Туман

Глава 7

«…никому не ведомо, почему вампиры пьют кровь. Однако ж считается, что именно она дает этим тварям мощь и хранит от дряхлости. Единственное объяснение сему – их дьявольская сущность, которую надо питать телесным соком божьих созданий. При этом жажды, подобной вурдалачьей, вампиры не испытывают.

Старуха Надин, чья племянница три года прожила вампиршей, уверяла, что та вовсе не испытывала никакого голода, но без еды все равно слабела и не могла работать. Однако ж ни одна самая жирная и сытная похлебка не давала девице столько сил, сколько давал стакан крови».

Я оторвалась от чтения и перевела взгляд на мелкую снежную крупку, которую ветер гонял за окном библиотеки.

Вчера Эдуард снова ел овсянку – серую и склизкую. Когда я спустилась к ужину, тарелка с этим кушаньем стояла на столе рядом с моим супом – вкусным и ароматным. Судя по всему, барон снова приготовил кашу сам. Жевал он ее медленно и без особого аппетита, что, собственно, было неудивительно.

После ужина мы перешли в гостиную и долго разговаривали у горящего камина. Спать же отправились только после того, как стрелки старинных напольных часов показали первый час ночи.

Открывая дверь своей спальни, я замешкалась и проводила Эдуарда взглядом – стало любопытно, у какой комнаты он остановится.

Барон прошел до конца коридора и выбрал предпоследнюю, расположенную напротив ванной. Однако вместо того, чтобы войти внутрь, вдруг обернулся и помахал мне рукой.

Я смутилась. Быстро махнула в ответ и юркнула за порог.

Укладываясь спать, то и дело вспоминала широкий разворот его плеч, идеальную осанку и блестящие темные волосы, которые сегодня не были стянуты шнурком, и лежали за спиной густым темным водопадом. А еще думала о том, что раз уж я знаю, где находится его комната, нужно отыскать способ в нее заглянуть. Я по-прежнему не представляла, что именно хочу там найти, но была твердо уверена – проникнуть на личную территорию Солуса мне совершенно необходимо.

Следующим утром меня ждал сюрприз.

Беды, как обычно, ничто не предвещало. После завтрака я сообщила барону, что собираюсь снова отправиться в баденскую библиотеку, и он снова предложил меня подвезти.

Погода в этот раз была ужасной – вместо пушистого снега в воздухе летала ледяная крупка, которую поднявшийся ветер со злорадным наслаждением швырял в лицо всем, кто решался выйти из дома. Небо по-прежнему было темно-серым, как потолок в тюремной камере, и это здорово давило на голову.

Стоило нам отъехать от Ацера, как ожил мой мобильный телефон, и на дисплее отобразилось имя троюродного брата.

– Привет, сестренка, – голос Алекса был весел и беспечен. – Как ты там? Не замерзла в своем каменном мешке?

– Привет, – улыбнулась я. – Пока еще держусь. Ты что-то хотел?

– А то! Звоню сообщить тебе хорошую новость.

– Придумал для меня новое задание?

– Не угадала. Решил освободить тебя от прежнего.

– В каком смысле – освободить? – удивилась я.

– В самом наипрямейшем. Снимки чертежей мне больше не нужны. Ты невероятная умница, Софи, – нафотала не на один, а на два или даже на три проекта! Я вчера посмотрел последние снимки, и понял: у меня есть все, что требуется, а значит, держать мою нежную сестрицу в холодном старом замке уже не имеет смысла. Я, Софи, должен тебе корзину шоколада и телегу пирожков с малиновым вареньем. А пока я буду их доставать, можешь собирать чемоданы и отправляться домой. Или еще куда-нибудь. У тебя ведь продолжается командировка, верно?

– Верно, – прошептала в ответ.

Внутри что-то оборвалось и рухнуло в район живота. Это что же получается – моя работа в Ацере подошла к концу?..

Немыслимо.

Нет-нет-нет, так нельзя!

А как же Эдуард? Как же баденские вампиры? Разве могу я все это бросить и уехать?

– Хотя, знаешь, одна просьба у меня все-таки есть, – продолжал между тем Алекс. – Попроси барона показать тебе бальный зал. Буду очень благодарен, если ты сфотографируешь его потолок. А еще камин в библиотеке и лестницу в центральном холле. После этого можешь быть свободна, как весенний ветер.

– София, что-то случилось? – обеспокоенно спросил Эдуард. – Ты побледнела.

Я криво улыбнулась и покачала головой.

– Ну, так что, сфотаешь? Софи?

– Сфотаю, Ал, – тихо сказала брату. – Сегодня же. Или завтра.

– Лады. Обожаю тебя, сестренка.

Нажала на сброс и сунула телефон в сумку. Солус вопросительно поднял бровь.

Я глубоко вздохнула.

– Звонил Алекс. Алекс Докер. Сообщил, что получил все чертежи, которые ему были нужны. Осталось снять несколько замковых комнат, и мои дела в Ацере можно считать оконченными.

Почти минуту мы ехали в полной тишине. Я смотрела на дорогу, Эдуард обдумывал мои слова.

– Я рад, что господин Докер доволен твоей работой, – сказал он, наконец. – Однако уезжать тебе все-таки рано. Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве тебе не нужно собирать материал для своего фольклорного сборника? Из-за съемки архитектурных планов на это оставалось мало времени, теперь же есть возможность заняться книгой вплотную. Если помнишь, господин Докер оплатил проживание в замке до середины декабря. Ты успеешь и пообщаться с жителями окрестных поселков, и даже принять участие в зимнем маскараде. При желании, можешь остаться в Ацере и на больший срок – на правах моей гостьи.

Он говорил, и с каждым его словом у меня внутри поднималась волна тепла и восторга.

– К тому же, у нас были планы на будущую субботу, – заметил Солус. – Мы собирались в театр, помнишь?

– О да, – губы сами собой растянулись в улыбке. – Будет обидно, если мой билет пропадет.

– Именно так, – кивнул барон. – Так что же, ты остаешься?

– Остаюсь, – вновь улыбнулась я. – У меня здесь и правда много дел.

Причем, настолько много, что работа над сборником снова рискует отойти на второй план, а ведь я должна показать черновик и редактору, и заведующему кафедрой уже в следующем месяце. Помимо баденских сказок в нем почти ничего нет, поэтому нужно срочно принимать меры, которые оправдали бы мое затянувшееся пребывание в Ацере.

Уладить этот вопрос я решила сразу после того, как Солус высадил меня у ступеней городской библиотеки. Получив от госпожи Суррен книгу Йоакима Ленна, поднялась в читальный зал, села за самый дальний стол и, убедившись, что кроме меня в помещении никого нет, набрала номер руководителя своей кафедрой.

Наш разговор длился тридцать минут и наверняка влетел мне в кругленькую сумму, однако я осталась им полностью удовлетворена.

Почти четверть часа я вдохновенно вещала начальнику о том, какой бесценный кладезь информации обнаружила в Бадене, как интересны и аутентичны местные праздники и обряды, а еще о том, как здорово идут на контакт здешние аборигены, особенно один потомственный аристократ, который был так любезен, что разрешил скопировать сборник старинных легенд, веками хранившийся в его семейном архиве.

Во время своей пламенной речи я так разгорячилась, что в заключение не попросила, а нагло потребовала изменить концепцию моей работы, дабы я могла посвятить оставшееся командировочное время исключительно баденскому фольклору.

Научный руководитель внимательно выслушал мои восторги и заявил, что не видит ничего, что помешало бы воплотить их в жизнь. А по сему он разрешает мне остаться в Бадене, но при условии, что я сдам черновик книги в срок («Увеличить время командировки? Ни в коем случае, София. Твой сборник заложен в бюджет этого года. И да – вам с редактором придется здорово поторопиться с правками, чтобы отправить его в печать до зимних праздников») и передам коллегам материалы, добытые в других регионах («В обработанном виде, София!»).

Коротко обговорив детали новой работы, мы попрощались, и я, отложив телефон в сторону, со спокойной душой вернулась к изучению «Правдивых описаний вампиров».

«…почти все кровососы, о которых становилось известно людям, попадались им в деревнях и поселках. Если верить рассказам селян, они забредают туда или случайно, или по большой нужде, рискуя выдать себя мнительным крестьянам. В городах же вампиры, особливо старые и мудрые, чувствуют себя вольготно, не опасаясь вызвать у горожан подозрения. Эти твари умеют приспособиться к любым устоям и способны мастерски сливаться с толпой.

При этом ни в одном городе вампиры не задерживаются дольше, чем на пять-десять лет, дабы прочие люди не заметили, что годы над ними не властны.

Герман Хорт, портной из Пулля, рассказывал о семье негоциантов, находившихся в постоянных разъездах. Мужчины этого семейства были похожи друг на друга, как две капли воды и заказывали у него новые костюмы с разницей в двадцать лет. Снимая мерки с внука, Хорт обратил внимание, что у того имеются такие же родимые пятна, как у его отца и деда. Такое удивительное сходство показалось портному странным и привело к мысли, что в течение шестидесяти лет его мастерскую посещал один и тот же человек, выдававший себя за своих ближайших родственников…»

Я снова откинулась на спинку стула. Знакомая история, не так ли?

Действительно, что еще остается человеку, который вынужден отказаться от привычной жизни, и обречен десятилетиями переезжать с места на место, чтобы не вызывать у окружающих страха и отвращения?

Перед глазами тут же встал Эдуард. Участливый взгляд, теплая улыбка, нежные руки…

Виноват ли человек в том, что отличается от других? Что имеет то, о чем другие вынуждены только мечтать? Вечная молодость, невосприимчивость к боли и болезням, необыкновенно долгая жизнь…

Но точно ли это благо? Ведь в комплекте с ними идут одиночество и бесконечные скитания.

Забавно. А ведь все они – и таинственный негоциант из Пулля, и помощник лавочника из Трейерда, и мой очаровательный барон – хотя и были вынуждены покинуть родные места, однако рано или поздно возвращались обратно. Спрашивается, почему?

Я потерла виски.

Уж не потому ли, что они… люди? Не адовы бестии, не дети сатаны, а люди, которые хоть и пережили некую трансформацию, но все равно остались собой. Которые хотели вернуться туда, где им было хорошо. Где их любили. Где они были счастливы. Вернуться домой, даже если дома их уже никто не ждал.

Поежилась и плотнее укуталась в широкий шерстяной шарф.

Правильно ли я сделала, поставив Эдуарда в один ряд с героями Йоакима Ленна? Если не считать странного режима питания (воочию я ни разу не видела, чтобы он пил кровь) и спрятанного портрета, барон не вызывает никаких подозрений в своей необычности. Все остальное – домыслы.

Что ж. Раз уж мне официально разрешено остаться в Бадене и разобраться во всех его чудесах, займусь-ка я этим вплотную.

И начну с главной достопримечательности и загадки – Эдуарда Эриха Солуса.

***

В этот раз свои дела в баденской библиотеке я закончила до полудня, а потому в Ацер вернулась на автобусе. Солус попросил сообщить ему, когда я освобожусь, однако беспокоить его так рано было неловко. Собственно, беспокоить барона неловко было всегда – дел у Эдуарда выше крыши, и отрывать его от них по пустякам, как минимум, невежливо.

Замок встретил меня странной тишиной. Обычно в это время здесь полно туристов – шумных, говорливых, делающих селфи на фоне каменных стен и с завидной настойчивостью топчущих местные газоны. Однако сейчас территория была пуста – вместо пестрой толпы мне встретилась только Руфина Дире.

Госпожа гид со скучающим видом стояла у ступенек центрального входа, то и дело поглядывая на часы. Увидев меня, она приветливо помахала рукой.

– Добрый день, – сказала я, подойдя ближе. – Почему здесь так тихо? Где же туристы?

– Уехали, – ответила Руфина. – Последняя экскурсия закончилась двадцать минут назад, а все остальные отменены.

– Что-то случилось?

– Случилось, – кивнула женщина. – В центральном холле упала люстра. Помните ее? Круглая, огромная, с кучей хрустальных подвесок. Разбилась в дребезги, а металлический обод, к которому крепились плафоны, разлетелся на части.

– Ужас!

– Не то слово. Звон был такой, будто во всех окнах разом лопнули стекла. К счастью, никто не пострадал – я как раз увела туристов в зеленую гостиную. Но испугались они знатно. Причем, не столько упавшей люстры, сколько нашего уважаемого барона. Он прибежал на грохот – лицо бледное, глаза горят, волосы развиваются – не человек, а демон из ада. А вслед за ним примчались охранники и ребята из техслужбы. Такая суета поднялась!.. Судя по крикам, которые доносились из холла, металлические обломки повредили перила главной лестницы и что-то еще. В общем, экскурсию пришлось немного сократить, а посетителей вывести через правое крыло.

– Господин Солус все еще там? – я указала в сторону дверей.

– Да. Следит за уборкой и разбирается, кто из подрядчиков забыл отремонтировать потолочные крепления. Загляните внутрь, София, там сейчас интересно.

Я послушалась ее совета – поднялась по ступенькам и, шире приоткрыв тяжелую створку, с любопытством заглянула в замковый холл.

Выглядел он действительно эффектно. Каменные плиты пола устилал блестящий ковер из крошечных хрустальных обломков, которые сметали в кучи женщины в желтых форменных куртках. Когда они наступали на особенно маленькие осколки, те весело хрустели под подошвами их тяжелых ботинок. Куски металлического остова люстры, очевидно, уже убрали, и о его падении теперь напоминала заметная выбоина в полу, большая некрасивая дыра на потолке и безголовый каменный лев, сидевший у перил шикарной центральной лестницы. Льва было особенно жаль.

А ведь этот холл недавно отремонтировали. Помнится, барон говорил, что реставрация обошлась в хорошую сумму денег, и чтобы ее получить, ему пришлось серьезно потрудиться.

Сам Эдуард сейчас стоял неподалеку от пострадавшего зверя и внимательно слушал полного краснощекого человека, который что-то говорил, эмоционально размахивая руками. Взор Солуса был ледяным и надменным, а от всей его гибкой прямой фигуры исходили такие волны гневного презрения, что, казалось, их ощущали все, кто находился неподалеку. Уборщицы работали молча и не поднимая головы, а у толстяка, распалявшегося все больше и больше, начали заметно трястись руки.

– Довольно, – вдруг сказал Солус. От звука его голоса мое сердце пропустило удар. В холле тут же стало тихо, и эта тишина резанула по ушам. – Мне неинтересны ваши рассуждения, господин Эккер. Ваши люди некачественно выполнили свою работу, и это принесло замку большие убытки. Теперь их предстоит возместить – вы за свой счет закажете для Ацера новую люстру и ликвидируете следы сегодняшнего происшествия. Или же вернете полученные деньги вместе со стоимостью светильника. Думаю, нет нужды объяснять, что ждет вашу организацию в случае неповиновения, с условиями контракта вы знакомы не хуже меня. И да, я бы на вашем месте выбрал срочную реставрацию.

Толстяк попытался что-то сказать, но Эдуард остановил его движением руки.

– Можете приступать к работе прямо сейчас, господин Эккер. Холл должен быть приведен в порядок к пятнице. На этом все.

Солус небрежно кивнул подрядчику и, развернувшись, скрылся в боковой галерее.

– Хорош, да? – усмехнулась незаметно подошедшая Руфина Дире. – Какая железная уверенность в себе, какое аристократичное высокомерие! И ведь не сказал ничего особенного, даже голос не повысил, а все вокруг трепещут и чувствуют себя ничтожными людишками.

– Да, впечатляет, – пробормотала я.

– Вы его таким не видели, верно? – заметила госпожа Дире. – С вами-то он другой. Мягкий, добрый, заботливый. Как сказочный принц.

Я коротко выдохнула.

– Зачем вы мне это говорите, Руфина?

– За тем, чтобы вы не строили по поводу Солуса иллюзий, София. Он не добрый и не мягкий. Он такой, каким вы видели его сейчас. Безупречно вежливый, но при этом жесткий, холодный, надменный. В сказках такие персонажи обычно считаются злодеями.

У меня внутри начала подниматься волна раздражения.

– Какое вам дело до моих иллюзий, госпожа Дире? И в чем конкретно Эдуард был неправ? Этот человек… Эккер, кажется? Разве не его рабочие виноваты в том, что в Ацере случилось ЧП? Барон всего лишь указал ему на необходимость заново отремонтировать холл.

Руфина покачала головой.

– Не надо его защищать, София. Господин Солус в этом не нуждается. Подумайте лучше, кто защитит вас? Высокомерие – это ерунда, у Эдуарда есть умения пострашнее. Вы умная девушка и наверняка обратили внимание на некоторые странности в поведении нашего уважаемого барона. Я ведь права, София? И при этом вы продолжаете жить рядом с ним и с каждым днем подпускаете его к себе ближе и ближе.

Мне стало не по себе.

– О чем вы, Руфина?

Она несколько секунд пристально смотрела мне в глаза, а потом решительно взяла за локоть и отвела в сторону от открытой двери.

– Сегодня ночью умерла Зарида Мотти, – сверкнув глазами, сообщила госпожа Дире.

– Боже, – ахнула я. – От чего?

– Не знаю, – она криво усмехнулась. – Ее нашли мертвой в собственной постели. Причина смерти станет известна после вскрытия. Видите ли, София, наша дорогая сказительница последние несколько дней плохо себя чувствовала. Жаловалась на слабость и головокружение. А еще на порез, который неизвестно откуда появился на ее руке и никак не желал заживать. Ничего необычного, не так ли? Зариде было глубоко за семьдесят, в этом возрасте здоровье шалит у всех. Однако меня настораживает, что недомогания начались у нее сразу после Радожа. А еще то, что господин Солус зачастил в Хоску. За последние три дня я видела его в нашем поселке дважды!

Ее намек был прозрачен, как горный ручей. В прошлую субботу Зарида Мотти трижды пригласила Эдуарда войти в свой дом, и теперь он мог беспрепятственно переступать ее порог. Похоже, подозрения Руфины по поводу сущности хозяина Ацера давно переросли в твердое, полностью сложившее мнение.

Стоп.

Выходит, эта женщина считает, что к болезни и смерти старой сказительницы причастен мой барон? Но ведь это бред! Несусветная глупость! Зачем Эдуарду несчастная старуха? В качестве закуски? Его же кормят трактирщики Мун!

И это не говоря о том, что наличие крови в рационе Солуса еще не доказано.

– Ваши подозрения чудовищны, – холодно заметила Руфине.

– О, так вы все-таки понимаете, о чем я говорю, – снова усмехнулась она. – Значит, подозрения есть не только у меня. Знаете, София, нам надо поговорить. Но не здесь, а в каком-нибудь другом месте.

Да-да, побеседовать определенно стоит. Хотя бы для того, чтобы выяснить, что еще этой женщине известно об Эдуарде, и что она собирается делать с этими знаниями.

Наш разговор прервал шорох автомобильных шин – к воротам замка подъехала чья-то машина.

– Это за мной, – сказала госпожа Дире. – Предлагаю пообщаться завтра. Буду рада, если вы приедете ко мне в Хоску. Я угощу вас вкусным чаем и поделюсь некоторыми соображениями по поводу нашего общего знакомого.

– Я приеду, – кивнула в ответ.

– Чудно. В таком случае, жду вас к обеду. До встречи, госпожа Корлок.

***

С Эдуардом мы неожиданно встретились в замковой библиотеке. Расставшись с Руфиной, я отправилась к себе, чтобы переодеться и пообедать, а по пути на всякий случай отправила Солусу смс, в котором сообщила, что приехала в Ацер и беспокоиться обо мне не нужно. На сообщение барон не ответил, из чего я сделала закономерный вывод – поводов для беспокойства у него хватает и без меня.

В библиотеку отправилась после обеда – хотелось быстрее выполнить данное брату обещание и вплотную заняться собственными делами. Войдя же внутрь, обнаружила Эдуарда, раскладывавшего папки с чертежами по местам. Он нарочито медленно перетаскивал их по приставной лестнице на верхние полки шкафов. Выражение его лица было каменно-невозмутимым, как лики парковых статуй, а взгляд таким серьезным и сосредоточенным, что я невольно улыбнулась.

Да-да, я тоже так делаю – занимаюсь физической работой, когда нужно отвлечься от неприятностей или обдумать что-то важное. Обычно это приводит к гармонии в наичистейшем виде: порядок воцаряется и в доме, и в голове.

– Ты пообедала?

Солус положил на полку стопку матерчатых папок и обернулся ко мне.

Лучистые глаза, добрая улыбка.

О… Я-то думала, что ступила в библиотеку бесшумно.

– Да, – кивнула в ответ. – Вот, пришла сфотографировать для Алекса камин.

– Фотографируй скорее, – усмехнулся барон, спускаясь с лестницы, – пока он находится в целости, и на него не обрушился потолок.

Пошутил, ага. Смех смехом, а фотосессию холла пока придется отложить.

– Люстру жалко, – заметила я. – И льва.

Солус пожал плечами и взял со стола еще несколько папок с чертежами.

– Вовсе нет. Люстра – безвкусный новодел, которым заменили аутентичный светильник, висевший там столетиями. А льва в холле раньше не было вовсе, на его месте стояла чудесная каменная ваза с растительным орнаментом. Вот ее-то мне действительно жаль. И еще выщербленный пол. Но его господа ремонтники приведут его в порядок вместе со львом и люстрой. Что действительно неприятно, так это иметь дело с разгильдяями, подсчитывать убытки, которые замок понес из-за их недобросовестной работы, и писать отчеты столичным чиновникам.

Эдуард отвернулся, чтобы подняться по лестнице к верхним полкам шкафа, а мне вдруг стало интересно, спит ли он по ночам. И отдыхает ли когда-нибудь, кроме тех дней, когда мы совершаем вылазки в Баден.

Нет, усталым Солус не выглядел. Наоборот, он был собран и бодр, однако мне почему-то показалось, что происходящее вокруг здорово его утомляет. Подготовка к зимнему маскараду, постоянные ремонтные работы, организация экскурсий, отчеты, я со своими поездками… И посреди всего этого он один. Право, за три недели моего пребывания в Ацере я не заметила, чтобы у Эдуарда были помощники.

Как говорит братец Алекс, в таких условиях любой задолбается.

– Все это пустое, – сказал, между тем барон. – Расскажи лучше, окончила ли ты свои дела в городской библиотеке.

– Окончила, – я вынула из кармана телефон и сделала пару снимков камина. А потом подошла к столу, взяла несколько папок с архитектурными планами и подала их Солусу. – Дочитала любопытнейшую книгу, узнала много интересного.

– О вампирах?

– Ага.

– Например?

Он забрал у меня чертежи и аккуратно задвинул их вглубь полки.

– Например, там говорится, что вампиры боятся домовых, едят редиску и предпочитают жить в городах.

– И что же тут особенного? Об этом знают все.

– А вот и нет, – я подала ему очередную партию бумаг. – В других регионах вампиры питаются исключительно кровью, живут в склепах и боятся святого распятия.

– Наверное, в других регионах обитает другая разновидность кровососов.

– Скорее всего, – согласилась я. – Знаешь, книга хоть и была интересной, однако рассказала не так уж много. Например, там не сказано, спят вампиры или нет.

– Надо полагать, спят, – Солус снова спустился с лестницы и придвинул ее к соседнему шкафу. – Отдых нужен всем, хотя бы немного.

– Где же они отдыхают? В гробах?

– Зачем им гробы? – удивился Эдуард. – Разве они покойники?

– А разве нет?

Барон неопределенно дернул плечом, а я поняла, что тему разговора лучше сменить.

– Бог с ним, с фольклором. У меня есть просьба: когда у тебя будет свободное время, не мог бы ты показать мне бальный зал? – я подала ему последнюю папку с чертежами. – Алекс просил сфотографировать его потолок.

– Мы можем пойти туда прямо сейчас.

– Правда? Разве ты не занят?

– Конкретно сейчас, не очень. Видишь ли, у меня всегда много дел, и, как не старайся, меньше их не становится. Поэтому очень важно делать между делами перерыв и тратить его на то, что нравится и приносит моральное удовлетворение.

Он убрал папку на место, откатил лестницу в угол и сделал приглашающий жест в сторону двери.

– Прошу вас, госпожа Корлок.

До бального зала мы добирались без малого десять минут. Я шагала рядом с Эдуардом и радовалась, что иду не одна – гостиные, переходы и галереи мелькали, как узоры в калейдоскопе, и совсем скоро слились у меня в голове в сплошную вереницу комнат, в которой одна я наверняка бы заблудилась.

Бальный зал оказался просторным помещением с высокими окнами, старинными бра, напоминающими уличные фонари, и гладким полом. В привычно холодном воздухе висел слабый запах краски и еще каких-то отделочных материалов.

Барон пересек зал, на что-то нажал, и тяжелые темные шторы, обрамлявшие оконные проемы, одновременно разъехались в стороны. Дневной свет, который на улице виделся серым и унылым, хлынул в помещение мощным прозрачным потоком и в одно мгновение превратил его в сказку.

Стены комнаты оказались покрыты нежной позолотой, соседствующей с белоснежными фальш-колоннами, а пол цвета свежего меда, был так хорошо начищен, что я увидела в нем свое отражение. Потолок зала действительно стоил того, чтобы запечатлеть его для потомков – кто-то необычайно талантливый превратил его в небо, в котором парили райские птицы.

В интерьере комнаты не было вычурной помпезности, присущей столичным дворцам, при этом одним своим видом она создавала ощущение праздника.

– Мне предлагали заменить бра на люстру, подобную той, что висела в холле, – сказал Эдуард, глядя с каким восторгом я рассматриваю настенные светильники. – Большую, блестящую, с кучей лампочек и подвесок. Хорошо, что я не согласился.

Я хихикнула, достала телефон и принялась фотографировать – не только потолок, а вообще все, что было в зале. На всякий случай.

– Бал-маскарад пройдет здесь?

– Да.

– Но тут ужасный холод! Гости промерзнут до костей.

– Мы устроим вечеринку в северном стиле – предложим приглашенным надеть шубы или укутаться в звериные шкуры.

Я подняла на него удивленный взгляд. Солус по-прежнему стоял у окна, облокотившись на подоконник, и улыбался.

– Зал отапливается, – объяснил он. – Здесь смонтирована такая же система, что и в левом крыле. Сейчас она отключена – до бала три недели, обогревать пустую комнату нет смысла.

– Тут очень красиво, – заметила я, сделав еще несколько снимков.

– В день маскарада будет еще лучше.

Его тихий голос прозвучал прямо над моим ухом. Я вздрогнула. Разве секунду назад мы не находились в противоположных концах комнаты?

– Представь себе, София: сияющий огнями замок, живая музыка, белое вино, роскошные наряды, и пары, которые кружатся под мелодии позапрошлого века…

Его рука скользнула по моей талии. Эдуард осторожно развернул меня лицом к себе, мягко притянул ближе.

– Ты умеешь танцевать, София?

Глаза Солуса оказались так близко, что превратились в горячие темные омуты. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о пяти годах, отданных занятиям в хореографической школе, и я просто кивнула в ответ, будучи не в силах, ни отвести взгляд, ни что-либо сказать.

Солус говорил что-то еще, однако я не понимала ни слова. Его невероятные глаза вытеснили все, что находилось вокруг, звучание голоса завораживало, и мне казалось, я уже слышу ту старинную мелодию, а тело само собой выписывает фигуры и па, которые, как я думала, были давно им забыты…

Примерно минута понадобилась мне, чтобы понять: мы действительно танцуем. В полной тишине кружимся в пустом бальном зале, прижавшись друг к другу, и не имея ни малейшей возможности разомкнуть объятия.

Заметив, что мой взгляд, наконец, стал осмысленным, Эдуард остановился. А потом взял мою руку, и по-прежнему глядя в глаза, нежно поцеловал пальцы.

– Ты должна побывать на этом балу, – серьезно сказал барон. – Ты ведь не уедешь, не подарив мне танца, София?

Он целовал мои руки и ранее. Но никогда прежде это невинное прикосновение не было столь волнующим и интимным.

Я покачала головой.

– Не уеду. Обещаю.

***

Вечером я решила сходить на променад – подышать воздухом и переслать брату фотографии библиотеки и бального зала. Имелась надежда, что скорости мобильного интернета хватит на отправку трех наиболее удачных фотографий, и нервничать по этому поводу мне не придется.

Конечно, можно было не ждать темноты, и пойти на поиски Сети раньше, но на улице была такая суета, что выходить из Ацера я поостереглась.

Господин Эккер благоразумно решил не спорить с Эдуардом и приступил к ремонту холла немедленно. К тому времени, как я вернулась в левое крыло, у замка материализовался грузовик со стройматериалами и микроавтобус, доставивший сюда рабочих. До самого ужина возле Ацера сновали хмурые сосредоточенные люди, а из холла доносился едва слышный гул голосов.

Я же все это время провела в компании ноутбука, пытаясь собрать себя в кучу. Попытки, впрочем, были безуспешными – мысли то и дело возвращались к волшебному наваждению, накрывшему меня в бальной комнате.

Что это было? Гипноз? Йоаким Ленн писал, что вампир может наслать на свою жертву краткое оцепенение, чтобы она не сопротивлялась, когда он будет вскрывать ей вену.

Но тогда почему у меня перед глазами по-прежнему стоит идеальное лицо баденского барона, а в груди что-то сжимается и замирает, когда я вспоминаю, как нежно он поцеловал мои пальцы?.. И почему мне настойчиво думается, что это наваждение я наслала на себя сама?

Солус притягивает меня, как свечка мотылька. Его присутствие волнует, а мысли о нем не покидают мою голову ни на минуту. Что мешало мне уехать из Ацера в тот день, когда я нашла спрятанный в библиотеке портрет? Или сегодня, когда подошла к концу моя работа с чертежами?

Любопытство? Да. Исследовательский интерес? Разумеется. Красивый мужчина, от взглядов которого у меня перехватывает дыхание? Безусловно.

Все что я делаю, о чем думаю, чем интересуюсь в этом туманном краю, так или иначе связано с Эдуардом.

Впрочем, у моего наваждения есть название. Я влюблена, и мне давно пора себе в этом признаться.

Совершенно очевидно, что Солус мне тоже симпатизирует, и я не знаю, как к этому относиться. С одной стороны от его взглядов и прикосновений так тепло, что сквозняки Ацера кажутся уютным ласковым бризом. С другой же, я прекрасно осознаю бессмысленность происходящего.

Сейчас все красиво, загадочно, романтично… А что будет потом?

Быть может, я напрасно волнуюсь, и наши отношения останутся на уровне разговоров и робкого целования пальцев, как было с бабушкой Руфины Дире. Затем пройдет несколько недель, я уеду домой и буду до старости вспоминать о потрясающем мужчине, рядом с которым провела лучшие полтора месяца в своей жизни.

Или же мы сблизимся еще больше, перешагнем через рамки приятельского общения, после чего я все равно уеду. Возможно, мы продолжим общаться – благо у каждого из нас есть мобильные телефоны – и даже иногда сможем приезжать друг другу в гости.

Впрочем, есть и третий вариант: проснуться на небесах в объятиях почившей матери из-за того, что в моем теле не осталось ни капли крови, и его температура сравнялась в температурой воздуха в бальном зале Ацера.

Впрочем, мне отчего-то кажется, что последняя версия развития событий маловероятна. Как и возможность закрутить с Солусом полноценный роман, выйти за него замуж и родить маленьких барончиков. Причем, даже в том случае, если окажется, что Эдуард – обычный мужчина, а мы с Руфиной Дире – подозрительные идиотки.

Эдуарда, к слову, я не видела до конца дня. Проводив меня из бального зала в левое крыло, он отправился общаться с рабочими, и на жилую территорию больше не заходил.

В сумерках ремонтники, наконец, отправились восвояси, а я проверила зарядку телефона и потопала к воротам – ловить интернет.

На улице было сыро и туманно. Ощутимо потеплело, ледяная крупка, усыпавшая утром все вокруг, растаяла, и теперь асфальт был усеян провалами луж, блестевших в свете уличных фонарей.

С фотографиями проблем действительно не возникло. Скорость Сети, конечно, оказалась не высока, однако снимки грузились уверенно, хотя и очень медленно.

Когда к Алексу отправилось последнее фото, краем глаза я уловила какое-то движение. Обернувшись, увидела Солуса. Барон вышел из левого крыла, что-то рассказывая в трубку мобильного телефона, и зашагал в сторону гаража. Меня он явно не видел.

Внезапно в мою голову пришла сумасшедшая мысль.

Я дождалась, когда Эдуард скроется из вида, и со всей возможной скоростью помчалась обратно в замок. Вбежав в прихожую, на мгновение остановилась, прислушалась. Убедившись, что вокруг по-прежнему тихо, поднялась на второй этаж и, пройдя по коридору, дернула ручку предпоследней двери.

Дверь была заперта.

Что ж, вполне ожидаемо. Я ведь запираю свою спальню на замок, почему бы Солусу не делать то же самое?

Забавно. Все двери в жилом крыле одинаковые, а замочная скважина барона выглядит так же, как моя.

Я достала из кармана ключ и попыталась вставить его в отверстие под ручкой. Ключ вошел в него, как по маслу. Поворот, щелчок – и дверь мягко отворилась. Видимо, ремонтируя эту часть Ацера, Эдуард решил сэкономить и поставил во всех комнатах одинаковые запоры. Вряд ли он рассчитывал, что кроме него здесь будет жить кто-то еще.

Воровато огляделась по сторонам, а потом переступила порог. На меня тут же дохнуло холодным воздухом – один в один, как на улице, разве что менее сырым.

Похоже, я была не права, думая, что в апартамента барона батареи работают лучше, чем в моих. Эдуард, постоянно разгуливающий в рубашках и легких пуловерах, судя по всему, в тепле совершенно не нуждался.

Обстановка комнаты была самой обычной: изящный диван, старинный платяной шкаф, письменный стол с какими-то книгами, ноутбуком и туристическими буклетами, высокий мягкий стул и уютное кресло возле небольшого камина, явно не топившегося много лет.

Никаких гробов и холодильников с кровью. Никаких семейных фото и дорогих сердцу безделушек. Никакой кровати. Видимо, потребность во сне и комфорте у барона так же невелика, как и потребность в тепле, раз он довольствуется столь скудным интерьером.

Проходить дальше порога я не рискнула, опасаясь, что оставлю следы, которые выдадут Солусу мое присутствие, поэтому еще немного потопталась на месте, а потом вернулась в коридор.

Там по-прежнему не было ни души. Однако стоило мне отвернуться, чтобы прикрыть за собой дверь, как за спиной раздался голос:

– София?

Я обернулась и встретилась лицом к лицу с хозяином комнаты.

– О, привет, – моя улыбка была милой и искренней. – А я тебя ищу. Хотела пригласить на прогулку. Подумала – вдруг ты больше не занят?

Солус посмотрел на приоткрытую створку, будто припоминая, запирал ее перед уходом или нет. Выглядел он так же, как всегда, и желания немедленно упасть к нему в объятия уже не вызывал.

– До завтрашнего утра я полностью свободен, – ответил Эдуард. – Поэтому с удовольствием составлю тебе компанию. И да, в следующий раз ищи меня в кабинете. Он находится в центральной части замка, первая дверь справа от безголового льва. В спальне же я бываю только по ночам.

Я кивнула, протянула ему руку. Барон сжал ее в своей ладони и повел меня к выходу. Его пальцы были сухими и прохладными.

На улицу мы вышли, держась за руки, и так же зашагали в сторону парка.

– Завтра я собираюсь навестить Руфину Дире, – сказала Эдуарду. – Она пригласила меня на обед.

– Чудно, – улыбнулся он. – У тебя появилась приятельница?

– Вроде того. Ты хорошо знаешь Руфину?

Солус неопределенно махнул рукой.

– Не то чтобы очень. В отличие от других экскурсоводов, она неохотно рассказывает о себе. Но я наводил о ней справки, перед тем, как принять в Ацер. Она местная уроженка, ее семья живет в Хоске едва ли не с основания поселка. Дед и отец Руфины были искусными резчиками по дереву. Сама же она историк, и долгое время работала в баденском музее. Ее муж, насколько я знаю, тоже занимается деревообработкой. Хотя он приезжий, фамилии Дире в наших местах раньше не было.

– Ты знаешь фамилии всех, кто здесь живет?

– Здесь все друг друга знают, – Эдуард пожал плечами. – Или почти все. Тут немало однофамильцев, а многие селяне и горожане являются родственниками. Помнишь, ту забавную старушку, госпожу Мотти? Если мне не изменяет память, она приходится нашей Руфине кем-то вроде десятиюродной тетки.

Я чуть сильнее сжала его ладонь.

– Госпожа Мотти сегодня скончалась.

– О, в самом деле? – Солус удивленно приподнял бровь. – От чего же?

– Не знаю. Говорят, она жаловалась на слабость и головокружение. Хотя еще несколько дней назад все было хорошо.

Эдуард снова пожал плечами. Судя по всему, известие о смерти сказительницы не произвело на него впечатления. Либо он узнал об этом раньше меня, либо ему просто было все равно.

– Со стариками такое случается, София. Что поделать, рано или поздно умирают все.

– Некоторые умудряются жить очень долго, – заметила я, внимательно глядя ему в лицо.

– К сожалению, так везет не всем.

Или к счастью.

Почему-то бытует мнение, что долгая жизнь – это здорово. При этом сами долгожители зачастую считают иначе. Действительно, неплохо прожить девяносто или даже сто лет, если ты крепок, бодр, находишься в своем уме и имеешь силы, чтобы самостоятельно заботиться о себе. Другое дело, если тебя хватает только на то, чтобы дойти до туалета, а близким приходится кормить тебя с ложки.

Дед моей близкой подруги умер в возрасте девяноста двух лет. В восемьдесят девять он полностью лишился зрения, и очень страдал от того, что не мог видеть своих внуков. Большую часть времени этот почтенный мужчина проводил во сне, а его желудок отказывался переваривать что-либо, кроме жидкой овсянки. Старик ждал смерти с нетерпением – чтобы избавиться от боли и немощи.

В этом смысле гораздо приятнее быть вампиром. Ты молод, полон сил, неплохо соображаешь и можешь жить столетиями. А еще вынужден пить кровь, постоянно переезжать с места на место, скрывать от окружающих свою сущность и прозябать в одиночестве.

Если честно, так себе перспектива.

– Завтра я не смогу отвезти тебя в Хоску, – сказал Эдуард, и в его голосе послышалось сожаление. – Проклятая люстра прибавила мне забот.

– Меня отвезет автобус, – я улыбнулась в ответ. – А потом доставит обратно. Занимайся делами. Я – это последнее о чем тебе нужно беспокоиться.

Солус усмехнулся и покачал головой.

– Ошибаетесь, госпожа Корлок.

***

Утром меня разбудил дождь. Он накрыл Ацер широким плотным шатром, а его струи барабанили по оконным карнизам, будто случайные путники в поисках ночлега.

Я лежала на спине, слушала их настойчивый стук и тщетно пыталась уснуть снова. В голове было пусто, как в бочке, тело же оставалось во власти сонного оцепенения – не было сил даже на то, чтобы дотянуться до телефона и посмотреть который час.

Сделав над собой усилие, я перекатилась на бок и тут же рухнула с кровати на пол, утянув за собой одеяло, и больно стукнувшись плечом о каменные плиты.

Этого хватило, чтобы прийти в себя. Я бросила одеяло обратно на кровать и дотянулась-таки до мобильника.

6.15.

Что ж, вставать, в самом деле, пора.

Отыскала полотенце и потопала в душ. Проходя мимо спальни Эдуарда, обратила внимание на узкую полоску света, видневшуюся из-за его двери: Солус проснулся раньше меня или же не ложился вовсе. Не удивительно – на его узком диванчике долго не проспишь. Сидеть на нем может и удобно, а вот лежать вряд ли.

Я же после нашей прогулки отрубилась, не успев коснуться головой подушки.

Еще бы! Мы обошли Ацер по кругу не менее сорока раз. Потом сделали примерно столько же кругов по парку Элеоноры. Одновременно с этим обсуждали прочитанные книги, капризную погоду, форму попадавшихся на пути скамеек и еще кучу разной ерунды, которая в тот момент почему-то казалась очень забавной. Тему вампиров и смерти госпожи Мотти больше не поднимали – намеков и двусмысленных замечаний в тот день было достаточно.

Приведя себя в порядок после душа, я отправилась в столовую. На лестнице услышала рокот кофемашины. Видимо, Эдуард вышел из своей ледяной пещеры и намеривался позавтракать вместе со мной.

Спустя мгновение в воздухе разлился восхитительный аромат свежесваренного кофе, а еще через секунду из кухни показался Солус. В его руках была белая чашка, над которой виднелось легкое облачко пара.

Увидев меня, барон улыбнулся. Я махнула рукой и уже собиралась пожелать ему доброго утра, как вдруг оступилась и, потеряв равновесие, сделала попытку свалиться еще и с лестницы.

Попытка оказалась удачной. Пролетев через последнюю ступеньку, я упала аккурат на кинувшегося меня ловить Солуса. В тот же миг раздался звон разбившегося фарфора, а мою щеку обожгло крошечными брызгами расплескавшегося напитка.

Больше всех от столкновения пострадал Эдуард – у его ног теперь лежали осколки чашки, а по серому кашемировому свитеру расплывалось большое коричневое пятно.

– Боже мой! – охнула я. – Прости меня, пожалуйста, прости!

Вот уж действительно, утро начинается не с кофе!

– Снимай его скорее! – я схватила испачканный свитер за нижнюю резинку и настойчиво потянула вверх. – Если сразу замыть пятно, от него не останется и следа. Господи, Эд!.. Да ведь ты обжегся! У тебя в чашке был кипяток! Покажи, где ожог? Его надо обработать…

– София, пожалуйста, успокойся, – барон мягко, но настойчиво отцепил от себя мои руки. – Никакого ожога у меня нет. Все в порядке. Ты сама-то не ушиблась? Мне показалось, ты подвернула ногу.

Судя по всему, больно ему действительно не было. Да… Если бы на меня вылили чашку горячего напитка, я верещала бы, как раненая чайка. А у него ни один мускул не дрогнул.

– Со мной все прекрасно, – пробормотала в ответ. – Но твой свитер…

– У меня есть еще, – улыбнулся Солус. – И я немедленно отправлюсь переодеваться. Не стоит так переживать, ничего страшного не случилось.

– Да-да, а я пока соберу осколки.

Судя по всему, небеса в этот день решили надо мной подшутить. Стоило взять в руки кусочек фарфора, как раздался тихий треск, и один осколок превратился в пять, а на моей ладони появился порез, из которого тут же проступила кровь.

Ее вид жутко меня испугал. Я снова охнула и бросила быстрый взгляд на Эдуарда. Тот же при виде алых капель только покачал головой.

– Вот и верь, что посуда бьется к счастью, – вздохнул он. – Идем. Уж твою царапину точно придется обработать.

Солус помог мне встать, невозмутимо перевернул окровавленную руку ладонью вверх и повел за собой в кухню. Там достал из шкафчика перекись водорода, бинт и какую-то мазь, после чего аккуратно промыл и перевязал рану, не выказывая при этом ни волнения, ни заинтересованности.

– Вот и все, – резюмировал он, складывая медикаменты обратно в аптечку. – Теперь можно завтракать. А осколки я, пожалуй, соберу сам.

Следы моего неудачного полета мы все же ликвидировали вместе. Эдуард убрал то, что осталось от чашки, а я протерла пол найденной в кухне тряпкой. После этого я таки отправилась за стол, а барон – за чистым свитером.

– Мне понравилось, как ты меня сегодня назвала, – заметил Солус, вернувшись в столовую с новой чашкой кофе.

– Это как же?

– Эдом. Если захочешь повторить, не стесняйся.

Какой же он все-таки очаровашка! Мил, заботлив, остроумен. Живет в холодильнике, не обжигается кипятком, спокойно реагирует на живую человеческую кровь.

Может, мне стоит прямо спросить у Солуса, кто он такой? Пока моя голова не взорвалась от противоречий.

Я улыбнулась.

– Если ты будешь называть меня Софи, я не обижусь тоже.

Дождь закончился в полдень. К тому времени, как автобус привез меня в Хоску, небо полностью избавилось от туч, и выглянуло солнце.

Госпожа Дире, как и в прошлый раз, встретила меня на станции.

– Что с вашей рукой, София? – вместо приветствия спросила женщина, когда я вышла из автобуса.

Надо же какая глазастая!

– Порезалась, – ответила ей. – Здравствуйте, Руфина.

– Здравствуйте, – кивнула она. – Порезались? Давно?

– Сегодня утром.

– Понятно. Что ж, рада вас видеть. Идемте, нас ждет пирог и запеченная утка.

Дом госпожи Дире располагался неподалеку от автостанции. Это был небольшой одноэтажный коттедж с палисадником и застекленной верандой.

– Руки омывать будем? – поинтересовалась я, поднимаясь на крыльцо вслед за хозяйкой.

– Сегодня обойдемся без этого, – усмехнулась она. – Если бы с нами был господин Солус, тогда бы я вынесла и ковшик, и полотенце. Кстати, София, барон видел ваш порез?

– Видел и даже сам его обрабатывал.

– Вот, значит, как… Проходите, прошу вас. Куртку можно повесить здесь.

Внутри коттедж был просторнее, чем казался снаружи, и чем-то неуловимо напоминал домик покойной сказительницы.

– Руфина, на какой день назначены похороны госпожи Мотти?

– На завтра. Сегодня ее дочь и племянницы оформляют документы.

– Разве вам не надо им помогать? – я уселась на широкий деревянный табурет. – Говорят, вы родственники.

– Так и есть, – согласилась госпожа Дире. – Но не настолько близкие, чтобы мешаться друг у друга под ногами. Кто рассказал вам про наше родство? Уж не Эдуард ли Солус?

– Он самый.

– О, – улыбнулась Руфина. – Господину барону в этом вопросе можно доверять. Он осведомлен о многих здешних семьях. А с родоначальниками некоторых из них был знаком лично.

Она поставила передо мной тарелку с птицей и овощами. Блюдо выглядело и пахло очень аппетитно, но есть его почему-то не хотелось.

– Вы собирались что-то рассказать, Руфина.

– Я надеялась, что это вы мне кое-что расскажете, – произнесла она, усаживаясь рядом. – Вы ведь заметили за Эдуардом некоторые странности, верно? Например, его феноменальное знание местной истории. Или удивительное равнодушие к холоду и теплу. Или непонятную диету, включающую систематическое употребление крови.

– Вы видели, как барон пьет кровь? – заинтересовалась я. – Я – нет.

– Я тоже не видела, – покачала головой Руфина. – Это заметил кое-кто другой. Друг моего мужа подрабатывает в «Орионе». Это ресторан в Бадене. Слышали о таком?

– Да.

– Его хозяева держат небольшое приусадебное хозяйство. Выращивают кур, овец и свиней. А Лукас помогает им резать скот и разделывать туши. Он рассказывал, что хозяин ресторана всегда отливает немного крови, предназначенной для кровяной колбасы, в отдельную тару и отправляет куда-то со своим сыном. Все были уверены: парень носит кровь повару соседнего кафе, однако тот однажды признался, что отвозит ее в Ацер. Это никому не показалось подозрительным, София. Но мы-то с вами знаем, что в замке готовить кровянку некому.

– Вы хотите сказать, что Эдуард Солус… – я глубоко вздохнула, – является вампиром?

– Вот вы и произнесли это вслух, – довольно улыбнулась госпожа Дире. – Попробуйте утку, она очень вкусная.

Я с тоской посмотрела в свою тарелку. Потом подцепила вилкой кусок мяса и неохотно отправила его в рот. Он сразу же встал у меня поперек горла.

– Эдуард ведет тихую жизнь, никого не трогает, никому не мешает, – сказала, запив птицу холодным ягодным морсом. – Какое нам дело до его кулинарных предпочтений? Если ему хочется свиной крови, пусть пьет на здоровье.

– Главное, чтобы ему не захотелось крови человеческой, – кивнула Руфина, принимаясь за еду. – А ему захочется, можете мне поверить. Вернее, уже захотелось. Знаете, в чем преимущество маленьких поселений? Здесь все друг друга знают и, в случае чего, охотно приходят на помощь. Муж моей двоюродной сестры служит делопроизводителем в баденской полиции и время от времени дает мне полистать старые регистрационные книги. У меня, не к столу будет сказано, несколько лет назад появилось забавное хобби – искать в архивах упоминания об обескровленных трупах.

– И много вы нашли таких упоминаний? – с замиранием сердца спросила я.

– Много. Края-то у нас суровые. Бывает, что люди встречаются с волками или дикими кабанами. Да и желающих вскрыть себе вены тоже немало. Меня же заинтересовали три конкретных случая, произошедшие с разницей в пять десятилетий. Эти покойники были людьми разного возраста и социального положения, однако кое-что у них оказалось общим. Во-первых, все они умерли от вялотекущей болезни, связанной со слабостью и головокружением. Во-вторых, на теле каждого из них обнаружились свежие порезы. А в-третьих, время их смерти удивительным образом совпадало с присутствием в Ацере очередного барона Солуса.

Я покачала головой.

– Все это может быть совпадением.

– Почему вы упрямитесь, София? – Руфина оторвалась от трапезы и посмотрела мне в глаза. – Зачем ищете Солусу оправдание? Вы отлично понимаете, что я имею в виду и, что немаловажно, склонны со мной согласиться. Наш дорогой барон живет в Ацере седьмой год. До последнего времени он держался молодцом и употреблял в пищу только свиней и баранов, но голод все равно взял свое. Смерть Зариды Мотти один в один повторяет кончину его прежних современников. Вампир снова вышел на охоту, и отрицать это глупо.

– А как же презумпция невиновности? Руфина, мы живем в двадцать первом веке. Нельзя обвинять человека в убийстве, имея на вооружении только мистические домыслы. Да и зачем Эдуарду госпожа Мотти? Не логичнее ли ему было напасть на меня? Мы три недели живем под одной крышей. К тому же, я не местная, в случае чего мое исчезновение ни у кого не вызовет вопросов. Однако же барон меня пальцем не тронул.

– И не тронет, можете не сомневаться, – снова усмехнулась госпожа Дире. – Кровушка ваша ему не нужна. Думается мне, у Солуса на вас иные планы.

– Это какие же?

– Он одинок, София. А вы красивы и очень ему нравитесь. Я считаю, что Эдуард хочет сделать из вас существо, подобное себе.

Моя рука, снова потянувшаяся за стаканом с морсом, замерла в воздухе.

– Превратить меня в вампира?..

Руфина криво улыбнулась и медленно кивнула.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом я все-таки взяла стакан и одним махом вылила в себя его содержимое.

– Звучит немного странно, да? – госпожа гид смотрела на меня прямым серьезным взглядом. – Но лично я другого объяснения этому не вижу.

– А может, никакого особенного объяснения тут не надо? – мой голос отчего-то прозвучал сипло. – Возможно, в симпатии Эдуарда нет никакого криминального подтекста. Вы не рассматривали вариант, что ему просто нравится ухаживать за мной, как за девушкой?

Руфина пожала плечами.

– Мы легко можем это проверить, – заметила она. – Сколько времени вы намерены провести в Ацере?

– Примерно три недели.

– Отлично. Если по прошествии трех недель вы спокойно уедете домой, я признаю, что была не права. Если же решите остаться в замке и полюбите коктейли с металлическим привкусом, значит правда все-таки на моей стороне. Признаюсь честно, последний вариант меня совсем не вдохновляет, ибо в этом случае вместо одного вампира мы получим двух.

Я смотрела на нее и не знала, как реагировать. С одной стороны, в словах госпожи Дире был смысл. С другой же…

Господи! Ну не могу я составить окончательное мнение о человеке, пока не буду знать наверняка, что он именно ТАКОЙ, а не какой-то другой.

Да, я действительно вижу, что Солус отличается от прочих людей, и склонна согласиться с Руфиной во многих ее подозрениях. Но разве можно просто взять и признать его убийцей?!

Всему этому должно быть объяснение. Вопрос – как его найти…

– Почему вы так заинтересованы в господине бароне? – спросила, наконец, я. – Отчего так сильно его невзлюбили? Только из-за случая с вашей бабушкой?

Госпожа гид снова улыбнулась, и ее улыбка снова была кривой и неласковой.

– Моя девичья фамилия Ленн, – ответила она. – Вам о чем-нибудь это говорит, София?

Я удивленно моргнула. Перед глазами тут же встала старинная книга в черной потертой обложке.

– Вы родственница Йоакима Ленна? – изумилась я.

– Видите, мы и в этом друг друга понимаем, – кивнула Руфина. – Да, я его родственница. Прямая. А вы, надо полагать, слышали о моем прапрапрадеде благодаря его научному труду?

– Да. Я несколько дней подряд ездила в Баден, чтобы читать его книгу.

– «Правдивые описания» хранились в нашей семье много лет, София. Я передала их городской библиотеке три года назад. Знаете, зачем?

– Нет.

– За тем, чтобы о вампирах узнал другие люди. Не о тех вампирах, что являются выдумкой суеверных крестьян, о настоящих, которые столетиями бродят среди нас. Которые мастерски притворяются обычными людьми, а потом вероломно выпивают досуха ничего не подозревающих женщин и подростков. Йоаким Ленн не просто интересовался вампиризмом, София. Сбор фактов о кровососах и методах борьбы с ними стал делом всей его жизни. В молодости Йоаким был помощником одного из баденских докторов. Некого Коливебера, который, если верить дневникам прапрапрадеда, лечил местного аристократа, пострадавшего от нападения неизвестного проходимца. Угадайте, как звали его пациента?

– Эдуард Солус, – со вздохом ответила я.

– Именно, – усмехнулась Руфина. – Проходимец нанес молодому барону серьезную рану, однако тот не умер, а лишь впал в кому, из которой затем благополучно вышел. Вместе с доктором мой предок наблюдал за изменениями, происходившими с Солусом после этого происшествия. Йоаким писал, что кожа Эдуарда стала прочной, как камень, и почти потеряла чувствительность. Барон перестал есть и спать и резко охладел к тому, что ранее вызывало у него интерес. Коливебер считал это последствиями комы, однако вскоре признал – с бароном происходит нечто странное. Он понял это, когда тот сообщил ему, что начал потреблять кровь. Доктор был хорошим другом Солусов, поэтому не предал свои наблюдения огласке и потребовал от моего предка поклясться на Святом Писании, что он также никому об этом не расскажет. Йоаким сдержал слово, однако тема вампиризма очень его взволновала. Впоследствии он совершил несколько долгих поездок, дабы собрать сведения о подобных случаях и хорошенько их изучить. Вы знаете, незадолго до эпидемии холеры Эдуард уехал из Ацера. Йоакиму удалось повидаться с ним спустя сорок лет, когда тот зачем-то вернулся в наши края. В «Правдивых описаниях» об этой встрече нет ни слова, а в дневнике она описана очень подробно. Ленн, который на тот момент находился в преклонных годах, утверждал: за прошедшее время барон ничуть не изменился. В Бадене о нем говорили, как о сыне последнего барона Солуса, однако Йоаким быстро понял, что это не так. Вампира выдал шрам. Ленн пишет, что во время их случайной встречи он увидел лишь тонкую полоску, видневшуюся из-под шейного платка, но этого хватило, чтобы его узнать, ведь мой предок сам зашивал Эдуарду разорванное горло.

Руфина взяла свой стакан с морсом, сделала из него глоток.

– Книга Йоакима в нашей семье воспринималась, как сборник старинных страшилок, – сказала госпожа Дире. – В юношеские годы я читала ее несколько раз и тоже не принимала всерьез. Дневник же нашла случайно на чердаке – какой-то умник додумался подложить тетрадь под ножку старого стола. К слову сказать, дневнику я тоже не очень-то поверила. Право, ведь эта история случилась так давно! В те дремучие годы люди не были настолько образованы, как мы, и компенсировали недостаток знаний фантазиями и суевериями. Однако все изменилось после того, как бабушка рассказала мне историю своего знакомства с Эрихом Солусом. Видите, София, все, в конце концов, возвращается к нашему проклятому барону. Круг замкнулся. С Эдуарда все началось, и им же закончится.

Я потерла виски. Вот тебе и глухая провинция! Такие страсти кипят – только держись! Интересно, знает ли Эд, что в его замке трудится убежденная вампироненавистница?

– Ваша история дает немало пищи для размышления, – сказала Руфине. – Однако у меня появилось несколько вопросов. Например, как много людей прочитали «Правдивые описания» господина Ленна? Вы отдали книгу библиотекарям, чтобы сообщить местным жителям о реальных кровососах. Однако баденцы не торопятся брать Ацер штурмом и не высказывают его управляющему никаких претензий. Я думаю, кроме нас с вами и еще пары работников книгохранилища никто не знает, что в городе хранится такое интересное произведение. Те же, кому это известно, считают его сборником фольклора.

– Тем не менее, в нужных руках книга все-таки побывала, – заметила хозяйка дома. – Раз мы с вами сейчас ее обсуждаем, значит, мой поступок был не напрасным.

– Ладно, – кивнула я. – Тогда задам еще один вопрос. Я уже задавала его раньше, но ответа так и не получила. В свете всего вышесказанного, чего вы хотите от меня, Руфина?

– Пару недель назад я хотела, чтобы вы уехали из Ацера, – сказала она, глядя мне в глаза, – боялась, что барон использует вас в качестве закуски. Теперь вижу: вам грозит кое-что пострашнее. Но, несмотря на это, я буду просить вас остаться в замке еще на некоторое время.

– На какое – некоторое?

– До зимнего маскарада. Я считаю, что Солус захочет обратить вас либо в этот день, либо сразу после него. Я хочу, чтобы вы помогли мне вывести вампира на чистую воду, София. Люди должны знать, какие существа находятся рядом с ними, и какую опасность они представляют.

– Но почему маскарад? Что мешает Эдуарду обратить меня раньше? Например, сегодня. Или в будущую субботу.

– Перерождение всегда связано с комой, кровью и прочими малоприятными вещами. Барон не станет заниматься этим накануне праздника. Он дорожит репутацией своего жилища, и не захочет, чтобы Ацер оскандалился перед столь значимым событием. Если же вы внезапно исчезните или с вами случится беда, это будет немедленно предано огласке. Я лично об этом позабочусь, София. Обращать вас после бала тем более нет никакого смысла, ведь вы уедете домой.

Ее слова звучали просто и логично, но от каждого из них мне становилось не по себе. Это что же, экскурсовод предлагает мне поохотиться на вампира? В памяти снова промелькнули волшебные глаза цвета горячего шоколада.

«Ты ведь не уедешь, не подарив мне танца, София?»

Я посмотрела на Руфину. Она глядела на меня выжидательно и с явным нетерпением ждала ответа.

– Я обещала Эдуарду, что не уеду из замка до маскарада, – сказала ей. – Вам я могу пообещать то же самое. Но только это. Больше ничего.