Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» (СИ)

Глава 15. В гостях у сказки

Год спустя

Новая осень пришла в Лузянки тихо, как будто не хотела тревожить тех, кто наконец-то выдохнул после лета. Утром над лугами стелился туман — молочный, густой, будто кто-то разлил ведро сливок прямо на траву. Воздух пах дымом от костров и чем-то сладким — может, яблоками, которые бабуля сушила на веранде. И, если закрыть глаза, можно было подумать, что все Лузянки готовятся не к осени, а к какому-то большому празднику.

Впрочем, так оно и было — завтра у нас намечалось открытие глэмпинга (хотя первые туристы заезжали уже сегодня). И свадьба. Моя. Через месяц.

Я стояла на пороге большого шатра — белого, с деревянной верандой и висящими по периметру гирляндами, — и смотрела, как рабочие возятся у пруда. Один таскал доски, другой ругался на молоток, третий в очередной раз перепутал, куда ставить декоративный мостик. Надо всем этим хозяйством, как настоящий королевич, стоял Елисей. В клетчатой рубахе, джинсах и с рулеткой, болтающейся на поясе.

— Да не туда же, Вить! — крикнул он, и я услышала тот самый его хрипловатый тон, от которого у меня до сих пор что-то щекотало под ребрами. — Сказал же: мостик справа, над ним фонарики!

— Угу, — буркнул рабочий и пошел переделывать.

Елисей повернулся ко мне, заметил, что я пришла, и улыбнулся. Широко, по-настоящему, с теми самыми ямочками, из-за которых сердце заходится, когда я их вижу.

— Василиса, ну ты как, все внутри проверила? — крикнул он через площадку.

— Проверила, — ответила я, стараясь не улыбаться слишком очевидно. — И дома тоже. Пирожки у бабушки готовы, самовар кипит, Степанида принесла травы, сказала — повесь над каждой дверью, чтоб плохая энергетика не задерживалась, и туристы не разбежались.

— Главное, чтоб не от твоей Степаниды! — усмехнулся он и подошел ближе. — А то потом от гостей письма придут: спасибо за отдых, но мы теперь видим будущее и слышим соседей сквозь стены.

— Очень смешно, — фыркнула я. — Лучше скажи, ты к свадьбе костюм купил?

Он замялся. И все стало понятно без слов.

— Елисей! — Я покачала головой. — Я понимаю, что ты сроднился с этой клеточкой, но только не говори, что и на свадьбу будешь в ней.

— Так это счастливая рубаха, — невозмутимо ответил он. — И тебе она нравится.

Я закатила глаза, стараясь не сболтнуть, что без рубахи он мне тоже нравится. Но вот на свадьбе так вряд ли получится появиться. Елисей как будто мои мысли читал, потому что усмехнулся, подмигнул и потянулся к моим волосам, но я отступила.

— Эй! — Я шепнула, хотя рядом никого не было. — Бабуля где-то тут!

Он усмехнулся еще шире.

— Боишься, что Валентина Аркадьевна снова скажет, что «до свадьбы ни-ни»?

— Не «ни-ни», а «никаких гражданских браков», — передразнила я строго. — И добавит, что в нашем роду все должно быть по-честному.

— Ну-ну, — хмыкнул он. — Сколько раз у нас уже все было по-честному?

Я покраснела. Просто потому, что бабуля у меня проницательная, и, я уверена, обо всем догадывается. В общем-то, она была не против наших отношений, она была категорически против того, чтобы мы с Елисеем съезжались до свадьбы, и мы вместе решили, что стоит ее желание уважать. А вот удержаться друг от друга уже было выше наших сил.

Я как раз собиралась все это ему сказать, но тут из леса показалась Степанида — со своими неизменными седыми густыми косами и с корзиной. За ней топали три алабая: так уж получилось, что оставшиеся два пса, которые должны были меня растерзать, признали в привязавшемся к Степаниде вожака. И теперь они неофициально были у нас охранниками сначала стройки, а потом и глэмпинга от посягательств. Правда, посягательств больше не было: даже несмотря на то, что суд на Кощеевым и его помощниками затянулся, и был один опасный момент, когда казалось, что его адвокат поможет ему выкрутиться, пронесло.

Потому что на одном из заседаний он просто сам взял и признался во всем. Чудеса, да и только!

— Василиса! — повысила голос она, перекрикивая ветер. — Где тут ходит жених-богатей? У меня тут приворот отменный, натуральный!

— Спасибо, Степанида, но мы уже обручились! — крикнула я ей в ответ.

— А я не про вас, — сказала она, подходя ближе. — Я про Льва! Что-то он затягивает с предложением…

Елисей едва удержался, чтобы не рассмеяться. Лев стоял у машины, высокий, широкоплечий, в темной куртке, и явно притворялся, что не слышит.

— Лучше уж приворотное для Льва, чем ты мне в прошлый раз квас из мухоморов подсунула, — буркнул мой мужчина, но уголки его губ все равно дрогнули.

— Это был не мухомор, а лечебный гриб! — возмутилась Степанида. — От усталости и плохого настроения.

— И я после него два дня спал, — заметил Елисей. — А мне работать надо было.

— Вот и прекрасно! Значит, организм отдыхал! — отрезала она и гордо зашагала прочь, оставив после себя аромат полыни и ягод можжевельника.

Я покачала головой, глядя ей вслед, и невольно улыбнулась.

— Знаешь, — сказала я, — если бы не она, наш глэмпинг стоял бы на другом месте. Она ведь тогда первой сказала, где «место силы» — вот и построили тут.

— Ага, место силы, — усмехнулся Елисей. — Просто красиво. И вид на реку. И интернет ловит.

— Ну-ну, — повторила я его слова, глядя на туман, поднимающийся с воды. — А тут ведь и правда будто воздух другой. Нежный, с каким-то волшебством.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде вдруг мелькнула та самая теплая тишина, от которой внутри все тает.

— Волшебство — это ты, Василиса, — сказал он негромко.

Я смутилась, спрятала глаза, и чтобы не выдать улыбку, повернулась к домикам. Их было немного, всего семь штук, и природу мы правда не потревожили. Бревенчатые, небольшие, они выстроились как братья-близнецы, или как былинные богатыри. Мы даже имена им дали: Алеша, Илья, Добрыня, Святогор, Вольга, Микула, Никита и… Елисей. Елисея, как ни странно, тоже Степанида придумала.

— Конечно, богатырь, — сказала она, когда Елисей попытался отмахаться. — От Кощея Василису спас? Спас! Жизнью рисковал? Рисковал! Ну вот теперь и не скромничай!

— Ну все, — сказала я деловито. — Пойду, посмотрю, как бабуля с пирогами справляется. Если не уследим, она всю дегустацию съест до гостей.

Он засмеялся, отпустил мою руку и снова повернулся к стройке.

А я, уходя, оглянулась на белые шатры с резными табличками, на гирлянды, которые дрожали под ветром, и на реку, где отражалось осеннее солнце. Конечно, мы могли заказать кейтеринг, и пироги, и… все остальное, но тогда бабушка бы обиделась. А еще у нашего глэмпинга изначально был уютный, сказочный концепт, и мы решили от него не отходить.

«В гостях у сказки» — название теперь казалось правильным. Потому что все вокруг действительно походило на сказку. А я в ней жила.

К вечеру ветер стал прохладнее, и листья на кленах у ворот глэмпинга шуршали, как шелк. Тянуло запахом свежей древесины и медом — Елисей велел поставить в каждом домике по баночке местного меда с табличкой «От души». Я же добавила туда засушенные васильки, перевязанные ленточками.

Бабуля тем временем устраивала генеральную проверку дегустационного стола. На нем стояли пирожки, булочки, ореховые медовики и графины с морсом из брусники. А рядом с ней стоял Лев, с тем самым выражением лица, как будто он вот-вот попросит документ на каждую ватрушку.

— Валентина Аркадьевна, — сказал он мягко, но тоном человека, который в жизни не видел ничего подозрительнее домашнего варенья, — а вот этот морс… он точно без градуса?

— Лева, — отмахнулась она, — я тебе что, самогонщица?

— Нет, просто я еще должен в город ехать, — ответил он и посмотрел на часы. — Жаль, не смогу дождаться, пока все соберутся. Мне надо тест проводить.

Лев устроился на работу в городе, и теперь ему приходилось часто кататься туда-сюда.

— Тест он проведет, — пробормотала бабуля, разливая морс по стаканам. — Вот лучше бы проверил, не крадет ли кто мои пироги, пока я спиной поворачиваюсь.

Я, конечно, сделала вид, что не слышу. И не жую.

— Василисонька, — обратилась ко мне бабушка, — иди-ка, милая, принеси из дома баночку варенья — того, с облепихой. Леву угостим. У него вид, как у человека, которому срочно нужна сладкая жизнь.

— Валя, я вообще-то ем по режиму, — заметил он, но не успел договорить — бабушка уже сунула ему пирожок.

— Вот тебе режим.

Он вздохнул, но взял.

— Сдаюсь.

— Мы просто не любим, когда мужчина уезжает голодный, — сказала я, улыбаясь.

Он посмотрел на меня, прищурился и сказал с легкой улыбкой:

— Елисей прав, ты у нас дипломат. Из тебя бы вышел хороший переговорщик.

— А из тебя — хороший дедушка, — не удержалась я.

Бабушка прыснула от смеха, а Лев поднял руки:

— Все, все. Я сдаюсь окончательно.

В этот момент за нашей спиной раздался голос Елисея:

— Ага, поймала, значит, бабушкиного поклонника на слове?

Я обернулась — он стоял, слегка нахмурившись, но в глазах блестел смех.

— Не ревнуй, — шутливо вскинула подбородок я. — Лев — человек серьезный, он даже кошке ничего обещать не станет, если не готов исполнить.

— Это правда, — подтвердил Лев, отступая на шаг. — И я пойду, пожалуй, пока Валентина Аркадьевна не согласилась, и мы вас, молодых не обскакали.

— Поздно, — сказала бабушка с хитрой улыбкой. — Мы уже записали тебя в списки гостей на свадьбу как мой плюс один.

Лев усмехнулся и чуть поклонился.

— Тогда до встречи, моя вторая половинка.

Когда его машина уехала, бабуля довольно сказала:

— Хороший мужчина. Может, на свадьбе его вальсировать возьму.

— Бабуля! — Я рассмеялась. — Ты ж обещала вести себя прилично!

— А что неприличного? — усмехнулась она. — Танец — это искусство. Особенно вальс, а не эти ваши обжимания-кружения.

С этими словами она забрала поднос с пирогами и ушла в шатер, оставив меня и Елисея одних на освещенной фонариками площадке.

Он подошел ко мне, на этот раз спокойно, без своих шуток, просто обнял за плечи.

— Знаешь, — сказал он тихо, — я ведь просто по приколу про этот глэмпинг сказал…

— Ничего себе, по приколу! Ты там рисовал от руки, — фыркнула я.

— Ну все равно. Это был больше бизнес-проект, чтобы от Кощеева отвязаться, а теперь… смотрю и не могу поверить, какая красота у нас получилась.

Красота и впрямь получилась красивая: в домиках уже горел свет, над фонариками кружили мотыльки, и все было готово к приему гостей.

Я прижалась к нему, чувствуя запах хвои и свежей стружки.

— Это потому что тут не проект, — ответила я. — Тут дом. И люди. И бабушка с вареньем.

— И хор «Соловейки с квашеной».

Я засмеялась.

— Куда же без «Соловеек». Но гостей пока мы так шокировать не будем…

— Начнем с рэп-баттла?

Я прикрыла лицо ладонью, а он усмехнулся.

— Все, пойдем, нам надо переодеваться.

Мы заказали себе костюмы, чтобы встречать гостей — те самые, сказочные. Завтра на открытие должен был приехать профессиональный ведущий, и в целом праздник мы поручили тем, кто это делать умеет, но вот сегодня, именно сегодня, гостей должны были встречать и провожать Василиса Прекрасная и Королевич Елисей.

Мы шли переодеваться, и я думала, что настоящее счастье — это вот такие вечера, когда рядом человек, которого ты ждала всю жизнь, и бабушка, которая делает вид, что не замечает, как вы держитесь за руки. И не только.

— Знаешь, — тихо сказала я, — я все равно волнуюсь.

— Из-за открытия?

— Из-за всего. Хочу, чтобы все получилось красиво.

— А я хочу только одного, — сказал он и наклонился ближе, — чтобы ты улыбалась.

Я улыбнулась.

— Да, — сказал Елисей, — вот так.

И наклонился, чтобы меня поцеловать.

Ночь в Лузянках всегда наступает как-то особенно — не резко, а будто медленно опускается на землю, обнимая все вокруг. Звезды высыпают одна за другой, как бисер из рассыпанного ожерелья, а луна висит над рекой, огромная, серебряная, будто специально пришла посмотреть, как тут у нас дела.

Все уже разошлись: туристы спали в своих богатырских домиках, довольные и встречей, и пирогами, и медом. Бабушка сопела у себя в спальне, даже Елисей уехал к себе — довольный тем, как все прошло, но совершенно недовольный тем, что снова надо уезжать от меня.

Я лежала в своей комнате, но сон не шел. Что-то не давало покоя: тихое волнение, тянущее под сердцем, будто ветер шептал: «Встань, выйди». Это было не беспокойство, а именно предвкушение, то самое будоражащее чувство из детства, когда чего-то очень ждешь и знаешь, что оно завтра обязательно случится.

В сказках все заканчивается на «жили они долго и счастливо», но я-то прекрасно понимала, что с этого момента как раз начинается все самое интересное. И, хотя наша свадьба, после которой обязательно прозвучали бы такие слова (если бы мы были в сказке) еще предстояла, я все равно не могла избавиться от этого вот «продолжательного» чувства.

Поэтому поднялась, набросила на плечи бабушкин старый платок и вышла. Решила прогуляться до глэмпинга: Лузянки всегда были местом безопасным — по крайней мере, пока Кощеев на них не нацелился, ну а теперь этой опасности больше не было. Гуляй не хочу. Воздух был свежим, прохладным и пах осенней травой. Луна отражалась в воде, а вдоль берега тянулся легкий туман, серебристый, живой. И там, у самого края леса, я заметила огонек.

— Только не говорите, что это леший, — пробормотала я, но все равно пошла.

Чем ближе подходила, тем яснее слышала потрескивание костра и тихое бормотание. Конечно, Степанида. Кто ж еще в полночь сидит у воды и разговаривает с ветром?

Она сидела на пеньке, в теплой шали, с кружкой в руках и какими-то травами, выложенными вдоль высоченных камней у ямки костра. Лицо освещал огонь, и в этом свете Степанида казалась помолодевшей лет на двадцать и какой-то родной, будто сама осень решила у костра погреться.

— Не спится? — спросила она, не оборачиваясь.

— Откуда ты знаешь? — Я присела рядом.

— Я знаю все, что происходит под этим небом, — ответила она лениво. — Особенно если это касается тех, кто мне симпатичен.

Я усмехнулась.

— То есть ты следишь за мной?

— Нет, Василиса. Просто чувствую. У тебя сегодня весь день сердце не на месте.

Я помолчала, глядя на огонь.

— Может, просто волнуюсь. Свадьба ведь скоро. Все новое, а это страшно…

Степанида кивнула.

— Да, новое. Но не все ты чувствуешь из-за свадьбы. Ты ведь замечала — когда кто-то врет, у тебя внутри будто холодком тянет?

Я вздрогнула.

— Бывает. Иногда даже слова не слышу — просто понимаю.

— А когда кому-то больно, ты чувствуешь эту боль как свою. — Она кивнула. — Это не просто чуткость, Василиса. Это дар.

Я уставилась на нее, пытаясь понять — шутит или говорит серьезно.

— Дар? Какой еще дар? Я не такая как ты, если ты это имеешь в виду.

— А я и не говорю, что такая же, — мягко ответила Степанида. — Есть силы, что передаются по роду. У кого-то — лечить, у кого-то — хранить, у кого-то — чувствовать. У тебя последнее. Ты чувствуешь. Людей, землю, воздух. Даже туман тебя слушает.

Я посмотрела на реку, где туман клубился над водой, будто действительно слушал.

— Погоди-ка, — сказала я. — А то признание Кощеева — это тоже твоих рук дело?

Она поправила косы и загадочно улыбнулась:

— Ну… есть немного.

— Как?! — только и спросила я.

— Во сне к нему заглянула. Подсказала кое-что. — Степанида пожала плечами. — И на этот раз он меня послушал.

На этот? А был еще какой-то раз?

Я не стала уточнять, только спросила.

— Я тоже смогу так?

— Сможешь. И это, и многое другое сможешь.

— И что с этим делать? Как этому научиться?

— Ничего, — ответила она. — Просто жить. И не бояться. Дар, он ведь не для фокусов. Он чтобы хранить.

— Кого?

Она улыбнулась и кинула в костер сухую веточку. Искры взвились в воздух, словно огненные бабочки.

— Тех, кого любишь. Себя. Дом. Все, что тебе дано. Ну а когда понадобится помощь в освоении, ты знаешь, где меня найти.

Я молчала. Что-то внутри откликнулось на ее слова — не разумом, а чем-то глубже, будто это знание всегда во мне было, просто дремало. Я ведь и с Валерой чувствовала этот… холодок, но каждый раз себя уговаривала, что это просто глупости, что все у нас хорошо. Уговаривала, уговаривала и доуговаривалась. До Яги. Правда, Яга из нее как из колоска кочерга. Не сказочная она совершенно. Вообще не из моей сказки.

— А Елисей? — спросила я тихо. — Он ведь другой. И более приземленный. Он не верит ни в приметы, ни в силу слова.

— Верить не обязательно, — сказала Степанида. — Главное — чувствовать. А он тебя чувствует, Василиса. И ты — его. Потому и встретились. Дар всегда тянется к силе.

Я тихо улыбнулась.

— Бабуля говорит, что я слишком мечтательная.

— Мечтательные люди чаще всего и бывают проводниками, — она хмыкнула. — Только не зазнавайся. Дар — он капризный. Любит чистое сердце и горячий чай по утрам.

Мы обе засмеялись.

Ветер слегка подул, колыхнул костер, и в воздухе разлился запах сухих трав. Где-то вдали залаяла собака, и стало понятно — ночь вступила в полную силу.

— Иди, — сказала Степанида, глядя на огонь. — Пусть тебя оберегает то, что ты любишь.

Я встала.

— Спасибо, Степанида.

— Благодари не меня, а то, что живет в тебе.

Я пошла обратно через глэмпинг, к бабулиному дому, и, пока шла по тропинке, свет луны ложился на дорожку, как серебристая лента. Казалось, все вокруг светится изнутри: трава, деревья, даже домики, в которых уже не горел свет.

Впервые за сегодня в груди было по-настоящему спокойно. Тихо.

У самой калитки я увидела машину Елисея. Он стоял и смотрел на наш дом, а, увидев меня, приподнял брови:

— Василиса! Ты что тут делаешь?

— Вообще-то гуляю, — со смешком ответила я. — А вот ты что тут делаешь?

— А я уже соскучился.

Он подошел, взял меня за руку.

— Васька! Елисей! — донесся бабулин голос из окна. — Я вас вижу! Хоть бы вид делали, что приличные!

Мы оба рассмеялись.

— Видишь, — сказал он, — у нас даже охрана нравственности круглосуточная. Пойдем ночевать в машину?

— Да ночуйте уже дома! — снова крикнула бабуля. — Одна по ночам ходит, другой туда-сюда катается… сил моих больше нет.

Мы переглянулись и зашагали к ступенькам, и я почувствовала, что все правильно. Может быть, Степанида ошиблась, и я просто Василиса. Безо всякого дара. А может быть, она права, но это я выясню уже позже. Но один дар у меня действительно есть.

Дар видеть, где начинается счастье.

Проснулась я от запаха дыма и свежего теста. Мы с Елисеем быстро позавтракали новыми пирогами, поблагодарили бабулю и чуть ли не бегом побежали проверять, как дела в глэмпинге. Хотя у первых гостей были наши телефоны и ночью никто не звонил, мы все равно переживали. А особенно переживали по поводу открытия… Там же и журналисты приедут, и все это будет в сети… ой, мамочки!

Впрочем, когда мы оказались на месте, сердце на миг замерло.

Над глэмпингом стелился туман, светлый, легкий, как молоко, а сквозь него пробивалось солнце — золотыми лучами по домикам, по траве, где блестели капли росы, по окнам с блэкаут шторами, по реке. Все сияло. Все дышало.

«В гостях у сказки» действительно оправдывало свое название. Теперь здесь было как в другой реальности: будто природа сама взяла кисти и дорисовала краски, которых вчера не хватало. Доски под ногами чуть поскрипывали, воздух холодил кожу, и от этого было радостно.

Елисей обнял меня со спины и счастливо вздохнул.

— Считай, что теперь все по правилам, — сказал он.

— По каким правилам?

— Правилам сказки, — ответил он.

Я засмеялась и обняла его, прижимаясь щекой к его плечу. И в этот момент поняла: впереди — свадьба, заботы, гости, но главное уже случилось. Мы нашли друг друга. И это было начало чего-то гораздо большего, чем просто любовь.

Глэмпинг, бабушка, Степанида, Лев, Лузянки и все их жители, наши первые гости и все последующие, шум осени, дым от костра — все это наша жизнь. Наша сказка.

Глядя, как солнце поднимается над рекой, я вдруг поняла, что впервые не боюсь будущего.

Оно не где-то впереди. Оно здесь.

В этих домиках, в тумане, в его руках.

В доме моего детства. В моей любви.