Сыграем в любовь (СИ)

Глава 27

Однажды к Аслану приехали гости. В помощь Разият пригласили ещё двух девушек из села, и теперь они втроём сновали по двору. Ещё с утра пришёл Рамиз, самый старший из трёх сыновей Аслана, и сказал, чтобы Макс сегодня не выходил на работу. После того, как остальные отправились на завод, Рамиз притащил в барак гитару.

— Потренируйся. Вечером будешь петь.

— С ума сошёл? Я сто лет не пел и не играл, — попробовал отговориться Макс.

— Это не вопрос, — угрюмо пробурчал Рамиз и вышел.

Гитара была старая, с тугими дешёвыми струнами. Макс поблагодарил Бога за свои мозоли на подушечках пальцев: было не так больно. Как сумел, настроил инструмент. Держать гриф было приятно. Ещё приятней — перебирать струны. Душа отозвалась тоской по прежней жизни, по творчеству, по выступлениям… Музыка была с ним всегда, а тут их так надолго разлучили. Макс откашлялся и тихонько напел куплет одной из своих песен. Было ужасно здорово снова пробовать на вкус слова, чувствовать, как напрягаются связки, как вибрируют в груди низкие звуки и отдают в переносице высокие. Макс не знал, сколько времени прошло — настолько он увлёкся.

Снова появился Рамиз, приказал следовать за ним.

— Гитару оставь. Потом вернёшься.

Он отвёл Макса в деревянный летний душ, где тот, едва не рыча от наслаждения, долго отскребал от себя кирпичную пыль, вычищал грязь из-под ногтей, вымыл начинающие отрастать волосы и, наконец, побрился. Глядя на себя в зеркало, Макс ужаснулся. Бледное, осунувшееся лицо с синяками под глазами казалось чужим. Он вышел из душа с полотенцем на бёдрах и столкнулся нос к носу с Разият. Девушка вспыхнула, задрожала, и чашки, стоявшие на подносе, который она держала в руках, жалобно зазвенели.

— Ой, — пискнула она, и засеменила к дому.

Макс невольно рассмеялся. Давно он не производил такое яркое впечатление на девушек. На скамейке возле душа он обнаружил чистую одежду. Похоже, перед гостями его решили выставить во всей красе. Ничего, сейчас не время проявлять гордость. Новое бельё с магазинными бирками, джинсы — ношеные, но хорошие, белая рубашка. В любом случае лучше, чем то тряпьё, в которое превратилась его одежда. Обед у него сегодня был царский. Вместо неопределённого варева или жидкого супа он получил мясо, тушёное с овощами и горячую лепёшку. Отвыкший от такой пищи желудок отозвался приятной тяжестью. Макса тут же поклонило в сон. Заметив, как разомлел пленник, Рамиз усмехнулся.

— Иди, вздремни. Часа полтора у тебя есть. Только не ходи в свой свинарник. Разият!

Девушка возникла, как из-под земли.

— Отведи его в бытовку.

О таких условиях Макс и мечтать не мог. Раскладушка! С настоящей перьевой подушкой и мягким пледом.

— Спасибо, Разият, — ласково проговорил Макс. — Ты ангел.

— Отдыхай, — застенчиво улыбнулась девушка и скрылась за дверью.

Впервые за последние несколько месяцев Максу снился сон. Гигантские волны Балтики и голубые глаза Арины. Когда его растолкал Рамиз, Макс чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Казалось, теперь он готов горы свернуть. Но для начала нужно было петь.

Наверное, он должен был ощущать себя медведем на ярмарке. Но Макс настолько соскучился по выступлениям на публике, что был рад и такому. Гости Аслана, к слову сказать, вели себя вполне прилично и уважительно. Слушали, хлопали, предлагали присесть за стол, угощали вином. Макс знал, что отказ их обидит, поэтому и за стол садился, и вино пил, но старался не злоупотреблять. Хорош же он будет, когда появится перед измождёнными сотоварищами лоснящийся от сытости, да ещё и пьяный. Но мысль, что его музыка снова кому-то нужна, определённо грела.

Гости уехали, а Макса частенько стал приглашать к себе сам Аслан. Макс играл на гитаре, Аслан и его сыновья слушали, иногда подпевали. А Макс, пользуясь расположением, выпрашивал у своих хозяев сигареты, вино или что-нибудь вкусное для товарищей. Те поначалу посматривали на Макса косо. Но Олег со знанием дела заверил остальных:

— Крысу я нутром чую. Макс не такой. Ну нравятся Аслану его песни, значит, повезло ему.

— Да и нам перепадает, — с наслаждением затянулся сигаретой Стас.

В общем, жизнь Макса стала заметно легче. Утром он по-прежнему трудился на кирпичном заводе, а после обеда Омар частенько забирал его домой. Исполняя свои песни, Макс иногда видел за приоткрытой дверью блестящие чёрные глаза Разият. Девушка не скрывала своего восхищения. Однажды, когда Макс шёл к бараку, она выскочила из-за дерева и схватила его за футболку.

— Спой для меня… Можешь? — воровато озираясь, тихо попросила она.

Макс широко улыбнулся.

— Конечно. Что хочешь?

— Молнию… Молнию в ночи…

Ох, как он не хотел петь эту песню. Особенно для неё. Знала бы ты, бедная девочка, кому она посвящена. Но он не мог отказать этому милому, забитому созданию. Они отошли подальше, за барак, и уселись на ствол дерева. Где-то под ногами шумел ручей. Ночи были здесь прохладными, но ясными. Горы, окружающие долину, цепляли облака своими вершинами, не давая тем затянуть небо.

Макс запел тихо. Почти шёпотом. В темноте он не видел Разият, только слышал её лёгкое дыхание и ощущал едва уловимый запах тимьяна. Видимо, она недавно готовила чай для отца и братьев.

— Спасибо, — быстро пролепетала она, вскочила и стремительно убежала на лёгких, маленьких ножках.

А Макс остался сидеть и думать о своей Молнии. Как же он соскучился по ней! По шелковистым волосам, по трепетным пальцам, по тягучему голосу. А её чудесные мальчишки? Как они? Наверное, под крылом богатенького папочки совсем забыли о нём. А Арина… Всё это время она в его руках… Живёт в его доме… Неужели даже спит с ним?! Кулаки сжались от ярости. Теперь он представить себе не мог любимую в объятиях другого, хотя раньше мирился с тем, что ему приходится делить её с законным мужем. Нет, он должен вернуться. Просто обязан.

— Зачем я тут, Аслан? — осмелился Макс спросить хозяина на следующий день. — Тебе так нужен карманный певец?

— Не задавай лишних вопросов, и будет всё хорошо, — миролюбиво пробасил Аслан. — Тебе грех жаловаться. Работаешь минимально, я тебя не обижаю. Так ведь?

Макс не мог не согласиться. Хоть он и выглядел снова, как оборванец, его условия существования были на порядок лучше, чем у остальных.

— Люблю, когда ты поёшь, — с барским видом Аслан развалился в кресле. — Давай-ка “Каменное сердце”.

— Ты ведь знаешь, кто я, — Макс не торопился выполнять просьбу. — Не боишься, что рано или поздно нагрянут репортёры или поисковые отряды?

Аслан безобидно расхохотался.

— Посмотри на них, — он кивнул головой на открытое окно, через которое были видны стены завода. — Думаешь, кто-то помнит их имена?

— Они маргиналы или сироты…

— Это не важно, — серьёзно прервал Макса Аслан и наклонился к нему, словно собирался поведать заветную истину. — Бомж ты или певец… Горы стирают всё. Твоё имя тоже забудут… Думаешь, друзья, поклонники, баба твоя — это навсегда?

Сердце пропустило удар. “Баба твоя”. Они и о ней знают! Макс потерял бдительность.

— Что вы знаете об Арине? То, что я здесь — связано с ней? — он был готов схватить Аслана за грудки и вытрясти из него всю правду.

На его плечо легла тяжёлая рука Салмана — среднего, но самого мощного, сына Аслана.

— Полегче, соловей, — произнёс он, и Макс ясно почувствовал в его голосе угрозу.

— Каменное сердце, — сухо потребовал Аслан.

Макс взялся за гитару. Губы привычно выдавали слова, а в мыслях была только Арина. Неужели и к этому приложил руку Марк Вернер? Только бы вернуться, и он это так не оставит. Марк поплатится за всё.

Злость, жажда мести заставляла его жить. А ещё музыка. Которая, пусть и совсем немного, но снова присутствовала в его жизни. Аслан, подувшись на откровенные вопросы Макса, снова стал звать его скрасить послеобеденный отдых. А поздними вечерами, словно тень, появлялась Разият. И Макс с гораздо большим удовольствием пел для неё, чем для её отца-рабовладельца. Наступила осень, и горные склоны полыхнули разноцветьем красок. Чинары, платаны, редкие берёзки вспыхивали яркими листьями среди тёмных, сумрачных пихт и сосен. Макс и не знал, что в горах осенью так красиво. Несмотря, на своё незавидное положение, он не уставал любоваться природой, пить по глотку чистейший воздух, впитывать колорит местной жизни. Но по мере того, как ночи становились холоднее, а снежные шапки на вершинах гор росли, душу Макса всё больше охватывала тоска. Не помогали ни песни, ни мотивирующие обращения к самому себе, ни визуализация счастливого будущего с Ариной. Иногда хотелось выть, а иногда пойти на скалу и сигануть головой вниз прямо в горную каменистую речку.

Ровно в ту самую ночь, когда появилась на свет Мишель, Макс проснулся от невыносимого отчаяния. Он чувствовал, что должен быть там, что нужен Арине именно сейчас. И тогда Макс осторожно выбрался из барака и побежал. Пока было темно — вдоль дороги. К утру он был в ближайшем городке. Он укрылся в каком-то сарайчике на окраине. Ужасно хотелось есть, но во рту чувствовался отвратительный металлический привкус. Стоя на четвереньках, Макс пытался отдышаться, думая о том, что лучше умереть, чем вернуться обратно. Он не понимал, куда движется. Знал лишь одно: что нужно бежать, сколько хватит сил. А потом надеяться на людскую доброту.

Его поймали на второй день. Обессилевший от голода, вконец замёрзший, он забрался в какой-то двор, где хозяева держали форель. Он засунул трепыхающуюся рыбину под куртку, выбрался наружу, добежал до речки и, найдя уединённый берег, вцепился зубами в упругий, шершавый от мелкой чешуи бок. Это было одновременно отвратительно и прекрасно. Желудок заурчал, сжался в спазме, грозя отправить съеденное наружу, но Макс напился речной воды, заставив его успокоиться. “Считай, что это было сашими, — увещевал Макс свой мозг. — Или тартар из форели. Прикинь, сколько это стоит в московском ресторане?” Сон сморил его неожиданно. А проснулся он от удара ботинком под рёбра. Макс застонал. Над ним стояли три сына Аслана.

— Так-то ты отвечаешь на доброту нашего отца, сучонок? — Рамиз присел на корточки и схватил Макса за куртку.

Омар наступил ботинком на кисть. Макс закрыл глаза, и заскрипел зубами от боли. “Нет, только не руки, — мысленно взмолился он. — Господи, пожалуйста! Только не руки!”.

— Трясёшься, гад? — прошипел Рамиз. — Омар превратит твои музыкальные пальчики в кашу. Ты этого хочешь?

Макс замотал головой, и, превозмогая нестерпимую боль, прошептал.

— Зачем я вам? Мне надо домой…

Омар грубо загоготал, ещё сильнее вдавливая руку Макса в камни. Макс не выдержал и застонал. Гигантский Салман положил брату руку на плечо.

— Не перестарайся. Отец нам этого не простит.

Омар отступил, а Рамиз заставил Макса подняться.

— Пшёл… Пусть отец с тобой разбирается, падаль.

Так бесславно закончился его побег. Но соседи по бараку смотрели на него с уважением. До той поры те, кто пытался бежать, как правило, не возвращались. Или возвращались, но ненадолго. Очень быстро нечеловеческие условия труда и побои делали своё дело, и беглец отправлялся в последний путь на носилках, укрытый холщовым мешком. Положение же Макса почти не изменилось. Работники могли только гадать, чем он так важен для Аслана. Впрочем, и сам Макс не мог ответить на этот вопрос. До поры, до времени.

Через три дня после возвращения из своего неудавшегося побега Макс заболел. Всё утро его знобило, тело ломило явно не от усталости, к которой он уже привык, в глазах мерцали звёзды, и к обеду Максу казалось, что он вот-вот упадёт. Когда Омар привёз еду, Макс уселся со своей миской на камень, безразлично поболтал в ней ложкой, отставил в сторону и прилёг на землю, свернувшись калачиком. Ему нужен был отдых. Хотя бы самый маленький. Хоть несколько минуточек.

Он очнулся в том самом сарайчике, где отдыхал перед выступлением тогда, летом. Заботливая Разият сняла холодное полотенце с его лба и заменила его новым. Рядом исходил благодатным теплом электрический обогреватель. Макс попытался было приподняться, но Разият остановила его, коснувшись плеча.

— Лежи. У тебя температура.

— Почему я здесь?

— Отец сказал, что тебе тут лучше будет. Так ты не заразишь других.

— Разве вы лечите рабочих? Я думал, раз заболел — прямая дорога на кладбище.

Разият нахмурилась.

— Не говори глупостей. Я не позволю тебе умереть. Тем более, это обычная простуда. Ты замёрз… когда убежал…

Она чуть помолчала и спросила, обдав его жаром чёрных кавказских глаз.

— Зачем ты убежал?

— Думаешь, мне здесь лучше, чем дома? — невесело усмехнулся Макс.

Разият удивлённо приподняла брови.

— Я не знаю. Я нигде больше не была.

— Я здесь раб. Невольник.

Разият пожала плечами.

— Наверное, ты прав… Дома всегда лучше… Тебя кто-то ждёт там?

— Родители… — тихо сказал Макс. — Наверное, они с ума сходят. И ещё… Девушка…

— Ты уверен, что она ждёт? — в голосе Разият звучали сомнение и надежда одновременно.

— Я верю. Потому что, если я не буду верить, я просто лягу и умру. Безо всякой болезни. От тоски и горя.

Разият вздохнула. Как бы ей хотелось, чтобы её так кто-нибудь любил. А ещё лучше, чтобы не кто-нибудь, а он. Макс Гром. Раб её отца. Мужчина, который поёт изумительные песни проникновенным голосом, который достаёт до самых чувствительных местечек души. Ей давно пора замуж. Всем одноклассницам родители нашли женихов. А некоторые из них уже матери. И только Разият засиделась в девках. Отец и братья злятся, и срывают зло на ней. Будто она виновата, что у них такая репутация. Их боятся из-за влияния, и презирают за их нечистый бизнес. Вот и не хотят родители сватать своих сыновей. Видно так и придётся всю жизнь горбатиться на мужчин. Когда приезжает жена Рамиза, так она тоже начинает шпынять бедную Разият. Хорошо ещё Омар и Салман пока не женаты. Но это вопрос времени. Разият надула губки и тихонько засопела, готовая вот-вот расплакаться. Нет-нет, только не сейчас, не перед Громом.

— Ты как себя чувствуешь? — немного справившись с эмоциями, спросила Разият.

— Как будто катком переехали, — признался Макс. — Видела когда-нибудь каток?

Разият мотнула головой, разметав по плечам по-детски заплетённые косички.

— Машинка такая, которая асфальт утрамбовывает. Тяжеленная ужасно, — пояснил Макс.

Интересно, сколько всего придётся рассказать этой дикарке, чтобы хоть немного приблизить её к цивилизации?

— В Москве, наверное, так много всего? — широко раскрыв глаза, протянула Разият.

Они говорили долго. Макс рассказывал о дорогих машинах, ночных клубах, музеях, многозальных кинотеатрах, ярких рекламах, скоростных шоссе и о многом, многом другом. Разият слушала внимательно, изумлённо приоткрыв рот, и лишь изредка задавала уточняющие вопросы. Особенно её интересовало, что носят её ровесницы, чем интересуются, какую музыку слушают. Макс удивился:

— А телефон? У тебя ведь есть телефон? Разве ты не можешь узнать всё это из интернета?

Разият порылась в глубоком кармане длинной юбки и достала маленький старенький кнопочный телефончик.

— Вот это мой телефон, — Максу даже показалось, что в её голосе прозвучал вызов. — Другого отец не разрешает.

— М-да, — хмыкнул Макс, — негусто.

— Да уж…

Ближе к вечеру Разият пошла в большой дом, чтобы обслужить за ужином мужчин, а потом вернулась. Она принесла Максу еду и горячий чай на травах.

— Горный чабрец хорош от кашля, — назидательно произнесла она.

На редкость сытная еда и чай разморили Макса, и он быстро заснул, не подозревая, что именно эта ночь решит его дальнейшую судьбу.

Наутро Макс проснулся от ощущения, что на него кто-то смотрит. Он чувствовал жуткую слабость, а футболка на нём промокла насквозь. Видимо, он здорово пропотел ночью. Открыв глаза, он увидел трёх девушек, стоявших в дверях сарайчика. Они о чём-то перешёптывались, но так тихо, что Макс не мог разобрать слов. На полу, поджав к себе колени, сидела, хлопая глазами, перепуганная Разият. К н и г о е д. н е т

Внезапно за спинами девушек возникла внушительная фигура Аслана. Он что-то проговорил по-своему, и девушек, как ветром сдуло.

— Иди в дом, дочка, — строго приказал он.

Разият вскочила, закрыла лицо руками и, всхлипнув, выбежала прочь. Аслан присел на табурет.

— Ну и что мы будем с этим делать, Макс?

— С чем? — Макс всё ещё был не в состоянии мыслить с полной ясностью.

— Ты провёл ночь с моей дочерью, — заявил Аслан. — Она опозорена. Честь нашей семьи под угрозой.

Макс пристально вглядывался в его лицо. Он шутит что ли? Прикалывается? Но, похоже, Аслан был абсолютно серьёзен.

— В смысле “провёл ночь”? — Макс всё ещё надеялся перевести ситуацию в шутку. — Я вырубился от дикой слабости. О чём ты говоришь, Аслан?

— Свидетели видели, что Разият проснулась рядом с тобой.

— На полу?

— Не важно. Они разнесут эту весть по селу. Разият опозорена. А вместе с ней и мы.

— Ну нет, — отмахнулся Макс. — Признайся, что ты это всё подстроил.

Аслан сложил руки на груди и откинулся, оперевшись спиной на стену.

— А это не важно. Мою дочь видели утром в твоей комнате. У моего народа и за меньшее мажут дёгтем двери. Я не позволю, чтобы какой-то заезший музыкантишка попользовался моей дочерью, и свалил.

— Да куда я свалю-то… — грустно усмехнулся Макс, — дальше вашего завода?

— А вот это я готов обсуждать. — Аслан резко нагнулся к Максу. — До дома дойти сможешь?

Сердце Макса забилось часто-часто. Надежда резко взмахнула крыльями, и Макс постарался обуздать её, боясь разочарования.

— Я попробую, — тихо проговорил он.

Голова нещадно кружилась. Иногда Максу казалось, что он упадёт или его стошнит прямо под ноги Аслану. Но медленно он добрался до дома, опираясь на руку внезапно ставшего таким заботливым хозяина. Здесь Макс упал на застеленный коврами диван.

— Разият, свари Максу кофе, пожарь яйца, хлеб с маслом принеси. Омар, проследи, чтобы нам никто не мешал, — принялся по-деловому раздавать распоряжения Аслан.

Кофе был необычайно вкусным, а разговор долгим и тяжёлым. Макс впервые стоял перед таким выбором. Его мечта сбывалась. Через некоторое время он мог вернуться домой. Но цена была слишком высока. Он женится на Разият и навсегда отказывается от счастья с Ариной. Альтернатива была малоутешительна.

— Твоя былая слава меня мало волнует, — почти безразлично произнёс Аслан. — Ты сгниёшь на заводе, и уж, поверь, я постараюсь, чтобы ты отправился к своему Богу, если ты в него веришь, как можно скорее. Это будет достойный финал для того, кто обесчестил мою дочь.

— Ты же знаешь, что это не так.

— Я могу знать всё, что угодно. Важно, что знают люди.

— А Разият?

— Отправится к тётке. С глаз долой. Думаю, ей самой жить не захочется.

Макс чуть помолчал. С ним разговаривали. Хоть так. Бесспорно, это было тем самым пресловутым предложением, от которого нельзя отказаться. Похоже, другого варианта вернуться домой у него просто нет.

— Я могу подумать? — крепкий, ароматный кофе немного подбодрил его.

— Недолго, — милостиво разрешил Аслан. — До вечера… Тем более, думать тебе особо не о чем.

Макс вернулся в свою каморку. Что ж, Аслан прав. Выбор невелик: вернуться домой женатым или бесследно сгинуть в дагестанской долине. Связывать свою жизнь с дикой горянкой, пусть даже доброй и милой, ой как не хотелось. Всё его существо противилось этому лицемерному браку. Он злился на себя, что расслабился, не учёл нюансов местного менталитета, на Аслана за коварный план, и даже на Разият, которая, в отличие от него, прекрасно знала о последствиях, но всё равно уснула у его ложа, как домашняя собачка. Словно угадав его мысли, Разият вихрем влетела внутрь сарайчика, плюхнулась на колени возле кровати и, уткнувшись в его ладонь, разрыдалась горькими слезами:

— Прости, Гром! Я не хотела! Я не знала! Я просто уснула! Сама не знаю, как так получилось. Девочки сказали, что им отец позвонил, велел прийти.

Максу стало её жаль. Он погладил её по блестящим чёрным волосам.

— Не убивайся так, девочка. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Я буду тебе хорошей женой, — горячо пообещала Разият перед тем, как убежать снова, — Ты не пожалеешь.

Макс с сожалением посмотрел ей вслед. Бедняжка. В её понимании хорошая жена — это покорная рабыня своего господина-мужа. Так её воспитали. Угождать, чтобы супруг был доволен, терпеть и не сметь перечить. Он никогда не сможет её полюбить. Даже если бы его сердце не было занято Ариной. Но эта девочка была его обратным билетом. И, похоже, ему ничего не остаётся, как воспользоваться этим единственно возможным шансом. Обед ему принёс Омар. Он молча поставил на колени Макса поднос, а через двадцать минут вернулся, чтобы так же молча забрать посуду.

Оставшееся до вечера время, Макс посвятил мечтам об Арине. Он мысленно просил у неё прощения и снова и снова обещал, что они обязательно будут вместе. Едва солнце скрылось за вершинами гор, Макс отправился в дом. Аслан словно и не уходил никуда с утра. Макс ещё не начал говорить, а тот уже распахнул для него свои уже почти родственные объятия.

— Ну заходи, зятёк. Побазарим.