Убит тобой

Глава 13

Тихон глушит мотор, отстегивает ремень безопасности и подается вперед, переваливаясь через подлокотник.

– Прости, – шепчет он мне в щеку и туда же целует. – И мы со всем разберемся, я обещаю. В том числе с тем, что касается Маргариты.

Он вновь называет мою дочь по имени, а в моих глазах образуются соленые озера. Я поворачиваю голову, и наши носы соприкасаются.

– Правда? – спрашиваю я тихо.

– Конечно. – Тихон целует меня в губы и улыбается: – Что-то на вкусном.

– Тихон… – шепчу я, облизнувшись. – Я не думала обо всем в том же ключе, что и ты. Я просто… я не…

– Вернемся к этому разговору, когда все закончится, идет? – предлагает он мягко.

– Да, хорошо, – соглашаюсь я на выдохе облегчения. Ничего не решать – как это «по-взрослому». Но правда в том, что ни я, ни он, не готовы сейчас отказаться от всего.

– Пойдем, – говорит он после еще одного короткого поцелуя. – Попробуем выяснить что-нибудь об этом парне.

Выходить из машины, будем откровенны, особого желания нет. Даже зелень не спасает этот район. Напротив, с буйной растительностью под окнами двухэтажных многоквартирных домов, больше смахивающих на бараки, упущение только сильнее бросается в глаза. Довершают картину старенькая детская площадка с минимальным набором давно не крашеных стальных конструкций, огромный мусорный контейнер метрах в тридцати от нас, сейчас переполненный, и старые деревянные двери в подъезды, без намека на домофон. Ну и, конечно, замызганные, заплеванные шелухой от семечек лавки, на одну из которых сейчас пристраивается одетая по-зимнему сухонькая старушка.

Все на ней старенькое, как и она сама. Драповое пальтишко ветхое, пуховый платок тощий, почти прозрачный, обувь разношенная, сбитая. У меня внутри аж сморщивается все смотреть на нее.

Тихон хищно сощуривается, наблюдая за тем, как старушка расправляет складки на полиэтиленовом пакете, готовясь устроиться на нем, а я привстаю на цыпочки и спрашиваю шепотом:

– Как хлопца-то звать?

– Русланом величают, – в тон мне отвечает Тихон. – По батюшке – Семенович. А проживал в восьмой опочивальне. Опять будешь к людям приставать?

– Конечно, – фыркаю я с намеком на возмущение. – Я там магаз видела, сходи за колбаской, а?

Тихон опускает голову, одаривая меня недоуменно-надменным взглядом, а я хлопаю ресницами:

– Ну пожалуйста. Посмотри, какая она крошечная.

– Глаз с тебя не спущу, – повторяет сказанное ранее Тихон. Достает бумажник, из него – несколько разномастных купюр, сует мне. – Сама доковыляет и купит, что надо.

– Сойдет, – пожимаю я плечами, забирая деньги и пряча их в карман. – Здравствуйте! – говорю громко, а бабуля хитро улыбается.

– Не кричи, не глухая я.

– Простите, – хихикаю смущенно и только собираюсь сесть рядом с ней, как она отгоняет меня, будто я один из тех голубей, расхаживающих по помойке. Я растерянно округляю глаза, а она хмурится:

– Глянь чего опять устроили, все истоптали! Не садись, не нужно. Говори, кого ищешь, и поезжай. Нечего тут околачиваться, добра не сыщешь.

– Почему вы так говорите? – бормочу я напряженно.

– Потому что так и есть. Молодая, не местная. А тут кто только не прибивается. Это я уж старуха, дела никому нет. Ну? – шикает она строго.

– Руслан, – отвечаю прямо и сажусь на корточки перед ней, – из восьмой квартиры.

– Пошто он вам? – только сильнее хмурится старушка. – Оставьте парня в покое. Оставьте, говорю!

– Да мы просто поговорить хотели. Он тут?

Старушка демонстративно отворачивается, обиженно поджимая губы, а я разворачиваюсь к Тихону. Он указывает взглядом на второй этаж, я – на бабку. В результате молчаливого поединка Тихон показывает мне кулак и скрывается в подъезде.

– Простите, как вас зовут? – спрашиваю я ласково.

– Тебе зачем? – грубо спрашивает старушка. – Сказала, поезжайте. Ничего вам не скажу.

– Ну, знаете, – фыркаю я возмущенно. Распрямляюсь и зачем-то отряхиваюсь. – А за деньги? – предпринимаю очередную попытку разговорить старушку.

– Ни за какие коврижки! – отвечает та безапелляционно.

– Часто у вас тут прячутся всякие?

– Часто, девонька, часто. Самый гнилой район в городе стал, как производство закрыли. Кто смог, давно уж уехали. А кто не смог – спились.

– А вы?

– И я б спилась, да не на что.

– Вот, возьмите. – Я достаю из кармана деньги и протягиваю ей. Старушка вновь сворачивает нос в сторону, гордо приподняв подбородок. – Будет вам, – шикаю я, заталкивая деньги ей в карман. – Пригодятся.

– Про Руслана не спрашивай, – сердито бурчит бабка. – Не скажу ничего.

– Ничего, баб Зой, – иронизирую я беззлобно. – Сама все выясню. Сами сказали, молодая еще. Пожить охота. Ну может не до ста, как некоторые, – бросаю я на нее пренебрежительный взгляд, а бабка в ответ прожигает меня брезгливым.

Прыскаем одновременно. Бабка вдруг охает и придерживает норовящую выпрыгнуть вставную челюсть, а я начинаю гоготать в голос.

– Простите! – едва выговариваю я сквозь смех, но так это нелепо выглядело, что остановиться невозможно.

– Вот глупая, – ворчит бабка непонятно на кого, я коротко хихикаю, пытаясь призвать себя к порядку, а откуда-то из дома вдруг раздается страшный грохот.

– Тихон, – роняю я испуганно, враз перестав потешаться.

– Убегай! – встревоженно лопочет старушка. – Ну чего стоишь столбом?! Беги, глупая!

Глупая. И пошевелиться в самом деле стоит.

Я быстро осматриваюсь, хватаю бабкину клюку и несусь со всех ног в подъезд.

Что она мне вслед крикнуть успевает даже не разбираю. Сердце вот-вот выпрыгнет от страха, но не за себя, а за Тихона. И так хочется верить, что он просто вырубил какого-нибудь буйного алкаша, но уже на первом этаже, по звукам сверху я понимаю, что это не так. И почти успеваю достичь второго, как раздается выстрел.

Душа холодеет. Клюка в моей руке кажется нелепостью, но с ней почему-то спокойнее. Ведь я точно знаю, что все же зайду в квартиру. Не побегу больше. Если Тихона убили, меня вмиг достанут, до города добраться не успею.

Снова гремит выстрел, я машинально приседаю, втягивая голову в плечи, а ноги сами несут меня наверх. Я толкаю дверь в квартиру, спрятавшись за стеной, на всякий случай покрепче перехватываю свое орудие и только собираюсь зайти, как на лестничную клетку выбегает мужчина с пистолетом в руке.

Я вздрагиваю от неожиданности, а когда он поворачивает голову в мою сторону, замахиваюсь и бью его куда-то в горло. Хотела врезать по носу, но он такой высокий, что мне не хватило возможностей тела.

Мужчина выпучивает глаза и начинает хрипеть. Пистолет падает нам под ноги, и я пинаю его, отправляя вниз по лестнице.

– Что там? – орут из квартиры, а я прячусь за распахнутой настежь дверью, пытаясь не грохнуться в обморок от страха.

Господи, да на что я рассчитывала?! Надо было бежать…

Мужчина все еще хрипит, согнувшись пополам и держась за горло, я слышу скрип полов из квартиры, становящийся громче. И чуть только замечаю носок кроссовка, резко толкаю дверь, зажав клюку между ног.

Раздается лязг выпавшего из руки мужчины оружия, а следом из-за двери появляется свирепая рожа. Увидев меня, выражение лица мужчины меняется, становится подлым. Он наклоняется за пистолетом, а я снова толкаю дверь. Мужчина едва выравнивает равновесие, но в этот момент я успеваю изловчиться и пнуть пистолет подальше от него.

Взревев от злости, мужик толкает дверь на меня, и та с жутким хрустом выворачивается вместе с петлями. Я едва успеваю отпрыгнуть назад, чтобы не получить по носу. Взвизгиваю и готовлюсь предстать перед создателем, как вдруг вижу на лестничном пролете снизу старуху. И эта отчаянная женщина подняла пистолет.

– Черт! – брякаю я. Падаю на живот, распластавшись на грязном полу, а старуха кричит противным голосом:

– Стой, стрелять буду!

Мужик отвлекается на нее, а потом вдруг отлетает к противоположной двери и сползает по ней на пол. На площадку вразвалку выходит Тихон, и тут первый приходит в себя и с ревом бросается на него, целясь головой в живот. Тихон ловит его голову, прикладывает его носом о колено, отшвыривает мужчину в сторону и успевает увернуться от удара второго. Хватает его за шкирку и сбрасывает на два лестничных пролета вниз головой. Раздается омерзительный хруст, я передергиваю плечами и ставлю подножку рукой первому, вновь ринувшемуся в атаку. Он нелепо взмахивает руками, ловя баланс, а когда Тихон делает выпад на одну ногу, сигает через перила и улепетывает со всех ног.

– Да твою же мать, – раздраженно сплевывает Тихон, посмотрев вниз.

– Помер, что ли? – слышу скрип старухи.

– Что ли да, – недовольно отвечает Тихон. Оборачивается на меня и рычит: – Ну, помощницы…

– А ты там справлялся, да? – язвлю я, подскочив на ноги. Быстро спускаюсь к старушке и заглядываю в ее бледное лицо. – Баб Зой, вы как? – спрашиваю я с тревогой.

Бабка морщится, прижав ладонь к груди, и только в этот момент я понимаю, как ей нехорошо.

– Тихон, – зову я негромко, не сводя с нее встревоженного взгляда. Тихон спускается на пролет, и тогда я вижу на его джинсах кровь. – Тихон! – ахаю я громко. – Твоя нога!

– Нога не голова, – отзывается он флегматично и подхватывает старую на руки.

– Шестая, – изнеможенно бормочет старушка, и мы все спускаемся на первый этаж.

Я первой врываюсь в квартиру, удивляюсь чистоте и машинально скидываю кроссовки. Вихрем несусь на кухню, нахожу на столе сердечные капли, наполняю чайную ложку и отпаиваю старушку.

– Кому расскажешь – не поверят, – бормочет Тихон, запустив пятерню в волосы и расхаживая по крошечной кухоньке. Два шага в одну сторону, два – в другую. Остановится, посмотрит на нас со старушкой по очереди и все по-новой.

– Не мельтеши, – бурчит старушка, пытаясь развязать дрожащими пальцами узелок платка под горлом. – Ох, худо мне… глупая девка! Сказано тебе было, убегай!

Я встаю рядом с ней на колени и снимаю с седой головы платок. Ладонью стираю испарину с ее морщинистого лица и говорю тихо:

– Спасибо вам.

Какое-то время все молча приходят в себя, переваривая случившееся.

– Куда лезли-то, а? Вы, обе! – ругается на нас Тихон.

– А ты справлялся? – повторяю я свой вопрос, а Тихон морщится. – Сколько всего?

– Четверо. Со стволами, – отвечает он неохотно. – Откуда тут-то взялись, не пойму? Херня какая-то, – раздражается он и матерится на эмоции.

– Но стрелять сразу не начали, – задумчиво рассуждаю я, как-то машинально поглаживая бабку по больной руке. – Видимо, хотели что-то узнать.

– Я не успел выяснить, – жестко отвечает Тихон.

– Так мы рано? – приподнимаю я брови. – Надо было дождаться, когда тебя пристрелят? Прости, пожалуйста.

– Поязви, – рычит Тихон. – Сколько раз сказано? За мной не возвращаться!

– А я что говорю? Глупая, – поддакивает старуха. – Чуть без сердца не оставила!

Я вздыхаю и виновато опускаю голову.

– Ну чего теперь, баб Зой.

– Василина я! – горделиво отвечает старушка.

– Анфиса, – представляюсь я с улыбкой.

– И имя глупое, – ворчит старушка. – Все, уходите. И этих заберите.

– Есть чем рану обработать? – спрашиваю я у старушки, кивнув на ногу Тихона.

– В шкафу в комнате аптечка.

– Спасибо. – Я выдавливаю скупую улыбку и поднимаюсь.

Аптечку нахожу без труда. Старая, советская еще. У меня дома точно такая же. Коричневая кожа с тисненой надписью, белый круг, внутри которого красный крест, от времени ставший грязно-бурым.

Возвращаюсь на кухню и киваю Тихону на стул:

– Раздевайтесь, пациент.

– Анфис, царапина, – пытается сопротивляться Тихон.

– Окей. Давай так. Если ты сейчас разуешься и не оставишь на полу кровавый след, я соглашусь.

– Да там все хлюпает, – бубнит Тихон.

– Как минимум, надо кровь остановить.

– Не будь глупцом и ты! – взвивается бабка. – Ох, молодость… кому-то здоровье лошадиное и мозгов с гулькин нос, а кому-то… – она горестно вздыхает и взмахивает рукой, а мы с Тихоном переглядываемся.

Он вдруг зависает взглядом на одной точке, а когда отмирает слабо морщится. Стаскивает джинсы до щиколоток и устраивается на табуретке.

– Руслан был болен? – спрашивает он у бабки. – Слушайте, мне не до игры в молчанку. У меня ребенок. Даже два, – косится на меня. – Ваш Руслан продал мне информацию, из-за которой я скоро кони двину. Давайте как-то по-людски все решим. Или я оставлю этих в подъезде.

– Вот тебе и вся благодарность, – ворчит старая, но на вопрос отвечает: – Болел он. Раком, с детства еще. То ремиссия, то снова. Боролся-боролся, да устал. Все сбережения потратил, квартиру разменял, сюда переехал, а зараза эта как вцепилась и все. Не отпускает. Ну и решил, что хватит. Поживет, сколько Бог отпустит. Уехал он, и не вернется.

– Куда? – спрашиваю я, заливая ногу Тихона с ранением по касательной перекисью.

– Куда-то, – пожимает плечами старушка. – Хотел к океану, а как уж у него там вышло… Чемодан вдруг собрал и на вокзал. Поездом до аэропорта, а там как повезет.

– Вы хорошо общались, да? – улыбаюсь я мягко.

– Заобщаешься тут… как примется ночами ходить, не хуже зверя загнанного. Месяц терпела, пока не поднялась. Наругалась на него, а он мне с улыбкой – прости, бабка, грызет зараза. Ничего не могу поделать. На улицу, разве что. А там мороз… я что, не человек? Сама порой маюсь, растирками насквозь пропиталась уже. И его растерла, вроде полегчало. С уколами вместе. Так и сдружились. Хороший он парень. Работящий, толковый. Не повезло вот только со здоровьем…

– Позвоним ему? – хитро сощуриваюсь я. – Я не врала. Нам только поговорить. Пожалуйста, баб Вась.

– Бес с вами! – сердится старушка, вынимая из кармана пальто простенький кнопочный телефончик. – Не знаю, возьмет или нет. Но вы уйдете. И чтоб не видела больше.

– Договорились, – отвечает за нас Тихон.

С замиранием сердца ждем ответа, как вдруг раздается задорный мужской голос:

– Соскучилась, старая? – Бабка вдруг втягивает губы и зажмуривается, отбрасывает телефон на стол. Пытается не расплакаться, накрыв глаза ладонями. – Василина? – с тревогой спрашивает парень. – Плачешь, что ли? Или случилось чего? Василина!

– Плачет, – отвечает Тихон вместо нее.

Какое-то время из телефона не доносится ни звука. Тихон подносит его поближе к уху, но динамик такой громкий, что, когда парень вновь начинает говорить, все всё слышат.

– Что-то не так? – спрашивает Руслан. – Я дал все, что у меня было. Инфа – сотка, ручаюсь.

– Тут, Руслан, давно все из-под контроля вышло, – рассказывает Тихон со вздохом.

– Бабку не трогай, – со слышимой дрожью говорит Руслан. – Не при чем она.

– А кто при чем? – продолжает разговор Тихон.

– Слушай, я не знаю, что там началось, и знать не хочу. Тебе нужна была информация, я тебе ее продал. Все по-честному.

– Кроме того, что предложение появилось вперед спроса, – хмыкает Тихон. Парень молчит, а он просит: – Давай все как есть, а? Я замудохался уже. Детектив труп. Где Кристина вообще неясно. Так что не юли, если хочешь успеть потратить мои бабки.

– Кто такая Кристина? – изумляется парень. – Погоди, детектива убили?

– Меньше вопросов, больше пояснений.

– Так, – собирается с мыслями парень. – Мне жить год от силы осталось. Я решил, что к черту все, поживу хоть сколько как человек. Бабок нет, все на лечение давно спущено. Ну а детектив на штаб работал, искал компромат на одного деятеля, не суть. Пришел я к нему, так и так, хочу продать. Есть кто на примете? Он обещал поспрашивать. Потом звонит – нет, говорит, ты свалишь, я останусь, меня вычислят и оторвут голову. Так не канает, давай другим путем. Покупатель будет, но не раньше, чем через полгода. Я расстроился, конечно, но вариантов особо нет. Звони, говорю, если ласты раньше не склею, продам. Он позвонил в итоге, сказал, что придешь налаживать мосты. Дальше сам знаешь. Я отдал ему долю и свалил нахер. Где по сию пору и пребываю.

– Сколько отдал?

– Половину, как договаривались.

– Уехал без происшествий?

– Да, но шеф названивал, – неохотно отзывается парень. – Я сим-карту поменял просто и все. Василине номер оставил только, деньжат немного. Родных нет, а друзья-приятели… к черту всех.

– Дались мне твои деньги, – ворчит старушка. – Лежат мертвым грузом.

– А сделала бы загран, сейчас бы как я с перепоя маялась, – гогочет парень.

Тихон устало вздыхает, я заканчиваю перевязку, а он – разговор.