Страсти Челси Кейн

ГЛАВА XXI

– Ты избегаешь меня! – сказала Челси Хантеру, лишь только тот открыл дверь своего дома. Стоя на пороге под пронизывающим ветром, Челси спрятала руки в рукава своего свитера. Теперь, в начале ноября, вечерами землю сковывал мороз. Она переминалась с ноги на ногу. Из жилища Хантера доносились звуки Девятой симфонии Бетховена. – Ты не бываешь в карьере, когда я там, – кричала Челси, стараясь не сорвать голосовые связки. Стереопроигрыватель Хантера был включен на полную мощность. – И в офисе не показываешься, если знаешь, что я на рабочем месте. И в церковь не заходишь, если я присутствую на службе.

– Я вообще никогда не хожу в церковь, – отозвался Хантер, глядя на ее живот, заметно увеличившийся за последние недели. – Удивляюсь, как это они тебя туда пускают!

– А что им еще остается? – усмехнулась Челси. – Ведь я пожертвовала церкви новый орган! Пастор настоял, чтобы я сидела на передней скамье. Поэтому там мы с ребенком и помещаемся! – Челси уже несколько недель как начала носить специальную одежду для беременных, и ее будущий ребенок, словно восприняв это как сигнал к действию, вырос за это время не меньше чем вдвое. И когда Челси проходила между рядами скамей к почетному месту, отведенному ей пастором, живот ее, к вящему негодованию и смущению прихожан, был заметен всем и каждому.

– Побьюсь об заклад, что нашим старушенциям это пришлось по вкусу! – развеселился Хантер.

Челси улыбнулась еще шире.

– Ты угадал. Они просто в восторге!

Хантер внезапно посерьезнел и, засопев, отвел глаза в сторону.

– Можно мне войти? – спросила Челси, передернув плечами. – Здесь несколько прохладно…

– Ты никак снова пришла жаловаться на одиночество и отсутствие собеседников?

– Нет, я больше не одинока. Бак – прекрасный собеседник, терпеливый и внимательный. Но я беспокоюсь.

– О чем бы это?

– О тебе.

Она вытянула руки вперед, почти касаясь его груди и тем самым давая ему возможность уклониться от ее прикосновения, если он того пожелает. Хантер отпрянул в сторону, и Челси вошла в дом. Звуки симфонии стали громче. Оглянувшись, она увидела, что Хантер неподвижно стоит у закрытой двери.

– Ты не мог бы немного приглушить звук?

– Мне нравится и так!

– Но у меня мысли разбегаются от этого грохота!

– Если тебе надо поразмыслить о чем-то, поезжай к себе домой!

Бросив на него взгляд, исполненный негодования, Челси подошла к проигрывателю и убавила громкость. Облегченно вздохнув, она пробормотала:

– Соседи, надо полагать, в восторге от этого грохота!

– Поэтому я и включаю его на полную мощность!

Такая бесцеремонность по отношению к соседям, разумеется, не делала Хантеру чести, но в данный момент Челси гораздо сильнее интересовали размер и состав его коллекции записей. Хантер несомненно был большим знатоком и любителем классической музыки.

– Ты никогда не рассказывал мне, откуда у тебя любовь к классике.

– Нет.

Она всем своим видом выразила нетерпеливое любопытство.

После довольно продолжительного молчания Хантер нехотя произнес:

– Мальчишкой я, бывало, каждую субботу таскался на симфонические концерты.

– Хантер!

– Тебе-то что до этого?

– Мне хочется знать!

– Моя мать любила классику. Этого с тебя довольно? Челси сочла его интерес к серьезной музыке одной из важных сторон его личности, во многом объяснявшей склад его характера и мировоззрение. Сознание того, что между ними так много общего, радовало ее.

– Да. Этого довольно. Но не скажешь ли ты мне, в чем все-таки дело?

– Дело только в том, что тебя это совершенно не касается!

– Но меня беспокоит твое поведение, – возразила Челси, пряча руки в карманы куртки и глядя на него в упор. – Мне казалось, что мы с тобой так хорошо понимаем друг друга.

Хантер молчал, обхватив руками плечи.

– Я что-нибудь не так сказала? – забеспокоилась Челси. – Я обидела тебя?

Но Хантер снова не произнес ни звука, лишь равнодушно пожал плечами.

– Может быть, кто-нибудь сказал тебе обо мне что-то неприятное, и это расстроило тебя? – предположила она. Мало ли какие сплетни могли распускать горожане об отце ее ребенка или о ней самой, о ее родителях, о ее фирме в Балтиморе, наконец, о ее планах на будущее…

Хантер покачал головой.

Поняв, что он не собирается говорить с ней об этом, Челси вынула из кармана рисунок серебряного ключика, сделанный ею по совету Нолана, и показала его Хантеру.

– Ты ничего о нем не знаешь?

Хантер скользнул по рисунку взглядом и нехотя произнес:

– Нолан показывал мне такую же картинку. Где ты его взяла?

Она рассказала ему о серебряном ключе все, что было известно ей самой, и добавила:

– Я хотела бы, чтобы ты помог мне выяснить, откуда он взялся и куда он делся.

– Меня?! – изумился Хантер. – Но почему именно меня?!

– Потому что ты мне нравишься. И я тебе доверяю. Он взглянул на нее с вызовом и насмешкой.

– Я не из тех, кто нравится. И кому доверяют.

– Кто тебе это сказал?

– Я получаю подтверждения этому на протяжении всей своей жизни от всех, с кем меня сталкивает судьба.

– Ты ошибаешься. Джадд симпатизирует тебе. Парни на работе уважают и ценят тебя. Ты не доверяешь людям и, стоит им проявить к тебе участие, уходишь прочь и заявляешь, что тебя никто не любит!

– Спасибо вам, доктор Фрейд! Вы мне замечательно все объяснили!

Челси хихикнула.

– Хотела бы я, чтобы здесь сейчас оказалась Сидра. Вот бы она посмеялась над нами! – Челси очень скучала по Сидре. Они часто разговаривали по телефону, но разве эти разговоры могли заменить их совместные пробежки, когда, сбиваясь с дыхания и обливаясь потом, они рассказывали друг другу о самом сокровенном? – Ты помнишь Сидру? Она была у меня на приеме.

– Я ее помню.

– Ты просто заинтриговал ее своим видом.

– Как и большинство других женщин, с кем мне доводилось встречаться.

– Если она приедет ко мне в гости еще раз, ты пригласишь ее куда-нибудь?

– Я не имею привычки приглашать женщин куда-либо. Я делаю свое дело и ухожу.

– "Свое дело"! – передразнила его Челси. – Как ты можешь так говорить? Сидра – очень привлекательная женщина! И она вовсе не страдает от отсутствия кавалеров, которые готовы приглашать ее куда угодно!

Хантер равнодушно взглянул на нее и отвернулся.

– Ну хорошо, – примирительно проговорила она. – Не хочешь – не надо. Но ты поможешь мне отыскать ключ?

Он уперся руками в бедра. Взгляд его стал жестким и неприязненным. В эту минуту он был как две капли воды похож на Оливера.

– Что же я, черт побери, могу сделать для того, чтобы он нашелся?

– Расспросить всех, кого сможешь.

– Этим вовсю занимается Нолан.

– Но ведь ты знаешь многое и многих здесь и в Корнере. – Челси понимала, что заниматься поисками ключа следовало как можно более активно, но сама она не могла спрашивать о нем незнакомых людей. Делать это следовало кому-либо из местных жителей. – Люди охотнее поделятся тем, что они знают, с тобой, чем с Ноланом или со мной. Ведь кто-то наверняка знает, куда он делся.

– А от чего он, ты знаешь? – спросил Хантер, окинув ее изучающим взглядом.

– Мне сказали, что такой ключ может подходить к музыкальной шкатулке, – ответила Челси, выдержав его взгляд.

– Но у тебя ведь, насколько мне известно, ее нет. Зачем же тогда тебе этот ключ?

– Потому что он мой! – воскликнула она, сжав руки в кулаки. – И принадлежит мне по праву! Это единственная вещь, доставшаяся мне от моих родителей! И я очень хочу найти его. А если это окажется невозможным, то мне хотелось бы узнать, кто дал его адвокату, который послал его моей матери.

– А что тебе известно о самом адвокате?

– Совершенно ничего. Я как в тумане. Похоже, что все, имевшие хоть какое-то отношение к моему удочерению, уже умерли. В Балтиморе этим занимался поверенный моих родителей, но его давно уже нет в живых, и никаких записей о совершенном акте в его бумагах не осталось. Моя мать родила меня дома, а не в больнице, поэтому роды не были соответствующим образом зарегистрированы. Я спрашивала Нейла, не обращалась ли какая-нибудь беременная женщина в больницу Норвич Нотча для обследования или консультации незадолго до моего рождения. Но он ответил, что нет. Вернее, обращалась только одна, и это была твоя мать! Я надеялась, что узнаю правду от повитухи…

– Ты говорила с ней?

– О да! – Челси живо вспомнила этот разговор. – Она клялась, что была в ту пору слишком молода, чтобы присутствовать при родах, и что мать ее, будь она жива, конечно, вспомнила бы все, что меня интересует, но она давно уже на том свете. – Челси почувствовала, что повитуха лжет. Она предлагала ей деньги, просила и умоляла ее сказать правду, пригрозила даже подать на нее в суд. Но все это ни к чему не привело. Женщина наотрез отказалась сообщить ей что-либо.

После этого разговора Челси твердо поняла одно: она ни в коем случае не хотела бы, чтобы эта повивальная бабка принимала ее ребенка. Роды дома – это трогательное, глубоко интимное и эмоционально насыщенное событие. Но лучше уж согласиться на более холодную и формальную обстановку больницы, чем довериться женщине, которая оказалась настолько черствой и упрямой, что отказала ей в столь естественном желании узнать хоть что-то о своих родителях. И Челси решила отправиться для родов в больницу к Нейлу Саммерсу.

– И поскольку она наотрез отказалась помочь мне, я по-прежнему возлагаю все свои надежды на этот ключ. Больше у меня нет ничего, ни одной зацепки! Так поможешь ты мне его искать?

Хантер не торопился с ответом. Поразмыслив над просьбой Челси, он недружелюбно пробурчал:

– Посмотрим.

– Смотреть тут пока совершенно не на что. Одно из двух – ты или соглашаешься принять участие в поисках или нет. – Челси вспомнила Кевина. Она поймала себя на том, что говорила сейчас совсем как он, даже с похожими интонациями. Но ей было наплевать на это. В отличие от него, она имела право требовать от своего собеседника прямого и ясного ответа на свой вопрос.

– Ты хочешь, чтобы я порасспросил всех, кого знаю здесь, так?

– Я предлагаю вознаграждение в тысячу долларов тому, кто поможет мне отыскать ключ.

Хантер саркастически хмыкнул.

– И это все, на что ты способна?

– Это только для начала. Условия могут и измениться. Итак?

Хантер вновь погрузился в продолжительное молчание, не сводя глаз с Челси. Наконец, вздохнув, он взял бумажку с рисунком из ее рук, свернул ее пополам и сунул в карман.

– Спасибо! – сказала Челси, одарив его улыбкой, и глаза ее засветились радостью. – Я хотела спросить тебя кое о чем.

Хантер нахмурился.

– Не довольно ли для одного визита?

– Но ты же не знаешь, о чем речь!

– И вовсе не жажду узнать это! – огрызнулся он, глядя на нее, однако, не без некоторого интереса.

– Скоро День Благодарения. Я приглашена на обед к Джадду и Лео. Придешь к ним?

– А я-то думал, ты будешь у Фарров.

Прожив пять месяцев в Норвич Нотче, Челси до сих пор не могла привыкнуть к той скорости, с какой любая новость, кого бы она ни касалась, становилась всеобщим достоянием.

– Господи! Что тебе об этом известно?!

– Я знаю, например, что Донна из-за этого оказалась по уши в дерьме. Мэтью разорялся вовсю в баре гостиницы. Он явно не в восторге от тебя. Итак, они решили все же не приглашать тебя?

– Пригласить-то они меня пригласили… – протянула Челси. Она безумно жалела о том, что Донна ввязалась в эту историю. Ей пришлось так дорого заплатить за свою отвагу и решимость! – Но это приглашение касалось меня одной. Оно не распространялось на Джадда, Лео и Нолана.

– Ну и зря ты отказалась. Пошла бы как ни в чем не бывало. Надела бы облегающую одежду…

– Брось ты свои дурацкие шуточки, Хантер! – воскликнула Челси, давясь от смеха.

– И все же, если тебя причислили к кругу элиты, тебе следовало бы пойти туда.

– Знаешь, что я тебе скажу, – задумчиво проговорила Челси, – к этому кругу я принадлежала почти с самого рождения и не могу сказать, чтобы он заслуживал большого внимания или даже интереса. Люди, принадлежащие к нему, как правило, прилагают столько усилий, чтобы в нем остаться, что ни на что другое их уже просто не хватает. И это делает их невыносимо скучными. Поэтому я предпочитаю общаться с теми, кто проще, естественнее, человечнее. Надеюсь, ты и в этом сможешь меня понять. Ну так что, придешь ты к Стриттерам на День Благодарения?

Он засунул ладони под мышки и неуверенно протянул:

– Не знаю…

– Да или нет?

– Может, меня не будет в городе.

– А куда это ты собрался, если не секрет?

– В праздники я обычно уезжаю из Нотча.

– Потому что праздничная атмосфера действует на тебя угнетающе, – проговорила Челси. – Ну так вот, я тебе советую воспользоваться шансом остаться здесь, среди людей, которые хорошо к тебе относятся. Приходи к нам, ладно?

– Я подумаю.

– Нет, ты лучше пообещай, что придешь.

– Почему?! – воскликнул он, сдвинув брови. – Что тебе надо от меня?! Только не говори, что я тебе нравлюсь, потому что это чушь собачья, и что тебя тянет ко мне, потому что я знаю, что тебе нужен Джадд. Но чего ты хочешь от меня?!

Челси не смогла бы ответить на этот вопрос. С первого дня, проведенного в Норвич Нотче, ее заинтересовали эти двое. Хантер и Джадд. Природа ее интереса к Джадду была ясна и понятна им обоим, но что привлекало ее в Хантере, она и сама затруднилась бы определить. Ей почему-то очень хотелось расположить его к себе, подружиться с ним, добиться его доверия. И она прилагала все силы к тому, чтобы осуществить все это. Вздохнув, она сказала:

– Наши судьбы во многом схожи. Поэтому мне так хочется общаться с тобой.

– Схожи?! Да ты что, белены объелась?! – воскликнул Хантер, отпрянув от нее. – Они схожи, как день и ночь, как слезы и смех, как добро и зло!

Челси покачала головой.

– Нет, Хантер! Между нами много общего! Мы родились в одном и том же году, в одном и том же городе, наши с тобой матери забеременели случайно и обе были нам не рады. У тебя, так же как и у меня, нет кровной родни, которую ты по праву мог бы считать таковой. Мы оба любим классическую музыку, хотя не имеем музыкального слуха и соответствующего образования, мы оба без ума от мотоциклов и оба носим серьги в ушах. – Она невесело усмехнулась и добавила: – А вдруг окажется, что Оливер не только твой, но и мой отец? С него ведь станется! Только моя мать не стала, подобно твоей, скрывать меня от всех, а отдала чужим людям? Как тебе моя идея? Ты не отказался бы стать моим единокровным братом?

– Что за дичь ты несешь! – возмутился Хантер. Слова Челси почему-то произвели на него тягостное впечатление. Он помрачнел и насупился.

– О'кей! На нет и суда нет! – весело ответила Челси. – Я понимаю, почему ты не хочешь быть моим родственником. У меня слишком острый язык, я слишком богата и слишком беременна! – Лицо ее вновь приняло серьезное выражение, и она с надеждой произнесла: – Но я и в самом деле очень хотела бы встретить праздник вместе с тобой. Постарайся прийти, а?

Хантер так и не дал ей ответа. Он не желал связывать себя никакими предварительными обещаниями. Тем не менее около четырех часов вечера в День Благодарения он ввалился в дом Стриттеров, весь запорошенный снегом, с дружелюбной улыбкой на устах.

К этому времени у Джадда собрались Челси, Нолан, сиделка Лео Милли, у которой в городе не было родни, и конечно же верный и преданный Бак.

Празднование Дня Благодарения в теплой семейной атмосфере разительно отличалось от того, к чему привыкла Челси. Они с родителями, как правило, встречали праздник среди многочисленных друзей, наняв множество поваров, официантов и взяв напрокат бесчисленное количество стульев и кресел. Эта помпезность утомляла Челси. Она гораздо лучше и уютнее чувствовала себя за скромным столом Стриттеров. Но несколько раз во время обеда взор ее туманился, уносясь в прошлое. Она тосковала не о пышных празднествах, а о Кевине и навсегда ушедшей Эбби, о своем детстве в их просторном гостеприимном доме.

Челси принимала активное участие в приготовлении праздничного обеда. Джадд помогал ей. Все утро они трудились бок о бок, и это превращало работу в развлечение и удовольствие. Челси, никогда не считавшая себя умелой поварихой, многому научилась у Джадда.

Хантер вел себя спокойно и непринужденно. Он мог, оказывается, быть довольно приятным собеседником, что и доказал за праздничным столом. Лео говорил на удивление мало. Он сидел подле Джадда и со счастливой улыбкой на лице обводил глазами всех присутствующих. Милли добросовестно присматривала за стариком, что не мешало ей, однако, веселиться больше всех. Она раскраснелась от выпитого вина, которое явно ударило ей в голову, и то и дело принималась хихикать без особой на то причины. Невесел был один лишь Нолан.

Челси удалось остаться с ним наедине лишь в самом конце праздничной трапезы. Накрыв стол для десерта, она пошла на кухню приготовить кофе. Все были поглощены телетрансляцией футбольного матча, и один лишь Нолан вызвался помочь ей, из чего она заключила, что ему необходимо поговорить с ней.

– Вы беспокоитесь из-за Донны? – спросила она. Челси знала, что за последние недели их отношения значительно продвинулись вперед, знала она и о том, что послужило невольным толчком началу их связи. Донна поделилась с ней своими личными проблемами, когда речь у них зашла о Дне Благодарения.

Прислонившись к стене, Нолан сдвинул брови и мрачно произнес:

– Мэтью – прескверный тип…

– Уж по крайней мере сегодня ей ничего не грозит, – успокоила его Челси. Сама она, однако, не могла быть до конца уверена в справедливости своих слов. Кто знает, что сулит Донне этот праздничный день. Она желала бы быть возле нее хотя бы в качестве защитницы, но ее приход подействовал бы на Мэтью как красная тряпка на быка. Поэтому она и отклонила приглашение Фарров. Теперь она попыталась внушить и Нолану и себе самой, что Донне нечего опасаться. – В доме ведь будет полно народу, – с ободряющей улыбкой сказала она Нолану. – Навряд ли он решится скверно вести себя с ней в присутствии родни и друзей. Ведь он трус!

– Спасибо вам, Челси, что вы пытаетесь утешить меня, – грустно проговорил Нолан. – Но вы плохо знаете Мэтью и еще хуже – ситуацию, сложившуюся в их семье. Именно в присутствии родни он больше всего старается унизить и обидеть Донну. Ведь там будет и его невестка, до которой он пальцем не посмеет дотронуться. Это вызовет в нем неистовую злобу, которую он и постарается выместить на бедной Донне!

– А знает ли Донна о его связи с Джоан? – спросила Челси. Вопрос этот беспокоил ее давно, но она не решалась задать его самой Донне.

Нолан засопел и, опустив голову, ответил:

– Никто не отваживается сказать ей об этом напрямую. Все очень любят и жалеют Донну. А сама она, зная, что у Мэтью есть женщина, слишком чиста и простодушна, чтобы догадаться, кто она такая. – Он принялся разглядывать свои руки и едва слышно добавил: – Я все время прошу ее развестись с ним. Она не заслуживает такой участи. Я готов заботиться о ней и о Джози. Но она все не может решиться на этот шаг.

Челси знала об этом от самой Донны. Она не раз пыталась уговорить подругу бросить Мэтью, но Донна, по-видимому, не обладала мужеством, необходимым для столь решительных действий. А возможно, она все еще продолжала надеяться, что их с Мэтью брак удастся сохранить.

– Она не может пойти на это из-за Джози, – сказала Челси. – И, разумеется, из-за толков, которые вызвал бы в городе ее развод. Семейная честь очень много значит для Пламов и Фарров. И для Донны в том числе.

– Но это так глупо!

– Я согласна с вами, – кивнула Челси. Она просто не могла представить себя на месте Донны. Ничто на свете не заставило бы ее терпеть подле себя такого мерзавца и грубияна, как Мэтью.

Нолан провел рукой по волосам, цветом своим напоминавшим серый гранит с Мохового Гребня. Он не был красив в строгом смысле слова, но Челси понимала, что заставило Донну полюбить его. Трудно было бы найти человека добрее и отзывчивее Нолана Маккоя.

– Меня пугает, – продолжал он, радуясь возможности поделиться с Челси наболевшим, – что он способен совершить нечто и в самом деле ужасное. Ведь он ни перед чем не остановится! И лишь тогда Донна решится оставить его. Ведь он постоянно бьет и пинает ее, бросает в нее всем, что под руку попадется! – Добрые глаза Нолана были полны такой боли, что Челси не удержалась и сочувственно погладила его по плечу. Вздохнув, он продолжал: – Он метнул в нее вилку, да так, что зубцы вонзились ей в шею и поранили кожу. А что если в следующий раз это окажется нож? Я видел ее раны. У нас есть все основания, чтобы обвинить его в использовании холодного оружия и причинении телесных повреждений. Ему пришлось бы ответить за это перед судом! Но она не соглашается официально заявить об этом! – Нолан в волнении стал шагать по просторной кухне. Ноздри его раздувались. – Я, черт возьми, полицейский офицер! И я нутром чую, что этот ублюдок готов не задумываясь совершить тяжкое преступление! И против кого?! Против женщины, которая для меня дороже всех на свете! Но я бессилен, понимаете, бессилен помешать этому! О Господи!

– А может быть, вам самому стоит поговорить с ним, Нолан? Скажите ему, что вам известно, как он обходится с Донной, и пригрозите ему тюрьмой, если он не угомонится.

– А знаете, что он тогда сделает? Он заставит ее расплачиваться за мои слова. Может, избивать ее он и поостережется, но существует ведь масса других способов превратить ее жизнь в ад кромешный. А ей и без того не сладко! Возьмет, например, кассовый ящик, разбросает выручку по полу магазина и заставит ее подобрать все монетки до последнего пенни. Чем я тогда смогу помочь ей? – Нолан тряхнул головой и выругался сквозь зубы. – Я никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, как теперь! – пожаловался он. – Клянусь, временами меня так и подмывает швырнуть свой значок и удостоверение в ящик стола и выйти на улицу с пистолетом в руке, чтобы подкараулить и пристрелить этого мерзавца, как бешеную собаку!

– Но ведь вы не сделаете этого! – в ужасе воскликнула Челси.

– Конечно нет! – мрачно ответил Нолан. – Не вижу смысла избавляться от этого мерзавца столь дорогой ценой. Ведь тогда я окажусь надолго разлучен с Донной! К тому же он, придет время, и сам доведет себя до могилы. Туда ему и дорога! Знаете, чем он занимается три-четыре вечера в неделю? Напивается до бесчувствия в гостиничном баре, а потом садится за руль и колесит по городу, пока ему не надоест. Уверяю вас, добром это для него не кончится! У него ярко выраженное стремление к самоуничтожению. Думаю, он кончит тем, что однажды свалится в какую-нибудь канаву вместе с машиной!

– А вы не можете привлечь его к ответственности за вождение в пьяном виде? – с надеждой спросила Челси.

– Я уже не раз забирал у него права, – угрюмо отозвался Нолан. – И наутро ко мне в участок неизменно являлся Эмери. Он напоминал мне о том, что мой контракт может быть продлен лишь с согласия Городского управления. Вот и получается, что я сохраню свою работу, если стану смотреть сквозь пальцы на то, как Мэтью Фарр, напившись до чертиков, гоняет по ночным улицам, и потеряю ее, если вздумаю применить к нему какие-либо меры воздействия. А ведь потеряв работу, я вынужден буду уехать отсюда. Я – полицейский, и никем другим быть не могу. Одна мысль о разлуке с Донной приводит меня в ужас, но попустительство, которым я вынужден заниматься, мне уже тоже поперек горла. Вот так-то. Жизнь, скажу я вам, непростая штука!

Они помолчали. Нолан откашлялся и, опустив голову, грустно добавил:

– Возможно, мне все же придется оставить эту работу и этот город. Ведь я не справляюсь со своими обязанностями. Что там этот придурок Мэтью и его ночные автопрогулки! Я ничего не в состоянии сделать, чтобы пролить свет на цепь загадочных покушений на ваш покой, вашу жизнь и имущество, Челси! Я по-прежнему понятия не имею, как подступиться к разгадке этой тайны! Эти дурацкие телефонные звонки, и попытка сбить вас и Донну грузовиком, и поджог вашего амбара, и повреждение телефонной линии, и кража со взломом в Болдербруке так и остаются нераскрытыми преступлениями! Судите сами, много ли от меня проку?

Челси поставила на стол поднос, который собиралась нести в столовую, и сжав запястье Нолана, убежденно проговорила:

– Да бросьте вы, Нолан! Я не устаю благословлять тот день и час, когда Бог привел вас в наш город! – Она на минуту умолкла, подивившись тому, как легко и естественно слетели с ее языка слова "в наш город". А ведь еще недавно она чувствовала себя здесь совсем чужой! – Не окажись вас здесь, Донне пришлось бы совсем худо. Я уверена, что она оставит Мэтью и что вы с ней будете счастливы! Дайте ей только время разобраться во всем! А что до этих покушений, как вы их назвали, то меня не покидает уверенность в чрезвычайной осторожности и осмотрительности того, кто за всем этим стоит. Навряд ли мой неведомый недоброжелатель решится причинить мне какой-либо серьезный вред. Он изо всех сил стремится напугать меня, чтобы заставить уехать из Норвич Нотча. А может быть, он все это время охотился за моим серебряным ключиком? Ведь со времени его исчезновения происшествия прекратились.

Но слова ее не успокоили Нолана.

– Вот именно, – угрюмо пробормотал он, – и если мы спросим себя, почему так вышло, то единственным разумным ответом представляется следующий: этот ваш таинственный противник знает, кто вы такая и кто ваши настоящие родители. И стоит мне найти взломщика, похитившего ваш ключ, как вы получите ответы на все вопросы, столько лет не дающие вам покоя. А я не в силах выполнить этой задачи.

Челси легонько тряхнула его руку и заговорила с еще большим жаром:

– Вам совершенно не в чем обвинять себя, Нолан! Ключ столько времени был в моем полном распоряжении, а я все медлила с началом поисков, все не решалась приступить к расспросам. И вот дождалась! Есть люди, обладающие удивительной способностью заметать следы. Мой отец Кевин Кейн принадлежит к их числу. Это он позаботился об уничтожении всех документов, которые могли бы пролить свет на тайну моего рождения. И взломщик, укравший ключ из Болдербрука, не уступит ему в этом умении. Так же как и тот, кто перерезал телефонные провода в моем доме. Трудно вести расследование, когда круг подозреваемых столь неимоверно широк. Сотни мужчин в этом городе носят ботинки двенадцатого размера, умеют управлять грузовиками, знают, где проходят телефонные провода. Немало найдется и таких, кто без труда проникнет в любое запертое помещение, не оставив явных следов взлома, а уж о том, что никого не затруднило бы при желании поджечь старый трухлявый амбар, и говорить не приходится! Поэтому могу лишь повторить, что я не вижу в происходящем вашей вины. Мы имеем дело с очень умным противником!

Нолан усмехнулся.

– Но в таком случае круг наших поисков значительно сужается. Умных людей в Норвич Нотче можно по пальцам пересчитать!

Челси покачала головой.

– И вам не стыдно клеветать на местное население?

– Ну нисколько! – весело ответил Нолан.

На столике резко, пронзительно зазвонил телефон. Зная, что Джадд услышит звонок и подойдет к аппарату в гостиной, Челси вздохнула и прежде чем взять со стола поднос, похлопала Нолана по руке.

– Не вешайте носа! Рано или поздно все прояснится!

– А тем временем Мэтью будет продолжать издеваться над Донной, а ваш неведомый враг – держать вас в страхе и напряжении.

– Ничего подобного! – возразила Челси. – Меня не так-то просто запугать! Мой дом теперь оснащен сигнализацией по настоянию Джадда. И Бак ночует у меня. Да, я очень беспокоюсь о Донне, но все, что мы пока можем сделать для нее, это изъявлять ей дружеское участие и готовность помочь. Мы ведь не можем принудить ее бросить Мэтью. Она сама должна принять это решение. И уверяю вас, настанет день, когда она поймет, что больше не в силах оставаться рядом с ним, и уйдет от него навсегда. Нолан растерянно пожал плечами.

– Мне так хотелось бы верить в это! Но далеко не все жены, терпящие издевательства своих мужей, решаются на развод. Многие из них любой ценой стараются сохранить брак и всегда находят для этого веские причины…

– Но как правило это происходит потому, – мягко сказала Челси, – что им просто некуда деться, не на кого опереться в жизни. Донне, к счастью, есть куда уйти от Мэтью. Если ей не по душе возвращаться в дом Пламов, она может перебраться к вам или ко мне. Верьте мне, Нолан, настанет день, когда Мэтью придется расплатиться за все свои мерзости. Донна уйдет от него к вам, я ни минуты не сомневаюсь в этом!

Как ни странно, пророчество Челси сбылось почти в ту же секунду. Не успела она договорить, как на пороге кухни появился Джадд.

– Нолан, это по твоей части! – быстро сказал он. – Сейчас мне звонила старшая дочь Монти Фарра. Похоже, Монти застукал Мэтью с Джоан и пырнул своего братца ножом. Мэтью ранен, но угрозы для его жизни нет. Монти в панике убежал куда глаза глядят, а в такую погоду это небезопасно. Бог знает, куда его занесет. Они собираются организовать поиски, возглавить которые должен будешь ты.

Джадд жил недалеко от центра города, и все же путь к дому Фарров оказался тяжелым испытанием для него самого и для его машины. Дороги покрылись тонкой коркой льда, видимость была почти нулевой. Снег то и дело залеплял ветровое стекло «блайзера», и дворники не успевали счистить его. Сквозь эту белесую пелену впереди призрачно мерцали габаритные огни полицейской машины, за рулем которой сидел Нолан. Вокруг двух медленно ползущих друг за другом машин сгущался мрак, который рассеивали лишь их ярко горевшие фары.

Джадд пытался уговорить Челси не ездить с ним к Фар-рам. В такую метель, уверял он ее, беременным женщинам не следует покидать пределов теплых, уютных жилищ. И уж тем более – стремиться туда, где только что имела место поножовщина. Но Челси ни за что не хотела отпускать его на место трагедии вдвоем с Ноланом. Она считала, что ей необходимо побывать там хотя бы ради подруги, ведь Донна наверняка будет нуждаться в помощи и дружеском участии. Джадду трудно было что-либо возразить ей на это. С Лео осталась Милли, и они могли быть спокойны за старика. И Джадд скрепя сердце согласился взять Челси с собой.

Он искоса поглядывал на нее, беспокоясь, не замерзла ли она. Челси любила тепло и, работая, как правило, укутывала спину и плечи одним из купленных ею в Норвич Нотче стеганых одеял. Сейчас на ней была просторная теплая куртка, но Челси все равно могла озябнуть, сидя в напряженной, неподвижной позе. Как ему хотелось согреть ее своим телом! Он понимал, каким глупым и вздорным было его желание, но ничего не мог с собой поделать.

– Представляешь, – воскликнула она, – когда ты вошел в кухню, чтобы сообщить о происшествии у Фарров, мы с Ноланом как раз говорили о том, что Мэтью рано или поздно оступится и все его мерзости станут достоянием гласности!

Джадд чувствовал, как вожделение обхватывает его тело неистовым пламенем и, злясь на себя за то, что не может справиться с ним, отрывисто бросил:

– Это лишь развяжет ему руки! Пока Монти будет отсиживаться в тюрьме, он вволю потешится с Джоан, только и всего!

– Но ведь теперь всему городу станет известно об их связи! – недоуменно возразила Челси.

– Все и так о ней давно знали. Все, кроме Донны. А теперь и она в курсе. Вот единственный результат этого происшествия. Но пусть Фарры сами разбираются в своих дрязгах. Это их личное, семейное дело. От нас им нужна лишь помощь в поисках Монти. Этот герой должен был ума лишиться от страха, чтобы в такую метель удрать из дому! – Он лишь на секунду отвел напряженный взгляд от дороги и посмотрел в лицо Челси. Этой секунды оказалось, однако, вполне достаточно, чтобы разглядеть, как она подавлена и разочарована его словами. – Ты хочешь, чтобы случившееся пошло на пользу Донне, – продолжал он. – И я тоже всей душой желал бы этого, но прошу тебя, не обольщайся напрасными надеждами! Если бы в Норвич Нотче на деле, а не напоказ заботились о чистоте нравов, то Мэтью не мог бы крутить свои шашни с Джоан на виду у всех. И так по-скотски обращаться с Донной. И учти, что она ведь отнюдь не первая, на ком он испробовал силу своих кулаков. Он ухлестывал за Джоан еще в колледже и, потеряв ее, стал вымещать зло на ком придется. К несчастью, он женился на Донне, и она превратилась в постоянный объект его издевательств.

"Блайзер" слегка занесло в сторону и, выравнивая его, Джадд обратился к Баку, сидевшему сзади:

– Сиди смирно, дружище! Нам с тобой, возможно, предстоит тяжелая ночь!

Монти убежал из дому пешком, и за ним наверняка тянулась цепочка следов. Надо было торопиться, чтобы ее не занесло снегом. Бак, хотя и не был поисковой собакой, чутье имел отличное, и в предстоящей операции по поимке Монти на него возлагались большие надежды.

Все три высоких нарядных дома на центральной площади горели огнями. Парковочные площадки перед ними были забиты машинами, в большинстве своем принадлежавшими горожанам, которые, узнав о несчастье, постигшем семью Фарров, покинули праздничное застолье и поспешили предложить свою помощь.

Войдя в дом Эмери Фарра, Джадд понял, что Челси была права, настаивая, чтобы он взял ее с собой. Донна с опущенной долу головой неподвижно стояла в затемненном углу гостиной в окружении матери, Джози и своей сестры Джанет.

Люси отправилась в больницу вместе с Мэтью. Эмери принялся отдавать распоряжения Нолану. Джоан горько плакала, вытирая слезы бумажной салфеткой. Ее утешали несколько норвичских великосветских дам, которым, несмотря на все их старания, не удавалось скрыть под маской напускного сочувствия владевшее ими злорадное торжество.

Оставив Челси подле Донны, Джадд подошел к группе мужчин, состоявшей из Эмери, Нолана, Джорджа и Оливера, а также нескольких друзей и родственников Фарров.

Нолан разбил всех собравшихся на группы, каждая из которых должна была осмотреть один из секторов примыкающей к дому Фарров территории, идя вдоль цепочек следов, которые им удастся обнаружить. Каждой группе следовало поддерживать связь с полицейским участком, где должны были накапливаться и обрабатываться все сведения о ходе поисков. По сигналу пожарной сирены, укрепленной на дозорной вышке, всем участникам погони надлежало вернуться на центральную площадь.

Следы Монти шли от задворок дома Фарров мимо заснеженных кустов, пересекали задний двор Кэлвина Болла и выводили на улицу, где совсем недавно усердно поработал снегоочиститель. Отсюда участники поисков разбрелись в разные стороны. Все они двигались медленно и, защищая глаза от ветра и снега, внимательно смотрели под ноги.

Захватив с собой мощные фонари и портативный радиопередатчик, настроенный на полицейскую волну, Джадд, Нолан и трое других добровольцев следовали за Баком, который уверенно повел их к небольшому лесу, находившемуся примерно в полумиле от центра города. Отчетливых следов на снегу они не видели, но место это казалось им вполне подходящим для человека, желавшего спрятаться и хотя бы на некоторое время уйти от рук правосудия. В этом лесу стояло несколько заброшенных хижин, дети, играя в индейцев и разбойников, понастроили здесь шалашей и навесов. В любом из этих немудрящих строений Монти мог найти убежище от вьюги, чтобы в тишине и одиночестве обдумать случившееся и решить, как ему быть дальше. Все, кто знал Монти, соглашались, что в житейском, бытовом плане тот был совсем не глуп. И уж никак не походил на самоубийцу. Храбростью и силой духа он не отличался, иначе ему давно удалось бы положить конец интрижке между Джоан и Мэтью. Теперь же у него, судя по всему, просто сдали нервы и, пырнув брата ножом, он в панике пустился в бегство. Но все участники погони сошлись во мнении, что Монти не станет уходить далеко от города.

Они брели между деревьями, раздвигая кусты руками, зовя Монти и обследуя любое попадавшееся на их пути укрытие. Снег продолжал падать крупными хлопьями, но ветра в лесу почти не ощущалось. Вокруг было так захватывающе красиво, что Джадд поймал себя на мысли о том, что хорошо бы оказаться здесь при других обстоятельствах, просто прийти отдохнуть – одному или с Челси, насладиться тишиной и полюбоваться снежным убором леса. Теперь же тревожные крики и свет фонарей придавали окружающему пейзажу нечто мрачное, даже зловещее.

С начала поисков прошло уже несколько томительных часов. Прочесав весь небольшой лесок вдоль и поперек, мужчины направились в южный район города. Жители окрестных домов, узнав о случившемся, выходили на пороги своих жилищ и предлагали участникам погони горячий кофе, выпивку и сэндвичи. Они зажгли фонари во дворах и над входами в дома, отчего на улице стало светло, как днем.

Снегопад закончился около трех часов ночи. Земля оказалась укрыта снежным одеялом толщиной в двенадцать дюймов. По рации сообщили, что рану Мэтью зашили и чувствует он себя, учитывая испуг и потерю крови, вполне сносно. При этом известии Нолана передернуло, он покачал головой и долго молча глядел куда-то вдаль.

Поиски продолжались.

Раненое плечо Джадда нестерпимо болело от холода, руки и ноги окоченели и отказывались служить. Температура воздуха падала с неимоверной быстротой. Это затрудняло погоню, но вселяло в ее участников надежду, что мороз заставит Монти выйти из укрытия и вернуться домой.

Наступил час рассвета. В призрачной дымке, окутавшей землю этой утренней порой, свежевыпавший снег казался голубоватым. Джадд огляделся по сторонам, ища глазами Бака. Вдруг неподалеку раздался взволнованный голос дежурного по связи.

– Босс, где Джадд?

– Здесь, рядом. А что случилось? – с тревогой спросил Нолан.

– У меня для него сообщение.

– В чем дело, Донни? – Но еще прежде чем раздался голос связного, Джадд ощутил, как внутри у него все сжалось от дурного предчувствия. Упрекнув себя в малодушии, он дрожащей рукой взял рацию и весь обратился в слух.

– Звонила Милли, сиделка Лео. Она в истерике. Сказала, что съела и выпила за праздничным столом больше, чем ей следовало, и после вашего ухода заснула как убитая. Проснувшись несколько минут тому назад, она обнаружила, что Лео ушел из дому!

Челси, узнав о несчастье с Лео, оставила Донну и, накинув на плечи куртку, помчалась вниз, во двор дома Фарров. Она открыла дверцу «блайзера» и села в машину одновременно с запыхавшимся Джаддом, которого сопровождал Бак. Шапка, перчатки и плечи Джадда были припорошены снегом. Кожа на его лице приняла мертвенно-бледный оттенок, губы посинели.

Он снял шапку и перчатки, бросил их на заднее сидение и, вставив ключ в зажигание, принялся растирать онемевшие ладони. Челси протянула ему бумажный стаканчик с горячим кофе, который она налила из термоса. Молча кивнув ей, Джадд обхватил стаканчик пальцами обеих рук и, в два глотка выпив обжигающий напиток, завел мотор и вывел машину со стоянки.

– Как же это случилось?

Джадд сделал крутой поворот, выровнял машину, задние колеса которой слегка занесло в сторону, и мрачно проговорил:

– Милли разморило, она задремала, а Лео тем временем ушел. Она понятия не имеет, когда это произошло: вчера вечером или сегодня утром. Проснулась она около трех часов ночи.

– Во что он был одет?

– Насколько она могла определить, в свою домашнюю одежду, в которой он сидел с нами за столом.

– Он точно не взял пальто или куртку?

– Нет. На нем была лишь его любимая бейсбольная фуфайка.

От ужаса у Челси перехватило дыхание. Фуфайка "Ред Сокс" годилась для прохладных летних сумерек, но выйти в ней из дому в столь морозную погоду и оставаться под открытым небом в течение нескольких часов означало почти неизбежную гибель. Джадд понимал это ничуть не хуже нее. Недаром на лице его застыло выражение отчаяния и скорби.

Плеснув еще немного кофе в стаканчик, она поднесла его к губам Джадда и, когда он, сделав большой глоток, благодарно кивнул ей, спросила:

– Куда он обычно уходит, когда ему удается обмануть бдительность сиделок?

– В лес. – Джадд выругался. – И надо же было этому распроклятому семейству Фарров устроить такую заварушку как раз сегодня! Лео могут принять за одного из членов поисковых групп и не обратить на него внимания. Старик при всем желании не сможет вернуться домой по своим следам, ведь он не отличит их от сотен других! Ну что за напасть такая, черт возьми! Что за чудовищное совпадение!

– Мы найдем его, Джадд!

– Даже не мечтай, что я позволю тебе болтаться по лесу в такую погоду! Ты останешься в доме! У меня и так хватит забот и волнений!

Челси не стала спорить с ним. Она от всей души желала помочь ему, а где и как – это не имело столь уж большого значения. Противоречить ему, учитывая то крайнее душевное напряжение, в котором он находился, она не решилась. Сердце ее разрывалось от жалости к нему. Он замерз и устал, проведя ночь в поисках этого ничтожества Монти Фарра, а теперь ему предстояло еще более тяжелое испытание, и это вместо того, чтобы принять горячую ванну, поесть и отправиться на отдых!

Немного поразмыслив, Челси пришла к выводу, что в лесу от нее в любом случае было бы мало проку, зато оставаясь в доме Стриттеров, поддерживая огонь в камине и готовя кофе, она принесет всем тем, кто вместе с Джаддом отправится на поиски Лео, гораздо больше пользы.

Остановив машину в своем дворе, Джадд выскочил из нее, словно его выбросило пружиной, помог выйти Челси и бросился в дом, чтобы переодеться в сухую одежду, после чего не теряя времени устремился в лес. В поисках кроме него участвовали Нолан, Хантер и множество рабочих "Плам Гранит". Челси тронула эта отзывчивость со стороны чужих людей, и ей показалось глубоко символичным, что искать больного старика собралось вдвое больше народу, чем незадолго до того – ловить сбежавшего Монти. Все эти грубоватые на вид мужчины бросили свои дела, свои семьи, чтобы оказать помощь и поддержку Джадду. Челси и без того знала, что рабочие любят и уважают Джадда, но теперь, когда она убедилась в этом воочию, сердце ее преисполнилось гордости за него.

Медленно тянулись минуты, складываясь в часы, и Челси, всю ночь не сомкнувшая глаз, задремала в большом кресле у камина. Ее разбудил приход Донны, которая сразу же принялась готовить еду для участников поисков. Обсуждать происшествие с Мэтью она отказалась. Через некоторое время в дом Стриттеров заглянул один из каменотесов, присланный Ноланом. Он сообщил, что Монти, живого и невредимого, обнаружили в одном из пустующих гаражей на окраине города. Челси молила Бога о том, чтобы и старый Лео выжил после своей ночной прогулки.

После полудня в дом Лео и Джадда потянулась вереница женщин. Большинство из них были жительницами Корнера, и лишь двое – Джинни Биден и Сандра Морган, приехали из центра. Все они приносили с собой кастрюли и свертки с едой, что оказалось весьма кстати, поскольку участники поисков, замерзшие, голодные и мрачные, стали ненадолго заходить на кухню, чтобы погреться и перекусить. Больше всего они боялись, что Лео, устав и замерзнув, прилег отдохнуть где-нибудь в зарослях кустарника и что его давным-давно занесло снегом. В этом случае его окоченевшее тело могли бы искать в течение нескольких дней и даже недель.

Время шло, и Челси стала склоняться к мысли, что именно так все и случилось. Столбик термометра опускался все ниже. Красота этого ясного морозного дня казалась ей зловещей, таящей в себе угрозу.

Она не могла заставить себя отойти от окна, хотя знала, что Джадд не вернется, пока не найдет Лео. Ее угнетала собственная беспомощность, сознание того, что она ничем не может ему помочь. Теперь ей казалось, что несчастье было бы легко предотвратить, ведь Лео не смог бы уйти, останься она дома вместо того, чтобы ехать к Фаррам. И угораздило же этого никчемного Монти, столько лет смотревшего сквозь пальцы на связь своей жены с Мэтью, именно сегодня устроить над братом кровавую расправу! А кто заставлял Милли столько пить за обедом? Не засни она пьяным сном в кресле у камина, старик не смог бы улизнуть незаметно. И как это у нее совсем еще недавно повернулся язык убеждать Джадда, что Лео не место в пансионе для престарелых?! Если бы Джадд решился поместить его туда, бедный больной сейчас, возможно, отдыхал бы после сытного обеда под надзором квалифицированного персонала. И его жизнь была бы вне всякой опасности! Нет, главная ее вина в том, что она оставила старика на изрядно выпившую Милли ради нескольких лишних часов в компании Джадда. Да, но ведь Джадд, она и Бак были вынуждены покинуть праздничный стол, не выпив даже кофе, чтобы помочь Фар-рам в их горе. Выходит, виной всему Монти. И Мэтью с Джоан…

Челси стиснула голову ладонями, чувствуя, что та готова лопнуть от этих тягостных мыслей и бесплодных сожалений. Все, о чем она сейчас думала, наверняка много раз повторял про себя и Джадд, измученный бессонницей, замерзший и вконец отчаявшийся. Она принялась беззвучно молиться о том, чтобы Лео был найден живым.

За окном сгустились ранние ноябрьские сумерки. Челси зажгла в доме все огни, чтобы Лео, если он чудом пережил метель и случайно разминулся с поисковым отрядом, издали увидел свет и нашел дорогу домой. Она поставила на медленный огонь кастрюлю с рагу, которое принесла одна из жительниц Корнера, и ведро с супом, второпях сваренным Донной, разогрела хлеб в духовке, приготовила свежего кофе и помешала дрова в камине. Все женщины разошлись по домам, и она уже несколько часов оставалась одна. Мужчины приходили и уходили, вид у всех был измученный, и, глядя в их глаза, Челси понимала, что надежды обнаружить Лео живым почти не осталось.

Миновало еще несколько тревожных часов. Вечером, когда уже совсем стемнело, Челси вдруг услыхала неподалеку от дома топот множества ног и гул голосов. Открыв дверь, она принялась напряженно вглядываться в темноту. Ей показалось, что она различила среди идущей из леса толпы крупную фигуру Нолана и мельком увидела Джадда. Напрягая зрение, она разглядела какой-то огромный сверток, который несли несколько человек. Но кругом стоял такой густой мрак и движения мужчин были столь резки и торопливы, что понять смысл происходящего ей не удалось. Кто-то уже открывал дверцы автомобилей, взревели заведенные моторы, и Челси, озябшая на пороге дома, решила выбежать во двор, чтобы расспросить о происходящем кого-нибудь из участников событий. Но в этот момент перед ней словно из-под земли вырос Джадд. За время поисков он осунулся, его щеки и подбородок обросли щетиной.

– Не знаю, выживет ли он. Сейчас мы отвезем его в больницу, – произнес он. Бак, ворвавшись в прихожую, принялся отряхивать с себя снег.

– Я с вами! – не раздумывая воскликнула Челси. Она устала сидеть дома сложа руки. В больнице ей также предстояло считать минуты и часы в томительном, тревожном ожидании, но там она по крайней мере будет рядом с Джаддом.

Она быстро набросила на плечи куртку и, оставив дом на попечение нескольких рабочих, гревшихся у очага, села в «блайзер», который повел Хантер. Джадд, Нолан и двое других мужчин везли полумертвого Лео в полицейской машине.

Сидя в мягком кресле в больничном холле, Челси боролась с одолевавшей ее тяжелой, мучительной дремотой. Джадд то и дело выходил к ней из палаты, куда поместили Лео. Они почти не разговаривали, но по его мрачному, осунувшемуся лицу Челси видела, что состояние Лео не внушает надежд на благополучный исход. Участливая молоденькая медсестра провела ее на больничную кухню, но Джадд отказался от принесенной ею еды, он выпил лишь чашку крепкого кофе и, рассеянно поблагодарив ее, вернулся в приемный покой.

Ближе к полуночи Челси незаметно для себя крепко уснула, свернувшись в кресле калачиком. Проснулась она резко, как от толчка. Часы ее показывали два. Возле ее кресла молча стояли Хантер и Нолан. Склонившись над ней, Джадд хрипло проговорил:

– Все кончено. Поехали домой.

Прежде чем он успел выпрямиться, Челси обвила его шею руками и прошептала:

– Боже мой! Мне так жаль и его, и тебя, Джадд! Не ответив ей, он лишь провел ладонями по ее спине и резко выпрямился, стоило ей разжать объятия. Челси поднялась на ноги. Джадд прикоснулся к молнии на ее куртке, напоминая, что ей следует застегнуть ее, прошел к двери, открыл и придержал ее, пропуская Челси вперед, усадил ее в «блайзер», сел за руль и выехал со стоянки на дорогу. Действия его носили чисто рефлекторный характер, и Челси, поглядывая на него с опаской, в то же время не могла не признать, что, окажись на его месте другой, менее выносливый человек, он просто свалился бы с ног и впал в забытье от горя и страшного напряжения последних двух дней.

Оставив «блайзер» во дворе, Джадд и Челси прошли в дом. Бак, поджав хвост, проскользнул в дверь вслед за ними, улегся у порога и тихо, жалобно заскулил. Джадд снял куртку и, бросив ее в прихожей, прошел в ванную. Через минуту оттуда раздался шум льющейся из душа воды. Челси направилась в кухню, чтобы вымыть посуду и подмести пол. Она знала, что ей будет стоить немалого труда привести все в порядок и расставить по местам. Но оказалось, что рабочие "Плам Гранит", преисполненные сочувствия к горю Джадда, вымыли и посуду, и пол, не оставив нигде ни пятнышка, ни соринки.

Челси прошла в гостиную и села на пол у камина. Она добавила в едва тлеющий огонь несколько поленьев, и они занялись одно за другим. Через несколько минут ярко-оранжевые языки пламени с шипением взметнулись ввысь. Камин этот был сложен руками покойного Лео. Как и изгородь вокруг дома, как и множество других каминов, печей и изгородей. Лео вырастил и воспитал Джадда. Теперь, после смерти, он продолжал жить в творениях своих рук, в сердцах тех, кто знал и любил его.

Из прихожей вышел Бак. Стуча когтями по полу, он подошел к Челси и ткнулся носом ей в шею. Она погладила его по голове, и пес, вздохнув, понуро поплелся на свой коврик в комнате Джадда.

В ванной по-прежнему шумела вода. Челси представила себе, как Джадд, стоя под обжигающим душем, все никак не может согреться, ибо сердце его сжато холодной рукой отчаяния. Она вспомнила, каким холодным и пустым казался ей весь мир после смерти Эбби. В течение нескольких недель она ощущала внутри и вокруг себя лишь ледяную пустоту.

Ей хотелось рассказать об этом Джадду и уверить его, что со временем боль его станет менее острой, но она отказалась от этой мысли. Когда умерла Эбби, она предалась безысходному горю и вовсе не стремилась избежать страданий, которые причинила ей эта невосполнимая утрата. Она винила себя в том, что осталась жива, и ей казалось, что лишь терзания и муки, которые она испытывает, могут хотя бы отчасти искупить эту вину. Слова соболезнований, которые она слышала от знакомых, не могли воскресить Эбби. И никакие ее самые искренние и проникновенные слова не вернут Джадду отца.

Внезапно звук льющейся воды стих. Челси поспешила на кухню и приготовила какао, надеясь, что ей удастся уговорить Джадда выпить хоть глоток для поддержания сил. Она вернулась в гостиную с чашкой в руках. В камине по-прежнему ярко горел огонь, и громкий треск поленьев эхом разносился по всему дому. Без Лео жилище Стриттеров словно опустело, и даже Челси, хотя она стала бывать здесь сравнительно недавно, отчетливо ощутила это.

Она опустилась в кресло и, задумчиво глядя в огонь, ждала появления Джадда. Он неслышными шагами вошел в комнату и, остановившись у камина, оперся локтями о высокую каменную решетку, бессильно свесив голову. Он был в одном белье, с его мокрых волос стекала вода.

Глядя на него, чувствуя, каким безысходным горем полна его душа, любя – да, любя – его, Челси не могла побороть в себе желания утешить его, прильнуть к его груди в порыве сочувствия и сострадания. Она вскочила на ноги и, подбежав к нему, обняла его, крепко, что было сил прижавшись к нему. Она знала, что Джадд без слов поймет ее.

Первые несколько секунд он оставался безмолвен и недвижим, но затем из горла его вырвался хриплый стон, полный боли. Он стиснул плечи Челси и выкрикнул ее имя.

– Я здесь, – отозвалась она. – Я с тобой. Снова издав болезненный стон, он провел дрожащими руками вдоль ее тела, затем, слегка отстранив ее, легко, едва ощутимо коснулся ее грудей и живота.

– Это жизнь! Жизнь! – воскликнул он, словно бросая вызов той смертной тоске, которая стремилась безраздельно завладеть его душой. Взяв ее за подбородок, он вдруг прильнул к ее губам в страстном, требовательном поцелуе.

Челси бросилась к нему в порыве любви и сострадания, вовсе не ища физической близости с ним, но теперь ее охватило бурное, неистовое желание, показавшееся ей столь же естественным, как и ее любовь, и сочувствие, и горечь утраты.

Он снял с нее свитер и, когда оба они опустились на колени подле камина, принялся расстегивать пуговицы на ее блузке, целуя ее лицо, шею и грудь. Движения его были страстными и порывистыми, но вместе с тем в них чувствовалось отчаяние, стремление избавиться от владевшей им боли и прильнуть к Челси как к источнику жизни, надежды и любви. Она с готовностью отзывалась на его ласки, и желание отдать ему всю себя без остатка охватило ее с неудержимой силой.

Он снял с нее нижнюю рубашку и долго не отрываясь смотрел на ее округлившийся упругий живот. Словно выполняя некий священный ритуал, он бережно обнял ладонями это вместилище новой жизни, и вдруг ребенок начал шевелиться, расправляя свои крохотные члены, как будто прикосновение Джадда пробудило его ото сна. Углы губ Джадда тронула едва заметная улыбка, исполненная нежности и горечи. Ребенок продолжал двигаться, и Джадд держал ладони прижатыми к животу Челси, пока он не затих.

Челси не сводила с него нежного, влюбленного взгляда. Джадд издал короткий гортанный звук и привлек ее к себе. На несколько мгновений они застыли в этой позе. Никогда еще она не испытывала такого полного единения с Джаддом. Челси казалось, что в эти минуты душа его полностью раскрылась перед ней. Он стремился вобрать в себя всю ее, чтобы заполнить ею зиявшую в его душе пустоту, и она с радостью шла навстречу его желанию.

Движения его были исполнены неистовой, нетерпеливой страсти, но вместе с тем так бережны и осторожны, что он, не причинил ей ни боли, ни даже малейшего неудобства.

Уже под утро, вконец изможденный, он уснул тяжелым сном, держа Челси в объятиях. Ей казалось, что она способна часами лежать подле него, не шевелясь, и любоваться им. Все эти месяцы вынужденной разлуки ей так недоставало его близости, тепла его сильного, мускулистого тела. Эту потерю ей не могли возместить одеяла и пледы, в которые она куталась, работа, которая поглощала почти все ее время, и даже ожидание ребенка, день ото дня становившееся все нетерпеливее. Она не могла отвести взгляда от его бледного лица с заострившимся носом и резко обозначившимися скулами. Глаза ее то и дело наполнялись слезами радости и скорби, и слабая улыбка, полная нежной горечи, не сходила с ее губ.

Но вот веки ее отяжелели и, поцеловав его в плечо, она прошептала:

– Я люблю тебя, Джадд! – и в то же мгновение уснула.