Тридевять земель

День 13 Книга — источник знаний

Ну разумеется, проснулся в постели. А где же ещё? Марина сидела в кресле, придвинутом к изголовью — рисовала в альбоме. Как только Артём уселся, она улыбнулась, и взяла его за руку.

— Уже не переживаю, — упредила она вопрос. — Простите. Вас сразу же арестовали, я успела это заметить. Сэр Джеймс сказал, что ничего страшного нет, что вы не сделали ничего такого, но я всё равно переживала. И знаете, что? К нам переехал доктор Ливси! Такой интересный мужчина!

Видимо, что-то мелькнуло во взгляде Артёма, потому что Марина покраснела.

— Я понял, что вы имеете в виду, — заверил Артём, усаживаясь. Всё тело болит, сил нет. Такое ощущение, что Артёма избивали все эти два дня — так, чтобы только костей не поломать. Сплошные синяки! На лице и шее — три пореза, один из которых едва не стоил ему глаза — всё тот дроссель с ножом. В остальном вроде всё на месте.

Марина кивнула, взяла его ладонь в свои.

— Про вас весь Рим говорит, сэр Ортем. Все хотят услышать ваш рассказ! Но мы первые, да?

Пока не называете чисел, имён и точных координат — рассказывайте, что хотите, говорил сэр Джеймс. Если сведения засекреченные, вам сразу дадут знать, перед тем как разрешить вернуться в город. Сомневаетесь — лучше вначале спросить, что именно можно рассказывать.

— Вас вызывает лорд Тиберий Стоун, — добавила Марина. — Как только вы проснётесь и приведёте себя в порядок. Вам звонить не стал, мне позвонил. Я опять немного волнуюсь, сэр Ортем. Но госпожа Ингир сказала, что если дроссель хотя бы раз не затеял драку, и хотя бы раз не посидел на гауптвахте — то какой же он дроссель?

Артём рассмеялся, и Марина к нему присоединилась.

— Встаю, — подумал Артём вслух. — Нельзя заставлять лорда Стоуна ждать.

На заседании трибунала присутствовал лорд Тиберий Стоун, командующий римскими войсками; рядом с Артёмом стояли сэр Джеймс Батаник и оружейник, Марцелл Катон. Только последний был совершенно спокоен, даже улыбался — едва заметно, конечно. В суде веселье неуместно.

— Сэр Ортем Злотникофф. — Председатель трибунала, Марк Нумерий Ларций, был единственным, кому явно за шестьдесят. — Трибунал изучил подробности инцидента, и пришёл к выводу, что ваши действия в бою под Лиссабоном, 12 июня сего года не содержат состава преступления. Я уполномочен сообщить вам, что, в порядке исключения, мы рассмотрим вопрос об использовании вами личного оружия.

Здешний устав, касающийся обязанностей дросселя, Артём прочитал уже несколько раз. Дросселю запрещалось вступать в непосредственные боевые действия, если только не было прямого приказа командира. Запрещалось оставлять свой отряд — если он разделился, дроссель обязан присоединиться к той его части, где находится командир. Ну и, конечно, главный пункт обвинения — что оставил другого дросселя, когда тому требовалась помощь.

Видимо, в уставе не нашлось однозначной трактовки того, что делать, если вражеский дроссель собирается напасть на командира — а единственный способ воспрепятствовать — это, формально, бросить другого дросселя.

— Пистолет пока оставлю себе, — сказал оружейник. — Подумаю, как его улучшить. Зайдите потом ко мне, выдам вам второй костюм. Для, так сказать, гражданских целей. Не прощаюсь.

Судя по довольному выражению лица, оружейник не сомневался в исходе дела.

— Дроссели не могут пользоваться штатным вооружением, — пояснил сэр Джеймс, проводив оружейника взглядом. — Силовая установка, даже такая слабая, как в булаве, затрудняет скольжение. Забирает очень много сил. А холодное оружие, сами понимаете, бесполезно — и против нечисти, и против людей с булавой, не говоря уже о танке.

— Скажите, уже выяснили, что это был за дроссель? Почему напал на нас?

Сэр Джеймс пожал плечами.

— Разбираются. Это первый случай, сэр Ортем. Мы допускали, что дроссель может, во время скольжения, утратить самоконтроль или иным способом стать опасным — это предусмотрено. Всякое случается. Но чтобы охолы были так вооружены, и располагали своими дросселями — это впервые. Надеюсь, до чрезвычайного положения пока не дойдёт. Поэтому приказ: о вражеском дросселе не упоминать. Можете рассказать, что напали охолы, без подробностей. Обязательно зайдите к доктору Ливси.

— Вас понял, сэр. — И Артёму энергично пожали руку. Так-так… Что ещё удалось выяснить? Дроссели оставляют электромагнитные возмущения, когда «скользят». Над планетой постоянно летают спутники — точнее, зонды наблюдения — и они могут отслеживать подобные возмущения. Летательные аппараты есть, ими активно пользуются — но дроссель способен провести колонну, при наличии ровной дороги, со скоростью до сорока тысяч стадий в час, при этом колонна в состоянии скольжения неуязвима для традиционного оружия. Можно разрушить дорогу перед дросселем, чтобы заставить его сменить маршрут — но чтобы атаковать, нужно скользить вместе с ним — или вынудить остановиться.

Физику всего этого всё ещё изучают. Данных много, мало компетентных учёных, всегда недостаёт времени. Да и дросселей не так много, и они почти всегда при деле. Уже то, что их перемещение можно отследить — достижение. Наверняка маршрут того дросселя уже выяснили, и отправили по нему войска, или кого там положено отправлять, подумал Артём. Если он из охолов, то должен был понимать, что его след неизбежно обнаружат. Зачем ему потребовались два других дросселя? Что хотели вколоть теми шприцами? Сэр Джеймс дал понять, что расспрашивать нет смысла, информация на время расследования засекречена.

Доктор Ливси сиял — явно хочет поделиться хорошими новостями. Его парик висел на вешалке. Он — не более чем головной убор, модный сейчас в Лондоне. В Риме мужчинам возраста доктора пристало носить береты или шляпы — или не носить ничего.

Своей шевелюры у доктора оставалось не очень много — но, похоже, растущая лысина его не смущает.

— Прошу на стол, — радушно встретил он гостя. — Займусь вашими гематомами. Должны болеть все мышцы.

— Точно так, — согласился Артём. Чем доктор лечит эти синяки, не очень понятно — но во всём теле начался, простите, зуд.

— Немного потерпеть. — Доктор помог ему слезть со стола. — Скоро пройдёт. Постарайтесь не расчёсывать. Шрамы убирать будем?

Артём усмехнулся.

— Ну, решайте сами. — Доктор протянул пластиковую коробочку. — Здесь мазь. Если начнёте втирать не позднее, чем завтра — сойдут практически полностью, без пластической операции. Втирать утром и вечером. Да, и благодарю за рекомендацию — я остановился в вашем доме, на третьем этаже. Лично мне очень понравилось.

Артём кивнул, и собрался было уходить… и тут решился.

— Доктор, там, на гауптвахте…

И Артём вкратце пересказал свои странные, скажем так, ощущения.

— Любопытно. — Доктор явно озадачен. — Помещение гауптвахты изолировано от электромагнитных волн. Двери усилены сплавом, из которого делают каркас танков — насколько я знаю, он не позволяет пройти в состоянии «скольжения». Выбивает дросселя из этого состояния.

— Чтобы дроссель не смог уйти с гауптвахты, — очевидное всегда трудно заметить, подумал Артём. — Понятно.

— Верно. Видимо, в вашем случае также нарушилась работа органов чувств. Вы описали состояние длительной сенсорной депривации. Слышали про такое? Удивительно. Так вы на самом деле утверждаете, что узнали обо всём этом на другой планете?

— Могу выдумать что-то ещё, доктор.

— Спасибо, лучше правду. Даже если я в неё не поверю. — Жестом предложил присесть рядом, за тот же стол. — Дайте-ка подумать.

Доктор сидел, глядя куда-то поверх Артёма, барабаня пальцами по крышке стола.

— Можем провести опыт, — предложил он, наконец. — На завтра и послезавтра у вас походов не назначено. Я настоял — у вас было очень много нагрузки, я должен понаблюдать за вашим самочувствием. Если завтра к обеду самочувствие будет в норме — можем прогуляться до гауптвахты, для эксперимента. По вашему описанию, десяти минут хватит. Не боитесь?

— Не скажу, что в восторге от идеи. Но если нет другого способа…

— Эксперимент — лучший способ всё понять. Ну, не задерживаю — поклон вашей хозяйке!

Вот о чём не спросил — так это об автоматическом переводе. Кто или что переводит? В одежде нет устройств-переводчиков. Или я просто не всё знаю про одежду? Но ведь в ситуации, когда, простите, мы с собеседником не одеты, тоже всё прекрасно понимаю. Тогда где эти переводчики? В полу, в стенах?

Спрошу у Миранды, решил Артём. Два дня не будет походов — продолжу учиться. Стыдно знать о планете меньше любого школьника.

Ещё через десять минут Артём входил в библиотеку, а к нему спешил сам Тит Клавдий Нерон.

— Сэр Ортем! Чем могу помочь?

— Книгами. — Артём уселся за стол, после того, как приветствовал главу дома. — Хочу вспомнить всё то, что не очень помню со школы.

— Возьмите с собой, — предложил библиотекарь. — Госпожа Марина Скайлис могла читать книги только дома — в библиотеке ей всегда было неудобно. Мы любому аккуратному читателю идём навстречу, а вы оба — самые аккуратные, кого я знаю.

— Благодарю! — Точно, надо просто вернуться домой. Или нет? — Я пока посмотрю в каталоге.

Библиотекарь кивнул, и указал на пластинку вызова — нажать, чтобы пришёл библиотекарь. Артём подошёл к каталогу — электронному устройству — и понял, что понятия не имеет, как им пользуются. И в зале пусто. И отчего-то не хотелось звать библиотекаря на помощь.

— Вам, помочь, сэр Ортем? — подбежал мальчик лет семи. Я его видел, подумал Артём. По-моему, один из тех, в чей класс тогда меня привела Лилия.

— Буду благодарен…

— Марк Туллий, сэр!

— Рад познакомиться! Марк, покажи, как им пользуются.

Удивительно, но мальчик даже не улыбнулся — серьёзно так кивнул, и принялся нажимать на сенсоры аппарата. И — как на гауптвахте: словно включилось зрение, вспомнилось ранее виденное. Точно, ведь все же инструкции на виду!

— Кажется, я понимаю. Поищем учебники по астрофизике… Отлично! Я вспомнил. Благодарю, Марк! — Артём понял, что уже пять с лишним минут держит в руке гильзу, сохранилась с давешнего боя. Когда подобрал? Заметил, как мальчик смотрит на неё, и вручил. — Хочешь на память?

Марк Туллий радостно кивнул. Простые детские радости, подумал Артём.

— Здравствуй, Марк!

…Из библиотеки Артём вышел с целой стопкой книг. Настоящих, не электронных. Отчего-то многие предпочитают увесистый том в руке — книгу, страницы которой можно перелистывать.

Дома все были заняты. Артёма приветствовали, его рады видеть, но — у всех дела, ведь до вечера ещё далеко. Марины тоже нет дома, хозяйством управляет Лилия — её голос он слышал, а Миранда, надо полагать, кого-то инструктирует. Все при деле.

И мы займёмся делом. Артём выложил книги на стол, в кабинете — уже привык к нему, даром что пользуется всего несколько дней. Привыкаешь к вещам, а ведь здесь люди к ним относятся без фанатизма: в любой момент возможен прорыв, и тут главное — самому уцелеть, и спасти родных, близких и просто всех, кого успеешь. Что вещи? Вещи нынче можно «выпечь» в репликаторе. То, что ручной работы — жаль, но жизнь всё равно дороже.

…Итак, Айур. Планета земного типа (Артём не сразу понял, что именно он прочитал — перечитал, точно: «земного»). Её солнце люди так и зовут: Солнце. Два естественных спутника, много меньше земной Луны. То, что кажется Луной — искусственный спутник, по сути — муляж, просто имитирует земную Луну. Людям приятнее и привычнее, когда на небе Луна.

В сутках Айура двадцать семь часов, сорок три минуты и одиннадцать с половиной земных секунд. Однако давно уже используют «местные» секунды, а во всех приборах и формулах всегда есть возможность перевести расчёты на земные секунды.

В году — триста девяносто три и одна семнадцатая суток. Каждый семнадцатый год — високосный. В году четырнадцать месяцев — добавлен «терций» после февраля и «ноний» после августа, в каждом месяце двадцать восемь дней. Отдельный день, не входящий ни в один месяц — новогодний. Приятно, когда все месяцы равновеликие. Четыре континента, два из которых полярные — на севере и юге, соответственно — и шесть океанов. Последняя перепись населения: триста сорок три тысячи восемьдесят пять человек, данные за прошлый месяц. Это жители городов. Охолы и прочие люди, не пожелавшие примкнуть к городам, не учтены. Из этих сотен тысяч сорок одна тысяча мужчин, всех возрастов, из них двадцать семь тысяч в репродуктивном возрасте. Понятно, отчего они так обеспокоены вопросами генетики. Артём вздохнул.

Читал и читал. История Айура до нашествия нечисти походила на волшебную сказку, а во время и в течение первых десятилетий после выхода на поверхность — на фильм ужасов. А сейчас на что похожа? И какой год по земному времени? Смешно, но нет сведений! Как такие сведения можно было потерять?

Щелчок входной двери — Марина вернулась. Артём выглянул — его хозяйка с альбомами в руках; уставшая, но довольная.

— Он принял ещё шесть моих работ, и три — Миранды, — похвасталась она.

— Замечательно! — Артём и впрямь был очень доволен. Вот сейчас она улыбается — и ничего робкого, пугливого, скрытного в ней нет. Почаще бы так.

— И куда я свой брелок дел? — подумал Артём вслух. В вещицу встроена простенькая головоломка — иной раз приятно заняться её решением, пусть всего-то дел, что проводить шарики через лабиринт.

— На письменном столе, за лампой, — немедленно отозвалась Марина, которая просматривала свой альбом и делала иногда, аккуратные пометки карандашом.

Артём прошёл в кабинет и заглянул, куда было сказано. Точно, там. И тут пришла Миранда — тоже довольная, хоть и уставшая: позвала ужинать.

После ужина посмотрел на брелок, и вспомнил.

— Марина, а откуда вы узнали, где брелок?

Она работала — стояла у мольберта, у картины. Нехорошо отвлекать, но…

— Наверное, увидела на столе, — ответила она. — Он там и был, за лампой?

— За лампой, — подтвердил Артём. — Хорошая у вас память!

— Если что-то ещё потеряли, спросите, — улыбнулась она, отвернувшись на секунду от работы. — Вас что-то беспокоит?

Не то чтобы беспокоит. Когда именно она могла увидеть брелок? На памяти Артёма, Марина вошла в его кабинет ровно один раз. Уборкой она там не занимается, так же, как и он не трогает ничего в её студии.

— А что ещё можете припомнить? Что у меня на столе?

— Было девять книг, у третьей снизу корешок немного испачкан синей краской, четвёртую вы прочитали несколько раз, пятую вовсе не читали. Шестнадцать карандашей на столе — видимо, высыпались из коробки, и ещё два на полу, чёрный и синий.

Артём, ни говоря ни слова, пошёл и проверил. Совпало всё. Но такого не бывает! То есть, может, и бывает, но как может человек запомнить такие мелочи, если в комнате был всего секунду-другую?

— В дальнем левом верхнем углу — небольшая паутинка. Только не убирайте её, — попросила Марина. — Пауки дома — к счастью. Слева на косяке двери, у самого пола — два небольших синих пятнышка — видимо, я тогда вошла с кистью, нечаянно капнула.

Так и есть.

— Потрясающе! — Артём не сразу обрёл дар речи. — Как вы так умеете? Посмотреть — и запомнить. И многое ли вы помните?

— Многое… — Марина запнулась. Лицо её побледнело. — Простите меня, сэр Ортем! Я не хотела!

Сорвалась с места, и… убежала. Прочь из апартаментов. Артём выскочил в коридор — никого. Не хватало ещё бегать по дому и звать. Он уже думал, что делать, когда появилась Миранда. Улыбается, но глаза встревожены.

— Сэр Ортем, можно, я составлю вам компанию на прогулке?

Очень тонкий намёк. Тончайший.

— Она сейчас у доктора Ливси, — сообщила Миранда и засмеялась, глядя на выражение лица Артёма. — О, ревнуете! Ну, не думайте плохо о людях. Он очень милый, но умеет себя вести в гостях. Нет, просто дал ей лекарства. Что вы ей сказали? Только честно.

А я-то трибунала боялся, подумал Артём.

— Она многое запоминает с первого взгляда. Как будто фотографирует, а потом каждую деталь различает. Она вспомнила, где в своей комнате я забыл один предмет…

— Какой предмет?

Артём показал брелок. Что-то Миранда сегодня на взводе.

— И спросил, много ли она помнит. Вот и всё.

Миранда помрачнела.

— Кажется, понимаю. Об этом тоже постарайтесь не спрашивать. Её очень сильно дразнили в школе, за плохую память в том числе, она чуть с ума не сошла. Но ни на кого зла не затаила, никогда потом даже слова плохого не сказала, представляете? Я других таких добрых людей и не видела, наверное.

— Миранда, тогда помогите мне понять, что с ней случилось. Лилия, я так понимаю, не захочет рассказывать.

— Расскажет, если не захочет в ангары, — усмехнулась Миранда недобро.

— Очень мило, да. Слушайте, вы правда с ней подруги?

— Правда. Но иногда я её убить готова, честное слово. Всё, простите, это была глупая шутка.

Шли, шли — и не заметили, как дошли до Колизея. Миранда поймала Артёма за руку, когда он двинулся к ступенькам вниз, на арену.

— Прошу, не надо. Не сегодня. Марина уже будет дома. Ни о чём не расспрашивайте. Скажите, что не сердитесь, и всё. Сумеете?

— Кажется, теперь я знаю, кто у нас главный в доме.

— Ой, да ладно! Вы же на самом деле на меня не сердитесь. Сделаете, что я сказала?

Артём долго смотрел в её глаза.

— Сделаю.