Тело Кристины

49

Мы всегда трахались много. Любили, как говорится, до потери сознания. Даже в то нелегкое время, когда я решил испытать ее чувства на прочность, мы не переставали отягощать общественные места издержками наших страстных желаний. Нас вышвыривали за дверь из ресторанов и даже из музеев. Из ночных клубов, само собой разумеется.

Их обвинения в покушении на общественные приличия походили на жалкую, завистливую месть. Приговоры климактерических дам с недержанием, закомплексованных врачей и потрошителей ресторанной дичи, фрустрированных ежедневным дефиле молоденьких и хорошеньких ягодиц, едва достигших совершеннолетия, которые каждый вечер колышутся у них перед носом как несбыточная мечта о лучшей жизни, с нашей точки зрения, сами по себе являлись достаточными смягчающими обстоятельствами этого вопиющего отсутствия такта. Мы награждали этих обделенных судьбой чистосердечным прощением, в котором они нам отказали, и, по-хамски выставленные на улицу, мы кончали, исполненные великодушного сострадания к этим несчастным. Иногда на следующий день мы посылали пострадавшим цветы без объяснительной записки в качестве утешения.

У них не было того самого главного, что было у нас.

И даже тогда, когда мое доверие к ней держалось на волоске, когда разоблачение обмана было уже делом нескольких ближайших суток, я все равно брал ее насильно и грубо, словно старался навсегда оставить за собой это тело, уже потенциально виновное в предательстве.

Мы всегда много занимались любовью, мы продолжали активно жить друг с другом до последней минуты.

Наше последнее объятие было на рассвете, с еще закрытыми глазами, того дня, в который я упал. Семь часов утра. Мой будильник оживил, как по команде, наши тела, а вот сознание разбудил только наполовину. Еще неловкие руки находят под одеялом желание другого, чтобы польстить ему и ободрить его своей лаской в мире, который существует только на миг и в котором время не властно.

Я прикасался к ее коже руками в последний раз. Тогда я еще не подозревал об этом.

Мой последний оргазм на заре, прекрасный, как прощальный утренний поцелуй. Тогда я еще не подозревал об этом.

Тогда я еще не подозревал, что в этот день за какую-то долю секунды удача обернется ко мне своей изнанкой и швырнет меня с небес на землю.

Тогда я еще не подозревал, что насекомые бывают такими толстыми и что между паркетными досками выживает, перебиваясь с плохого на худшее, целая неизвестная науке цивилизация.

Точка зрения ползающих и пресмыкающихся — тогда я вряд ли задумывался о самом ее существовании.

Тогда я еще твердо стоял на ногах и был, откровенно говоря, счастливым невеждой.