Всю ночь во сне я трудилась в монастырском саду, собирая яблоки в большие корзины, поднять которые можно было только вдвоём. Солнечные зайчики играли на круглых спелых боках и на каштановых волнах волос мёртвой путешественницы. Яблоко упало и подкатилось к её ногам, а она стояла с забрызганным кровью лицом и смотрела на меня. «Зачем вы убили меня? Что я вам сделала?» А солнечные зайчики танцевали под «Вальс цветов»…
Моя душа спикировала обратно в тело, и глаза открылись навстречу субботнему утру — под «Вальс цветов», поставленный в качестве мелодии на будильнике. Неловкими, плохо гнущимися пальцами сцапав мобильный, я поднесла его к глазам и нажала на «стоп». Семь ноль-ноль.
В семь пятьдесят я была полностью готова. Есть не особо хотелось, и я перехватила только пару овсяных печенюшек с кофе. Аида не соврала: горло не беспокоило совершенно.
Сквозь листву старой ивы за окном я увидела знакомый «Майбах». Сказав в трубку домофона «выхожу», я подхватила сумку, заперла дверь и резво побежала вниз по ступенькам.
— Ну, как ваше горло? — спросила Аида, кладя мои вещи на заднее сиденье.
— Вашему лекарству просто цены нет! — ответила я. — Всё как рукой сняло. Оно, наверно, безумно дорогое… Мне даже неловко.
— Пусть это вас не беспокоит, — улыбнулась Аида.
В доме нас встретила темноволосая девушка в скромном коричневом платье и белом фартуке.
— Аида Германовна, я всё приготовила. Разрешите идти?
— Да, Лия. Жду вас в понедельник.
Девушка ушла, а Аида, взяв меня за руку, повела наверх. Ковровое покрытие на лестнице приглушало звук шагов.
— Это ваша домработница? — спросила я. — А как она отсюда уезжает? Я что-то не видела поблизости автобусных остановок…
— У неё свой мотороллер, — ответила Аида. — Обычно она живёт здесь пять дней в неделю, а на выходные я отпускаю её.
Её рука мягко влекла меня на третий этаж, в ту же самую спальню, где я пришла в себя после нападения. Поставив мою сумку на пол у кровати, Аида повернулась ко мне и ласково завладела обеими моими руками.
— Ну что ж… Не желаете ли позавтракать для начала?
— Пожалуй, не откажусь, — кивнула я.
На завтрак были хрустящие тосты с яйцом и ломтиками свежего помидора, бутерброды с бужениной, свежая малина со взбитыми сливками и чёрный чай с лимоном. Всё это и выглядело шикарно, и было восхитительно вкусным. Когда Аида впилась белыми ровными зубами в тост, я заметила её довольно крупные клыки — но не в длину, а по ширине и объёму. Странно, почему-то я заметила их только сейчас…
Завтрак Аида предложила переварить на веранде. Там стояла пара шезлонгов, в которых мы и расположились, любуясь видом на озеро. Наполненный солнечным светом сосновый лес выглядел торжественно и умиротворённо, и совершенно не хотелось думать, что поблизости может бродить опасное чудовище…
— Расскажите о себе, — попросила Аида, раскуривая трубку.
— Да мне почти и нечего рассказывать, — пожала я плечами. — Зовут меня Алёна Лямина, мне двадцать семь лет, офисный работник, живу одна… Родители умерли. Моего парня, Андрея, вы видели… Встречаемся полгода, отношения… не сказала бы, что безоблачные.
— Любит гульнуть? — понимающе усмехнулась Аида, с кошачьей грацией изогнувшись в шезлонге и выпустив плотное облачко дыма.
— Ну… вроде того. Только в отношении себя любимого он требует кристальной верности — вот такие у него двойные стандарты, — вздохнула я. И добавила со смехом: — Знали бы вы, какую сцену он мне устроил из-за того, первого букета! Ну, из полевых цветов, помните?
Аида кивнула, сжимая зубами чубук трубки и пряча в уголках глаз усмешку.
— Он решил, что у меня появился кто-то другой, — продолжала я. — К вам приревновал, представляете?
Аида покачала головой.
— Так значит, я оказалась виновницей ваших неурядиц на личном фронте… Как нехорошо вышло!
— Да нет, вы тут ни при чём… Неурядицы начались задолго до вас, — вздохнула я опять.
Аида, выпустив длинную струю дыма и серьёзно глядя мне в глаза, проговорила:
— Алёна… Если ваш молодой человек причиняет вам слишком много огорчений, то, может быть, вам ни к чему такие отношения? Ну… просто он — не ваша судьба, так уж сложилось.
— Я думала об этом… — Мой взгляд скользил по далёким верхушкам сосен. — Не знаю, осталась ли у меня хоть капля любви к нему. Наверно, мы и правда с ним чужие.
— Так! — Аида решительно поднялась и протянула мне руку. — Кажется, вы загрустили, а я не могу этого допустить. Пойдёмте, пройдёмся чуть-чуть.
За домом располагался небольшой сад: малина к завтраку была именно оттуда. Ещё из ягод там росла вишня, смородина и земляника. Повсюду было много мелиссы — особенно под раскидистой старой яблоней. Я сорвала листочек и скатала в пальцах, нюхая.
— Люблю чай с мелиссой, — сказала Аида. — Поэтому она тут везде.
Вишня манила меня крупными бордовыми ягодами, глянцевито блестящими на солнце. Аида улыбнулась:
— Угощайтесь, Алёнушка. Кушайте прямо с дерева, так гораздо вкуснее.
Она нагнула ко мне ветку, всю сплошь увешанную ягодами, и подала пример — сорвала одну вишенку ртом, поглядывая на меня с озорными искорками в глубине глаз. Я сделала то же самое. Вишня была отменной, и я так увлеклась, что не заметила, как встретилась с Аидой губами на одной и той же ягодке. Но нечаянный поцелуй не состоялся: я тут же отпрянула в смущении, а Аида засмеялась. Как ни кратко было это соприкосновение, всё же я успела на миг ощутить мягкость её губ и их кисло-сладкий вишнёвый аромат.
Потом мы пошли на озеро — купаться и загорать. Плавала Аида превосходно, и пока я лениво лежала на спине, она неутомимо рассекала водную гладь разными стилями вокруг меня, ныряла и резвилась. Угнаться за ней у меня не доставало ни сил, ни мастерства.
Задерживать дыхание под водой она умела очень надолго — наверное, ни один человек не мог в этом с ней сравниться. Этим своим умением она и поразила моё воображение, и напугала. Помахав рукой, она нырнула, и водная поверхность, отражавшая небо и сосны, сомкнулась над ней. Прошло тридцать секунд, потом минута… Две. Я начала беспокоиться и сама решилась нырнуть. Набрав воздуха, я задержала дыхание и погрузилась, но, открыв глаза под водой, Аиду не увидела, сколько ни озиралась. Почувствовав, что больше не могу обходиться без воздуха, я вынырнула.
В поисках Аиды я ныряла несколько раз. Окончательно перепуганная, я от отчаяния уже начала всхлипывать, как вдруг под водой меня что-то тронуло. По телу снизу вверх заскользили ладони — от коленей по бёдрам, по животу, талии, рёбрам… Прохладная волна испуга моментально прокатилась по коже, сердце ухнуло в зеленоватую глубь, а прямо передо мной из воды появилась Аида.
— Ну, ну, всё хорошо, — засмеялась она, гладя меня по щеке. — Не надо так расстраиваться.
Я от облегчения выругалась, а она расхохоталась ещё звонче, явно довольная своей шуткой и произведённым на меня эффектом.
— Не беспокойтесь за меня, Алёна… Я могу не дышать под водой до двадцати пяти минут.
— Но как же… А кислородное голодание? — удивилась я. — Мозг же просто не выдержит!
Она сверкнула улыбкой.
— Не всё в этом мире так, как пишут в медицинских журналах. — И, чмокнув меня в щёку, снова нырнула.
Я нырнула следом и на сей раз увидела её. Её волосы причудливо покачивались в воде, извиваясь, как щупальца спрута; её стройное, великолепное тело двигалось грациозно и легко в наполненной солнечным светом воде, и Аида казалась мне каким-то мифическим существом — ундиной, наядой…
Когда мы разлеглись обсыхать под солнцем, уже начавшим ощутимо припекать, Аида сняла лифчик купальника, а потом и трусики.
— Загорать я предпочитаю нагишом, — пояснила она. — Чтоб потом не было этих белых следов.
Я смущённо отвела взгляд. Хотя, собственно, отчего мне было смущаться? Вот Аида, например, не стеснялась смотреть на моё тело, и от её ласкового и мягкого, как подогретое масло, взгляда у меня заныло в низу живота в странном предчувствии…
— Вы тоже можете раздеться, Алёнушка. Ничего не стесняйтесь, чувствуйте себя свободно.
— Да нет, спасибо… Пожалуй, я останусь так, — усмехнулась я.
— Как хотите, — отозвалась Аида. — Кстати, может, перейдём уже на «ты»?
— Ну… можно и на «ты», наверно, — неуверенно согласилась я.
— Прекрасно. За это надо выпить! Я сейчас.
Не успела я прилечь и закрыть глаза, как передо мной появился бокал шампанского. То ли я на несколько минут выпала из времени, то ли Аида умела его опережать — как бы то ни было, бокал возник перед моим лицом так быстро, что я вздрогнула. Только прохладный ветерок коснулся лица…
— Давай на брудершафт, — предложила Аида. — Чтоб уж точно можно было перейти на «ты».
Шампанское оказалось хорошо охлаждённым, что было особенно приятно в жаркий день, и я выпила его с удовольствием. Бутылка в ведёрке со льдом стояла рядом, и я, взяв один кубик, провела им по разгорячённому лбу и горящим щекам. Аида поднесла к моему рту бутерброд с душистым вареньем из лесной земляники, щемящая сладость и аромат которого ни с чем не могли сравниться. Откусив, я нечаянно уронила одну каплю на грудь и хотела подобрать пальцем, но Аида придержала мою руку.
— Дай мне.
Странное чувство охватило меня, когда её язык защекотал мою кожу. Солнечный смех заиграл у меня под рёбрами, как золотые пузырьки шампанского, а в низу живота снова заныло и неистово сжалось, а по телу пробежал хмельной огонь. Это было иное опьянение, нежели от вина — гораздо более сладкое и глубокое, таинственное и пугающее. В первый миг я отдёрнулась от него, ощутив леденящую близость ловушки, но рука Аиды мягко и властно обвила мою талию, а её дыхание обожгло мне шею.
— Пошли в дом, надо ополоснуться после озера, — сказала она.
Стоя под прохладными струями воды, я чувствовала, как меня начинает трясти. Что такое происходило со мной? Полынная горечь на губах спрашивала: разве ты не была к этому подспудно готова, когда собиралась переступить любую запретную грань, лишь бы узнать, откуда это дежавю и как Аида связана со снами про монастырский сад? Ты же взрослая девочка, разве ты не понимала, принимая её приглашение, что за ним кроется?
Нет, не прикосновений Аиды я боялась. Меня поражала собственная реакция — кажется, мне это нравилось. Нравилось до жути, до дрожи, до сладкого ужаса. Андрей не умел так… Он не умел быть таким обволакивающим, чарующим, нежным, шелковисто-щекочущим, не мог, глядя в глаза, взглядом ласкать сердце. Ему не под силу было легчайшим пуховым касанием затрагивать в душе такие струны, от звука которых весь мир начинал плыть вокруг меня.
Намыленная губка шершаво скользнула по моей спине, и я тихонько ахнула от неожиданности.
— Алёнушка, ну что ты так пугаешься всё время? — прожурчал голос Аиды, сплетаясь со струями воды. — Разве я такая страшная? Мм?
Она повернула ручку смесителя, и вода из прохладной стала расслабляюще-тёплой. Губка уверенными ласковыми движениями тёрла мою кожу, начиная с плеч и неумолимо спускаясь всё ниже. Когда она проскользнула мне между ног, я дёрнулась, но другая рука Аиды придавила мне плечо.
— Да стой ты. — Тихий смех. — Я только помою.
Зелёный чай с мелиссой исходил паром передо мной в чашке, а Аида, сидя напротив в махровом халате, смотрела на меня с задумчивой и чуть грустной нежностью во взгляде. Длинные влажные пряди её волос темнели на белой махровой ткани, а лицо без макияжа приобрело свежий и лёгкий, более простой и открытый вид. Но менее красивым оно не стало, а загадочная изумрудная искорка в глазах осталась.
В течение следующих двух часов она учила меня играть в бильярд. Я в этом деле была совершенной неумёхой, и Аида показывала всё с самых азов — как стоять, как держать кий, куда целиться. В перерывах мы пили ликёр и курили: Аида — трубку, а я — сигареты. Толковым игроком мне стать, впрочем, не удалось, а вот охмелеть — получилось. Чтобы я протрезвела, Аида повезла меня на прогулку по озеру — на её собственном катере. Упруго упирающийся в лицо встречный ветер действительно как будто выдувал из головы хмель, скорость прохладно щекотала сердце, красота поросших соснами берегов загадочно влекла. Правда, под конец меня немного укачало, и из катера Аида вынесла меня на руках.
— Беда ты моя ходячая, — усмехнулась она, ласково щекоча губами моё ухо.
В пять вечера был поздний обед — куриный суп с зеленью, рыбный стейк с овощами и вишнёвые вареники. Аиду потянуло расслабиться, и мы устроились в шезлонгах под яблоней: Аида — со своей любимой трубкой, я — со стаканом грейпфрутового сока со льдом. Я решила снова завести разговор о нападении чудовища.
— Аида… Ну, всё-таки, я должна это узнать. Кто это был там, в лесу?
Она вздохнула, прикрыв глаза.
— Ох, Алёнушка… Нашла же ты тему для послеобеденной беседы. Такой чудесный день… Давай хоть сейчас не будем о мрачном.
— Но ведь это не даёт мне покоя, — сказала я. — Вот мы сейчас сидим тут, а оно… бродит где-нибудь поблизости. Не по себе мне, честно говоря. — Я поёжилась.
Аида, протянув руку к моему шезлонгу, сжала мои пальцы.
— Не бойся. Днём опасности нет, а ночью прижмись ко мне покрепче — и будешь цела.
При этих словах в глазах Аиды блеснул лукавый огонёк, а я опять смутилась.
— Ты так очаровательно краснеешь, — засмеялась она, целуя мою руку. — Так и укусила бы за щёчку, рррр… — Издав кошачье урчание, она повернулась в шезлонге лицом ко мне и поджала ноги. — Мне так уютно и хорошо с тобой… Можно даже ни о чём не говорить — всё равно хорошо. Тепло.
Смежив глаза, она как будто задремала. Яблоня шелестела над нашими головами, а мне вспомнились яблоки из монастыря. Крупные, душистые, жёлтые с характерным коричневатым румянцем… Из них получался отменный золотой сидр, не отягощавший ни душу, ни тело — свежее и чище, чем вода, и питательнее, чем пиво. Этот сорт назывался Горькая Аннетта; его уж, наверно, нельзя найти теперь даже в самых старых садах. Одни сорта исчезают, появляются новые… Круговорот их бесконечен, как бесконечен сидр.
Когда я вынырнула из яблочного наваждения, солнце стояло в небе уже намного ниже, тени стали длиннее, а цвет лучей — гуще. Соседний шезлонг пустовал. И спросила я у сосен: где Аида? Не ответили мне сосны: не до меня им было, глубокомысленным и гордым.
Поднявшись на ноги, я потянулась. Мне захотелось нырнуть в малинник, и я скользнула в его прохладу. Царапая руки, я срывала крупные ягоды, клала в рот и давила на языке, и в горло мне проливалась малиновое вино вечера. Двухметровые кусты покачивали верхушками у меня над головой, и я, пытаясь дотянуться к самым верхним ягодкам, встала на цыпочки…
На фоне упавшей мне на глаза пелены мрака на меня мчались блестящие глаза. Вспышка сиреневого света озарила оскаленную пасть с длинными клыками и бледное лицо… Вроде бы человеческое, но от него веяло могильным ужасом и холодом.
Выкарабкавшись из малины на четвереньках, я бросилась к дому, задыхаясь и хрипя:
— Аида… А… А… Аида…
Она уже спешила мне навстречу — уже успевшая переодеться в чёрные леггинсы и шёлковую фиолетовую тунику с высокой талией, расширяющимися книзу рукавами и каким-то этническим орнаментом по подолу.
— Алёна!
Мои колени подкосились, но она не дала мне упасть, прижав к себе. Гладя меня по волосам и заглядывая в глаза, она спрашивала встревоженно:
— Что такое? Что с тобой?
Я не могла ничего выговорить: слова слиплись в удушающий ком, который невозможно было ни проглотить, ни выплюнуть.
— Ну-ка, пошли!
Через пять минут я сидела на кровати, навалившись на подушки. Аида поднесла мне рюмку какой-то очень крепкой настойки и велела залпом выпить, а закусить дала кружком апельсина. Взяв моё лицо в свои ладони, она заглянула мне глубоко в глаза, и её лицо посуровело, брови жёстко сдвинулись.
— Кто это? — только и смогла выдохнуть я. — Лицо… как у человека, а клыки… Кто это?