Теперь ее затылок, должно быть, еще привлекательнее, чем раньше. Ее тонкая кожа растянулась и стала еще эластичнее. В этом смысле потолстеть это плюс. Полнота может стать превосходным лекарством от скуки, например. Если вы толстый, у вас лучше сцепление с землей, вы как будто прилипаете к ней. А в грязи ваши следы продержатся дольше, чем у остальных. Толстяка никто не толкнет на улице. И в очереди за билетами в кино вы можете толкаться сколько вам влезет, люди просто боятся толстых и затыкают свои позорные глотки. У избыточного веса есть и другие не менее удивительные преимущества.
Если вы посмотрите на это дело как следует, то увидите, что преимущества чрезмерной полноты просто неисчислимы.
Полнота, если хотите, особенно если вам плевать на то, что все говорят, это лучший способ жизни.
Если вы толстый, вы можете всегда оставаться в покое, к вам никто просто так не полезет.
Конечно, не нужно пожирать свой горячий круассан на глазах у всего честного народа. Не надо уплетать жареное мясо с картошкой в ресторане при всех. Тогда взгляды окружающих становятся злобными и ясно дают понять: ничего удивительного, что он перевалил за центнер, свинья. На его месте только траву щипать, толстый индюк.
Но если вы действительно толстый, вам должно быть плевать на всех с высокой колокольни. Иначе вы превратите вашу жизнь в сплошную неприятность. Тут надо быть осторожным.
То, что я пытаюсь до вас донести сейчас, сводится, в сущности, к одному: лишний вес — это ни в коем случае не человеческая слабость. С таким же успехом это может быть сознательный выбор и даже смысл жизни, почему нет? Конечная цель этого мероприятия, правда, ускользает пока от моего понимания, но я первым потерял невинность в этом вопросе и не смотрю больше на вещи с легкостью, не утверждаю огульно, что здесь все просто, хотя, возможно, это так и есть. Теперь для меня все имеет значение, во всем я вижу скрытое коварство, вплоть до полета голубя, вплоть до малейшего скрипа в квартире. Все вещи в сговоре, и даже у погоды, вне всякого сомнения, есть свой тайный расчет.
Вот спросите ее: почему она вдруг потолстела? А потому что она сделала это с умыслом!
Воображение, которое стало для меня второй жизнью, за неимением первой, рисует на сетчатке моего глаза бесчисленное количество непристойных сцен одну за другой. И в его эротических сценариях я, как нигде, ничтожен. Любить толстушку? Для этого надо иметь глаза, в которые влезет больше, чем в ее живот, не так ли?
Моя жена — как огромный торт на десять человек. Она — мой палач, мой сердцеед — как масляный пирожок, набитый вареньем.
Мой стальной член входит в эту мякоть, в середину, в варенье, а руки по локоть врезаются в тесто.
Я не должен ни при каких обстоятельствах. Но я мечтаю об этом.
Это все одиночество, вынужденное одиночество. Я, по-моему, уже где-то писал об этом.