Твое смеющееся сердце

Глава 14

В тот вечер в «Золотом скакуне» танцевали все. В городе гастролировал мужской танцевальный ансамбль «Молодые жеребцы». Его участники выступали в нашем клубе и сами вышли на танцевальную площадку. Это надо было видеть! Ватага молодых крепких сельских парней — накачанные мускулы, загорелые от работы на солнце лица, гладко зачесанные назад волосы. Джинсы обтягивали их бедра настолько плотно, что, кажется, представляли угрозу для их мужской детородной функции. Вся компания собралась прямо передо мной, так что мне приходилось делать над собой усилия, чтобы думать только о работе.

Уэдерз узнал обо мне куда больше, чем мне удалось узнать о нем. История с Диггером не в счет, думаю, Уэдерз упомянул ее только ради того, чтобы показать, как много он способен обо мне накопать. Сама по себе эта история больше не могла мне повредить в отличие от другого происшествия — накануне свадьбы Джимми, во время ее репетиции.

Когда началась песня «Мое сердце в огне, но твои руки еще холодны», ко мне подошел Джек.

Это была заводная песенка о пьяном ковбое, который упустил свою любовь, и его девушка ушла к другому. Неутомимые «жеребцы» и запыхавшиеся девицы в ковбойских нарядах помогали мне разогреть публику еще сильнее. Если кто-то в этот вечер и будет возвращаться из клуба в одиночку, то по своей собственной вине.

— Эвелин понадобилась моя машина, — сказал Джек, — можешь подвезти меня сегодня до дома?

Я покосилась на него и кивнула. Что все-таки за штучка эта Эвелин, почему она не может сама подвезти Джека? Если она будет продолжать в том же духе, то в один прекрасный день потеряет своего друга. Впрочем, если она такая же, как он, то у них, вероятно, свободные отношения. Кто знает, может, она вообще живет в какой-нибудь коммуне с двумя или тремя парнями. Я бы так не смогла, наверное, я слишком старомодна.

Песня подходила к концу, Спаркс кивнул ансамблю, чтобы они играли антракт.

— Друзья, мы ненадолго вас покинем, — объявил он. — Нам нужно отойти по одному делу, если вы понимаете, что я имею в виду.

Он засмеялся, зал ответил ему хохотом. Но лично у меня была только одна мысль: поскорее глотнуть свежего воздуха и хотя бы ненадолго остаться одной. Иногда от вида всех этих парочек на танцплощадке меня начинает мутить. Я ушла за кулисы, прошмыгнула мимо рабочих сцены и девушек-фанаток, поджидающих ребят из ансамбля, вышла через запасной выход на улицу и подошла к своей машине. Здесь меня никто не станет высматривать, особенно если я не буду включать мотор, поэтому я залезла в машину, рассчитывая остаться незамеченной. Мне нужно было побыть одной и подумать.

Джимми женился пять лет назад, в августе. В то время мы все думали, что знаем, почему именно он женился. Должно быть, Роксана беременна, как же иначе? Джимми боялся женитьбы как огня и делал все, чтобы ее избежать. И вдруг всего лишь через четыре недели после знакомства с Роксаной он объявил о свадьбе.

В то время мы трое — Вернелл, Шейла и я — жили в Окридже, на так называемой городской ферме. На самом деле это был кирпичный дом с тремя спальнями, стоящий на земельном участке площадью четыре акра. Для ухода за такой площадью требовалась газонокосилка, и на этом основании, а еще потому, что на некотором расстоянии от дома находился отдельно стоящий гараж, похожий с виду на амбар, Вернелл стал называть дом фермой.

Местечко было довольно милое, дом стоял на небольшом возвышении, в стороне от дороги. Во всю ширину фасада тянулась веранда, летом мы любили сидеть там и смотреть на проезжающие по дороге машины и на пшеничные поля, которые начинались по другую сторону дороги, там, где жили настоящие фермеры. Мы сидели на веранде и в тот теплый вечер, когда Джимми явился сообщить о своем намерении жениться на Роксане.

Он свернул с дороги на нашу пыльную подъездную аллею, на повороте его красный пикап занесло, так что гравий из-под колес полетел во все стороны.

— Мчится так, будто за ним сам черт гонится, — пробурчал Вернелл, глядя, как Джимми мчится в машине вверх по склону холма. — Небось у него опять какие-то неприятности. Знаешь, этот бездельник уже начинает мне надоедать. Чтобы управлять фирмой, не обязательно быть семи пядей во лбу, но уж если ты никак не можешь с этим справиться, так найми кого-нибудь, кто сможет. Да если бы Джимми нанял вместо себя управляющего, а сам целыми днями играл в гольф, у него и то было бы больше денег, чем сейчас, когда он пыжится управлять сам.

Я промолчала, так как для меня в словах Вернелла не было ничего нового. Братья Спайви ссорились постоянно и по всякому поводу, а когда один из них, а то и оба сразу напивались, становилось еще хуже.

— Черт бы его побрал, — пробурчал Вернелл, вставая с кресла-качалки. — Опять явился к обеду. Провалиться мне на этом месте, если Джимми не чует запах твоей стряпни еще из города. Эй, Джимми! — рявкнул он, спускаясь по ступенькам с веранды. — Ты весь мой газон испортишь!

«Мой газон»! Как бы не так! Вернелл рассудил, что раз он купил мне подержанную газонокосилку, то на этом его часть работы по уходу за лужайкой заканчивалась.

Джимми выбрался из пикапа, кепка на голове надета задом наперед, в руке — недопитая бутылка пива. Ничего хорошего это не предвещало. Может, хоть обед поможет ему немного протрезветь.

— Привет, Джимми, — окликнула я, — заходи! Ты вовремя, мы как раз собирались обедать.

— Я не могу засиживаться! — закричал Джимми, как будто я была от него футах в десяти и не могла расслышать ни одного слова. — Я заехал только на минутку, хочу вам кое-что сообщить.

Он смотрел только на меня, словно его брат не стоял рядом.

Я поднялась, решив про себя, что не потерплю никаких глупостей.

— Как это на минутку! А я приготовила твое любимое блюдо — жареного цыпленка.

Джимми явно колебался. Сделав пару шагов к веранде, он спросил:

— С зеленым горошком или с бобами?

— С бобами и картошкой, а еще испекла кукурузный хлеб с сыром. На десерт у нас сегодня банановый пудинг со сливками. Так что давай, заходи. — Я в любом случае не собиралась отпускать деверя, и дураку понятно: он пьян и не может вести машину.

Двигаясь удивительно ровно для пьяного, Джимми подошел к веранде, поднялся и сел на верхнюю ступеньку.

— Банановый пудинг, говоришь? Со сливками? — Джимми вдруг прослезился, рука, сжимавшая горлышко пивной бутылки, задрожала. — Ох, Мэгги, как же мне будет не хватать твоей стряпни!

Я присела рядом с ним. Вернелл наблюдал за Джимми, как за диковинным насекомым. По его представлениям, мужчина не должен распускать нюни даже в подпитии.

— Ну зачем ты так, Джимми! Ты же знаешь, что Вернелл просто шутит, когда дразнит тебя, что ты слишком часто у нас обедаешь. — Джимми и впрямь ел с нами едва ли не чаще, чем с собственной мамочкой, но я ничего не имела против. — Мы всегда рады тебя видеть, правда, Вернелл? — Я выразительно посмотрела на мужа, он пробурчал что-то невнятное, по-прежнему глядя на Джимми, как охотничья собака на скунса.

— Нет, ребята, все, — с какой-то даже злобой воскликнул Джимми. — Я женюсь. В следующую субботу.

Это заявление наконец проняло Вернелла.

— Так вот оно в чем дело! — закричал он. — То-то ты так расчувствовался! Значит, решил-таки расстаться со своей холостяцкой свободой? — Вернелл издал боевой клич индейцев. — Ну и кто же тюремщик, то есть, извиняюсь, счастливая невеста?

Я встала и потянула Джимми за руку.

— Давайте поговорим об этом за обедом, — предложила я. — Джимми, когда ты последний раз ел?

— Не помню. — Его голос не показался мне похожим на голос счастливого жениха.

— Ну вот видишь? В этом все дело. Тебе нужно перекусить, не может же человек сидеть на одном пиве.

Мы с Джимми отправились на кухню, Вернелл пошел за нами, держась на порядочном расстоянии — на случай если его братец снова расчувствуется. Братья уселись за стол друг против друга, предоставив мне бегать по нашей просторной кухне, собирая на стол тарелки и приборы. В комнате витали аппетитные запахи жареного цыпленка и теплого кукурузного хлеба. Я всегда любила это время перед обедом — аппетитные запахи и звон посуды создают ощущение уюта, как бы вытесняя реальную жизнь дома, где слишком много напряжения и слишком мало любви между супругами.

Я занялась делом, стараясь не мешать братьям поговорить, но скоро поняла, что Джимми следит за каждым моим движением и специально говорит громче, чтобы я могла его слышать. У меня появилось неприятное предчувствие насчет его помолвки, и чем дольше я слушала, тем больше оно крепло.

— Ее зовут Роксана, — говорил Джимми, — она вдова. Мы познакомились… — Он упомянул название бара, прославившегося тем, что ни одна субботняя ночь не обходится там без пьяной драки.

«Хорошенькое местечко для знакомства с женщиной», — подумала я.

— Раньше Роксана каталась на роликовых коньках, выступала за «Рокеттс», но однажды на соревнованиях ей подставили подножку, она разорвала связки в колене и была вынуждена уйти из спорта.

— Джимми, вы давно знакомы? — не удержавшись, я вмешалась в разговор.

— Четыре недели, по-моему, достаточно давно. Я знаю, вы скажете, что за четыре недели человека не узнаешь, но я уже все знаю. Роксана — та женщина, на которой я хочу жениться.

Вернелл захихикал, но Джимми и глазом не моргнул. В любое другое время он бы оскорбился и бросился на брата с кулаками, но сейчас мнение Вернелла его, похоже, не волновало.

— Ты ее любишь? Ты хотя бы познакомился с ее родными? — не унималась я. Джимми вздохнул:

— Мэгги, время пришло. Не могу же я ждать до бесконечности, мне пора жениться.

В отличие от Вернелла я все поняла. Джимми женится от отчаяния и одиночества. Он в конце концов перестал ждать и надеяться, что я брошу Вернелла и выйду замуж за него. В тот вечер я старалась образумить своего глупого деверя, но в присутствии Вернелла не могла говорить открыто. Позже я всю неделю пыталась встретиться с Джимми наедине, но он меня избегал. Знал, что я стану отговаривать его от женитьбы на Роксане, бывшей спортсменке, у которой он стал бы третьим мужем.

В следующий раз я увиделась с Джимми только вечером накануне свадьбы. Тогда-то и разразился скандал, и именно в тот вечер стало ясно: нам с Роксаной никогда не подружиться.

Репетиция свадьбы, второпях устроенная миссис Спайви, проходила в клубе «Ужин в сумерках», расположенном на двадцать девятом шоссе, на выезде из города по направлению к Ридсвиллу. Место выбрали по двум причинам. Во-первых, это был любимый ресторанчик Спайви-старших, где они часто ужинали по субботам, а во-вторых — единственное место, где они, как постоянные клиенты, могли снять зал за такой короткий срок.

«Ужин в сумерках» был открыт вскоре после Второй мировой войны, поначалу как танцевальный клуб для жителей Гринсборо, возвращающихся в родной город с фронта. За сорок с лишним лет заведение не сильно изменилось. Местный ансамбль все так же играл популярные мелодии послевоенных лет, причем большинство музыкантов работали в клубе со дня его открытия. Массивная входная дверь, обитая кожей, была украшена вензелем из заглавных букв названия клуба, выложенных латунными шляпками гвоздей.

Миссис Спайви обсуждала детали организации вечера лично с Тревисом Дином, которому уже перевалило за семьдесят. Для перевозки гостей был нанят автобус. Главным украшением стола должен был стать торт, изготовленный в старейшей в городе кондитерской «У Флоры». Торт был спрятан в огромной белой коробке. Миссис Спайви заверила нас, что этот вечер запомнится нам надолго. То обстоятельство, что будущая невестка не нравилась ей ни внешне, ни по характеру, по-видимому, никак не повлияло на программу вечера. Миссис Спайви была счастлива уже потому, что Джимми просто женится. По мнению матери Джимми, холостой сын, которому перевалило за тридцать, бросал тень на свою мать и заставлял подозревать ее в каких-то недостатках, а у нее, разумеется, недостатков не могло быть в принципе. Она почти сорок три года проработала на мельницах, дослужившись до должности начальника смены, и никогда никому и ни в чем не давала спуску, в том числе и сыновьям, и своему слабохарактерному мужу Вернеллу-старшему. Крупная, широкоплечая миссис Спайви красила волосы в рыжий цвет, носила огромные очки, на пальцах ее сверкали массивные кольца с огромными цирконами.

На нашей подъездной аллее в Окридже автобус появился за сорок минут до начала торжества в «Ужине в сумерках». Из-за того что автобус, в свое время переоборудованный из школьного, был снабжен баром и вместе с гостями ехал бармен, все гости и сама устроительница торжества миссис Спайви были уже в изрядном подпитии.

Когда Вернелл вошел в автобус и увидел, что отстал от остальных, он сразу же направился к барной стойке наверстывать упущенное. Я остановилась возле водителя и огляделась.

Во всем автобусе личность только одной женщины я не могла установить, следовательно, это и была невеста Джимми, Роксана. Пять лет назад Роксана выглядела совсем по-другому, чем сейчас. Когда мы ее увидели, Вернелл и я разом беззвучно ахнули — как позже выяснилось, по разным причинам. Вернелла поразил внушительный размер бюста Роксаны, а я была поражена сходством между нами — разумеется, если не считать физических размеров.

Роксана, как и я, была невысокого роста, только еще ниже меня, а ее ярко-рыжие волосы были точно такого же оттенка, как у меня. Я перевела взгляд с невесты на жениха и увидела, что Джимми победно улыбается, словно говоря: «Ну, что ты теперь скажешь?» Я лишь покачала головой. Теперь у меня не осталось сомнений в том, что нужно действовать, и немедленно.

К тому времени как автобус подкатил к стоянке перед клубом, в нем не осталось ни одного трезвого представителя семейства Спайви. Миссис Спайви первой вышла из автобуса и возглавила шествие к дверям клуба. Ее манто из фальшивой норки болталось где-то за спиной, она почти ничего перед собой не видела из-за огромной белой коробки с тортом, которую держала в руках.

Вслед за старшими Спайви из автобуса вышли жених и невеста. Роксана висла на руке у Джимми и заглядывала в лицо сквозь кружево белой фаты, которую она непременно пожелала надеть на репетицию свадьбы, состоявшуюся, кстати сказать, прямо в автобусе. Священник, которого миссис Спайви удалось заманить на эту церемонию, придержал перед счастливыми молодыми дверь. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он делал это не столько из вежливости, сколько для поддержки, потому что сам нетвердо стоял на ногах. Служитель церкви явно сошел со стези воздержания и устремился по тропе излишеств.

Входя в клуб, мы подняли такую суматоху и наделали столько шуму, что даже ансамбль, с притопыванием и прихлопыванием исполнявший разухабистую песню, был вынужден прерваться. По сигналу управляющего мистера Дина музыканты заиграли весьма бурную версию песни «Вот идет невеста»[2].

Роксана и Джимми величавой, хотя несколько нетвердой походкой проследовали на середину танцевальной площадки, залитые лучами красного цвета. Какие-то мгновения даже казалось, что семья Спайви выглядит нормально. Счастливые, смеющиеся, слегка покачивающиеся от спиртного, Спайви решили постараться на славу ради своего Джимми.

Вечер летел стремительно, если только мои часики каким-то загадочным образом не сжимали время. Провозгласили тост за счастливую пару. Подали горячее. И вот уже гости стали покидать столики, выходя на танцевальную площадку или перемещаясь к бару. Мамаша Спайви дремала за столом, уронив голову в пустую тарелку. Папаша Спайви воспользовался случаем потанцевать с официанткой. Роксана вышла попудрить носик. Джимми, на какое-то время забывший о моем присутствии, стал снова самим собой.

Он ел бифштекс, сосредоточенно работая челюстями, темные волосы упали на лоб. Я взглянула на него, и на мгновение он показался мне тем, кем, в сущности, и остался в душе: грустным маленьким мальчиком.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала я, — и никакие отговорки не принимаются.

Нас разделяли всего четыре стула, поэтому я не старалась говорить громко, но звук моего голоса все равно заставил Джимми вздрогнуть. Он поднял взгляд, вспыхнул, сглотнул и замер с поднятой вилкой, не донеся ее до рта.

— Мэгги, не надо.

Его лицо приняло упрямое выражение, он ни за что не хотел думать о том, что собирается сделать.

— Нет, Джимми, нам нужно поговорить. Ты совершаешь ошибку: нельзя жениться по таким причинам, по которым собираешься ты.

В это время руководитель ансамбля стал исполнять сольную партию на саксофоне, и мне пришлось заговорить громче. Я наклонилась к Джимми. Он тоже повысил голос:

— Ты меня убиваешь!

Как на грех именно в это время саксофонист закончил играть, и голос Джимми прогремел чуть ли не на весь зал. Джимми покраснел и поспешно отправил в рот кусок бифштекса, который так и держал на вилке.

— Мэгги, оставь его в покое! — закричала миссис Спайви.

Я поняла, что безответная любовь Джимми не осталась совершенно незамеченной. Джимми ужасно смутился, покраснел еще гуще и тут же преувеличенно громко закашлялся, уставясь на свои колени.

— Миссис Спайви, он ее не любит, это единственное, что мне не нравится во всем этом деле.

Продолжая кашлять, Джимми схватился за горло и задергался на стуле. Он явно переигрывал, как это случалось со всеми Спайви.

— Не важно! — крикнула в ответ миссис Спайви. — Не может же он всю жизнь сохнуть по жене своего брата!

Джимми соскользнул на пол и свалился под стол. Мне показалось, что это слишком — даже для Спайви. Он покраснел как рак и закатил глаза. Испугавшись, я нырнула под стол и на четвереньках поползла к Джимми.

Наверху, над столом, раздался вопль миссис Спайви:

— А ну-ка вылезайте из-под стола, бесстыдники!

Вряд ли она понимала, что я делаю, но у меня и без того хватало забот с Джимми, чтобы еще возиться с его мамашей.

— Джимми, ты меня слышишь?

Его красное лицо постепенно становилось лиловым. Я наклонилась к самому его рту. Ни звука. В эту самую минуту из дамской комнаты вернулась Роксана.

— Это еще что такое? Чем вы там занимаетесь?

Я ощупала пальцами горло Джимми, но ничего не почувствовала, тогда я приложила рот к его рту и выдохнула. Роксана присела и заглянула под стол.

— Джимми! Господи Боже! — Она вскочила как ужаленная и закричала миссис Спайви: — Они занимаются сексом под столом! И это на репетиции нашей свадьбы!

Ее слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Ансамбль перестал играть, а гости повскакивали с мест и все разом бросились к нашему столу. Пытаясь привести в чувство Джимми, я почувствовала, как пол дрожит от топота десятков ног.

— Помогите вытащить его из-под стола! — крикнула я, но гостям, похоже, было куда интереснее слушать Роксану, чем меня.

Тогда я перевернула Джимми на живот, встала рядом с ним на колени и попыталась его приподнять. Сложив руки в замок примерно на уровне его диафрагмы, я изо всех сил потянула вверх. Вдруг кто-то оттолкнул меня в сторону.

— Мерзавец, оставь мою жену в покое! — закричал Вернелл.

Он обхватил брата поперек туловища и попытался вытащить из-под стола. Резкий рывок — Вернелл оторвал брата от пола, поднял его, покачнувшись под его весом. Изо рта Джимми вылетел большой кусок мяса, пролетел мимо меня под столом и шлепнулся на колени миссис Спайви.

Джимми очнулся, захрипел и открыл глаза в то самое мгновение, когда Вернелл размахнулся и ударил его кулаком в лицо.

— Не смей! — завизжала миссис Спайви, но было поздно.

Джимми уже снова осел на пол, а Вернелл стоял над ним, переводя безумный взгляд с меня на мать и обратно.

— Я все слышала! — воскликнула миссис Спайви. — Джимми сказал, что она его убивает.

Роксана метнулась было ко мне, но кто-то удержал ее, схватив за руки. Джимми закашлялся и завозился на полу, пытаясь подняться на ноги.

— Он же подавился мясом и задыхался! Разве вы не видели, что у него из горла вылетел кусок бифштекса?

Меня никто не слышал, наверное, потому, что все кричали одновременно. Джимми с трудом поднялся и с ошеломленным видом уставился на меня.

— Что случилось? — пробормотал он.

Теперь гости, по-прежнему говорившие все разом, повернулись к нему. Разобрать что-либо в этом гвалте было невозможно. Каким-то образом Джимми убедил рассерженную и возмущенную Роксану, что он подавился и мы вовсе не целовались. Поскольку сам пострадавший свидетельствовал в мою защиту, и маме Спайви, и всем гостям пришлось волей-неволей признать, что я не пыталась убить своего деверя, но по глазам присутствующих я видела, что кое-какие сомнения в чистоте моих намерений все же остались, особенно у миссис Спайви и Роксаны.

Сейчас, мысленно возвращаясь в ту памятную ночь, я поняла, каким образом Маршалл Уэдерз снова сделал обо мне превратные выводы. У нас в деревне говорили: «Если животное выглядит, как собака, лает, как собака, и пахнет, как собака, значит, это и есть собака». Но как бы я ни выглядела, чем бы от меня ни пахло, я не убийца.

— Вернешься в клуб или собираешься заночевать в машине?

Джек незаметно подкрался ко мне, во всяком случае, я не слышала, как он подошел. Я сидела, глубоко задумавшись, пока он, постучав в стекло, не вернул меня к действительности. Джек стоял, прислонившись к переднему крылу, и ждал.

Я зашевелилась на сиденье.

— Иди вперед, я приду через минуту.

— С тобой все в порядке? — сочувственно спросил Джек.

— Да, более или менее. — Я не сразу нашла в себе силы поднять на него глаза.

Джек пожал плечами и пошел обратно. Он обладал, на мой взгляд, одним хорошим свойством: если я говорила, что все отлично, он с этим соглашался, какими бы очевидными ни были свидетельства в пользу обратного. Когда я вышла из машины, Джек входил в клуб не оглядываясь.

Я поднималась по лестнице и уже подходила к двери запасного выхода, как вдруг услышала позади себя какой-то щелчок и увидела короткую вспышку. Понадобилась секунда, чтобы догадаться: в меня кто-то стрелял. Кажется, я завизжала — точно сама не знаю, — рванулась к двери и резко дернула за ручку. Каждая клеточка в моем теле дрожала от страха. В клуб я не вошла, а, скорее, ввалилась и была так напугана, что бросилась к первому попавшемуся человеку. Это был Клетус.

— На помощь! — завопила я. Меня раздирали противоречивые чувства: я была напугана до полусмерти, но какая-то часть моего существа яростно протестовала против этого. «Нелепость, бред! Этого не может быть! Никто не станет в тебя стрелять!» — кричал во мне какой-то голос. Клетус отреагировал так, как и положено хорошему вышибале, — быстро, без суеты, уверенно, не роняя чувства собственного достоинства. Он стоял рядом со мной — весь в черном, с накачанными мышцами, лысина поблескивала в свете ламп, возле уха был прикреплен крошечный телефон, проводок от которого тянулся к маленькой коробочке у пояса. Клетус был на работе.

— Что случилось? — спросил он, прочесывая взглядом пространство по квадратам в поисках возможных источников опасности. Я молча указала на дверь запасного выхода, к этому времени во мне победила та часть, которая не верила в реальность выстрела. Я была очень растерянна и немного смущена, но выглядела, кажется, почти спокойной.

— Там… кажется, кто-то в меня стрелял.

Ансамбль, не подозревая о моих трудностях, увидел меня и заиграл вступление к моей песне. Пора было возвращаться на сцену. Тут меня пронзила новая мысль: «А что, если стрелявший вошел в клуб? Вдруг он уже в зале, среди посетителей?»

Клетус поговорил с кем-то по рации. Из противоположной части зала двинулись два охранника — один направился к главному входу, другой — к двери запасного выхода. Парень у главного входа снял телефонную трубку.

— Клетус, а вдруг он уже здесь? — спросила я.

— Не волнуйся, с оружием он в зал не попадет, — невозмутимо откликнулся Клетус.

— Откуда ты знаешь?

Он посмотрел на меня:

— Знаю, и все тут. Ты в безопасности.

Действительно ли можно рассчитывать, что Клетус хорошо знает свое дело? За шесть месяцев, что я работаю в клубе, здесь ни разу не было ни одного серьезного происшествия. Но с другой стороны, кто-то только что пытался меня подстрелить.

Ансамбль продолжал играть, приближался такт, с которого я обычно запевала. Мне нужно было или немедленно выходить на сцену, или пропустить вступление и после концерта объясняться со Спарксом. Я взбежала по лестнице, ведущей на сцену. В конце концов, это моя работа, я должна ее делать, а Клетус пусть делает свою.

Я схватила микрофон и вышла на сцену.

На танцевальную площадку вернулись «Молодые жеребцы», ночь приближалась к своему гормональному пику. Началось последнее отделение, последний шанс для тех, кто еще не нашел себе пару, успеть это сделать, пока бармен не объявил последний заказ и в зале не начали постепенно гасить свет. Все, кто хотел танцевать — с партнером или без, — высыпали на танцевальную площадку. Ко мне подошел Джек и тихо спросил:

— Почему вернулись копы?

Я посмотрела в зал поверх голов танцующих. Клетус разговаривал с двумя полицейскими. По-видимому, полицию вызвал он.

— На стоянке, когда ты уже вошел в дверь, в меня кто-то стрелял.

Я посмотрела на полицейских, ожидая увидеть за ними Уэдерза, но его не было видно. Если он и приехал, то в зал не вошел.

Джек схватил меня за руку. Бэр играл последние аккорды песни, пары и одиночки кружились по площадке, глухие и слепые ко всему, кроме своих движений. Мы с Джеком находились в самом эпицентре вечернего шторма.

— Он не… ты не… — Джек растерялся.

— Нет, я в порядке, он в меня не попал.

Я вернулась к микрофону. Мне не хотелось думать о выстреле, я хотела уйти в музыку, остаться в одиночестве. Я хотела быть певицей, а не жертвой.