Сыграем в любовь (СИ)

Пролог

Лихие 90-е

Похоже, со сложившейся ситуацией ничего нельзя было поделать. Оставалось только ждать. Анна знала, что он придёт, чтобы потребовать свой трофей, но надеялась, что муж успеет раньше. Почему Филипп не едет? Скоро уже сутки, как она заперта в особняке Германа Думинского, а любимый не спешит её вызволять.

Анна стояла у окна и смотрела на розовое зарево, полыхающее где-то за рекой. Сумрачное небо делало его особенно заметным. Она услышала, как повернулся в замочной скважине ключ, но не обернулась. Анна прекрасно знала, кто это.

Герман подошёл сзади, обнял её за талию.

— Почему ты грустишь, Анна? Наконец, всё встало на свои места. Теперь ты со мной.

— Поэтому и грущу, — безразлично отозвалась женщина.

— Я люблю тебя со школы. Ты прекрасно знаешь это. Только ради тебя я достиг всего, что имею. Создал бизнес с нуля, построил этот дом, подмял под себя весь этот тухлый посёлок. Вместе с твоим никчемным муженьком, кстати.

Анна гордо вздёрнула подбородок и чуть повернула голову. Будто снизошла до ответа.

— Отпусти меня, Герман. Знаешь ведь, добра от насилия не будет.

Герман помолчал, глядя вместе с Анной в окно.

— Красиво, да? — проговорил он.

— Что это? Где-то пожар? Ты же всё знаешь: что это горит?

— Это горят мосты, дорогая… — невозмутимо отозвался Герман. — Мосты в твоё прошлое…

Анна нахмурилась и, развернувшись, бросила на Германа тревожный взгляд.

— О чём ты? Какие мосты? Это… — догадка была настолько страшна, что в неё было трудно поверить. — Нет, нет, не говори только, что это…

Мгновенно Анна оказалась в крепких объятиях мужчины. Он бросился исступлённо целовать её, приговаривая:

— Я предупреждал его… Предупреждал, чтоб отдал тебя по-хорошему… Теперь всё позади… Ты моя…

Анна упиралась ему в грудь, уворачиваясь от ненавистных губ, но они настигали её повсюду. Герман поднял её, и Анна замолотила по воздуху ногами, пытаясь больно ударить своего мучителя.

— Мой дом!!! Там же дети!!!! Мои дети!!!!

Анна кричала, срывая голос. Герман повалил её на кровать и принялся рвать на ней одежду, стараясь побыстрее добраться до обнажённого тела, о котором грезил уже много лет.

— Забудь обо всём. У тебя новая жизнь. Ты родишь детей для меня. Забудь.

Анна не замечала, что с ней творит Герман. Она обезумела от горя. Четверо её детей, рождённых в любви, четыре самые великие её ценности сейчас погибали в огне. Она ревела, выла от бессилия и отчаяния, пока Герман жадно овладевал ею. Анна не слышала его признаний, слов, полных обожания и желания, она мысленно была там, где полыхали стены её семейного гнезда, с душой выстроенные Филиппом, погребая под собой смысл её жизни.

Герман заснул, крепко прижав к себе свою добычу. Анна же никак не могла прийти в себя. Всё ещё пребывая в тумане, она встала, даже не пытаясь прикрыть свою наготу. За окном стояла тёмная августовская ночь. Анна силилась разглядеть вдали хоть искорку — след от её сгоревшего дома. Но тщетно. Мрак окутывал всё вокруг.

Герман был прав. Он с завидным упорством добивался её взаимности, едва ей исполнилось шестнадцать. Но приехал Филипп, чтобы с другом развивать здесь бизнес, связанный с лесом, и она поняла, что пропала навеки. Герман не смирился. Он исчез на какое-то время и вернулся «на коне». Богатый, влиятельный, с сомнительными знакомствами и ещё более сомнительными деньгами. Он отстроил этот огромный особняк, вызывая зависть и страх. А потом пришёл за ней. Его не смутили ни её муж, ни очередная беременность. Он думал, её легко купить. Анна не раз уговаривала мужа уехать, но у того здесь было налаженное дело, да и он наивно верил в силу любви и правды. Герман не унимался. Уговаривал, угрожал, устраивал разные каверзы и аферы. Филипп держался на плаву, хотя уже по уши зависел от всемогущего Германа. А вчера утром, едва она вышла за ворота, её запихнули в чёрную машину и отвезли в Германов особняк. Анна была возмущена, но не более. Дети оставались с няней, и она была уверена, что Филипп, вернувшись с работы, обязательно вызволит её из плена. Только он почему-то не пришёл. А Герман… Он добился своего… Такой страшной для неё ценой…

Анна пыталась размышлять, но мысли путались, придавленные гнётом безвозвратной потери. Она ещё раз взглянула в окно. С тоской посмотрела на постель, где спокойно похрапывал удовлетворённый Герман. Неслышно ступая босыми негнущимися ногами, она вышла из комнаты, волоча за собой обрывки одежды. Анна спустилась на кухню, открыла холодильник, достала бутылку водки и жадно сделала несколько глотков прямо из горлышка, не замечая, как крепкий напиток обжигает гортань…

…Проснувшись, Герман сладко потянулся. Руки до сих пор помнили горячее тело Анны. Ничего, она полюбит его. Недаром он так долго, терпеливо ждал. Теперь ей не о ком тосковать, некого помнить. Она его. Только его. Он повернул голову. Анны рядом не было. Примятая её телом простыня уже остыла. Герман нахмурился. Неужели улизнула? Нет, это просто невозможно. Он встал, поспешно натянул одежду и сбежал по лестнице вниз, где его встретила домработница.

— Где Анна? — коротко спросил он.

Женщина пожала плечами.

— Я не видела Анну Васильевну.

— Ч-чёрт, — выругался Герман и бросился в подземный гараж. Неужели всё же сбежала?

Нет… Анна была здесь… Как он мечтал… Вся его… Обнажённая и холодная, она висела на балке гаража с петлёй из разорванной им одежды на шее…

Анна так и не узнала, что Филипп приходил. Едва только ему стало известно, что жена исчезла, выйдя ненадолго в магазин, он сразу понял, где её искать. Разъярённый, он примчался к особняку Думинского. Разбивая в кровь кулаки, он молотил в кованые ворота, бросал в них увесистые камни, кричал, осыпая хозяина проклятиями, пока Герман не вышел к нему лично. Он был спокоен, как скала.

— Фил, я вызову милицию, если ты не угомонишься.

— Вызывай! — запальчиво воскликнул Филипп. — Я напишу заявление. Тебя привлекут за похищение человека.

— Смирись, Филипп. Анна теперь моя.

— Никогда этого не будет! Никогда! — Филипп пытался прорваться внутрь, но Герман преграждал пусть широкой, накачанной грудью.

— Каменный дом надёжней деревянного… — вдруг произнёс Герман, заставив Филиппа опешить.

— Чего?

— Говорю: зря ты дом деревянный поставил. Чего доброго, пожар может случиться, — добавил Думинский, и Филипп содрогнулся от охватившего его ужаса. А Герман продолжал задумчиво, — Да и дети одни… Чем бросаться на меня, как озверевшая шавка, лучше подумай о малышах… Может, им твоя помощь сейчас нужнее?

Тон Германа не предвещал ничего хорошего. Он нёс угрозу, заставляя всё внутри покрываться льдом.

Не говоря ни слова, Филипп бросился к машине. Этот урод способен на всё. Сердце Филиппа разрывалось между женой и детьми, но подонок прав: детям он нужнее. Не обращая внимания на разбегающихся собак, ругающихся вслед бабулек, на кочки и ухабы, Филипп гнал свою «Ниву» на другой берег реки, к дому. Запах гари он почувствовал издалека. Выскочив из машины, он бросился во двор. Испуганный, перепачканный сажей восьмилетний Ванечка прижимал к себе малышку Жанну, отчаянно ревущую со страха. Из окон кухни вырывались языки пламени, а на втором этаже вились клубы дыма.

Откуда ни возьмись, к его ногам бросился Пётр — рабочий, помогавший ему по хозяйству, и муж няни по совместительству. Он схватил его за щиколотки, рыдая:

— Простите! Я не знал! Не знал я!!!!

— Быстрее! — Филиппу было не до того. — Надо найти девочек!

Пока они бежали к дому, Пётр, не переставая, кричал в спину Филиппу:

— Клянусь, я не знал, что дети внутри! Я не убийца!!! Мне сказали только поджечь дом!!!

Филипп только потом осознал его слова. А сейчас он был одержим единственной мыслью: спасти девочек-близняшек. Он натянул на нос высокий ворот вязаного свитера и отважно бросился внутрь. Пётр неотступно следовал за ним. Уворачиваясь от летящих искр и падающих конструкций, мужчины поднимались на второй этаж. Арина и Кристина были уже без сознания. Обняв друг друга, они сидели под окном в детской, словно заснули. Мужчины быстро переглянулись и схватили детей. Филипп с Ариной в руках мчался по лестнице, крепко прижимая к себе драгоценную ношу. Где-то сзади пыхтел Пётр. Вдруг между ними рухнула здоровенная горящая балка, разделив мужчин стеной огня.

— Беги через спальню! — кашляя от проникающего в лёгкие дыма, с трудом прокричал Филипп. — Через балкон!

Он едва ступил на нижнюю площадку, как лестница позади сложилась, как детский конструктор. Стремглав он выскочил на улицу, и только тут осознал: «Они не успели. Кристины больше нет». От горя захотелось выть, но перед ним стоял сын, изо всех сил старающийся быть мужественным. Захлёбываясь от хлынувшего внутрь свежего воздуха, Филипп упал на колени, положив на землю Арину. Превозмогая отчаяние, он принялся делать девочке искусственное дыхание. Ваня наблюдал за всем этим, приоткрыв рот. Даже малышка Жанна забыла о плаче, глядя, как отец пытается вернуть к жизни её сестру. Когда Арина сделала несколько судорожных вдохов и закашлялась, Филипп не сдержал слёз. Рыдая, он прижал дочку к себе.

— Где Кристина? — прошептала девочка.

Первый вопрос о сестре. Естественно! Пятилетние близняшки были не разлей вода.

— Быстро в машину! Слышите? Быстро! — не отвечая, скомандовал Филипп и, подхватив Арину на руки, бросился к калитке, подгоняя бегущего впереди него Ваню с Жанной на руках…

Успокоенные и накормленные тёткой Аглаей, дети сопели в спальне. А Филипп глаз не сомкнул, хлебая чашку за чашкой любезно подливаемый хозяйкой крепкий чай. Меньше всего он думал сейчас о потерянном доме, не зная, как скажет Анне о гибели их дочери. Анна… Она предупреждала, уговаривала его уехать. А он, дурак, недооценил этого Думинского. Всё надеялся на законы и человеческую справедливость. Что там твердил Пётр? Его заставили поджечь дом? Небось, тоже в долгах, как в шелках. На крючке у Германа. Гад всё подмял под себя. Невозможно было ни жить, ни работать без его контроля.

Едва небо начало светлеть за кромкой дальнего леса, Филипп поехал к дому Думинского. Надо срочно вызволить Анну из его паутины. Филипп старался не думать, что могло произойти между ней и Германом этой ночью. Он был готов закрыть глаза на всё, лишь бы любимая снова оказалась с ним рядом. Мужчина остановил машину на соседней улице и, пройдя через переулок, выглянул из-за угла. У ворот Думинского стояла карета скорой помощи и милицейская машина. Герман находился здесь же, подписывал какие-то бумаги. Сердце зашлось предчувствием непоправимого. И в подтверждение его догадки двое санитаров на носилках вынесли из ворот прикрытое простынёй тело. Один из медиков запнулся о камень, носилки дрогнули, и из-под полога упала тонкая рука. Это узкое запястье, аристократичные пальцы Филипп не спутал бы ни с чьими другими. А когда, поправляя руку, санитар, воровато озираясь, стащил с пальца перстень и быстро сунул его в карман, исчезли последние сомнения. Филипп подарил кольцо жене, когда родился их первенец, в благодарность за сына.

Филипп впился зубами в кулак, чтобы не зарыдать в голос. Задыхаясь, спотыкаясь, точно пьяный, он добрался до машины и только тут дал волю чувствам. Страшный рёв вырвался из его груди. Его любимая Анна была мертва. Вряд ли её убил Герман. Скорее, она сама покончила с собой, не вынеся насилия. Его радость, его дыхание, его судьба… Она не дождалась его. А он не смог её уберечь.

Филипп повернул ключ зажигания, не имея сил как следует выжать сцепление, со скрежетом включил передачу и рванул с места. На берегу реки, где познакомились когда-то вчерашняя школьница и молодой начинающий бизнесмен, ему никто не мог помешать упиваться своим горем. Филипп рыдал, как ребёнок, катаясь по влажной от росы траве, бросая проклятья в жестокое безответное небо, швыряясь комьями грязи в речку, которая была не в силах унести его печаль. Как бы он хотел немедля свести счёты с этой никчемной жизнью, где теперь не было Анны! Всё его существование схлопнулось до единого мига, когда из-под белой простыни упала её хрупкая рука, которая ещё пару дней назад нежно обнимала его за плечи, пахла свежим тестом, ласкала их детей.

Дети! Единственная причина, по которой стоило оставаться на этом свете. Анна никогда не простит, если он покинет их малышей. Он потерял Кристину, но ещё трое ждали его у тётки Аглаи, веря, что он вернётся и убережёт их от всех опасностей этого мира.

Филипп несколько раз глубоко вздохнул, возвращая себе хоть какое-то подобие внутреннего равновесия. Он не обманет их надежд. Сейчас не время для скоропалительной мести. Бежать. Нужно бежать из этого проклятого посёлка, где навеки для него сам воздух будет проникнут смертью. Плевать на бизнес, на счета, на землю. Пусть Илья, его друг и компаньон, делает с ними, что захочет. А ему нужно спасти детей. Увезти их подальше, где никому не будет дела до их прошлого, где они смогут вырасти в безопасности и спокойствии. Он научит их быть честными и неподкупными, как он сам. А ещё сильными, чтобы иметь мужество справляться с трудностями, которые припасла для них судьба.