — быка Дормидонта. Появился он у них неожиданно: когда хозяйство неподалёку захирело, Дорика хотели отправить на убой, но по просьбе Клавдии Антоновны продали им.

Бык был не холощеный, он покрывал местных коров для приплода, а семейство Марганцовых получало с этого прибыль. Правда, Вячеслав Олегович еще и умудрялся на Дорике пахать, хотя характер у быка был прескверный. Местные боялись его, и я, видя издалека эту тушу, вполне разделяла страх окружающих.

— Лисонька, ты проснулась?

— Да, бабуль. — Я потянулась и сладко зевнула. — Скоро спущусь.

В деревне подолгу в постели не валялись, но бабуля, конечно, не стала будить меня спозаранку. Часы показывали девять: самое время приступать к делам. События вчерашнего дня поблекли, хотя я то и дело вспоминала улыбку Елисея, садящегося в джип с гостинцами в руках. У меня ведь даже его телефона не было! Как я заберу машину, чем платить за ремонт? Конечно, кое-какие накопления у меня были, но хватит ли их?

Я умылась и оделась в удобные старые джинсы и голубую свободную рубашку. Подумав, заплела волосы в косу, а сверху нацепила кепку.

— Доброе утро, солнышко, — улыбнулась бабуля. — Я сделала омлет, хлеб и масло свежие, Лариса принесла. Помнишь ее, она молочкой занимается?

— Да. У нее очень вкусный домашний сыр.

— Угу. Вот у меня все яйца покупают, у Алешиных — ягоды. А баба Стеша грибы продает.

— Та самая Степанида Ивановна? — отозвалась я, делая себе растворимый кофе. — Ведунья?

— Она. Не поверишь: до сих пор все сама, резвая, еще и нас лечит!

Про заговоры и настойки местной ведьмы я знала всегда, но ни разу с ней лично не встречалась, только видела издалека, как сухая, небольшого роста женщина с длинными белыми косами уходит в лес или возвращается из него. Ей было уже больше девяноста лет, жила она одна, и уважали ее не меньше председателя. Ходили слухи, что она помимо трав и грибов еще и порчу наслать могла, но наказывала только плохих людей. В действенность всех перечисленных способов мне верилось с трудом, хотя женщину эту я немного побаивалась.

За завтраком я просмотрела вакансии и отправила в два места свое резюме, а потом надела выданный бабушкой фартук, вооружилась мотыгой и отправилась в огород — бороться с сорняками. Особенно противными были колючие, растопыренные. Их можно было выдрать только в перчатках.

— Или взять огнемет, — пробормотала я. — Бабуль, а вот эта штуковина опасна?

По моей перчатке карабкался здоровенный паук с белой жопкой, и бабушка рассмеялась.

— Брось его куда-нибудь… Вон, в ящерицу!

А ведь я и забыла, сколько милой живности здесь обитало! Это была не квартира с редкими сенокосцами, комарами и мухами, здесь можно было встретить кое-что пострашнее. В итоге при виде шершня я сбежала на кухню, а оттуда по совету бабушки отправилась прогуляться в сельский магазин — прямо в рабочей одежде, разве что без фартука и перчаток.

— Купи себе мороженое, — улыбнулась она. — У нас пломбир хороший привозят.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Ты не пойдешь?

— Полежу минут двадцать, набегалась, пока куриц ловила. Вернешься — познакомлю тебя с ними. И с козой, кстати, тоже.

— Что же не позвала? Я бы мигом их похватала и нарядила!

Бабушка рассмеялась.

— Они к тебе не привыкли. Удирали бы как от лисы, еще дольше бы гоняться пришлось. Это Глашка домашняя, ее и обнимать, и гладить можно.

Белая курица и правда была смешной: приходила за лаской сама, располагалась на коленях, смешно квокая, и балдела до тех пор, пока Тигр не прогонял ее, пихая лапой. Он тоже хотел, чтобы его гладили, и особенно сильно ревновал Глашу к бабушке. Что касается Бени, он любил всех, и на соседей лаял для проформы.

Я купила себе мороженое и решила прогуляться к ближайшему озеру — самому маленькому в округе. Кое-где после дождя было трудно пройти и не запачкаться. Преимущественно в Лузянках жили пожилые люди, хотя попадались и молодые ребята, и дети.

Места здесь были прекрасные: холмы в цветах и травах, светлые березовые и ольховые рощи, озера и прудики, и густой смешанный лес, где водились кабаны, зайцы и лисы. Говорили, что в глубине чащи обитали и волки, но местных они не беспокоили. А вот лисы, бывало, наведывались, и почти всегда это заканчивалось печально именно для птиц. Помнится, дядя Кирилл даже устраивал ночную охоту, но так вредительницу и не поймал, а кур она передушила с десяток.

На отмели у кувшинок плескались ребятишки, и вместе с ними резвилась мелкая рыжая собачка. Валера любил мелкопородных собак, мы даже хотели завести той-пуделя или йорка… Хорошо, что не решились. Сейчас бы пришлось делить собаку, и для нее это точно был бы стресс.

Сердце охватила печаль. А была ли любовь? Или я выдумала ее, потому что боялась одиночества? Я доверяла Валере. Мне казалось, что он тоже мне доверяет. У нас было так много хороших дней, пусть бывали и плохие, когда мы ссорились из-за пустяков, но кто через это не проходил? Конфликтные ситуации случались повсеместно, и на работе тоже, когда среди заказчиков попадались те еще душнилы…

Я резко встала с пенька, на котором сидела: к озеру приближались явно не местные мужики — что называется, трое из ларца, одинаковых с лица. Все коротко стриженные, в темных очках, с квадратными челюстями. В своих черных костюмах и начищенных ботинках они выглядели так же чужеродно, как Мерседес на грязной проселочной дороге.

Детей с берега как ветром сдуло, но я убегать не собиралась. Из унылого настроение стало боевым.

— Вы Василиса Моргунова?

— А кто спрашивает? — также без приветствия отозвалась я, крепко сжимая палочку от эскимо.

Жаль, что это было мое единственное и абсолютно бесполезное средство защиты, здесь бы больше подошел какой-нибудь устрашающего вида дрын или перцовый баллончик на худой конец…

— Мы говорили с вашей бабушкой на этой неделе. По поводу находящегося в ее собственности земельного участка, который хотели бы приобрести за хорошие деньги. Дело в том, что мы планируем активно участвовать в развитии деревни…

Я вскинула руку с палочкой — со стороны наверняка выглядело так, словно собираюсь произнести непростительное заклятие.

— Вы хотите отнять у людей их землю. Причем здесь развитие? Думаю, нам не о чем говорить, и к моей бабушке больше не приходите!

— Госпожа Моргунова, не надо геройствовать, — поморщился один из мужиков.

— Я и не начинала пока что. Мы просто беседуем, но, очевидно, вам ближе язык силы.

— А вот это верно, — медленно усмехнулся мужчина. — И лучше бы вы сейчас согласились.

— Иначе? — вздернула подбородок я, стараясь выглядеть волевой и бесстрашной.

— Будут проблемы, — отозвался он спокойно. — У вашей бабушки в первую очередь.

Обычно импульсивные поступки ничем хорошим не оборачивались, хотя, в случае с Елисеем вроде пронесло… Вот только теперь это был не улыбчивый сосед, готовый накормить оладьями незнакомку. Агенту Смиту и его копиям явно не понравилось, когда я сократила дистанцию, приняла боевую стойку и громко, отчетливо послала бандитов на три буквы.

Матом я ругалась редко, в тех случаях, когда по-другому люди не понимали. Сейчас — не помогло, и бугай небрежным тычком в плечо отшвырнул меня обратно к пню.

— Дура ты, девка, — процедил он. — Так боссу и передам.

— А я обращусь в следственный комитет! — пискнула я, понимая, что дело принимает нехороший оборот. — К вашему сведению, у меня включен диктофон, и наша беседа записывается!

Мужики переглянулись, дальний вдруг потянулся к карману… Нет, они не были одинаковыми. Это мне со страху показалось. На самом деле, один был лысый.

— Василиска Валентиновна, ты, что ли?

Я резко обернулась: со стороны леса к нашей компании шествовала седовласая осанистая женщина в старом, расшитом гладью платье, и с корзиной, заполненной мухоморами. Глаза у нее были черными, пытливыми и внимательными, в сухих морщинистых руках чувствовалась странная сила.

— М…

— Малой тебя помню, — сказала женщина, не обращая внимания на мужиков. — И как ушко тебе лечила. Пойдём, поможешь. У меня там ещё лукошко опят на поляне.

Это была деревенская ведьма, Степанида, которую уважал и за глаза боялся каждый. Она вела себя величественно, удивительно расслабленно, словно была негласной хозяйкой не только Лузянок — самой природной красоты вокруг. Или, что еще важнее, ее хранительницей.

— Идите, — кивнула она мужикам. — А главарю скажите, что я с ним на днях потолкую по-своему.

И почему они послушались? Почему я сама ее слушалась? Может, не зря говорили про способность некоторых людей к гипнозу? Правда, от ведуньи исходило и нечто притягательное, древнее и таинственное. Так чувствуешь себя, когда идешь по ночному лесу к поляне у родника, и над твоей головой начинают кружиться светляки, а на старой коряге загораются зеленые гнилушки, и сосны покачиваются, как мачты, словно сами себя баюкают…

Я взяла тяжеленькое лукошко, и мы пошли по тропинке в сторону деревни.

— Степанида Ивановна, эти люди и к вам приходили?

— Они уже месяц здесь шастают, — отозвалась женщина. — Да толку не будет.

— Потому что никто им не хочет землю продавать?

Она пронзительно глянула на меня из-под тонких изогнутых бровей — белых, как снег.

— Кого-то, может, и взяли угрозами, вот только главный их противник не люди.

— А кто?

Она посмотрела на меня как на школьницу, отвечающую невпопад у доски.

— Грибы любишь?

— Не эти, — с улыбкой кивнула я на мухоморы, и женщина вдруг улыбнулась в ответ.

— Малой ты была бойкая. Вижу, и теперь за себя постоять можешь. Не бойся этих людей.

— Честно говоря, я думаю, что бояться нужно. Вы не знаете, в полицию уже обращались?

— А зачем? Куплено у них все. Знают, кому на лапу давать. Часть леса южнее хотят убрать, здесь все сравнять с землей планируют, и озерца наши заодно осушат. «Элитный дом отдыха» собираются ставить, для своих, особенных, гостей.

— А как же кладбище?

— Вот и думай, как, — отозвалась она уже другим голосом, и мне на мгновение стало по-настоящему жутко. — Мертвых беспокоить — иное. Мертвые с тобой договариваться не будут. Не понимают те черные куда лезут. Тут, деточка, и не всякий деревенский поймет.

— О чем вы? О том самом противнике?

Она кивнула.

— Много лет я здесь живу, и многое остается неизменно, но тот, далекий мир, из которого пришли они и ты сама, он меняется стремительно. Осознать важно каждому: не все перемены на пользу пойдут. Нельзя трогать такие места, как это. Их беречь нужно, что дом свой, что семью свою. Я потому и мальцов всегда ругаю, коли мусорят или лес беспокоят.

Я слушала ее как завороженная. Вот так и начинаешь верить в колдовство! Ее голос будто переливался, слова звучали древней песней, в которой не все понимаешь, но оторваться не можешь.

— Не всем по нраву правила эти, — продолжила она. — Но у леса свои законы, а он тут сотни лет стоит. Знает: все мы в земле лежать будем да до небес потянемся.

— Отчасти я понимаю, о чем вы, — осторожно кивнула я. — Но против этих людей вряд ли помогут только старые методы… Думаю, дело надо будет предать огласке в интернете, если они продолжат угрожать нам. В борьбе за собственность все средства хороши.

— Интернетами занимайся сама, — отозвалась женщина. — Собери вон молодежь побойчее — и к председателю сходи. Может, толк будет, хотя, думается, и ему уже в карман сунули.

Мы некоторое время шли молча, и я чувствовала себя как во сне. Особенно когда повернула вслед за женщиной к ее дому — небольшому, бревенчатому, с зеленоватыми резными наличниками на окнах. Он был старым, но не выглядел развалиной, и яркие подсолнухи добавляли уюта, хотя внутрь я все же заходить опасалась.

— Ну, вот. Пойдем, там, на веранде, поставишь. Спасибо. Эти корзинки мне внучка сплела.

— У вас она одна? — спросила я, чтобы скрыть неловкость: внутри дома никаких жутковатых атрибутов не было в помине.

— Нет, двое. И внук. Приезжают раз в год, в конце лета обычно, и правнуков привозят. Им тут раздолье.

Кухня на застекленной веранде была прелестной: почти вся мебель из натурального дерева, частично окрашенная в голубой и белый, белые льняные занавески, сухоцветы в глиняных вазах и пучки трав и грибов под потолком. Ни запущенности, ни бродящих по углам пауков. И телевизор, накрытый кружевной салфеточкой.

— Не работает, — перехватив мой взгляд, сказала женщина. — Внук всякий раз, когда приезжает, чинит, а он через неделю опять ломается. Вот и пойми эту технику!

— Сюда поставить?

— Да. Ты подожди, я тебе кое-что дам.

Я немного успокоилась, хотя сердце слегка подрагивало. В детстве мы все хотели попасть в этот дом, но глядели на него издалека. Да и Степанида вроде была угрюмей раньше… Наверное, в ее случае, старость запустила обратный процесс: с женщиной было приятно общаться.

— Вот, — сказала она, вручая мне бутылочку, в которой плавали подозрительные пятнистые шляпки. — На мухоморах.

— Я такое не пью, — отозвалась я с нервным смешком.

— И не вздумай принимать внутрь! — отозвалась она. — Это для растирания, чтобы суставы не болели. Бабушке твоей пригодится, или жениху, ежели перетрудится. А это вот из груш моих, сладкий. — Она дала еще бутылку с компотом, а на шею повесила нить с разными видами грибов. — Ты захаживай, не стесняйся.

— Спасибо вам! — улыбнулась я. — Была рада поговорить! Если узнаю что-то про тех людей от председателя — я вам сообщу.

— Приходи, — с улыбкой кивнула она. — Лучше после семи, вечером. Телефон у меня старый, слышно плохо, так бы и номер тебе дала.

Мы простились на крыльце, где у ног женщины стал виться пухлый рыжий кот. Это меня окончательно успокоило: животные не тянулись к плохим людям. Мне не терпелось рассказать бабушке обо всем, что произошло, и было смешно думать, как я выгляжу со стороны в старой одежде, с грибным ожерельем, и с двумя бутылками в руках. Особенно колоритной была та, где плескались мухоморы.

Я уже повернула к нашему участку, когда сзади посигналили, и пришлось сойти на обочину.

— Привет, невеста! — сказал знакомый веселый голос. — Я так понимаю, на обед у нас будут грибы?