Тридевять земель

Дни 89–91 Роза и кинжал

Артём прочитал сводку — оружейник прислал, как только обработали первые данные. Всего по Айуру необратимо переродилось сто восемьдесят человек. В срочном порядке начата замена датчиков нечисти во всех крупных городах, вокруг всех «диких» поселений выставлены кордоны; в те из поселений, что общаются с крупными городами, уже прибыли специалисты — проверить, объяснить ситуацию, оборудовать периметр новыми датчиками.

Под руководством специалистов из Плутонии на Айур доставили четыреста двадцать пять кари — кошек, обоих полов. Разумеется, всё необходимое для счастливой жизни кари доставляют тоже. И — ещё одна новость: по словам оружейника, Плутония начала получать все необходимые ей элементы. Сами синтезаторы им пока не передали, но всё, что Плутония запрашивает, синтезируют и пересылают. В качестве ответной любезности, учёные Плутонии (и Акира — не в последнюю очередь) передали множество ценных знаний — в том числе медицинских.

Как только передадим им синтезаторы, сразу станет ясно — доверяем друг другу полностью, подумал Артём. Главное, что сдвинулись с мёртвой точки взаимного недоверия. Раз передаём им железо — значит, не боимся, что Плутония хочет захватить Айур.

Артём закончил читать отчёт и ощутил — сам не понимая, как — что Канси стоит за спиной. Стоит и улыбается.

— Если у тебя найдётся время, — сказала она, после того, как отпустила, — я хотела бы начать заниматься. Знаю, знаю. Никто не может обучить другого умениям дросселя. Вы все так говорите. Но я всё равно хочу научиться.

Артём не забыл запросить штаб — получил «добро» на «тренировки», но с одним условием: только на базе Корино, и только при условии, что будет вестись мониторинг состояния их обоих.

Но вначале Артём не забыл повидаться со всеми домочадцами, начиная с Марины.

— Почти совсем не переживала, — обняла его Марина. Ни следа того тщательно скрывавшегося страха, нет ощущения натянутой струны. Как она изменилась, подумал Артём, ведь сейчас в точности Инга!

— Странно, что я всё время это чувствую. — Марина посмотрела ему в глаза. — Когда ты вспоминаешь её — ту, за которой пришёл на Айур. Другую меня, — она улыбнулась. — И меня это больше не злит. Но я и в самом деле не могу ничего вспомнить из той, прошлой жизни.

— Не могу ничего поделать, — вздохнул Артём. — Иногда вспоминаю её — тебя — в прежней жизни. Это не получается стереть из памяти.

— Не нужно ничего стирать. — Марина перестала улыбаться и погладила его по голове. И опять — тем же самым жестом, так же, как Инга когда-то. Мне нравится, сказала она. Некоторые вещи мне просто нравится делать. Привыкай, я такая. И я стараюсь привыкать, если что-то в тебе кажется странным. Быть самим собой — самое естественное, разве нет? — Я ещё не вспомнила. Не совсем вспомнила, когда впервые здесь проснулась, по-настоящему. Но я вспомню.

— Она права, мы и не испугались по-настоящему, — согласилась Миранда. — Очень вас не хватает. Теперь гораздо больше забот, и я, если честно, немного завидую Канси. Но только немного, — она улыбнулась и жестом пригласила присесть. — У вас ведь найдётся пять минут?

Она убежала в студию и вернулась с альбомом; что-то новое — его Артём ещё не видел. Открыл — удивительно, что Миранда столько времени продержала это в тайне. Такое вряд ли пишется за пару минут. Пейзажи, преимущественно — ночные, где-то в городе. И звёздное небо — то самое, земное. Узнаваемые рисунки звёзд, узнаваемые, хоть и смутно, пейзажи. Откуда??

Миранда смотрела на то, как меняется выражение лица Артёма.

— У Марины было такое же лицо, — добавила она. — Неужели настолько точно угадала?

— Но как??

Миранда пожала плечами, пододвинула стул и уселась рядом.

— Сама не знаю. Мне что-то начало мерещиться в ту ночь, на плоту с Мариной. Потом уже в приюте — когда Марина болела. Что, удивлены? Дети чаще болеют. Считается, что не очень правильно сразу ставить всю эту нашу защиту от инфекций детям — организм должен хотя бы минимально настроиться со всем управляться сам. Вмешиваются, только если болезнь протекает тяжело, или возможны осложнения. Марина раза три лежала с высокой температурой, а мне в такие ночи всякий раз мерещилось звёздное небо во сне, и вот такие странные пейзажи. Не знаю, что и сказать. Что это?

— Здесь я работал, — Артём указал на узнаваемый силуэт высотного здания. — А этой дорогой шёл с работы домой, когда не было настроения ехать.

— Ужас, — содрогнулась Миранда. — И всякий раз в сумерках?

— Иногда допоздна засиживался, — согласился Артём. Действительно, подумалось, теперь это кажется странным — на подобной работе сидеть допоздна. А тогда, наоборот, казалось вполне нормальным. — Мне нравилось идти домой ночью, смотреть на звёзды.

— А она? Всё это время ждала дома?

— Мы работали в одном и том же месте, — Артём и сам уже не был уверен, так ли это. — Но я бывал дома реже, чем ей хотелось бы.

Миранда покивала.

— Извините, если настроение испортила, — она взяла его за руку. — У вас несколько секунд был такой взгляд… Сейчас уже лучше?

— Лучше. Миранда, можно личный вопрос? Почему всё время на «вы»?

Она рассмеялась.

— Привычка. «Ты» — это привилегия, Ортем, её нужно заслужить. Иногда за всю жизнь так и не получается заслужить. Я почувствую, когда это наступит, не сомневайтесь.

Лилию он застал на бегу. Не он бежал, Лилия — собиралась уходить.

— Много новых забот? — спросил он, после того, как сияющая Лилия обняла его. — Вы счастливы?

— Ещё как! — Она улыбалась. Вновь исчезла царевна Несмеяна. — Вам спасибо. Да, я снова нашла то самое место, снова побывала там. Побывала, пока его не разрушили. Так и сказала в штабе. Там сказали, пока не станут его ломать, понаблюдают. У вас что-то срочное? Мне на тренировку нужно успеть.

— Не срочное, — заверил Артём. Замечательно. Но что-то Лилия не договаривает — Инга умела мастерски опознавать, когда Артём говорит неправду, или что-то недоговаривает. Ей не нужно для этого было видеть его, или слышать голос — она и по шёпоту могла. Я не говорю, что ты должен всю душу открывать, но врать тоже не нужно. Хочешь, чтобы что-то осталось в покое — так и скажи. Я не буду спрашивать, даже если мне не нравится такая тайна…

— Если хотите что-то сохранить в секрете, лучше так и скажите. — Артём сам не понимал, отчего сказал. Лилия, уже шагнувшая к нему, чтобы обнять — перед тем, как уйти по делам — замерла. И лицо её на краткий миг стало мёртвой маской Несмеяны. — Вы что-то недоговариваете, Лилия. Если это что-то личное — не буду расспрашивать.

Она стояла и смотрела, и взгляд, пусть и не сразу, но оттаял. Лилия улыбнулась и обняла его, как собиралась.

— Знаете, почему людям нравится обнимать? — шепнула она на ухо. — Твой взгляд не видят. Вы правы, я не всё рассказала. Но там ничего такого нет. Если хотите, я расскажу, — она отпустила Артёма и взяла его за руки. — Если попросите, расскажу.

— Решайте сами. — Артём выдержал её взгляд, она отвела его первой. — Если что-то важное, расскажите. Необязательно мне.

Она кивнула, и — всё, её нет.

Потом уже вспоминал и понимал: надо было попросить. Или приказать, неважно. Она рассказала бы. Возможно, что тот самый важный момент был упущен. Но как говорил их учитель по физкультуре в школе — не сожалейте о содеянном.

Арлетт Беклин оказалась у себя в комнате и, впервые на памяти Артёма, не стала под каким-нибудь предлогом уходить. Сходила заперла дверь за ним, потом обняла Артёма и долго не отпускала.

— У меня всё хорошо. Не так, как мечтала. — Она улыбнулась, глядя ему в глаза. — Может, просто я не о том мечтала? Может, мечта была чужой?

Артём улыбнулся в ответ. Арлетт не отводила взгляда, и не переводила разговора на повседневное — что кому испекла, как дела в её магазине.

— Такое бывает? Чтобы мечта оказалась чужой?

Она развела руками.

— Наверное, бывает. Никак не могу привыкнуть к Риму. У нас там каждый день нужно что-то доказывать, оказаться хоть немного, но впереди остальных. Здесь не так. Здесь просто нужно быть полезной, этого достаточно. Но иногда хочется вернуться в Париж, на день или два.

— Возвращайтесь. Возьмите кого-нибудь, чтобы не скучать там.

Она посмотрела ему в глаза, молча кивнула.

— Обязательно. Не знаю, когда. Когда пойму, что нужно. Ортем, вы правда меня простили? Я ведь всё для себя делала, не для вас. А вы даже не задумались, нужно ли мне помогать — спасли, потому что могли.

— Если было что прощать — простил.

Арлетт обняла его снова.

— Пока не могу, — шепнула она ему на ухо. — И хочу попросить вас остаться, и сразу же вспоминаю тот первый день. Говорят, некоторые люди умеют забывать то, что им не нравится. Я пока не научилась. Но вы ведь ещё зайдёте, да?

Акира оказалась одна, без Карико.

— У неё свидание с ювелиром, — охотно пояснила она. — Что вы так смотрите? Весь город знает. Не удивлюсь, если он ей уже предложил руку и сердце — здесь ведь так выражаются?

— Думаете, у него есть шанс?

— Приручить? По нашим обычаям? — Она улыбнулась, не отводя взгляда. — Конечно, нет. Мы быстрее, сильнее и выносливее. О, вы уже научились слушать правду в лицо! Но знаете, я всё-таки верю в чудеса. Вы ведь настоящее чудо, хотя и не любите такое слышать про себя. Нет-нет, не напрашивайтесь. Я бы с вами весь день провела, — она взяла Артёма за руку, не отводя взгляда, — и ночь тоже. Как в тот раз. Но у меня дела, простите.

— Прощаю. И у меня дела, как раз собирался придумать отговорку и уйти.

Акира рассмеялась, и наросшие было в её взгляде льдинки тут же растаяли.

— Точно, у меня научились. Сможете зайти ко мне вечером? Хотела рассказать вам кое-что интересное.

— Только в присутствии Канси, — Артём и сам не знал, отчего вдруг сказал так. Акира улыбнулась.

— Ну конечно. Ей тоже будет интересно.

Глорию Артём менее всего ожидал застать у себя дома. Но застал. То, что ей выделили отдельную комнату, он уже знал — комната теперь всегда за ней, никому больше её не сдадут. Хочешь, чтобы человек возвращался чаще — пусть его комната всегда остаётся за ним.

— Вы ко мне? — Она открыла дверь, когда Артём, в полной уверенности, что комната пуста и заперта, опустил кулак, которым только что хотел постучать. — Ужасно рада вас видеть!

Артём и сам не знал, что сказать. Странное ощущение: не то чтобы прощаешься со всеми — тут прощаются, коротко, всякий раз, когда покидают дом. Вроде бы ещё один эксперимент, вроде бы ничего страшного не предполагается, а ощущение именно такое.

— Проходите. — Глория поманила его внутрь. — У вас много мыслей, но не знаете, с чего начать? Много у вас времени?

— Точно не скажу. Минут пять есть.

— Тогда я скажу. Я уговорила родственников, половину времени буду проводить здесь, половину — в Лондоне.

— Это замечательно!

— Я тоже так думаю, — улыбнулась Глория. — Очень плотное расписание, много выступлений. Мне нравится в Риме. Моим родным здесь не очень уютно, а мне нравится. Всё, идите!

— Простите? — Артём, в некой оторопи, встал из кресла.

— Вы будете чувствовать себя неловко. У вас ведь нет пяти минут. Лучше потом, без спешки.

— Я тоже со всеми попрощалась, — шепнула Канси, когда их обоих препроводили на тренировочную полосу — здесь дросселей учат тщательнее управлять своим талантом, скоростью перемещения. В том числе учат ходить — скользить — по воде.

— Так всё серьёзно? — Артём посмотрел в её лицо. Канси не сразу, но кивнула.

— Поняла вдруг, что нужно. Всё, можно начинать?

— Начинаем. — Артём протянул ей руку. — Первые сто шагов идём, потом я перехожу в скольжение. Остановка у первой контрольной точки, пять километров отсюда. Готова?

Странно, но «втаскивать» Канси в скольжение на сей раз оказалось необычайно трудно. Артём даже подумал, что с его собственным умением скользить что-то случилось. Однако регистратор ничего необычного не зафиксировал, как потом сказал оружейник.

Дошли до контрольной точки быстро, но там Артём почувствовал себя совершенно вымотанным. Что за новости?! К ним обоим подошёл врач, сделал все положенные замеры — подтвердил, что потрачено много сил, но и только.

— Твоя работа? — минут через пять разрешили встать и открыть глаза: дали питательного сиропа, и велели лежать молча. Артём обращался к Канси — она от сиропа отказалась, но в остальном послушалась.

Она кивнула.

— Может, пояснишь? Или тайна?

— Я стараюсь перенять твоё состояние. Трудно объяснить. Давай, я дома объясню, ладно? Я правда тебя так утомила? Я постараюсь делать это аккуратнее. Продолжим?

Продолжили. Спустя шесть коротких «походов» от первой до второй контрольной точки врач велел прекратить и отдыхать по-настоящему.

— Вы очень много скользили, — пояснил он. — Надо дать себе отдых. Не беспокойтесь, обычная усталость. По всем прочим признакам вы в форме. Я вызову вам транспорт — постарайтесь выспаться как следует.

— Я должна была объяснить это с самого начала. — Канси потупилась. В комнате, кроме неё, были ещё Марина и Миранда. Обе сестры Канси позвонили и сказали, что будут поздно — за них не волновались. — Но меня попросили не делать этого, пока не будет правильный момент. Похоже, это и есть момент. Миранда, можно попросить тебя сесть рядом со мной?

— Конечно. — Миранда улыбнулась. — Будешь опыт ставить?

— Да. Ничего страшного не будет, только не пугайтесь.

Пообещать это оказалось проще, нежели выполнить. Особенно в тот момент, когда начало меняться лицо Канси — несколько неприятных секунд оно выглядело страшновато, примерно так выглядит лицо человека, которого пожиратель завершает превращать в хищную протоплазму, биомассу.

Миранда поднялась на ноги, не отводя взгляда от Канси. Та повернулась лицом к Марине и Миранде, и Артём видел только величайшее изумление на их лицах.

— Это я?! — Миранда первой сумела что-то сказать. — Мне это не мерещится?

— Это ты, — подтвердила Канси и Артём едва не уселся прямо на пол. Голос Миранды! Канси повернулась лицом в его сторону.

Лицо Миранды. Не абсолютно точное, но отличить на расстоянии будет трудно. И голос её!

— Вы умеете маскироваться под других людей?! — поразилась Марина, шагнув к Миранде и Канси. Остановилась, переводя взгляд между ними. — С ума сойти. Но зачем?

— Вначале приходилось маскироваться не под людей, — Канси уже обретала своё собственное лицо. И снова несколько неприятных секунд, когда словно окатывали холодной водой — черты лица смазались, исказились. Голос Канси вновь стал голосом её самой. — Если интересно, это очень больно, и отнимает много сил. Нечисть, издали, определяет именно по внешнему виду. Когда мы это поняли, то придумали мимикрию.

— С ума сойти! — Миранда осторожно протянула руку и прикоснулась к щеке Канси. — Как будто в зеркало глядела. А такому можно научить? Или нужно родиться на Плутонии?

— Можно обучить кого угодно. Но потребуются специальные препараты, и аппаратура, и это всё очень неприятно.

— Меняется только голос и внешний вид? — Миранда, похоже, окончательно взяла себя в руки.

— Да. Рост, вес останутся моими. Всё остальное можно изменить так, что снаружи никто не отличит.

— Кто на Айуре знает, кроме нас троих? — поинтересовался Артём. Теперь мы, те, кто в комнате, слишком много знаем, пришла в голову нелепая мысль.

— Анчири сразу сообщил вашему руководству, и передал методику, как распознать мимикрию, — Канси села на стул. — Мы ведь союзники, да?

— Конечно. Не знаю про других, а меня ты сумела напугать. Пусть даже на минутку. — Миранда улыбнулась. — С ума сойти!

— Тогда, когда всё только началось, это могло бы здорово помочь, — добавила Марина. — Она права, я тоже немного испугалась. Нет-нет, не извиняйся. Это потрясающе!

И завязалась обычная, приятная вечерняя беседа ни о чём. Обо всём, то есть.

— А где Акира и Карико? — поинтересовалась Марина, когда успели выпить чая — внизу, со всеми домочадцами. — Что-то их долго нет сегодня.

Альберт Кроули стоял посреди крупнейшего цеха — машины могут работать и ночью, но все до единого изделия ювелирной фабрики изготавливаются при живом участии человека. Такова традиция.

И сейчас в цехе темно и пустынно. Ну, не совсем темно и так уж пустынно: где-то здесь Карико. Которой Альберт сегодня сделал предложение. Сам никогда не верил в любовь с первого взгляда… но ведь случилось!

И согласился пройти их ритуал, принятый на Плутонии. Не очень понимая, если честно, как его пройти. Ведь они действительно сильнее, быстрее и, при прочих равных условиях, превосходят в боевом отношении людей Айура — людей Земли.

Карико может быть где угодно. Альберт отчасти хитрил, хотя и непреднамеренно: в его повседневной одежде есть в том числе и тепловые датчики. И датчики присутствия — их можно настроить на конкретного человека, и его персональный след, неповторимое сочетание летучих веществ и тепловой след, можно определить издали. Шагов с пятидесяти в помещении, шагов с десяти на открытом воздухе (если атмосфера относительно спокойная) — люди давно уже могут выслеживать не хуже давно вымерших собак.

Но Альберт не стал им пользоваться. Сам не знал, почему. Какой уж тут честный поединок — потом уже понял, что шансов практически нет. Но согласился. И сейчас Карико, с ножом в руке, может быть где угодно…

Альберт сжал крепче левый кулак — там, внутри, его подарок для Карико. Если удастся дожить до момента, когда можно будет предложить.

Прислушался к собственным чувствам. У него время до рассвета, чтобы найти Карико и победить в бою — как минимум, обезоружить. И ни единой идеи, как это сделать. Хотя ни тщедушным, ни слабым его не назвать: все, кому хоть немного дорога жизнь, с детства занимаются на Арене. На Айуре слабым места нет.

Рядом. Она где-то рядом. Альберт осознал это своими собственными чувствами, без помощи аппаратуры. Карико не станет нападать со спины — а её сестра, Акира, стала бы: сказала ему, что во время приручения всё позволено. Нет ничего нечестного. Одно только правило: никто посторонний не должен пострадать. Но сейчас они здесь одни — не пострадает.

И всё равно Карико не станет нападать со спины. Альберт в этом абсолютно уверен, хотя не смог бы объяснить, отчего.

— Я вряд ли смогу найти вас, догнать или увернуться, — сказал он тишине — чувствовал, что тишина внимательно вслушивается, и что у неё человеческое сердце. — И работать с украшениями мне всегда было интереснее, чем держать оружие. Но ради вас я возьму в руки оружие, если потребуется, и откажусь от всего остального.

Альберт чувствовал, как сгущается, уплотняется сумрак, тишина внимала его словам. И оглянулся, когда ощущение стало непереносимым.

Карико стояла за его спиной — шагах в трёх. Как сумела подойти так неслышно, не понять. Альберт, чего уж скрывать, намеренно разбросал по полу упаковочный материал, «хрустящие шарики» — в полной тишине невозможно не услышать, как на них наступает нога. Но ведь не услышал!

Карико смотрела в его глаза, и улыбка согнала с её лица непроницаемое, бесстрастное выражение. Она шагнула к Альберту и молча протянула ему нож — рукоятью вперёд.

— Хочешь сказать, она не поддавалась?! — Акира пыталась казаться возмущённой. Хотя «расстроенная» точнее описывало её настроение, пусть даже старалась выглядеть, как всегда — едкой, насмешливой и циничной. — Это невозможно. У него не было шансов. Я перестаю понимать людей.

— Ты прекрасно её знаешь. — Канси, после того, как они, утром следующего дня, пришли поздравить её сестру и Альберта Кроули, сияла — видно, что очень рада за младшую. — И я её знаю. Она никогда бы не сдалась. Никто из нас не поддаётся. Всё, хватит тут грустить, сейчас на всех тоску наведёшь! Ортем, до занятий есть время — я обещала Марине помочь по дому. Сумеете развеселить мою сестру?

— В рамках приличий, — заверил Артём. Канси и Акира переглянулись… и рассмеялись. Льдинки вновь растаяли во взгляде Акиры, пусть и временно. Канси обняла сестру и убежала, помахав им рукой на прощание.

— Меня трудно развеселить, — предупредила Акира. — Знаю, знаю. Сама виновата. Самой нужно было пойти к вам, не трудитесь читать нотации.

— По пятницам я их не читаю, — не удержался Артём. Акира вновь рассмеялась, и уныние окончательно покинуло её лицо.

— Почти как я. Признайтесь, у вас тоже есть сестра или брат, которых всю жизнь приходилось ободрять?

— В этой жизни — нет. — Артём старался, чтобы звучало как можно спокойнее.

— С этого места подробнее. — Акира взяла его за руку. — Я слышала, как и все. Что вы просто взяли и появились на Айуре, а сами считаете, что родом с Земли. Рассказывайте. Ей же вы рассказывали? И Марине. Я не болтливая, сами знаете.

И Артём рассказал.

На этот раз Артём уставал ещё быстрее. Хоть Канси и заверила его, что не делает ничего такого. Датчики оружейника подтвердили — никакого воздействия со стороны Канси. При условии, что такое можно уловить, подумал Артём.

Полдня прошло в тренировках, в перемещениях по всё той же, осточертевшей изрядно полосе — и ноги всякий раз отнимались всё быстрее. И никакой индикации на датчиках! Сам Артём чувствовал, словно раз десять уже провёл «караван» с несколькими тысячами людей, как минимум от Рима до Парижа и обратно. А на самом деле одну только Канси! Специально проверили — прошёл пару раз без неё, и — никакой усталости, как и следовало ожидать. Как это ей удаётся?

Когда Артёму приказали сделать перерыв для восстановления сил, появился лично оружейник и задал именно этот вопрос Канси.

— Не знаю, как вам ответить. — Если Канси возможно смутить, то оба её собеседника увидели её смущённой. — Я правда не знаю, как это объяснить! Я сказала себе, что хочу научиться тому, что умеет Ортем. И всё.

— Хорошо, продолжим, как только сэр Ортем придёт в себя, — разрешил оружейник. — Но не более шести новых попыток. На сегодня хватит.

…приходить в себя получалось медленно — тоже отличие от штатной работы, когда силы восстанавливались быстрее. И опять: стоило Канси просто отойти на сотню шагов, как скорость восстановления сил увеличилась до штатной скорости, примерно в три раза. И как прикажете это объяснять? Колдовством? Ведь ничто не фиксируется, нет объективных причин такого замедления!

Шести попыток не потребовалось. Уже на четвёртой случилось то, что едва не повлекло (как потом оказалось) серьёзные сложности в общении Плутонии и Айура: аппаратура оружейника зафиксировала появление у Канси типичных для дросселя тканей. И удалось зафиксировать, когда Канси предложили войти в скольжение, примерно три секунды скольжения. Вроде бы и мелочь, но ведь до сих пор не было ни единого случая, чтобы умение дросселя передавалось таким способом!

Артёму и Канси устроили подлинную овацию там, в военном городке Рима. Артём обратил внимание, когда оказалось возможным поговорить с кем-нибудь, что куда-то подевалась Лилия. Невозмутимый оружейник предложил следовать за ним. Привёл, как ни странно, в свою собственную лабораторию — туда, где проводил диагностику и отлаживал соответствующую аппаратуру.

Там сидела Лилия, и лица на ней не было.

— Лилия?! — встревожилась Канси и подбежала к ней, присела перед её стулом и попробовала взять Лилию за ладони. Та молча освободила ладони, отвела взгляд в сторону. — Что случилось?

Лилия молчала. Артём переглянулся с Канси и в глазах той мелькнуло понимание.

— У него ко мне разговор, — произнёс Артём чуть более громко, чем хотел. — Оставлю вас на минутку, если не возражаете.

Разговор и вправду состоялся, хотя и краткий.

— Мы не можем понять причин, — коротко пояснил оружейник, жестом предложив пройти в зал заседаний, где сейчас никого, кроме охраны у входа. — Она нормально прошла разминку, провела четыре с половиной похода. На середине пятого у неё внезапно случился упадок сил. После того, как она отдохнула…

— …больше не смогла войти в скольжение, — завершил Артём. Понятно, отчего у Лилии такой вид.

— Она сейчас после успокоительных, — добавил оружейник. — Сэр Арчибальд настоял. Он предлагал госпитализацию, но Лилия отказалась — сказала, что справится. Но ей нужен постоянный присмотр. Такой мощной депрессии мы давно уже не наблюдали. Хотите проводить её домой? Найдётся, кому побыть с ней ближайшие сутки? Вопрос серьёзный.

— Найдётся, сэр.

— А вас с Канси прошу зайти ко мне завтра. — Оружейник явно доволен. — Ситуация необычная. Всё это время считалось, что передать способности дросселя невозможно. И вот — первый пример обратного. Те несколько секунд, когда Канси была в самостоятельном скольжении, она излучала спектр дросселя, очень похожий на ваш. Конечно, мы поставим ещё много опытов, с вашего с ней согласия, естественно, но сам факт! Да, я думаю, что вам не стоит обсуждать это с Лилией. Помните, при малейшем подозрении на неадекватность поведения немедленно отправляйте её в клинику!

Удивительно, но Канси, всю дорогу рассказывавшая о своём родном мире, в конце концов сумела убрать маску Несмеяны с лица Лилии. Та вполне откровенно и весело смеялась — Артём слушал вполуха, не до того было. А рядом с домом их встретили Альберт и Карико. Тоже сияющие. Альберт подошёл к Лилии и коротко поклонился. Прямо как Карико, подумал Артём невольно.

— Госпожа Лилия Корту! Прошу принять — это от нас с Карико!

«Это» оказалось брошью. Серебряная, изображающая сплетение ветвей дерева, а поверх — три красивых красных розы. Да сделано как тщательно: и бутоны, и листики, и стебли. Даже шипы видны.

— Благодарю. — Лилия тронута, это видно. Это она, вспомнил Артём одно из оброненных в разговорах замечаний. Это Лилия в тот день предложила Карико ознакомиться с их ювелирными мастерскими. Карико согласилась, причём не сразу, но именно там впервые увидела Альберта. — Какая красота! Вы сделали, Альберт?

— Карико, — возразил, улыбаясь, молодой ювелир. — Я только руководил, иногда подсказывал.

— Карико, это чудо! — Лилия обняла её, чем немало смутила Карико — на секунду. — Я сегодня сильно устала, извините. Я потом расспрошу, ладно?

— Я посижу с ней, — заявила Канси после того, как они поздоровались с домочадцами и смогли отойти в сторонку. — Можно? Ей нельзя оставаться одной. Конечно, я ни слова не скажу про нас с тобой, не беспокойся.

— Можно. — Артём заметил, к своему удивлению, что Канси обрадовалась. То есть это не формальный вопрос — «я и так уже решила, но положено и тебя спросить». Она и в самом деле спрашивала разрешения.

…Он рассказал, к большому восторгу остальных — Марины, Мари и Глории — про то, чего Канси сумела добиться. Про Лилию им то ли не известно, то ли предпочитают избегать пока этой темы. Сказал только, что Лилия очень устала, и пока побудет одна.