Туман

Глава 11

Безумие с подготовкой к маскараду закончилось в субботу после обеда. Еще до восхода солнца к замку вновь подъехала кавалькада грузовичков и микроавтобусов, и началась привычная суета – с криками, топотом и лязганьем металла.

Ближе к полудню из окна кухни я увидела толпу мужчин, которые торопливо шагали к центральному входу. Они несли в руках разномастные пластиковые и матерчатые чехлы, в которых я опознала футляры для музыкальных инструментов. Едва за мужчинами закрылась дверь, в Ацере стало тихо, как в склепе. Даже ветер, вторые сутки завывавший над острыми шпилями, умолк, словно не желая мешать репетиции бального оркестра.

Спустя пару часов музыканты, смеясь и весело переговариваясь, покинули замок, а вслед за ними потянулись и все остальные. В 15.00, кроме меня и Солуса, в Ацере никого не осталось.

– Почему они уехали? – спросила я у барона, когда он, закрыв ворота за последним микроавтобусом, вернулся в левое крыло.

– Эти господа сделали все, что от них требовалось, – ответил Эдуард. – У нас есть сутки, чтобы отдохнуть от суеты. Завтра бал, а после него, в понедельник, они вернутся, чтобы разобрать металлоконструкции и вывезти оборудование.

Удивительно. Обычно в последний день перед праздником царит даже не суета – паника. Внезапно оказывается, что половина проделанной работы проделана неправильно. Появляются дополнительные заботы, вылезают огрехи, меняются планы.

Когда выдавали замуж одну из моих двоюродных сестер, за сутки до торжества выяснилось, что в квартире невесты необходимо (срочно! Не теряя ни одной минуты!) поменять обои. Летучая бригада, состоящая из подруг, тетушек и сестер, делала ремонт до двух часов ночи. Я принимала в этом действе живейшее участие – подгоняла стыки и покрывала клеем куски цветастого флизелина. К слову сказать, только этим сестрицына свадьба мне и запомнилась.

А тут, гляди-ка, на улице еще светло, а к балу все готово. Организация – уровень «Гений».

– Быть может, госпожа Корлок желает взглянуть на изменившийся бальный зал? – произнес Эдуард, церемонно поклонившись.

– Почту за честь, – так же церемонно ответила я. – Ведите, господин Солус.

Вопреки моим ожиданиям, мы пошли не к лестнице, ведущей в центральную часть замка, а на улицу.

– Хочу показать тебе новый вход, – объяснил барон. – Его оборудовали нарочно для праздника. Неорганизованной толпы, которая будет ломиться через выставочные помещения, мы с Ацером не выдержим. Ранее мне предлагали поставить в коридорах волонтеров в лакейских ливреях, чтобы они указывали гостям путь, но из этой затеи ничего не вышло.

Новый вход выглядел впечатляюще. Судя по всему, когда-то это была одна из многочисленных дверей, которыми во времена оны пользовались слуги. Теперь дверной проем оказался расширен, а рядом с ним обустроено роскошное крыльцо с широким козырьком и фальшивыми колоннами. Оно было обшито каким-то жестким темно-серым материалом, очевидно, призванным слиться со стенами замка, однако все равно смотрелось на фоне старинных стен чем-то чужеродным.

Мне подумалось, что этот боковой новострой напоминает вход в логово вампира даже больше, чем центральная часть замка с его аутентичными резными дверями. Мистического антуража добавляли голые аллеи парка, укрытые тонким слоем снега, и силуэт стоявшего неподалеку склепа.

Эдуард щелкнул замком и пропустил меня вперед. Внутри обнаружился просторный вестибюль с большими светильниками, гардеробом и еще одним помещением, в котором, судя по табличке, располагались туалеты. Кроме того, в замке теперь было тепло – работала система отопления, о которой несколько дней назад рассказывал барон.

– Эти комнаты подготовили летом, во время большого ремонта, – пояснил Солус. – Видишь полукруглые двери? Они ведут в бальный зал.

Вообще, решение с отдельным входом было обоснованным – гостям будет удобнее попасть в замок именно отсюда. Если открыть боковую калитку замковой ограды (а она по величине не многим уступает центральным воротам), то можно выйти на прямую дорожку, которая приведет от парковки к правому крылу.

– Кроме музыки и танцев на балу будет фуршет, – сказал Эд. – Столики для напитков и закусок уже стоят на своих местах. К маскараду все готово.

– Знаешь, меня поражают масштабы этого события. Можно подумать, что завтра здесь пройдет не провинциальный праздник, а королевский прием.

– Ожидается много гостей, – заметил Солус. – Из них жители Бадена – треть или даже меньше. Остальные приедут из соседних городов.

О!..

– А ты, как почтенный хозяин, будешь встречать их в этом холле?

– Почтенным хозяином завтра будет господин мэр, – усмехнулся Эдуард. – А встречать посетителей станут все те же волонтеры в стилизованных ливреях. Они проводят их в гардероб, покажут, где находятся туалеты. Мэр поприветствует их в зале, я же присоединюсь к нему позже.

Я кивнула.

– Тут будет находиться охрана, – барон указал рукой куда-то влево, – на время праздника ее удвоят. Чтобы никто посторонний не смог пробрать в замок – ни хулиганы, ни охотники на вампиров.

Я подняла на него глаза. Солус был безмятежен, как ребенок.

О, господин барон изволит шутить. Как здорово, что накануне столь серьезного мероприятия у него хорошее настроение.

Эдуард взял меня за руку и привлек к себе.

– Тебе тут нравится? – тихо спросил Солус, нежно целуя меня в уголок губ.

– Нравится, – так же тихо ответила я.

– Сегодня здесь репетировали музыканты. Мы тоже могли бы порепетировать. Завтра у нас премьера, помнишь?

Я хихикнула.

Эдуард выпустил меня из объятий и повел в бальный зал.

Мы снова танцевали в полной тишине. Солус не стал включать свет, и мы молча кружились по гладкому паркету в лучах заходящего солнца. Наши движения были настолько отточены, что я уже не думала, в какой момент надо совершить поворот или сделать очередной шаг, а просто плыла, подчиняясь неслышному ритму и своему партнеру – сильному, надежному, бесконечно любимому…

Вечером, после ужина, мы сидели в гостиной и смотрели, как пляшут в камине языки огня. Эд прижимался щекой к моему виску, а я кончиком пальцев выписывала узоры на его ладони.

Напряжение последних дней куда-то ушло. Тревожное чувство приближающейся кульминации вампирской истории притупилось и теперь пряталось где-то глубоко внутри. Никто и ничто сейчас не имело значение. Только огонь, чужое дыхание, щекотавшее мою кожу и прохладная ладонь, которую хотелось нежно поглаживать своей рукой.

Когда-то давно, целую жизнь назад, моя мать – румяная длинноволосая красавица – говорила мне, что у каждого человека будет свой собственный рай.

В тот год мы целое лето прожили за городом в небольшом уютном домике с зеленой крышей, открытой деревянной террасой и большим запущенным садом. Каждый вечер мама накрывала на террасе стол: отец продолжал работать в городе и к его возвращению в воздухе витал запах сырного супа и ягодного пирога. Мама встречала отца у ограды. Долго всматривалась в даль, а завидев его автомобиль, подавалась вперед и счастливо улыбалась.

Папа оставлял машину у забора, в два шага преодолевал расстояние до калитки, крепко прижимал маму к себе и нежно целовал в губы. Каждый раз, изо дня в день.

В один из таких вечеров мама сказала, что, если бы Господь разрешил ей поселиться в раю, этот рай выглядел бы точь-в-точь, как наш загородный дом с зеленой крышей. Что она хотела бы провести вечность в жарком душистом лете, стряпая для любимого мужа вкусности и ожидая его возвращения домой.

После ее смерти я часто вспоминала то счастливое лето. И верила, что мамино желание сбылось. Что она снова живет в уютном доме, готовит ягодный пирог и терпеливо ждет того момента, когда ее родные соберутся за столом.

Это ее рай. А мой рай – мягкий диван, камин, с танцующими языками огня, крепкие объятия темноволосого мужчины и едва ощутимый стук его сердца.

Вопрос только в том, позволено ли мне будет такое блаженство?

– Эд, – тихо позвала я.

– М-м?

– У меня появился вопрос. Очень личный. Даже интимный.

– Как интересно, – усмехнулся барон. – Задавай его скорее.

– Каковы твои отношения с церковью?

Солус ответил не сразу. Несколько секунд висела напряженная тишина, после чего он медленно произнес:

– У меня с ней нет отношений.

– Почему?

– Наши пути разошлись много лет назад, и с тех пор мы идем параллельными дорогами.

Теперь замолчала я. Солус не стал ждать, когда я соберусь с мыслями и добавил:

– Дело не в моем изменившемся состоянии, Софи. Я, как и любой другой человек, могу входить в храм и общаться со священниками. Ни иконы, ни распятия, ни святая вода не способны принести мне неудобств. Дело в духовной стороне вопроса.

– Ты атеист?

– О нет, – мне показалось, что по губам Эдуарда скользнула грустная улыбка. – Однако моя вера несколько расходится с общепринятым религиозным учением. Поэтому в храме мне делать нечего.

– Аннабель писала в дневнике, что после происшествия в «Орионе» ты стал нетерпимо относиться к церкви и физически не мог отсидеть заутреню.

– В самом деле? – удивился Эд. – Признаться, я плохо помню семейные походы на церковную службу. Возможно, причина была не в молитвах, а в активной трансформации моего тела. Звуки и запахи тогда воспринимались особенно остро, и это было несколько… неприятно.

Вот значит как.

Что ж, можно продолжать мечтать. Как знать, вдруг через энное количество лет мне и правда позволят провести вечность, сидя у камина в объятиях самого восхитительного мужчины на свете…

***

Бал был назначен на 16.00. Моя личная подготовка к нему началась на четыре часа раньше. Ровно в полдень, когда мне было положено садиться за стол, в Ацер прибыла Аника Мун. Вместе с ней приехала парикмахер – пышноволосая девушка лет двадцати пяти с очаровательными ямочками на щеках. Девушку звали Элла, и, по словам трактирщицы, именно ей надлежало сделать из меня королеву.

Представив нас друг другу, Аника поспешила откланяться – ее муж отвечал за организацию праздничного фуршета, и ей предстояло контролировать сервировку.

Мой обед в этот раз состоял из чашки кофе и пирожка с картошкой. Тратить время на более плотную трапезу оказалось нельзя – Элла честно призналась, что работает неторопливо, и мое преображение может затянуться, поэтому им необходимо заняться как можно раньше, дабы не опоздать на маскарад.

Решив, что мастеру в этом вопросе виднее, я быстро проглотила булку, уселась на стул и отдалась в руки молодого профессионала.

Сначала Элла немного обработала мои ногти и выкрасила их в нежно-розовый цвет. Конечно, полноценным маникюром назвать это было нельзя, зато руки стали выглядеть аккуратно.

С прической девушка возилась гораздо дольше: бережно расчесывала мои волосы, завивала отдельные пряди, что-то тщательно конструировала при помощи шпилек и крошечных невидимок.

– С такими локонами работать – одно удовольствие, – говорила она, колдуя над моей головой. – Ложатся, как надо, не топорщатся, да и посеченных кончиков почти нет. Красота…

Ее слова тешили самолюбие, однако, с каждой проходившей минутой мне все сильнее хотелось, чтобы Элла, наконец, закончила свою работу, и я могла остаться одна.

Легкое безмятежное настроение, с которым я проснулась сегодня утром, постепенно уступало место смутной тревоге. И это раздражало.

Подумать только! Мне выпал уникальный шанс побывать на балу в старинном замке, а я сижу и думаю о том, как было бы здорово, если б этот треклятый праздник отменили. Например, в Ацер могли бы нагрянуть вежливые люди из санитарного надзора и сообщить Солусу, что его жилище не соответствует каким-нибудь требованиям безопасности. Или же одна из стен бальной залы обрушилась бы на пол. А электрическая проводка? Почему бы ей не перегореть – неожиданно и очень некстати? А эта отвратительно чудесная погода? Что стоит местному климату устроить какую-нибудь снежную бурю?

Однако этого не произойдет. Вопреки моему махровому малодушию, день останется светлым и солнечным, стены будут стоять крепко, и ни один светильник не погаснет ни до маскарада, ни во время него. А мне самой стоит засунуть свои страхи куда-нибудь подальше и просто наслаждаться происходящим.

Действительно, почему бы и нет? Платье у меня будет прелестное, прическа, судя по всему, – тоже, танец я могу исполнить с закрытыми глазами, и даже чертов черновик фольклорного сборника больше не висит надо мной дамокловым мечом – вчера я, наконец, поставила в нем последнюю точку. Живи да радуйся.

Солусу хорошо, ему переживать некогда. Сегодня утром он съел тарелку своей жуткой овсянки, залпом выпил чашку травяного чая, сунул мне в руки схему замка, следуя которой я могла бы отыскать бальный зал, не выходя на улицу, и куда-то ускакал.

Без сомнения, уверенность в себе делает ему честь. Однако, она все больше походит на легкомыслие. Годы спокойной жизни и уверенность в собственной неуязвимости делают человека беспечным, а это чревато большими неприятностями.

Эдуард пообещал: если Руфина Дире выкинет сегодня какую-нибудь штуку (скажем, попытается пройти в замок в обход охраны), он подумает о том, чтобы найти на ее место нового экскурсовода.

Меня это совершенно не успокоило, поэтому сейчас больше всего на свете хотелось, чтобы зимний бал-маскарад, наконец, начался, а затем благополучно окончился.

Прическа, которую сделала Элла, выглядела очаровательно. Госпожа Мун оказалась права – у девушки действительно были золотые руки. Ее усилиями на моей голове появилась корона из завитых локонов, сходившаяся на затылке в аккуратный пучок. Волосы лежали так гармонично, что у меня не возникло ни малейшего желания что-то исправить или украсить их чем-либо еще.

За свои услуги Элла действительно запросила не так уж много, и, расплатившись с нею, я отправилась переодеваться и делать макияж.

Вообще, в этот день все получалось отлично. Косметика легла на лицо идеально, платье и туфли сели, как влитые, и даже семейные драгоценности Солусов смотрелись так, будто их изготовили специально для меня.

Я разглядывала себя в зеркале и улыбалась. Девушка, которая смотрела на меня из стеклянной глубины, была красива, стройна и изящна. Без сомнения, она была достойной парой барону Солусу, ибо выглядела так, как должна выглядеть настоящая леди.

Бальный зал я тоже нашла без труда. Хитросплетения комнат и коридоров неожиданно оказались понятными, как планировка родной квартиры. Ацер, словно признав меня своей, открывал передо мной двери и уверенно вел вперед.

Зал сиял огнями. Мягкий свет его старинных бра и напольных светильников вкупе с позолотой стен и медовой гладкостью пола создавали впечатление сказочного дворца – одновременно строгого и роскошного.

До начала маскарада оставалось около двадцати минут, и в помещении уже было много людей. Они стояли у колонн небольшими группами, оживленно переговаривались, смеялись, бросая по сторонам восхищенные взоры. На мое появление никто из них не обратил особого внимания. Правда, пару раз я ловила на себе любопытные взгляды. Судя по всему, не все приглашенные были знакомы, а потому ненавязчиво друг друга рассматривали.

С другой стороны зала, у входа в новый вестибюль, стоял высокий полный мужчина в черно-коричневом камзоле. Он вежливо улыбался входившим в зал людям, некоторым жал руки или по-дружески хлопал по плечу. Вспомнив недавний разговор с Эдом, я решила, что это баденский мэр. Рядом с ним находилась свита: двое серьезных молодых людей и две девушки с фотоаппаратами. В сочетании с длинными бархатными платьями (тоже из костюмерной местного театра?..) эта техника смотрелась несколько нелепо.

Вообще, гости праздника выглядели вполне достойно, хотя на соответствие заявленной эпохе многие из них махнули рукой. Мимо меня степенно проходили дамы, одетые в тяжелые платья с объемными воротниками, кринолинами или турнюрами, пробегали девушки в легких нарядах в стиле ампир – с высокой талией, длинной прямой юбкой и рукавами-фонариками. Мужчины были во фраках или камзолах. Те же, кто не смог достать маскарадный наряд, явились в вечерних платьях и костюмах.

На мой взгляд, в этом смешении стилей была своя прелесть – казалось, что в Ацере собрались представители разных исторических эпох. Что интересно, лишь некоторые из них озаботились наличием маски – среди толпы выделялось не более десятка человек со скрытыми лицами.

Я пыталась отыскать в этой пестрой круговерти Солуса, но никак не могла найти. То ли его не было в зале, то ли он мастерски сливался с толпой. Последнее, впрочем, казалось маловероятным – я была уверена, что появление барона не сможет остаться незамеченным. И, конечно же, оказалась права.

В какой-то момент тяжелые деревянные двери, через которые я вошла в зал, распахнулись, – плавно и почти не бесшумно, будто невидимый лакей открыл их перед своим господином. И на пороге бального зала появился Эдуард. Голоса мгновенно стихли, стало слышно, как в противоположном конце комнаты что-то тихо напевает виолончель.

Барон выглядел потрясающе. Он был одет в черные брюки и черный камзол с серебряным позументом (тот самый!), из-под рукавов которого выступали кружевные манжеты белоснежной рубашки. Его волосы были собраны в хвост, открывая идеальную линию плеч, а на пальце правой руки сверкал перстень с рубином – собратом драгоценных камней, из которых неведомый ювелир собрал мои серьги и ожерелье. В своем наряде Солус действительно походил на вампира – холодного и недосягаемого.

При одном только взгляде на него становилось понятно, кто является настоящим хозяином бала. Барону хотелось поклониться, как королю, застыв в глубоком реверансе.

Эдуард отреагировал на произведенный фурор со своей обычной невозмутимостью. Он вежливо улыбнулся гостям, склонив в знак приветствия голову, после чего отыскал глазами меня и уверенно направился в мою сторону.

Его провожали восхищенными взорами. Прежде чем вернуться к прерванным разговорам, и женщины, и мужчины облизали его взглядами с ног до головы.

– София.

Солус протянул мне руку, и, когда я вложила в нее свою ладонь, коснулся пальцев легким поцелуем.

– Вы превзошли саму себя, госпожа Корлок, – сказал Эдуард, глядя мне в глаза. – Сегодня я буду танцевать с самой восхитительной девушкой на этом балу.

Мое сердце сделало кульбит, а щеки запылали, как маки.

– Что вы, барон, – ответила ему, – Главной звездой праздника сегодня являетесь вы. И кстати, ваш наряд мне знаком. Кажется, я видела его на одном старинном портрете.

– Вы, как всегда, наблюдательны, София, – улыбнулся Эдуард.

Он предложил мне свой локоть, и я охотно взяла его под руку. Мы неторопливо направились к противоположному входу – туда, где стояли мэр и его свита. По пути Эд вежливо раскланивался едва ли не с каждым встречавшимся ему гостем.

– Добрый вечер, барон, – сказал баденский градоначальник, когда мы пересекли зал и подошли к нему вплотную. – Рад вас видеть.

Рядом с Эдуардом он смотрелся простовато. Мне невольно подумалось, что так выглядел бы мещанин, которого за какие-нибудь особые заслуги пригласили на светский прием.

– Взаимно, господин Орулл, – ответил барон.

– Ваша очаровательная спутница, должно быть, баронесса Солус? – улыбнулся градоначальник.

Я едва не поперхнулась воздухом.

– К сожалению, нет, – покачал головой Эдуард. – Госпожа Корлок – гостья Ацера. Однако сегодня она сыграет не последнюю роль на этом балу. Как вам замок, господин Орулл? Дольны ли вы его украшениями и внешним видом?

Мэр был доволен, а местами даже восхищен. В течение следующих десяти минут они с бароном активно обсуждали подсветку замковых стен, фальшивые колонны крыльца и особенности системы отопления. Их увлекательную беседу прервал господин Ачер. Худрук баденского театра неслышно возник за спиной Солуса и взволнованно сообщил, что через минуту нам с бароном предстоит выйти на паркет.

В подтверждение его слов громко запели фанфары, и в середине зала появился высокий мужчина, громко возвестивший присутствующим о начале зимнего маскарада. Сразу после этого зазвучала музыка, знакомая до последней ноты.

Эдуард повернулся ко мне и с изящным поклоном пригласил на вальс. Через два удара сердца мы были в центре бального зала. Солус привлек меня к себе, и все вдруг пропало. Мэр, гости, недавняя тревога – все это растворилось в прекрасной тягучей мелодии.

Мы снова были одни. Снова кружились по медовому паркету, не отводя друг от друга глаз. И не было на свете ничего важнее и прекраснее этого момента, когда душа поет вместе с оркестром, а два сердца бьются в унисон. Взгляд Эда гипнотизировал, манил к себе, подобно пламени свечи, а его руки казались самой надежной защитой от любых каверз и невзгод.

Эдуард улыбнулся, и в этой улыбке был весь мой мир, вся искренность и счастье…

Гром аплодисментов был подобен удару молота. Стоило музыке стихнуть, как реальность обрушилась на меня со всей своей какофонией звуков – оглушающей, обескураживающей, стирающей последние отголоски волшебства. Солус отвел меня в сторону, и на середину комнаты вновь вышел церемониймейстер, заведший пространный монолог о красоте старины, сохранении традиций и понимании всего этого органами местной администрации.

Его хвалебные речи меня мало интересовали, поэтому, вместо того, чтобы следить за ходом его мысли, я рассматривала стоявших рядом людей. Знакомых среди них не наблюдалось, однако я все равно вглядывалась в лица, надеясь и одновременно опасаясь увидеть кого-нибудь подозрительного.

Эд по-прежнему держал меня за руку, и от жара, которым теперь пылало мое тело, его ладонь тоже казалась огненной.

– Ты все еще волнуешься? – прошептал Солус, когда мужчина закончил свою речь, и на его место с приветственным словом вышел баденский мэр. – На балу следует веселиться, Софи. Сегодня не случится ничего дурного.

Я улыбнулась и чуть крепче сжала его пальцы. Он говорит мне об этом в тысячный раз. Быть может, все-таки стоит ему поверить?

Праздник шел своим чередом. Солус и его команда организаторов потрудились на славу – маскарад действительно проходил в традициях классических дворянских собраний. Когда были сказаны все торжественные речи, одна часть публики направилась к столикам с закусками, другая осталась наблюдать за хореографическим ансамблем, вышедшим на паркет, дабы развлечь ее старинными танцами, третья снова разбилась на группы и продолжила прерванные разговоры, четвертая села за карточные столы.

Между приглашенными резво сновали официанты, разносившие бокалы с напитками. Все было чинно, благопристойно и не вызывало ни единого опасения, что кто-нибудь переборщит с алкоголем и устроит в старинном замке современную дискотеку.

Мы с Солусом дважды обошли зал, дабы убедиться, что никто не скучает и ни в чем не нуждается. Наш танец, без сомнения, стал отличным началом зимнего маскарада, и многие гости спешили выразить нам свое почтение. Мужчины вежливо пожимали барону руку, а на меня кидали такие горячие взгляды, что становилось неловко. Дамы, наоборот, окатывали меня ледяным равнодушием, а Эдуарду улыбались так радостно и широко, что я всерьез опасалась, как бы они не вывихнули себе челюсть.

Когда обходы были завершены, возле нас материализовались трое степенных господ, которые тут же оттеснили меня от Эда и завели с ним разговор – долгий и, на мой взгляд, совершенно неинтересный. Я махнула Солусу рукой и решила еще раз прогуляться по залу.

В течение следующих тридцати минут я развлекалась, как могла: понаблюдала за танцующими артистами, выпила бокал шампанского, предложенного одним из официантов, попробовала пару канапе с сыром и красной рыбой.

Солус по-прежнему был занят, и я, так и не встретив на празднике ни одного знакомого человека, начала откровенно скучать. Конечно, можно было прибиться к какой-нибудь компании, однако сейчас мне этого не хотелось. Я вдруг снова почувствовала, что устала. Право, последний месяц потребовал от меня немало душевных и физических сил. Столько эмоциональных потрясений, пришедшихся на мою долю в Ацере и его окрестностях, я не испытывала за всю свою жизнь.

Я подошла к окну. На улице плясал ветер, небрежно раскидывая по замковым газонам белесые лохмотья снега.

Наверное, мне стоит отправиться к себе. Время еще не позднее – шестой час вечера, если не ошибаюсь, однако очень хочется упасть на кровать и немного поспать. Я присела на краешек подоконника и прикрыла глаза. Руки и ноги будто бы наливались свинцом, звуки музыки и голосов становились тише, начала кружиться голова.

– Прошу прощения.

Я с трудом разлепила веки. Передо мной стоял од ин из официантов – высокий худой парень в напудренном парике. Под мышкой он держал пустой поднос.

– Вам нехорошо? – обеспокоенно спросил юноша. – Нужна помощь?

– Пожалуй, нужна, – с трудом шевеля губами, ответила я. – Мне… надо… прилечь…

– Конечно-конечно… Одну минутку… Я вам помогу…

Рядом что-то негромко звякнуло – видимо, парень поставил поднос на подоконник. Потом меня подхватили под руку и помогли подняться на ноги, которые почему-то отказывались держать тело в вертикальном положении.

– Левое крыло… – язык стал тяжелым, неповоротливым и начал заплетаться. – Надо туда… Барон… Надо ему сказать…

– Да-да, не волнуйтесь… Сейчас…

Меня потянули куда-то в сторону. Перед глазами танцевали золотистые блики. Теплый воздух вдруг сменился прохладным, шеи коснулись струйки сквозняка. Я хотела показать юноше, в какую сторону надо идти, но не смогла поднять руку. После этого усталость накрыла меня последней волной, и наступила темнота.