Тело Кристины

10

Она бегала по три раза в неделю. И с каждым разом все быстрее. И дольше. Ее ноги наматывали километры мокрого асфальта, ее дыхание сравнялось с ритмом дыхания львицы на помеченной территории. Сам видел, как испуганные прохожие оборачивались ей вслед. И куда девались одышка загнанной лошади, колебания на краю скользких тротуаров, прыжки в сторону от прохожих, которые ее не замечали? Теперь ее видели все и даже специально останавливались, чтобы проводить ее взглядом, пока она не скроется за углом. Так смотрят вслед опасности, чтобы убедиться, что она миновала и можно спокойно продолжать путь. Поверьте мне, ее уверенность в себе приняла пугающие размеры. Я слышал, как она стонала от удовольствия, если побивала собственный рекорд. Я слышал, как она удовлетворенно вздыхала, если обходила на дистанции признанного бегуна. Эти бегущие достопримечательности, ряженные в лиловую лайкру, поверить не могли, что маленькая попка в непорочных пляжных шортиках утерла им нос. С мурашками по всему телу и кроссовками на ногах, я до головокружения пялился на угол соседнего дома, откуда она могла вынырнуть каждую следующую минуту, и, когда она наконец появлялась, я бросался вниз по лестнице, боясь, как бы она не исчезла раньше времени, в наркотической зависимости от ямочек, которые свели меня с ума. Она делала вид, что не замечает моих детсадовских маневров. Признаю — стратегия, достойная недоумка. Однако, прежде чем забежать в свой подъезд, она смягчала свой голубой пьянящий взгляд, как кюрасо на горящих углях, и бросала его на меня, чтобы я таял. И я был тот самый кретин, который улыбался ей, кивая головой. Ничего не поделаешь, рефлекторный жест околдованного самца.

Другая бы на ее месте вызвала полицию:

— Алло? Комиссариат? Какой-то подозрительный тип преследует меня во время занятий джод-жингом.

— Вы бегаете в шортах?

— Да.

— Носите спортивный костюм, мадемуазель.

Но она была бесстрашной. Я же не был охотником. Она не была добычей. Нет. Просто, я думаю, в тот самый миг, когда я впервые побежал за ней следом, это не я, а она побежала за мной. Это я стал добычей. Боже милосердный, какой прок осознать реальность, когда все уже поздно! Перемешивать свой мозг, чтобы там не осталось комков, перетряхивать воспоминания… Да как же без этого? Это единственный род деятельности, в котором мне еще дано принимать участие. Мой спорт. Мое хобби. Моя лотерея бинго. Номер… 26! Бинго! Столько мне было, когда она занялась моим похудением. У меня не было ни жиринки лишней. Но уже тогда она мечтала морить меня голодом. Номер… 13! Выиграл! 13 июля 1992-го. На верхней ступеньке церкви она остановилась и предупредила меня с улыбкой, что, сколько бы я ни пытался ее бросить, она никогда не позволит мне уйти. Никогда. Вспоминая об эрекции, которая случилась у меня в то мгновение, мне хочется оттяпать свой прибор, который и без того уже больше не пригодится.

Я бегал за ней неделями напролет. Мне было двадцать лет, и я был самым влюбленным мальчиком в мире. Потом я уехал на каникулы к своему ирландскому другу, который обещал развеять мою одержимость. Я заставлял его бегать за собой по утрам, настаивая, чтобы он бежал сзади, потому что впереди бежала она. Мне не надо было даже закрывать глаза, чтобы ее увидеть. Я видел ее лучше, чем если бы она и впрямь бежала впереди в холодном утреннем тумане, топча проселочные дороги, перескакивая торфяные кочки, периодически оглядываясь на меня своим влажным взглядом с облачком теплого выдоха в уголке потрескавшихся губ. Небо могло оставаться сколько угодно серым, я был окончательно отравлен синевой ее взгляда.

Первое же утро после моего возвращения. Глаза опухли от усталости. Кроссовки еще запачканы торфом и землей. Подоконник моего окна. Глаза слипаются и слезятся. Они больше не могут фиксировать этот дурацкий угол, на который я заставляю их смотреть. Я не позволяю себе моргать, настолько я боюсь пропустить ее появление. Она бегает так быстро. «Внимателен, будь внимателен!» Но в то утро она так и не пробежала. Ни на следующее. Ни через следующее. Она вообще больше не бегала по моей улице. Я прождал так неделю, вставая в шесть утра, пропуская первые лекции, в страхе, что она переехала, попала под машину или получила воспаление легких.

На седьмой день я прибежал к ее подъезду во вселенской тоске, которую ни в сказке сказать ни пером описать, и с абсолютной уверенностью, что остаток дней своих я проведу здесь в безнадежном ожидании ее. И вскоре появится статья о подозрительном типе, который ошивается у подъезда с неизвестной целью, подпрыгивает каждый раз, когда дверь открывается, и рыдает всякий раз, когда увидит, кто открыл дверь. Я знал, что способен быть этим типом. Наконец, из страха простоять так всю жизнь, я вошел в подъезд за какой-то пожилой дамой, потому что она набрала код. Не потому, что я осмелился, о нет! Я писался от страха при мысли, на какие глупости я был готов ради этой девушки. Я шмыгнул в подъезд за старушкой, видимо, слишком быстро, потому что она спросила меня: «Вы к кому?»

Я сказал, что к девушке, которая бегает. Она сказала: «А-а, к этой самой!» Я сказал: «Да». Она сказала: «Хорошо». Мы стояли и смотрели друг на друга. Ее лицо стало таким, как будто ей двадцать лет. Потом она молча подошла ко мне и молча показала пальцем квартиру на третьем этаже. И я увидел в ее глазах мужчину, которого она любила, танцы в баре нашего квартала, искусственные цветы, скатерти, запятнанные пуншем, платье, в котором она была, когда он пригласил ее на танец. Я почувствовал аромат ее кожи, аромат взволнованной девушки. Я танцевал вместе с ними их первый танец. Я слышал, как зимним вечером этот парень попросил у нее руки. Я почти уверен, что тогда шел снег и ей было холодно, но я совершенно уверен, что ей было плевать на это. Когда она показала на квартиру, она, наверное, тоже вспомнила искусственные цветы и то платье, слишком поношенное, за которое ей было стыдно в тот вечер, и снег, который был похож на декорацию в кино, потому что он пошел в тот момент, когда ей делали предложение. Я был во всем этом уверен, как ресторанный скрипач, который играет между столиками и искренне верит, что он помогает счастью влюбленных.