Туман

Глава 8

В Ацер я возвращалась голодная и в расстроенных чувствах. Свою порцию запеченной утки я не съела – после разговора с Руфиной кусок в горло мне так и не полез. А еще стало понятно, что приятельницами нам с госпожой гидом все же не стать.

Мне не понравился фанатичный блеск в ее глазах, который появлялся, когда она говорила об Эдуарде. Похоже, желание поймать настоящего вампира так завладело ее разумом, что превратилось в идею фикс. А там, уж простите, и до помешательства недалеко.

В нашем же случае помешательство явно стоит у Руфины на пороге.

Провожая меня на автостанцию, госпожа Дире продолжала рассуждать об опасности, которую представляет Солус, просила быть начеку и серьезно подумать о перспективе совместного сотрудничества.

– За шесть прошедших лет местные жители привыкли к барону, – говорила она. – Смерть Зариды Мотти кажется естественной и, конечно же, ее никто с ним не свяжет. Сам же Эдуард очень осторожен, а потому ни в коем случае себя не выдаст. Однако, я уверена, – после произошедшего задерживаться в Ацере он не станет. Месяца через два или три наверняка оставит дела и уедет охотиться в другие места. Это значит, что появятся и другие жертвы. Представьте, сколько их было за двести лет его недожизни, и сколько еще появится. Солуса надо остановить, София.

Я слушала ее, смотрела вдаль и с нетерпением ждала появления автобуса. Общество Руфины с каждой минутой становилось все более тягостным, и мне больше всего на свете хотелось с ней попрощаться. При этом где-то внутри шевелилось неприятное осознание – в словах наследницы Йоакима Ленна по-прежнему есть смысл.

Всю дорогу до замка я размышляла о том, что мне делать и как себя вести. Желания послать баденцев куда подальше и попросту уехать домой уже не возникало, более того, сама мысль об этом вызывала у меня отторжение. И дело было не в научном интересе, и даже не во влюбленности в господина барона, а в предчувствии надвигающейся беды. При этом опасалась я вовсе не за Руфину или потенциальных жертв возможного кровососа, а за Эдуарда, на которого фактически объявила охоту полусумасшедшая женщина.

Говорят, убить вампира можно, вонзив ему в сердце кол. Между тем, если проткнуть сердце обычного человека, он тоже погибнет.

Сдается мне, госпожа Дире, с ее бравым настроем, устроит Солусу темную вне зависимости от того, попытается он меня обратить или нет. Руфина давно все для себя решила, и теперь только ждет подходящего момента, чтобы начать войну. Хорошо, если дело обойдется скандалом. А если нет? Если эта фанатичка действительно пырнет Эдуарда какой-нибудь острой деревяшкой или попытается отрезать ему голову?

В том, что барон способен за себя постоять, я не сомневалась, однако он вряд ли ожидает от своей сотрудницы нападения, а значит, является очень уязвимым.

В связи с этим снова возникает вопрос: как себя вести? Просто рассказать Солусу, что его хотят «вывести на чистую воду»? Или все-таки немного подождать и посмотреть, что будет дальше?

Ощущение сюрра, преследовавшее меня в последние дни, сменилось тревогой. Шутки шутками, но мне категорически не хотелось, чтобы Эдуард пострадал.

Между тем, мерзкий червяк сомнений по-прежнему покусывал меня изнутри, гаденько напоминая, что все маньяки и жестокие убийцы умели мастерски пускать окружающим пыль в глаза, а потому внешне казались душками и не вызывали ни малейшего сомнения в чистоте своих помыслов. И от этого мне становилось совсем худо.

Когда автобус остановился у Ацера, на улице начался дождь. Я вышла из теплого салона под его тоненькие струйки и решила, что вариант «подождать и посмотреть, как будут развиваться события», по-прежнему остается самым лучшим. Поговорить с Эдуардом о планах Руфины тоже необходимо, но не сейчас, а чуть позже. Как знать, вдруг госпожа Дире одумается и все-таки откажется от своих сумасшедших планов…

В субботу утром мы с Солусом отправились в Арканум – город, расположенный в двухстах километрах от Бадена. Настроение у барона было отличное – в пятницу после полудня в холле закончился ремонт, и с сегодняшнего дня в замке возобновились экскурсии.

Остаток рабочей недели мы с Эдом почти не виделись. Все свое время он проводил в разъездах или беседах с мужчинами в галстуках и строгих пальто, приезжавших в Ацер по какому-то важному делу.

Еще я выяснила, где конкретно находится рабочий кабинет барона – накануне вечером, явившись в холл, чтобы сфотографировать восстановленную лестницу, заметила видневшуюся из-за нее полоску света. Дверь, расположенная справа от каменного льва, – та самая, о которой в среду говорил Солус, была так здорово вписана в общий интерьер, что совершенно не бросалась в глаза. Осторожно заглянув внутрь, я увидела широкий деревянный стол, подобный тому, что находился в спальне Эдуарда, резной стул с высокой спинкой, стеллаж с папками, два мягких кресла и старинный камин. На столе стоял принтер и включенный ноутбук, при взгляде на который у меня возникло подозрение, что интернет в Ацере все-таки есть, и находится он именно в этом помещении.

За ужином Солус напомнил мне о поездке в театр и сообщил, что в соседний город мы отправимся сразу после завтрака, дабы успеть до премьеры прогуляться по улицам, заглянуть в какой-то музей и где-нибудь перекусить.

Утром я разрывалась между желанием нарядиться в платье (единственное, которое взяла с собой в командировку), чтобы выглядеть женственно и элегантно, или джинсы с блузкой, дабы комфортно чувствовать себя в дороге. В конечном итоге, выбрала платье – приталенное, глубокого винного цвета, а в качестве аксессуара надела овальный кулон, который во время первой вылазки в Баден мне подарил Эдуард.

Солусу наряд понравился. Когда, переодевшись после завтрака, я спустилась в прихожую, он улыбнулся и посмотрел таким взглядом, что в моей груди стало горячо, как в печке.

– Как я выгляжу? – не удержавшись, спросила у него.

– Восхитительно, – по-прежнему улыбаясь, ответил барон. – Как и всегда.

Он протянул мне руку. Я взяла его под локоть, и отчего-то подумала, что, если бы все-таки нарядилась в джинсы, Эдуард сказал бы то же самое.

До Арканума мы добирались почти четыре часа. Солус предложил выехать пораньше не просто так – примерно в середине пути нормальный асфальт внезапно закончился, и дорога превратилась в сплошную череду рытвин и ям. Пришлось сбросить скорость – проскочить такую полосу препятствий без вреда для автомобильной подвески можно было только при помощи крыльев или телепортации. Солус вел машину очень аккуратно, однако нас все равно безбожно трясло, и поездка в театр уже не казалась такой отличной идеей, как раньше. О том, как мы будем возвращаться обратно, я старалась не думать.

Арканум оказался в разы больше и современнее Бадена. По его широким улицам грохотали трамваи, сновали автобусы и сотни автомобилей, повсюду виднелись торговые центры и многоэтажки. После баденской тишины и уюта городской шум и обрадовал, и оглушил. С одной стороны, он напоминал о столице – дома такая суета была в порядке вещей, с другой, – о том, что за три недели пребывания в Ацере я удивительным образом от него отвыкла.

Оставив машину на стоянке у какого-то сквера, мы немного погуляли среди субботней толпы, после чего отправились обедать в кафе. К моему удивлению, Эдуард тоже заказал себе еду – вместе с привычным кофе ему принесли салат из шпината и капусты. Ел он его без аппетита и с таким равнодушным видом, будто у него в тарелке лежала безвкусная луговая трава. Создавалось впечатление, что на самом деле мы пришли в сие заведение исключительно для того, чтобы накормить меня, а Солус мог вообще обойтись без еды – как и всегда.

После обеда мы еще немного побродили по улицам, а потом свернули в какой-то переулок. Несколько минут – и перед нами появилось новенькое одноэтажное здание, сложенное из коричневого кирпича, с широким крыльцом и красивой металлической дверью, над которой висела табличка «Литературный музей».

– Я слышал, здесь имеется богатый отдел фольклора, – сказал Эдуард. – И подумал, что тебе это может быть интересно.

– Мне интересно, – кивнула я. – А тебе?

– Я люблю книги и никуда не спешу. До начала спектакля еще три часа.

В музее было ожидаемо тихо и безлюдно. Подобные экспозиции редко пользуются успехом у горожан, обычно их посетители – школьники или студенты, которые явились на экскурсию в рамках учебной программы. Оно и понятно: местные залы особой оригинальностью не блистали и выглядели очень скучно.

Главной достопримечательностью литературного музея оказались его сотрудники. Узнав, что мы интересуемся старинными легендами, нас тут же передали в руки некого господина Сетти – симпатичного старичка с торчащими во все сторонами белоснежными волосами и деревянной тростью, на которую он опирался при ходьбе.

– Наши места богаты и сказками, и быличками, и песнями, – говорил он, провожая меня и Эдуарда в свою вотчину. – Что именно вы хотите услышать?

– Нам нужны истории, в которых говорится о вампирах, – неожиданно ответил барон. – Моя спутница работает над сборником старинных преданий, и страшные легенды находятся у нее в приоритете.

Я бросила на Солуса удивленный взгляд. Тот улыбнулся и по-мальчишески подмигнул.

– Этого добра здесь в избытке, – важно кивнул господин Сетти. – Наш музей, молодые люди, по количеству книг со старинными сказками поспорит с Главной городской библиотекой. Полистать их, конечно, не получится – посетителям трогать экспонаты запрещено, но я могу рассказать все, что в них написано наизусть. Многие сюжеты вам наверняка будут знакомы, поэтому я их сразу опущу, и познакомлю вас с уникальными преданиями, которые знают только в окрестных деревнях.

Следующие полтора часа я провела в филологическом раю. Мы неторопливо переходили от витрины к витрине, задерживаясь у каждой, чтобы послушать одну-две истории. Пожилой музейщик рассказывал их ярко и эмоционально – в лучших традициях профессиональных сказителей. При этом большую часть времени мы с господином Сетти провели вдвоем. Солус от разговоров о местной нечисти устал уже через пятнадцать минут, а потому, извинившись, отправился гулять по другим залам.

Я же слушала музейщика, затаив дыхание, и всей душой надеялась, что у моего телефона, который сейчас работал в режиме диктофона, хватит зарядки, чтобы записать все чудеса, о которых мне рассказывали.

Сетти вдохновенно вещал о таинственных кладах, лесных ведьмах, оборотнях и домовых, с воодушевлением говорил о вурдалаках. О вампирах же я не услышала от него ни слова.

В какой-то момент я не выдержала.

– Вы много рассказываете о вурдалаках, господин Сетти, – осторожно сказала ему. – Но мне хотелось бы услышать о других созданиях – тех, которые пьют кровь, но при этом не теряют интеллекта. Неужели в арканумских деревнях о них нет ни одного предания?

Музейщик пожал плечами.

– Может и есть, – ответил он. – Но мне они не известны. Вы ведь говорите о неумерших, верно?

Я удивленно приподняла брови.

– В окрестностях Бадена о них имеется немало рассказов, – продолжал старик. – Говорят, что сии создания посещают этот город не реже одного раза в столетие, а то и чаще. Если вы слышали о них, то понимаете, что отличить неумерших от обычных людей очень тяжело. Арканум они тоже наверняка посещали, но ни письменных, ни устных историй о себе не оставили. Только слухи. А слухи – это все-таки не сказки.

– Чудеса, – покачала головой я. – Между Баденом и Арканумом не такое уж большое расстояние. Очень странно, что у вас нет общих историй о вампирах.

Господин Сетти пожал плечами.

– В нашем городе полно голубей, милая девушка. В Бадене, думаю, их тоже немало. Однако ж никому не приходит в голову сочинять про них рассказы. Впрочем, как знать. Может быть, кто-то и сочиняет, просто об этом не всем известно.

– Голуби – реальные птицы. А вампиры – страшные фантастические существа.

– Тут я с вами не соглашусь, – усмехнулся музейщик. – Если человеку что-то кажется странным или страшным, вовсе не обязательно, что это действительно так. Глубина ужаса зависит исключительно от нашей фантазии. Когда-то люди всерьез опасались своих собратьев, больных гипертрихозом. Еще бы, ведь те так густо покрыты волосами, что кажется, будто это звериная шерсть. Вылитые оборотни! Теперь же все знают, что это генетическое заболевание, и бояться его не нужно. А красная волчанка? Те, кто ею страдают, постепенно лысеют, потом у них появляется светобоязнь, могут видоизмениться кости. Чем не признаки вампиризма? Думаю, явление неумерших тоже имеет место быть и его тоже можно объяснить. Если я правильно помню сказки соседей, люди становятся таковыми после некой травмы, которая, если не приводит к смерти, то отчего-то заставляет полюбить вкус крови.

– А нетипичное долголетие? Невосприимчивость к боли? Непроходящая молодость? Как объяснить их?

– Я, к сожалению, не биолог, – улыбнулся господин Сетти, – и не могу сослаться на научные труды, которые бы могли все это обосновать. Скажу только, что за шестьдесят девять лет своей жизни повидал немало интересных людей. Например, знал таких, которые в лютые морозы могли разгуливать в нижнем белье, не чувствуя холода. И таких, которые, дожив до преклонных лет, не имели ни одной морщины и ни одного седого волоса. Могу поручиться – никто из этих ребят не был страшным фантастическим существом. Быть может, неумершие – тоже жертвы биологических изменений, и зловещие истории о них – не что иное, как страх перед неизведанным?

– В Бадене считают, что вампиры убивают людей.

– Помилуйте, людей убивают все. Волки, медведи, кабаны, другие люди. А еще экология, вредные привычки и дурной характер. Вампирам такое и не снилось. Между тем, мы начали беседу не об этом. Если нужны сказки о неумерших, обратитесь в Главную библиотеку. Быть может, там вам смогут помочь.

В библиотеку мы с Эдуардом, конечно, не пошли. После окончания экскурсии вернулись на центральную улицу и направились в сторону театра.

– Как тебе музей? – поинтересовался по пути Солус. – Узнала что-нибудь интересное?

– О да, – ответила я. – И интересное, и полезное. Есть над чем поработать и о чем подумать.

Особенно подумать, ага. Слова пожилого музейщика здорово перекликались с моими собственными мыслями.

Действительно, почему бы баденским вампирам не быть людьми, которые приобрели свои особенности после тяжелой травмы? Возможности человеческого организма до конца не изведаны. Я тоже слышала об индивидуумах, которые не мерзнут на морозе, а еще о тех, которые способны задерживать на несколько минут дыхание, или буксировать зубами многотонные грузы. Вот только никто из них не обладал умением жить на протяжении столетий. И кровью не питался.

Забавно. Руфина Дире твердо уверена, что вампиры очень опасны, а старый музейщик ставит их в один ряд с медведями, вредными привычками и дурным характером. При этом оба сходятся в одном – неумершие существуют, и если мы не способны отличить их от прочих людей, это исключительно наши проблемы.

Театральная постановка арканумского театра не оставила у меня особенных впечатлений. Кажется, это была история о сложных взаимоотношениях матери и двух ее взрослых дочерей. Я смотрела на сцену, но действие видела краем глаза, а диалоги героев и вовсе пролетели мимо моих ушей.

Рассуждения музейщика по-прежнему звучали в моей голове, а еще отчего-то немыслимо волновало присутствие Эдуарда. Помимо кресел в зрительном зале стояли удобные диванчики на двоих, совсем, как в кино, и мы сидели на одном из них. Время от времени касались друг друга локтями или коленями, и в полутемном зале это казалось почти таким же интимным, как недавний танец в парадном зале Ацера.

Собрать себя в кучу и переключить внимание на спектакль я смогла лишь за полчаса до его окончания – исключительно для того, чтобы поддержать беседу, когда Солус захочет обсудить со мной то, что происходило на подмостках.

В обратный путь мы отправились, когда на улицах Арканума зажглись фонари. Усевшись в салон шоколадного кроссовера, я внезапно поняла, что очень устала. Когда машина тронулась с места, и Солус ожидаемо завел разговор о спектакле, реальность и вовсе начала от меня ускользать. Тепло, идущее от автомобильной печки, и мелодичный голос сидящего рядом мужчины так мягко и настойчиво меня убаюкивали, что я, сказав в ответ не более пары фраз, погрузилась в сладкую полудрему.

Эдуард явно решил меня не тревожить и оставить обмен впечатлениями на потом. В какой-то момент на смену его голосу пришла тихая мелодия, зазвучавшая из автомобильных колонок.

Некоторое время я слушала ее нежные переливы, после чего все-таки уснула. Сон мой был чуток и продолжался до того времени, пока мы не доехали до участка с ямами и рытвинами.

– Выспалась? – тепло усмехнулся Эдуард, когда я подскочила на очередной выбоине. – Закрывай глаза, скоро выедем на нормальное шоссе.

– Эту дорогу кто-то жевал, – проворчала я, пытаясь проморгаться и одновременно зафиксировать тело так, чтобы его трясло не очень сильно. – А потом выплюнул.

– Судя по всему, так и было, – кивнул Солус. – Что поделать, придется немного потерпеть.

Если мне не изменяла память, утром мы преодолели эту полосу препятствий минут за двадцать. Теперь же, в темноте, она длилась и длилась, категорически не желая заканчиваться. Для полноты счастья не хватало только снега или дождя. На дороге, кроме нас, не было ни души, и это очень радовало – получить поцелуй в бампер сейчас было бы особенно обидно.

Когда же, после очередного толчка, под колесами автомобиля вновь появился нормальный асфальт, я не могла поверить нашему счастью. И, как оказалось, не напрасно.

– Наконец-то выбрались, – улыбнулся Солус. – Можно спать дальше.

Я открыла рот, чтобы ответить, и тут же закрыла его обратно. Машину снова тряхнуло, после чего раздался приглушенный звук удара. Кроссовер слегка накренился и, будто лошадь, припадающая на перебитую ногу, жалобно загромыхал по дороге.

У меня в груди похолодело.

– Про последнюю яму я и позабыл, – глубокомысленно изрек барон, направляя автомобиль к обочине.

Вот и приехали.

Припарковавшись, Эдуард вышел на улицу, дабы выяснить глубину возникшей проблемы. Судя по звуку, было повреждено переднее колесо, расположенное с моей стороны. Солус несколько секунд оценивал ущерб, после чего полез в багажник за запаской.

Я выбралась из салона, зябко поежилась на холодном ветру.

– Помощь нужна?

– Пригодится, – кивнул мой спутник, складывая возле пассажирской двери домкрат и какие-то инструменты. – Мы разрубили колесо, и теперь его нужно поменять. Буду благодарен, если ты посветишь мне фонариком, пока я буду этим заниматься.

Я кивнула и достала мобильный телефон.

Солус работал быстро и уверенно, несмотря на пронизывающий холод. Глядя на его четкие движения мне подумалось, что с разбитыми колесами он имел дело неоднократно.

Я же в такую ситуацию попала впервые и теперь искренне радовалась, что рядом находится мужчина, который способен не только отвезти девушку на прогулку в соседний город, но и глубоким вечером на безлюдном шоссе отремонтировать машину. И при этом будет вести себя спокойно, без криков и ругани.

Пожалуй, на то, как наследник древнего аристократического рода работает руками, я могла бы смотреть бесконечно. Интересно, что еще он умеет делать?

Поразмышлять по поводу талантов Эдуарда я не успела. Краем глаза уловила какое-то движение, а повернув голову, застыла от ужаса.

– Эд, – тихонько позвала я барона. – Там волк.

– Волк? – рассеянно переспросил Солус, не отрываясь от колеса – Где?

– За твоей спиной, – ответила я. – Стоит возле деревьев и смотрит на меня.

Эдуард медленно положил инструменты и обернулся.

Хищник стоял в нескольких метрах от нас. Это был крупный зверь с черно-коричневой шерстью и мощными мохнатыми лапами. Его глаза будто бы светились в темноте, а их холодный взгляд казался оценивающим и пугающе внимательным.

– Не двигайся, – негромко сказал Солус. – Он сейчас уйдет.

Но волк не ушел. Мы несколько секунд играли в гляделки, после чего зверь сделал навстречу нам мягкий уверенный шаг. До моих ушей донесся приглушенный рык.

– София, тебе надо вернуться в машину, – Эдуард плавно встал и заслонил меня своей спиной. – Медленно открой дверь и забирайся в салон.

– А ты? – я судорожно сглотнула.

– Я сяду вслед за тобой.

Рык стал громче.

Наверное, волк был голодным. Возможно, по какой-то причине отбился от стаи. Как бы то ни было, а уходить он точно не собирался. Более того, хищник явно намеривался познакомиться с нами поближе, и вовсе не для того, чтобы подружиться.

– София, ты меня слышала? Немедленно возвращайся в машину.

Наверное, я слишком резко дернулась. Или волны исходящего от меня страха докатились до нашего визави. Или волку просто надоело ждать. А только рык внезапно оборвался, и зверь молниеносно прыгнул вперед.

Эдуард сорвался с места одновременно с ним. То, что произошло дальше, впоследствии часто возвращалось ко мне в ночных кошмарах.

Солус поймал волка прямо в прыжке. За шею. Стиснул ее правой рукой, как клещами, а левой молниеносно крутанул его голову. Раздался мерзкий хруст костей. Из пасти хищника вырвался фонтан крови и пролился на серое мужское пальто.

Зверь тут же обмяк, после чего был сброшен за землю, как негодная мягкая игрушка.

Вот так. Никакой борьбы, криков и стонов. Быстро, уверенно, аккуратно. Как поменять колесо у машины.

К горлу подступила тошнота.

Ну, и какие еще доказательства тебе нужны, София? Может человек, способный голыми руками свернуть шею взрослому волку, считаться обычным и среднестатистическим?

Эдуард стряхнул с ладоней капли крови, поднял на меня глаза.

По моему телу прокатилась волна крупной дрожи.

– Облизывать будешь? – осипшим голосом поинтересовалась я, кивнув на его окровавленные пальцы. – Ты сегодня почти не ел.

– Не буду, – покачал головой Солус. – Прикасаться языком к грязным рукам негигиенично. И стыдно.

– Я могу отвернуться.

Он глубоко вздохнул и сделал ко мне шаг. Я отпрянула назад и уперлась спиной в стоявший позади кроссовер.

– Софи…

– Не подходи, – я замотала головой, пытаясь побороть новую волну дрожи. – Стой там. Пожалуйста.

Барон кивнул, поднял вверх испачканные ладони.

– Меня не надо бояться, Софи. Клянусь, я никогда не сделаю тебе ничего плохого.

Я глубоко вздохнула.

– Ты только что убил волка. Сломал его шею, как березовый прут!

– Да, – спокойно согласился Эдуард. – Иначе он убил бы нас.

На самом деле, спорное заявление. Скорее, лохматый убил бы МЕНЯ. О барона он наверняка обломал бы зубы.

– Ты спас мне жизнь, – я, не отрываясь, смотрела в его лицо. – Не будь тебя рядом, я наверняка бы погибла. Но… Как мне все это понимать? Ни один мужчина, каким бы он не был сильным и ловким, не смог бы справиться с опасным хищником так быстро и легко.

Солус криво улыбнулся и пожал плечами. Я покачала головой.

– И дело не только в силе, Эд. Я ведь все вижу, понимаешь? Твой режим питания, невосприимчивость к боли и перемене температур, твои круглосуточные бдения… Кто ты, черт возьми, такой?!

– Я – Эдуард Солус, – он осторожно шагнул вперед. – Управляющий замком Ацер. Я – человек, София. Не совсем обычный, согласен. Но – человек.

– Сколько тебе лет, Эдуард?

Барон усмехнулся и сделал еще один шаг. Я сильнее вжалась в машину.

– Много, – ответил мужчина. – Так много, что я давно перестал их считать.

Если уж задавать вопросы, то все, верно? Господи, дай мне сил…

– Эд… – во рту пересохло, и теперь каждое слово давалось мне с трудом. – Твоя диета…Ты… ты пьешь кровь, да?

Его взгляд был прямым и серьезным. Таким серьезным, что мне захотелось отвести глаза и смотреть куда угодно, только не на него.

– Пью, – кивнул он. – Периодически.

Ну, вот и все. На прямой вопрос – прямой ответ. Довольны, госпожа Корлок?

Получите и распишитесь.

Я отлепилась от автомобиля, повернулась к Солусу спиной и, открыв пассажирскую дверь, принялась рыться в своей сумке.

– София?

Обернулась и продемонстрировала барону упаковку влажных салфеток. Затем подошла к нему вплотную, взяла за руку и начала оттирать его пальцы от волчьей крови.

– Пальто оттереть не получится, – сказала, полируя салфеткой ладонь. – Ему нужна химчистка. А руки помыть надо, ты же все равно не будешь их облизывать.

Эдуард смотрел на мои действия с немым удивлением. А потом перехватил запястье, ловко просунул мою ладонь между пуговицами своего пальто и крепко прижал к своей груди.

– Я – человек, – взволнованно повторил он, глядя мне в глаза. – Не покойник, не демон и не вурдалак. Мое сердце бьется, а легкие нагнетают воздух. Я живой, София.

Его сердце действительно билось, я отчетливо ощущала это сквозь ткань рубашки. Забавно. Мое собственное сейчас заходилось в бешеной чечетке, а его стучало размеренно и неторопливо.

– Ты – вампир? – тихо спросила у Солуса.

Он слабо улыбнулся.

– Мне не нравится это определение, Софи. Но ты можешь называть меня, как хочешь.

В глазах барона отражался такой калейдоскоп эмоций, что смотреть в них снова стало невыносимо. Страх, нахлынувший на меня несколько минут назад, исчез, будто его и не было. Право, разве может быть опасным человек, который так искренне боится, что его посчитают чудовищем?

Очень хотелось задать Эду кучу вопросов, но стоит ли делать это на ветру посреди темного неуютного шоссе?

Я осторожно высвободила руку, отступила назад.

– Тут лежит мертвый зверь, – сказала Солусу. – С ним, наверное, надо что-то сделать. Не оставлять же его прямо на обочине?

Плечи Эдуарда расслабились.

– Волка стоит отнести к тем зарослям, – кивнул он. – Здесь ему действительно не место.

– Помочь?..

– Не надо. Я справлюсь сам.

Солус подошел к хищнику, ухватил его за задние лапы и поволок в сторону леса.

Я осталась ждать у машины, не решаясь забраться ее в теплый уютный салон. Студеный ветер каким-то образом сумел пробраться в рукава моей куртки, и мгновенно проморозил меня до костей. Оборванный разговор зудел внутри, как комариный укус, от которого хотелось, как можно скорее избавиться. Еще хотелось поскорее вернуться в Ацер, забраться в постель и спрятаться под одеяло.

Эдуард вернулся к машине через пару минут. Дождавшись, когда я нырну на свое место, он собрал инструменты, уложил их обратно в багажник и сел за руль.

В путь мы тронулись молча. Барон сосредоточенно глядел на дорогу, я – на синеватую подсветку кнопок на приборной панели. Это молчание было колючим, как ноябрьский воздух.

– Эд… – тихонько позвала, когда мы миновали очередной поворот. – Кровь… она… вкусная?

– Нет, – спокойно ответил Солус. – Она отвратительная.

– Я имею в виду – какова она на вкус для тебя?

– Точно такая же, как и для тебя. Ты когда-нибудь слизывала кровь с пореза или царапины, Софи?

– Да, конечно.

– И какой у нее был привкус?

– Мерзкий металлический.

– Вот и я ощущаю то же самое.

– Зачем же ты тогда ее пьешь?

– Затем, что она дает мне возможность дышать и двигаться.

Несколько секунд я смотрела на силуэты деревьев, что выхватывал из темноты свет автомобильных фар.

– Сказка, которую ты рассказал мне три недели назад, была про тебя, верно? Ты и есть тот самый старший сын барона Солуса, которого неизвестный путешественник превратил в вампира?

– Да.

Он по-прежнему говорил ровным спокойным голосом, однако, в нем все равно слышалось некое напряжение. Будто барон боялся сказать что-то лишнее, что-то, способное испугать меня больше, чем происшествие на обочине пустынного шоссе.

– Выходит, ты живешь на свете более двухсот лет.

– Выходит, что так.

Я замолчала и вновь перевела взгляд на серую ленту дороги. Наверное, будет лучше, если мы поговорим в Ацере. Вытаскивать из Эдуарда объяснения клещами не очень-то приятно. Впрочем, есть вариант, что Солус в принципе откажется мне что-либо рассказывать. Биография у него непростая, а потому не удивительно, что он не хочет о ней говорить. Да и я сама – птица не столь высокого полета, чтобы передо мной отчитываться. Думаю, барон отлично понимает: если я кому-нибудь заикнусь о том, что сегодня произошло, меня сочтут наркоманкой, употребляющей психотропные вещества. Его же репутация останется чистой, как снег.

– Теперь ты уедешь? – внезапно спросил Солус, не поворачивая головы.

У меня внутри что-то екнуло.

– А ты отпустишь?

Он все-таки оторвал взгляд от дороги, посмотрел на меня удивленными глазами.

– Конечно, отпущу. Я же не тюремщик.

– Тогда – уеду, – кивнула в ответ. – В декабре, после маскарада. Я ведь обещала подарить тебе танец.

У Солуса дрогнули уголки губ.

– Эд, – снова позвала я. – Ты расскажешь мне о себе?

Он пожал плечами.

– Спрашивай.

– В сказке описаны реальные факты, да? Ты поехал с братом и сестрой на ярмарку, и там на тебя напал незнакомый мужчина…

– Сказка – ложь, да в ней намек, – усмехнулся Эдуард. – В тот день мы с Антуаном и Аннабель действительно ужинали в «Орионе» и действительно познакомились с неким господином, который утверждал, что знает простой способ продлить человеческую жизнь. Но он не нападал на меня, София. Все произошло с моего согласия. Будь я против, этот господин просто поговорил бы с нами и вернулся к своим делам.

– Сколько же тебе тогда было лет?

– Двадцать семь.

Я покачала головой.

– То есть, ты правда поверил, что случайный человек, которого ты никогда до этого не видел, знает секрет бессмертия? Доверился ему и согласился выйти вместе с ним на задний двор, чтобы он совершил с тобой некие действия? Извини, конечно, но разве твой поступок не был легкомысленным?

– Это был самый правильный поступок в моей жизни, – серьезно заметил барон. – К тому же, путешественник оказался честным человеком. Он действительно подарил мне небывалое долголетие.

– А еще распорол горло и наградил кучей условностей, с которыми теперь приходится мириться.

– Не без этого, – согласился Эдуард. – Ну, так что ж? Нельзя приобрести, не отдав что-нибудь взамен. Что до легкомыслия, то здесь я с тобой соглашусь. Сейчас я бы дважды подумал, прежде чем довериться незнакомцу. Впрочем, тогда были другие времена, да и душевное состояние у меня было иное. Сейчас совершеннолетний человек может делать все, что заблагорассудится. В годы моей юности люди очень зависели от своей семьи и ее традиций. Я был старшим наследником, после окончания университета мне полагалось поселиться в Ацере и заниматься его делами. Так делали мой отец, дед и прадед. Я же во время учебы увлекся машиностроением и страстно хотел заниматься им и впредь. Отец считал, что мне необходимо забыть о своих столичных увлечениях, вернуться домой, жениться и вести жизнь обычного провинциального аристократа. Классический конфликт отцов и детей, София. С сопутствующими ему ссорами и обидами. Сейчас я понимаю, насколько глупо вел себя по отношению к родителю. Он слабо понимал мои чаяния, однако желал добра и искренне надеялся сделать счастливым. Тогда же мне казалось, что и он, и весь мир настроены против меня. Я считал, что теряю в Ацере время. Двести лет назад медицина была не столь развита, как сейчас, люди едва доживали до шестидесяти лет, и я не раз воочию наблюдал, как человек, посвятивший себя тому или иному делу, умирал, так и не доведя его до конца. Я знал многих людей с самыми смелыми и прекрасными мечтами, которые не успевали их воплотить из-за внезапной болезни или груза скучных повседневных обязанностей. Каждый прожитый год казался мне драгоценностью, София. В Ацере же бесценные дни утекали, как вода сквозь пальцы. Меня это очень раздражало. И вдруг появился человек, утверждавший, что может дать столько времени, что его хватит на воплощение всех моих идей. Конечно же, я заинтересовался его предложением.

– И позволил ему распороть себе горло?

– Распоротое горло стало сюрпризом, – усмехнулся Эдуард. – Видимо, новый знакомый не удержался от искушения хлебнуть свежей крови. Я предпочитаю думать, что это была своеобразная плата за его услугу.

Я невольно поежилась.

– Ты помнишь, что именно он с тобой сделал?

– Нет, – покачал головой Солус. – Помню, как разговаривал с путешественником в «Орионе», как вышел с ним на улицу. И все. Когда в следующий раз открыл глаза, оказалось, что я нахожусь в малой гостиной Ацера, а моя семья оплакивает меня, как покойника.

– Значит, тот человек был вампиром?

– Наверняка.

– А ты сразу стал таким же, как он?

– Нет. Изменения происходили постепенно. Правда, в достаточно быстром темпе, – Эдуард усмехнулся снова.

– И что же это были за изменения?

– Сначала я перестал чувствовать голод. Вообще. Мог не есть несколько дней подряд, пока тело не охватывала слабость. Тогда понимал, что организму нужно топливо, а значит, надо что-нибудь проглотить. Потом выяснилось, что еда и напитки потеряли свой вкус. Мясо, хлеб, пирожные, шоколад – любые продукты создавали впечатление, будто я жую траву или бумагу. Еще они отчего-то перестали быть питательными. После их употребления я по-прежнему чувствовал слабость и едва мог пошевелиться. Так было до тех пор, пока мне не принесли плохо прожаренный бифштекс. Попробовав его, я впервые за много дней что-то ощутил.

– Это был вкус крови?

– Да. Говядина по-прежнему казалась бумагой, а вот выделявшаяся из нее жидкость стала живительным бальзамом, вернувшим мне силы. Когда же я попробовал чистой крови, выяснилось, что один-два глотка вызывают необыкновенный прилив энергии, которого хватает на долгое время.

– Это так странно…

– Вовсе нет. Кровь – очень сильный природный энергетик. Некоторые народы севера пьют кровь оленей, чтобы пережить затяжные морозы или выжить в сильную метель, когда очень холодно и нет возможности достать другую пищу. Правда, они прибегают к этому в крайнем случае.

Ну, разумеется. На этаких вампиров оленей не напасешься.

– Еще энергетически ценными оказались капуста и овсяная каша, – продолжала барон. – И некоторые виды трав.

– Поэтому ты и пьешь те травяные отвары? Они заменяют тебе еду?

– И позволяют реже употреблять кровь, – кивнул Солус. – Она хоть и питательна, но от этого не менее отвратительна.

– А есть разница между кровью человека и животного? Чья придает тебе больше сил?

– Разницы никакой нет. Однако я все-таки предпочитаю животную. Ее проще достать.

– Выходит, ты пробовал и человеческую?

– Пробовал пару раз. Но мне не понравилось – ее употребление отдает каннибализмом.

О да, здесь я с ним полностью согласна.

– Как часто тебе нужно питаться кровью?

– Примерно раз в две недели. Иногда чаще. Раньше одного стакана хватало на месяц-полтора, теперь – нет. Старею, видимо.

Я хмыкнула.

– Для своего возраста ты неплохо сохранился.

– Да, это один из приятных бонусов, которые принесло мое нынешнее состояние. Я больше не болею и внешне почти не меняюсь.

– Почти?

– Чем больше я пью крови, тем моложе выгляжу. Если же в течение двух-трех месяцев не буду употреблять ее вовсе, постарею сразу на несколько лет.

– А если совсем от нее откажешься, то умрешь?

Эдуард пожал плечами.

– Вполне возможно.

Автомобиль мягко вошел в очередной поворот и выехал на знакомую освещенную дорогу.

– Предлагаю продолжить разговор за ужином, – сказал Солус, когда перед нами выросли высокие башни Ацера.

– Знаешь, после сегодняшних приключений есть мне уже не хочется.

– Ошибаешься, – покачал головой барон, открывая ворота дистанционным ключом.– Как только сядешь за стол, сразу поймешь, насколько голодна. К тому же, за трапезой разговаривать гораздо интереснее, чем в машине.

Солус высадил меня у левого крыла, а сам отправился парковаться в гараж. Когда же я, переодевшись в «домашние» джинсы и свитер, спустилась в столовую, Эдуард уже ждал меня там. Перед ним стояла знакомая кружка с травяным чаем, а с моей стороны – тарелка, на которой горкой лежало тушеное мясо.

– Ты часто пьешь кофе, – сказала я, усаживаясь на стул. – Его вкус тоже чувствуешь?

Солус покачал головой.

– Я ощущаю его аромат. Этого мне вполне достаточно.

Кивнула и отправила в рот кусочек свинины. Он был сочным и таял во рту.

– Интересно, если бы ты находился в Ацере во время эпидемии, затронула бы она тебя?

– Вряд ли, – Эдуард пожал плечами. – Впрочем, как знать. Возможно, в первые полгода после обращения, пока шла перестройка организма, я и мог бы заразиться. Сейчас – точно нет.

– А что именно у тебя перестроилось, кроме аппетита и иммунной системы?

– Терморегуляция.

– О, это я заметила. В твоей спальне жуткий холод! Ты что же, можешь гулять в мороз без верхней одежды?

– Нет, – улыбнулся Эдуард. – Просто я могу дольше выдерживать ту или иную температуру. Это, кстати, очень удобно и выгодно. Мне ничего не стоит до самой весны ходить в легком осеннем пальто и экономить на отоплении – свежесть воздуха в комнате не доставляет мне никаких неудобств. Главное следить, чтобы от сырости не появился грибок. С теплом – тоже самое. У меня не будет ожога, даже если я опущу руку в кипяток.

Вот это мужчина! Не мерзнет, не болеет. И кормить почти не нужно.

– А как насчет характера? – поинтересовалась я. Помнится, Аннабель писала в своем дневнике, что после выхода из комы ее старший брат сильно изменился. – Он остался прежним?

Эдуард пожал плечами.

– В целом, да. Хотя родные говорили, что я стал холодным и бесстрастным. Мне трудно об этом судить, Софи. Мое тело претерпело изменения, но внутри-то я остался таким же, каким был. Разве что, начал проще относиться к окружающим, спокойнее реагировать на ошибки и неудачи.

Неудивительно. Когда в твоем распоряжении вечность, по поводу неурядиц действительно можно не волноваться.

– Это так необычно… – есть уже не хотелось, поэтому я положила вилку в тарелку и теперь просто смотрела на своего собеседника. – Сказка оказалась реальностью, и сказочного в ней почти не осталось. Вампиры всегда были загадочными мистическими существами, а тут вместо мистики какая-то биология.

– Так и есть, – кивнул Эдуард. – Я долгое время пытался понять, что именно во мне изменилось. Неоднократно сдавал на исследование кровь, кусочки кожи, проверял сердце и мозг. И могу твердо сказать, что никакого колдовства или бесовского промысла тут нет. Мое сердце бьется медленнее, чем у обычного человека, да и температура тела чуть ниже – примерно на полтора градуса. Доктора говорят, все дело в головном мозге. Видимо, господин путешественник каким-то образом повлиял на его отдельные участки. В совокупности с комой и, возможно, клинической смертью, это привело к тому, что данный орган стал действовать по-другому.

– Доктора, наверное, были счастливы работать с тобой. О твоем необычном здоровье можно написать кучу диссертаций.

– Может быть, и можно, – хмыкнул барон, – а только я – не мышь и не лягушка, чтобы препарировать меня, как вздумается. Мне пришлось хорошо заплатить за свою конфиденциальность, София.

О, не сомневаюсь. А уж сколько денег у него уходит на поддельные документы! Жить, не привлекая к себе внимание, подчас бывает очень дорого.

– Тебе встречались другие люди, которые… м-м… тоже подверглись обороту?

– Конечно, – кивнул Эдуард. – Их не так уж много, однако, они есть.

– У вас имеется какая-нибудь организация? Общество? Или, например, братство?

Барон покачал головой и налил мне чаю из стоявшего на столе заварочного чайника.

– Никаких организаций нет. По крайней мере, мне о них ничего не известно. Каждый из нас предпочитает жить сам по себе и с «собратьями» почти не общается. Через несколько лет после оборота я попытался отыскать человека, сделавшего меня таким. Хотел задать ему несколько вопросов по поводу своего нового состояния, спросить, как жить со всем этим дальше.

– Ты его нашел?

– Нашел. Но он отказался со мной разговаривать. Сказал, что никакой помощи мне не требуется, и я во всем разберусь сам. Попросил больше его не беспокоить. Правда, напоследок уточнил, не пожалел ли я, что стал таким.

– А ты?..

– А я не пожалел. Не было ни одного дня, София, когда бы я раскаялся в своем решении. Мне нравится быть тем, кто я есть, и я никогда не пожелал бы себе иной участи.

Взгляд Солуса был серьезным. Я смотрела на Эдуарда и понимала – он искренен, как никогда. Его действительно все устраивает.

Снова вспомнился дедушка подруги, умерший в девяносто два года, и мечтавший о смерти, как об избавлении от немощи. Конечно, особенности Солуса позволяют ему оставаться молодым и здоровым на протяжении столетий, но как быть с заполнением досуга? Проще говоря, неужели ему не скучно так долго бродить по свету?

– Эд, чем же ты занимался все это время?

Он вопросительно приподнял бровь.

– Ты прожил порядка двухсот тридцати лет. За этот срок можно переделать все дела, какие только способен придумать человек. Неужели ты… ну… не устал от жизни?

– Не устал, – усмехнулся барон. – Она не может утомить, Софи. Можно устать от образа жизни, но никак не от нее самой. Я знаю, многие люди, дожив до солидных лет, мечтают покинуть этот мир. И их можно понять. Кого-то мучают болезни, кто-то скорбит по умершим родственникам, кто-то вынужден коротать дни у телевизора или окна. Поверь, Софи, если бы у них была возможность встретить свои солидные годы здоровыми и полными сил, никому и в голову бы не пришло думать о смерти. Жизнь прекрасна, потому что дает кучу возможностей для реализации самых смелых идей. К тому же, она постоянно меняется. Каждый год в мире появляется что-нибудь этакое, способное углубить твои знания, подарить новый опыт, открыть ту или иную тайну… Когда мне было двадцать четыре года, я заинтересовался машиностроением – конструированием паровозов. На моих глазах примитивные механизмы превратились в скоростных гигантов, обгоняющих ветер. И я горжусь, что был одним из тех, кто сделал их такими. Я много путешествовал, воочию видел, как строились города и развивались страны. Я никогда не сидел на одном месте, поэтому и скучно мне никогда не было.

О да. На одном месте ты не сидел. Но будем честными: дело здесь не только в любопытстве и желании познать мир.

– А как же цена? – тихо спросила я. – Не слишком ли дорого приходится платить за свое здоровье и долголетие? Особое питание, постоянные переезды, подделка личности, в конце концов. Тебе ведь постоянно приходится выдавать себя за другого человека – собственного сына, внука, правнука…

Солус пожал плечами.

– В моем случае это неизбежно. Ты права, платить надо за все, и с этим ничего поделать нельзя. Я не могу задерживаться на одном месте дольше, чем на двадцать – двадцать пять лет. Люди начинают обращать внимание на отсутствие у меня морщин, артрита и седых волос, – барон криво улыбнулся. – Приходится собирать вещи и менять место жительства. Я привык, София, и давно не вижу в этом проблемы.

– Тем не менее, ты периодически возвращаешься в Ацер.

– С Ацером сложнее. Здесь меня могут узнать, поэтому чаще, чем раз в полвека, сюда лучше не соваться.

Конспиратор, ага. Интересно, знает ли барон, что рядом с ним находится человек, который осведомлен о его тайне? Я хотела задать ему этот вопрос, но передумала. Нынешний день принес нам слишком много впечатлений, поэтому о Руфине Дире лучше поговорить в другой раз. Однако закинуть удочку для этого разговора можно и теперь.

– Кто-нибудь знает о твоем секрете, Эд? Кроме меня, разумеется.

– Конечно, – кивнул барон. – Он известен Николасу Муну и еще одному надежному человеку из столицы.

– Надо полагать, эти господа помогают тебе добывать кровь.

– Совершенно верно, – невозмутимо ответил Солус. – Более того, им известно, что я ею питаюсь. И – нет, их это не шокирует. Они получают от меня достаточно денег, чтобы иметь крепкую нервную систему. Еще вопросы?

Мне стало неловко. Вопросов у меня по-прежнему было много, однако задавать их все в один вечер было бы неправильно. Разве что…

– Ты когда-нибудь был женат, Эд?

Он удивленно приподнял бровь.

– Нет. Сдается мне, я уже говорил тебе об этом.

– Не мог же ты прожить столько времени один!

– Конечно, не мог. Но разве для этого обязательно надо жениться?

Я почувствовала, как мои щеки заливает румянец.

В самом деле, то, что Солус ни разу не приносил брачных клятв, вовсе не означает, что он двести лет к ряду соблюдал целибат. Женщин у него наверняка было немало. Да еще каких! Находиться рядом с таким мужчиной могли только настоящие леди.

– Каждому человеку, даже самому свободному и независимому, нужен кто-то, кто станет ждать его дома, радоваться его победам и поддерживать во время невзгод, – сказала я. – Который будет вдохновлять на подвиги и создавать уют. Который станет для него особенным и будет его любить. Неужели у тебя не было такого человека?

Несколько секунд Эдуард молчал и рассеянно смотрел куда-то мимо меня. Ко мне же пришла запоздалая мысль, что последний вопрос был слишком личным, и задавать его все-таки не стоило.

– Я привык жить в один, – наконец ответил Солус. – Знаешь, Софи, иногда мне кажется, будто меня выбросило на обочину времени. Люди рождаются, любят, стареют, умирают, а я стою в стороне и просто за ними наблюдаю. У меня было немыслимое количество знакомых – друзей, коллег, очаровательных женщин и даже врагов. Почти все они теперь мертвы. Те же, кто еще жив, через тридцать-сорок лет последуют за ними. А я останусь таким, какой есть сейчас, и буду по-прежнему стоять в стороне и наблюдать уже за другими людьми. Не скажу, что это меня расстраивает, София. Люди приходят и уходят. Их нельзя привязать к себе, нельзя удержать рядом на больший срок, чем отмерен каждому из них. Я научился впускать публику в свою жизнь и так же легко отпускать. Все мы, так или иначе, остаемся в одиночестве, и это нормально. Что же до любви, то она бывает разной. Любовь к своему делу, погружение в него с головой дарит ощущение не меньшего счастья, чем чувства юной прелестницы. Я не монах, София. В моем окружении было немало барышень и дам. Однако ни одна из них не вызывала во мне столь сильного восторга, чтобы я захотел рассказать ей о своем секрете и попросить провести со мной остаток дней. Между тем, воспитание и убеждения требуют от меня всегда и ко всем относиться честно и деликатно. Каждой своей знакомой я давал понять, что не намерен жениться, а потому у каждой из них был выбор – продолжать со мной отношения или нет.

Несколько секунд мы молчали. Я рассматривала скатерть, Эдуард – стену за моей спиной.

– Такому как я не нужна семья, – произнес он. – В ней нет ни смысла, ни необходимости. Жениться же просто так – глупо, Софи. Я рассказывал тебе: когда-то давно отец хотел, чтобы я остепенился. Он даже нашел мне невесту – девушку из хорошей богатой семьи. Она была умна, образована, обладала отличными манерами. Но она не вызывала у меня никаких эмоций. Сейчас я даже не вспомню ее имени.

Мэдэлин Вокс. Если верить Аннабель, эту девушку звали именно так. Интересно, что будет, если я расскажу Солусу о дневнике его младшей сестры? И о том, что нашла в библиотеке спрятанную картину. Он сразу выгонит меня из замка или все-таки разрешит дождаться декабрьского бала?

Я задумчиво потерла глаза и неожиданно зевнула.

– Сдается мне, на сегодня достаточно и вопросов, и разговоров, – улыбнулся Эдуард, поднимаясь из-за стола. – Ты, наверное, очень устала. Думаю, тебе стоит лечь спать пораньше.

Так и есть. При условии, что я в принципе сумею уснуть.

– Ты тоже будешь спать? – спросила у Солуса, поднимаясь на ноги вслед за ним.

– Буду. Но не сегодня.

– То есть во сне ты все-таки нуждаешься.

– Конечно, но не так часто, как ты. Для отдыха мне достаточно передремать один-два часа в неделю.

Что ж. Теперь понятно, почему в его комнате из мебели только диван и письменный стол.

Я сложила грязную посуду в посудомойную машину. Солус стоял у входа в кухню и ждал, когда я вернусь.

– Хочу задать тебе вопрос, – произнес он, когда я вышла в прихожую. – Последний на сегодня. Позволишь?

– Да, разумеется.

– После всего того, что я рассказал, ты… – он тихо кашлянул, – ты, наверное, станешь относиться ко мне по-другому?

– Вовсе нет, – удивилась в ответ. – Почему ты так думаешь?

Эдуард несколько мгновений смотрел мне в глаза.

– Значит, я тебе не противен?

– Значит, не противен. Я не считаю тебя ни мутантом, ни чудовищем, ни дьявольским отродьем. Я тебя не боюсь, Эд.

На его губах мелькнула быстрая улыбка. Я же протянула руку и неожиданно для себя самой погладила его по щеке.

Солус перехватил мою ладонь и прижался к ней губами. Когда он снова поднял на меня глаза, в них сияли звезды.

– Добрых снов, София.

В спальню я поднялась, ощущая себя в легкой прострации. Укладываясь в постель, думала, что буду долго ворочаться и засну только на рассвете. Однако стоило моей голове коснуться подушки, как я провалилась в теплое уютное забытье.