– Что думаешь? – слышу голос второго Карелина.
Машина остановилась с минуту назад, он вышел, оставив дверцу немного приоткрытой, но я продолжаю смотреть видео, не поднимая глаз. Осталось совсем немного, а куда он меня привез – вопрос, в сложившейся ситуации, второстепенный.
– А черт знает, – задумчиво отвечает ему Тихон, а мое сердце вдруг начинает биться чаще. – До сих пор смотрит видео с камер?
– Вся там. Я просматривал их трижды, Тих. Никто к номеру даже не подходил. Не знаю, на что она рассчитывает.
– Запудрить нам мозги?
– Вариант, конечно, но… Ты только глянь на нее. Лапушка.
– Лапушка, – соглашается Тихон как-то отрешенно.
– Горячая?
– Так я тебе и сказал.
– Тихони всегда самые горячие, – хмыкает второй Карелин, а я стыдливо прикрываю часть лица ладонью, делая вид, что тру глаз.
Я досматриваю последнюю минуту и перематываю на момент, который показался интересным. Потом поднимаю взгляд и обнаруживаю себя у небольшого бревенчатого домика, окруженного типичным деревенским пейзажем. Выхожу из машины и подхожу к стоящим в паре метров от нее мужчинам.
– Ну что, лапуля? – подкатывает ко мне второй Карелин, нагло закинув руку на плечо. – Чем порадуешь?
– Может, и ничем, – бурчу я и поднимаю руку с телефоном. – Разблокируй, пожалуйста. – Мужчины обмениваются удивленными взглядами, Тихон встает рядом со мной, невзначай скидывая руку брата с моего плеча, а я запускаю видео. – Вот, – тыкаю я пальцем в экран.
Из номера напротив того, который занимали мы с Тихоном, выходит блондинка. Вульгарно поправляет грудь, идет по коридору модельной походкой, а потом от испуга дергается. В кадре появляется сначала тележка, а вслед за ней и горничная, выходящая из номера, соседнего с тем, в котором были мы. Женщины обмениваются скупыми улыбками и вскоре вместе входят в лифт.
Я останавливаю видео и смотрю на каждого по очереди. Братья переглядываются между собой и выглядят, мягко говоря, разочарованными.
– Горничная же! – восклицаю я с круглыми от нервного возбуждения глазами. – Она не входила! То есть, входила, но еще до того, как мы поднялись на этаж. Она провела в номере всю ночь. Это же странно, разве нет?
– Это странно, – грохочет Тихон, строго глядя на брата. – Особенно, если она поднялась после того, как я повысил класс номера, Мирон.
– Проморгал, – огорченно морщится Мирон. Делает несколько шагов в сторону, потом идет обратно, смотрит куда-то мимо нас и размышляет вслух: – А говорить может о разном. Первое, самое вкусное. Лапулю за кудряшки ты оттаскал напрасно. Кстати, почему она кудрявая? – спрашивает он у Тихона и хитро сощуривается. – Она разве была кудрявой?
– На это ты внимание обратил. – Тихон скрещивает руки на груди, а его брат флегматично ведет плечом:
– В копилку женского коварства.
– Прекрасно, – закатываю глаза я. – Виновна, потому что накануне сделала укладку. Ты точно следователь?
– Точно, – хитро улыбается Мирон, а потом и вовсе подмигивает мне.
Я недоуменно подаюсь назад и хлопаю ресницами.
– Мирон, соберись, – осаживает брата Тихон.
– Я собран, – мгновенно посерьезнев, отвечает Мирон.
– Тихо-мирно… – бормочу я себе под нос. – А с юморком у вас предки.
– У бати похоронное бюро, – отмахивается от моей ремарки Мирон, а мое лицо вытягивается. Он смотрит на меня пару секунд и коротко гогочет. – Обожаю этот момент.
– Мирон! – повышает голос Тихон.
– Лапуля не при делах, между номерами есть дверь, – проговаривает Мирон быстро. – Замаскированная подо что-то, раз уж ты ее не заметил, – ненавязчиво бросает он камешек в огород брата, а Тихон в раздражении смыкает зубы, играя желваками. – Вариант два. Дверь все еще есть, но девчонки работали в паре. Заходила горничная в номер или нет – большой вопрос. Вариант три. Горничная воспользовалась пустующим номером в личных не преступных целях. Или ублажала гостя. Есть в этом случае дверь или нет – плевать.
– Пока логично, – соглашается Тихон, степенно кивнув.
– Теперь о том, что можно проверить, не посвящая следователя по делу, – деловито продолжает Мирон. – Наличие двери. И то при условии, что нужный номер свободен. Ну и потыкать в сотрудников стоп-кадром, на котором видно лицо горничной. Но что-то мне подсказывает, она там не работает. Форма размера на два больше, обувь на каблуке, – перечисляет он и кривит губы.
– А почему нельзя посвящать следователя по делу? – спрашиваю я наивно и зябко веду плечами, отреагировав на порыв ветра. – Потому что есть варианты два и три, и вы не хотите смещать фокус следствия с меня на неизвестную? – догадываюсь сама.
– Не поэтому, – говорит Тихон, подойдя ко мне почти вплотную и заслонив собой от ветра. – Под раздачу в этом смысле ты попала случайно. Флешки нет, а значит, велика вероятность, что до дома я уже не доеду. Пришлось умереть, чтобы не умереть. И чтобы достать видео с камер.
– Тогда почему? – не унимаюсь я. Обнимаю себя за плечи и топчусь на месте в ожидании ответа.
– Долго, – очень просто поясняет Мирон. – Пока Сан Саныч раздуплится, пока сам пересмотрит видео с камер. Поедет в отель, там возмутятся обвинениям, он поедет обратно, наклепает запрос, обоснует, запросит разрешение запросить, обматерит пол отдела и руководство, напишет заявление на увольнение, вымажет двести, а то и триста грамм на сон грядущий, проспится, заберет заявление, получит разрешение на запрос, отправит, дождется ответ… Это уже трое суток мимо.
– Хватит, – прерываю я его трескотню.
– О чем и речь, – поддакивает Мирон, ничуть не обидевшись. Подкидывает на ладони ключ от машины, ловит, зажимая его в кулак. – Ладно, я погнал. Не скучайте.
– Не будем, – обещает Тихон, вставая ко мне вплотную.
Я нервно сглатываю, провожая взглядом машину Мирона. Дрожу уже не от холода, и даже не от страха. От волнения, нарастающего с каждой секундой.
– Ну что, красавица? – Тихон обнимает меня за талию, а потом начинает как-то странно ощупывать. – Что это? – оттягивает он мое одеяние.
– Наволочка.
– Вопросов только прибавилось. Топай в дом.
Он отпускает меня и похлопывает по ягодице, подгоняя в нужном направлении, а сам уходит в сторону какого-то сарая. Я еще раз окидываю взглядом окрестности, понимаю, что бежать тут некуда, и послушно плетусь в дом. Топчусь на пороге, пока не возвращается Карелин с охапкой дров.
– Не разувайся, тут пыльно, – говорит он мимоходом. – И можешь начинать рассказывать.
– О чем? – спрашиваю я тихо, робко следуя за ним в небольшую гостиную со вполне современным камином и новой мягкой мебелью.
– Почему ты в наволочке, например. Кто этот Максим, которого убили. В идеале, обо всем, что произошло с того момента, как ты покинула номер. Хотя, нет. Начни с того, почему ты его вообще покинула.
– А как надо было? – мямлю я, смутившись.
– Остаться. Поспать. Принять вместе душ, – перечисляет он обыденно. – Спросить, когда я тебе позвоню.
– Тихон, я не вчера на свет родилась. Утро было бы очень неловким.
– Первые секунд десять. Но я понял твою логику. Жалеешь?
– Обо всем, что случилось после, – отвечаю я честно.
– Такая же фигня, – хмыкает он, укладывая дрова в печь.
– С кем сейчас Полина? С матерью?
– Эта дрянь не получит моего ребенка даже после моей смерти, – отвечает он резко. – С моими родителями. Улетели тем же утром. И обратные билеты пока не брали.
– И если ты не найдешь флешку, то и не воскреснешь, я правильно поняла?
– Да, Анфис.
– Заберешь Полину и вы уедете, – заканчиваю я мысль, а он снова подтверждает:
– Да.
– А я, – нервно смеюсь я, но чувствую, как на глазах наворачиваются слезы, – я… а мне что делать?
– В наших общих интересах ее найти. И если ты знаешь, в каком направлении искать…
– Тихон, я не брала эту чертову флешку! – повышаю я голос, роняя на щеки слезы негодования.
Тихон закрывает дверцу печи и встает. Чуть расставляет руки в стороны и медленно идет в мою сторону.
– Хорошо, я понял. Не брала. Я не исключаю, что тебя втянули намерено, но ты не при чем.
– Да зачем вообще кому-то это делать?
– Чтобы я оказался в нужном месте и в нужной кондиции. Расслабленный и крепко спящий.
– Тебе не кажется, что слишком уж много неизвестных переменных в случае моего участия? А если бы я в последний момент струхнула и не пошла? Если бы… ты не расслабился настолько, насколько нужно?
– Нет и нет.
– Звучишь, как самодовольный индюк, – отмечаю я сердито.
– Звучу, как мужик, полгода пускающий слюни на училку своей дочки, – со смешком отвечает Тихон и выходит из гостиной. Прослеживаю его взглядом до кухни, слышу металлический скрип, и вскоре Тихон появляется со стальным ведерком в руке. – Да я бы мясом наружу вывернулся, если бы потребовалось, чтобы не упустить такую козырную возможность, – добавляет он, поймав мой взгляд.
– Козырную в смысле… – немного хмурюсь я.
– Ты все правильно поняла. Отношения мне не нужны.
Он выходит с ведром на улицу, а я сажусь на подлокотник дивана.
Получается, он меня узнал сразу. Понятно теперь, откуда столько напора. И страсти. За одну ночь успеть реализовать все фантазии – это еще постараться надо.
А я-то, глупая… приезжий. До смешного.
Но, надо отдать ему должное. Он давно мог пойти другим путем. Пригласить на свидание, заставить думать, что за этим стоит нечто большее, увлечь, затащить в постель и раствориться. При необходимости – перевести дочь в другую музыкальную школу, их немало. Стать очередным мудаком в моей жизни и преспокойно пойти дальше. Но он поступил как адекватный взрослый мужчина. Отодвинул на второй план свои низменные желания, подумал о последствиях. А что ситуацией воспользовался… использованной я себя уж точно не ощущаю. Было потрясающе и отрицать это глупо и лицемерно.
Вскоре Тихон возвращается и идет сразу на кухню. Я встаю и семеню к нему.
– Когда я вышла из отеля, меня поджидал Максим, – говорю я, чуть только вижу Тихона. – Это из колодца? – отвлекаюсь на завораживающую рябь на поверхности кристально чистой воды и облизываю губы.
– Пить хочешь?
– Чудовищно. Готова как лошадь просто опустить туда голову, – бормочу я в бредовом припадке и тяну к ведру руки.
– Можешь, – негромко смеется Тихон. – Но есть чашка. Или вот… – бормочет он, наклоняясь и открывая дверцы шкафчика. Достает ковш. – Компромисс.
Я практически вырываю из его рук ковш, зачерпываю воды почти до краев и жадно пью через край, подставив ладонь под подбородок.
– Ох… – Я блаженно прикрываю глаза, размашисто вытерев рот. – О чем я? А, да, – собираюсь с мыслями, открыв глаза и отставив ковш. Коротко пересказываю, что случилось до того момента, как я оказалась на кладбище, опустив личные разборки с Максимом. – В моей сумочке была флешка с видеорегистратора из его машины. Ты же не выкинул ее, правда?
– Нет, валяется на заднем сиденье. Сейчас. – Тихон отлипает от столешницы, к которой пришвартовался, пока я говорила, идет к двери. – Поройся пока в холодильнике.
К моменту, когда он возвращается, я уже приканчиваю первый бутерброд, размышляя о пачке сухих макарон, лежащих на верхней полке в холодильнике. Принимаю из его рук свою сумочку, лезу в маленький внутренний кармашек и точно молнией прошибает.
– Почему он расстегнут?.. – бормочу я себе под нос. Дергаю за собачку, раздается тихий свист, но звенья не сцепляются. Повторяю маневр еще трижды с тем же результатом, прежде чем лезу в кармашек. – Нет… – стону я в отчаянии, шаря внутри пальцами. – Нет, нет, нет, нет, не-е-е-ет… – по-детски хнычу.
Переворачиваю сумочку и вываливаю на стол содержимое. Трясу, не увидев флешки, и на горку бесполезного хлама падает тампон. Меня бросает в жар, я хватаю его и заталкиваю в карман джинс, покраснев от смущения. Кошусь на Тихона, наблюдающего за мной с абсолютно непроницаемым лицом, раскрываю сумку и обследую каждую складку подкладки рукой.
– Потеряла, – объявляю я трагично. – Ну, все, на пожизненное хватит.
– Не думаю, что тебе смогут пришить его убийство, – равнодушно комментирует пропажу Карелин. – Ты сказала, стреляли с близкого расстояния. Вряд ли мужчина был одного с тобой роста, так что как минимум баллистика на твоей стороне.
– А если женщина? Я ж не видела. И не все такие богатыри, как ты.
– Благодарю, – с полуулыбкой кланяется Тихон, снова вгоняя меня в краску, – и вряд ли. Макушка у него была на месте? Если да, стреляли не снизу вверх.
К горлу в мгновение подпрыгивает съеденный бутерброд. Я делаю глубокий вдох и с трудом сдерживаю острый приступ тошноты, отвернувшись от Тихона и закрыв рот рукой. Пытаюсь не искать в памяти ответ на его вопрос, но картинка всплывает сама собой.
– На месте, – отвечаю я через силу. – Но там мои отпечатки. И в ресторане я при свидетелях продемонстрировала свою неприязнь.
– А оружие ты где взяла? И кто стрелял в тебя? – заваливает здравомыслием Тихон. – В машине тоже твои отпечатки. И при желании можно найти и фуру, остановившую движение. Идея, кстати, выше всяких похвал. Проще было устроить жесткую аварию.
– Я думала об этом, но, – морщусь я и отрицательно покачиваю головой. – А если с ребенком кто? Да и без… нет. Хватает того, что из-за меня убили Максима.
– Ты хотела сказать, из-за меня? – хмыкает Карелин, а я пожимаю плечами и поднимаю на него печальный взгляд.
– А есть разница? Ничего уже не изменить. – Я собираю свои скудные пожитки обратно в сумочку, размышляю. – Получается, какая-то переодетая в горничную девушка украла у тебя флешку, а из меня сделали козу отпущения. И чтобы я никогда не смогла этот факт опровергнуть, решили убить.
– Это один из вариантов, – дипломатично говорит Тихон.
– Да-да, – отмахиваюсь я от его недоверия. – Воздушные замки стройте без меня.
– Анфис, – слабо морщится Тихон и устало растирает лицо. – Я не могу позволить себе абсолютное доверие, – не то оправдывается, не то убеждает он, расширив глаза. – Не когда на кону стоит будущее моего ребенка.
– Женщины гораздо раньше мужчины понимают, что значит быть родителем, еще до появления ребенка на свет, – отвечаю я дерзко, если не сказать грубо. – И стаж у меня поменьше твоего, да и с задачей я, откровенно говоря, не справилась, но это не значит, что я не понимаю, – выдаю я на одном дыхании и почти выбегаю из кухни.
Я выхожу на улицу, вдыхаю прохладный чистый воздух и морщусь. Надо как-то умерить свой пыл и попридержать импульсивные речи. Ему они точно неинтересны, а я выгляжу взбалмошной истеричкой, и только. А хочу, чтобы меня воспринимали серьезно. Даже кудрявую.
Я делаю еще пару глубоких вдохов и собираюсь вернуться, как с тихим скрипом открывается дверь за моей спиной.
– Я никуда не убегаю, – сообщаю я, обернувшись через плечо. – Тут кормят, – подшучиваю, отвернувшись. – А если еще подскажешь, как мне помыться, захочешь не выставишь.
– Есть несколько вариантов, – бархатным тоном говорит Тихон, обнимая меня со спины. – Один совершенно неприличный. Лично я голосую за него. Один на грани. И еще один ты забракуешь сама.
– Что там в последнем? – бормочу я не слишком-то внятно.
Тихон разворачивает меня градусов на шестьдесят и одной рукой указывает на какой-то полуразвалившийся сарайчик полтора на полтора метра, с просевшей крышей, разбитым окном и ржавым навесным замком на прогнившей снизу двери.
– Это что? – брякаю я с недоумением.
– Назовем это… баней, – пытается он заинтриговать, но сам с трудом сдерживает смех.
– Назовем? – искренне изумляюсь я, подавшись вбок и повернув голову. – Кто эти мы? Ты и плесень, которая там поселилась?
Тихон взрывается громким гоготом, а я паясничаю, недовольно выпятив губы и устремив взгляд к небесам. Но его смех прекращается так же внезапно, как и раздался. Улыбка медленно сползает с губ, только глаза по-прежнему искрятся. Странные они у него. У меня тоже зеленые, но на солнышке становятся ясными и такими яркими, точно листва на деревьях. А у него что ночью, что днем – трясина. И с каждой секундой меня затягивает все глубже.
– Плохая идея, – успеваю выпалить я за мгновение до поцелуя.
– Поставлю воду нагреться. Помыться и не испачкаться можно только в доме, – говорит он со слабой улыбкой и первым возвращается в дом.
Я закрываю глаза и роняю голову к груди. Облизываю и покусываю губы, которые были готовы снова ощутить его. И зачем я это сказала? Аж зудит теперь все. Ну да, на отношения с ним можно не рассчитывать, а значит, польза для здоровья и никаких тебе обманутых ожиданий. Не влюблюсь же я в него? С какой стати?
Я возвращаюсь в дом и прохожу на кухню. Тихон поднимает на плиту ведро воды, включает конфорку, подмигивает и улыбается мне. Я тут же роняю взгляд и бурчу мысленно:
«С такой».