Конец сентября в Тамарине выдался восхитительно теплым и солнечным. Все лето город заливало дождем, как будто богиня погоды раскапризничалась, вышвырнула все игрушки из коляски и набросила сумрачную завесу на свадьбы, вечеринки и барбекю. Нов сентябре настроение у нее заметно поднялось, и пасмурные дни сменились жаркими.
Дорога, соединявшая Уотерфорд с Тамарином, врезалась в изогнутую гряду холмов и плавно взбиралась вверх на небольшое плато, откуда весь городок был виден как на ладони.
Джоди хотела посадить маму на переднее сиденье, рядом с Дэном, чтобы та увидела город во всем его великолепии, но поскольку с ними вместе отправилась и тетя Лесли, мама уступила лучшее место ей, а сама устроилась сзади.
— Уверен, вам обеим понравится Тамарин, — нарочито бодрым тоном заметил Дэн, повернул голову и подмигнул теще.
Карен улыбнулась в ответ, но ее сестра Лесли, как всегда, скроила кислую мину.
Поездку планировали заранее и бурно обсуждали подробности. Когда мама предложила взять с собой Лесли, Джоди громко застонала в телефонную трубку.
— Мама, пожалуйста, не нужно. Я так давно жду твоего приезда, а Лесли начнет брюзжать и все нам испортит. Она вечно всем недовольна.
Джоди с радостью готовилась к приезду матери, но перспектива провести три недели в обществе тети Лесли привела ее в ужас.
— Ты ведь знаешь, твоя тетя немного хандрит, после того как дядя Филипп ее бросил, — заметила Карен. Джоди всегда удивлялась, как это дяде Филиппу удалось так долго продержаться, другой бы сбежал намного раньше. Этот смельчак заслужил золотую медаль за то, что оставался рядом с Лесли столько лет. — Я должна ее поддержать, Джоди. В конце концов, она моя старшая сестра. Все будет хорошо, дорогая, вот увидишь, мы славно повеселимся.
Куда уж там, в присутствии тети Лесли угасало всякое веселье.
— Мне жаль, что так вышло, — сказала Джоди Дэну после разговора с мамой.
— Ерунда, — заявил муж, с завидным спокойствием принимавший любые неприятности. — Все пройдет отлично. Если еще выберутся на недельку мои родители, устроим шумную вечеринку. Мы не собирались вместе со дня нашей свадьбы.
— Ладно, — кивнула Джоди. Они планировали показать маме Ратнари-Хаус, рассказать обо всем, от самого страшного — случившегося у нее выкидыша — до исследования, которое помогло ей обрести интерес к жизни.
Одна беда: при Лесли невозможно было ни о чем разговаривать. Тетя имела обыкновение втаптывать в грязь любое начинание, идею или мечту. Как тут поплачешь на плече у мамы, когда рядом Лесли нетерпеливо постукивает носком ноги об пол? А Джоди так нужно было выговориться, поделиться своим горем!
После того как она потеряла ребенка, Дэн предложил ей посетить вместе группу психологической поддержки, и это здорово помогла когда открыто говоришь о том, что тебя мучает, одиночество и безнадежность отступают.
Но в присутствии этой чертовой Лесли невозможно говорить.
И тут Джоди осенила спасительная мысль. Бедная Аннелизе все еще очень подавлена, хоть все и говорят, что она прекрасно держится, и восхищаются ее стойкостью. Что, если пригласить Аннелизе присоединиться к их компании? Тогда, возможно, несносная Лесли угомонится, и все пройдет не так плохо. Аннелизе — прекрасный собеседник, в ее присутствии Лесли отвлеклась бы от своего несчастья, вдобавок у самой Аннелизе оставалось бы куда меньше времени, чтобы сидеть в одиночестве на берегу и печально смотреть на море, чем она, похоже, и занята большую часть времени.
Джоди очень за нее беспокоилась, но не знала, как лучше поступить.
— Не могу же я вот так, за здорово живешь, позвонить Иззи и сказать: «Знаешь, твоя тетя сошла с ума и утратила желание жить». И как тут быть? — подступилась она к Дэну.
— Посоветуйся с Ивонной, — предложил тот. — Они вместе работают в благотворительной лавке. Может, Ивонна подскажет, что делать.
Джоди подумала о болтливой и немного чокнутой ближайшей соседке, а потом о сдержанной, молчаливой Аннелизе, которая подпускала к себе очень немногих. Джоди дорожила доверием Аннелизе и гордилась дружбой с ней. Женщины сблизились после той неприятной сцены в кафе, когда случайно столкнулись с соперницей Аннелизе, разрушившей ее семью.
«Ты застала меня не в лучшем виде», — признала потом Аннелизе.
Несмотря на возникшую между ними симпатию, Аннелизе пришла бы в ужас, узнав, что Джоди обсуждает ее с Ивонной.
Но оставаться безучастной было нельзя. В последние две недели Джоди часто забегала проведать Аннелизе и рассказать, как продвигается работа с архивами, и каждый раз Аннелизе казалась все более отстраненной и замкнутой. Единственным приятным событием в ее жизни стало возвращение в садовый центр, где Аннелизе прежде работала: по крайней мере там она встречалась с людьми. Но Джоди не покидало тревожное чувство, что этого недостаточно.
Постепенно жизнь городка (если не считать Лили и Аннелизе) вернулась в привычное русло. Иззи улетела в Нью-Йорк, Бет в Дублине радостно ожидала появления на свет ребенка, даже Нелл с Эдвардом видели как-то вечером прогуливающимися рука об руку по набережной, и этот факт привел в негодование добрую половину горожан.
Лили перевели в «Лорел три» — большой пансионат, расположенный по дороге, ведущей в Уотерфорд, и Джоди часто ее там навещала. Аннелизе же все больше погружалась в апатию. Она будто застыла на месте, не двигаясь вперед и не возвращаясь назад, замерла в печальном, вялом оцепенении, в слабом подобии жизни.
— Я знаю, это прозвучит банально, но посмотри, сколько вокруг зелени! — восхищенно воскликнула мама Джоди.
— Но городишко такой крохотный, Карен, — презрительно скривилась Лесли. — Джоди так его расписывала, я думала, Тамарин крупный город. А здесь всего-то парочка домов, не больше.
Джоди опустила глаза, не глядя на мать, она и так легко могла себе представить ее смущенный, мученический взгляд, в котором явственно читалось: «Прости, дорогая, но бедняжка Лесли так несчастна из-за Фила».
Пока Дэн вел автомобиль сквозь череду узких тамари неких улочек, Джоди старалась примириться с тем, что тете городок не понравился. Уж очень он отличался от привычных просторов Брисбена. Аккуратные домики на холмах так по-европейски, по-ирландски тесно жались друг к другу, зябко сбивались в кучу, чтобы согреться, защититься от ветра и дождя. А сейчас, под палящими лучами солнца, городок был похож на старинную изящную игрушку, здесь могла бы жить фея из волшебной сказки. Вдоль мощеных улиц тянулись ряды домов, построенных еще в начале девятнадцатого века, и среди них сразу бросался в глаза причудливый высокий особняк богатого торговца. Дальше, у самой бухты, к берегу лепились крошечные рыбацкие домишки, тесные, но хорошенькие, с водянисто-синими дверями.
Джоди успела полюбить Тамарин. Случайно найденная фотография Ратнари-Хауса неожиданно заставила ее взглянуть на этот городок другими глазами. Прежде она осторожно ступала по краю, не решаясь перешагнуть невидимую черту, а потом произошло сразу множество событий, и все вдруг изменилось. Джоди увидела Ратнари-Хаус, познакомилась с Аннелизе и Иззи, у бедной миссис Шанахан случился инсульт, и, сама того не замечая, Джоди оказалась тесно связана с множеством людей, ее жизнь вплелась в запутанный узор жизни города. У нее появились друзья, она привыкла к здешнему неторопливому течению времени и прониклась странным очарованием этого места. И если Лесли здесь не нравится, что ж, тем хуже для нее.
— Вот мы и приехали, — весело объявила Джоди, когда Дэн остановился у гостиницы «Харбор». Тамарин мог похвастать двумя гостиницами и целой кучей пансионов разного калибра, включая и те, где гостям предлагали лишь постель и горячий завтрак. Гостиница «Харбор» была, несомненно, лучшей в городе, хотя и сильно уступала отелю «Интерконтиненталь» в Сиднее, любимому отелю Лесли, как та уверяла.
Когда-то здесь проходила железнодорожная ветка, и гостиница носила название Тамаринской железнодорожной. Это было красивое здание, светлое, с высокими окнами и просторным вестибюлем, с двумя огромными колоннами, обрамлявшими вход, и множеством цветов в горшках на ступенях парадной лестницы.
Лесли окинула гостиницу суровым взглядом и поджала губы.
«Глупая корова», — сердито подумала Джоди.
Ей нравилась гостиница «Харбор» и ее чудесные интерьеры, смешение стиля Лоры Эшли[14] с мотивами «Старого Морехода»[15], мягкая мебель с цветочной обивкой и великое множество всевозможных морских диковин, развешанных везде и всюду, в том числе огромная яркая рыбина над камином в баре. Несмотря на прибитую к стене табличку, Дэн и Джоди до конца не верили, что это настоящая рыба, а не умело раскрашенная гипсовая копия. Рыба выглядела слишком жизнерадостной для несчастного морского создания, выловленного из воды с помощью сети или крюка.
Как только гостьи зарегистрировались, Лесли заявила, что хочет отправиться к себе в комнату и прилечь. Джоди и Карен обменялись быстрыми взглядами. Джоди с радостью посидела бы сейчас с матерью за чашкой кофе, ей не терпелось поговорить, но она понимала, что это невозможно: Карен, заботясь о сестре, не оставит Лесли одну, а Лесли скорее всего захочет осмотреть свою комнату, будет ныть, что она ожидала совсем другого, что никак не придет в себя после долгого перелета, да еще станет жаловаться, что Джоди затащила ее в какую-то дыру на задворках Вселенной, в Богом забытый городишко, где даже нет собственного аэропорта.
Отсутствие воздушного сообщения с Тамарином вызывало особое возмущение Лесли, поскольку именно этот вид транспорта она ценила выше всего.
Джоди мысленно представила себе тетю в салоне самолета и содрогнулась. Перелет из Австралии наверняка превратился в сущий кошмар, тетя Лесли без конца ворчала на несчастных стюардесс, которые «вечно все делают не так».
Джоди хмуро посмотрела на тетю. Последние две недели прошли в радостном предвкушении приезда мамы, но с каждой минутой, проведенной в обществе тети, восторг Джоди стремительно таял.
— Лесли, вы должны обязательно на это взглянуть. Я знаю, вы интересуетесь кораблями, — внезапно вмешался Дэн и потянул за собой тетю к стене, где в тяжелых рамах висело несколько больших картин с изображением старинных каравелл, входящих в гавань, очень похожую на тамаринскую.
«Милый Дэн, — подумала Джоди, — как же хорошо он меня изучил». Дэн отлично знал, как подчас бесит Джоди ее несносная тетка.
— Прости, родная, — прошептала мама, обнимая Джоди. — Лесли просто устала, завтра она будет как новенькая. Нам нужно хорошенько выспаться. Путешествие вконец нас измотало. Наверное, надо было переночевать в Гонконге, но жалко было терять время, мне не терпелось поскорее тебя обнять.
— Мне тоже дорога каждая минута, проведенная с тобой, мама. Ты права, Лесли нужно немного отдохнуть, и все будет в порядке, — ответила Джоди, подыгрывая матери, хотя обе отлично знали, что вздорный, сварливый характер Лесли не исправит никакой сон. — Я так рада, что ты здесь. Мы прекрасно проведем время, и я хочу познакомить тебя с моими новыми друзьями. Тебе непременно понравится Аннелизе. Она твоя ровесница.
— Это о ней ты мне рассказывала? Женщина, которую бросил муж? — спросила Карен. — Как она?
— Ничего. — Джоди нерешительно замолчала. — Держится она как будто неплохо, но кто знает… Будет хорошо, если тебе удастся ее разговорить. Может, с тобой она станет более откровенной. Мне кажется, она скорее храбрится, а на самом деле готова в любой момент сорваться. У меня такое чувство, будто я за нее в ответе.
— Ты у меня чудачка, — с нежностью сказала Карен. — Вечно ввязываешься в дела других людей и всех стараешься опекать.
Вернувшись домой на Делейни-стрит, Дэн уселся за кухонный стол и начал готовиться к завтрашним занятиям в школе, а Джоди укрылась в маленькой спальне, которую превратила в кабинет. Если бы мама приехала одна, она остановилась бы в доме дочери, в этой самой спальне, но Джоди не отважилась пригласить к себе и Лесли, ведь это означало бы лицезреть тетю ежедневно, утром, днем и вечером.
Джоди подсела к столу и принялась просматривать свои заметки о Ратнари-Хаусе и Тамарине. Она недавно закончила редактировать книгу о сказаниях и легендах Древнего Рима, работа требовала внимания, и записки о Ратнари-Хаусе пришлось на время отложить. Теперь книга была сдана, и Джоди собиралась посвятить все свободное время маме. Пока же она с удовольствием перебирала тетрадные листы, оживляя в памяти подробности своего исследования.
Нельзя сказать, что работа над книгой продвигалась быстро. Легче всего было найти материалы о Тамарине в годы войны, но на этом дело застопорилось. Сведения об усадьбе приходилось собирать по крохам. Временами Джоди казалось, что она ищет иголку в стоге сена.
Поначалу она думала, что восстановить историю усадьбы будет легко, ключ к разгадке валяется под ногами, нужно только нагнуться и подобрать его. Джоди воображала себя эдакой Нэнси Дрю[16], которая раскапывает информацию молниеносно без особых усилий. Но на деле все оказалось куда сложнее. Вместо горы материалов ей удалось раздобыть лишь отдельные разрозненные сведения о Ратнари-Хаусе в газетах и журналах, занесенные в электронный архив местной библиотеки.
Усадьба не упоминалась ни в одной из книг о войне за независимость, ни в более ранних источниках. В приходских метрических книгах Тамарина значилось немало Джеймсов, но связь хотя бы одного из них с Лили или с Ратнари-Хаусом невозможно было установить, эта ниточка никуда не привела.
Так случилось, что первый же человек, с которым Джоди договорилась об интервью, получил инсульт, и это стало для нее болезненным потрясением. Джоан решила на время умерить свою активность и вернулась к привычному и наиболее легкому способу поиска информации, к Интернету. Но, немного успокоившись, она решила, что исследователю не стоит искать легких путей. Если хочешь получить результат, нужно не бояться разговаривать с людьми.
С помощью Дэна Джоди разработала план действий.
— Доктор Магарри входит в шкальный совет, куда до него входил его отец, — объяснил Дэн, — этому почтенному джентльмену сейчас должно быть за восемьдесят, и, думаю, он хранит в памяти все, что происходило в городке. Тебе будет полезно с ним побеседовать.
Джоди так и не собралась ему позвонить, но сейчас никаких других дел у нее не было, и она наконец решилась.
Просьба Джоди привела доктора Магарри-старшего в восторг.
— Сейчас никто не хочет ничего знать о прошлом, — взволнованно произнес он. — Все только и рассуждают, что о будущем, а ведь прошлое тоже способно многому нас научить.
— И я так думаю, — согласилась Джоди. — Мы можем договориться с вами о встрече? — спросила она, держа перед собой ежедневник.
— Готов принять вас прямо сейчас. Я как раз свободен, — с воодушевлением предложил доктор.
Доктор Магарри жил в приморской части города, в высоком узком доме с мансардой, где он любил сидеть и глядеть на океан. Джоди поднялась туда вслед за хозяином, неся в руках поднос с чаем и печеньем. Невероятно дряхлый спаниель взобрался вместе с ними по лестнице, с трудом переваливаясь со ступеньки на ступеньку, и, тяжело отдуваясь, улегся на полу.
Доктор торжественно разлил чай по чашкам и опустился на стул.
— Во Вторую мировую медицина была совсем другой, — задумчиво произнес он, и Джоди тотчас представила, каким он был сорок лет назад, когда сидел на таком же вот стуле в лекционном зале перед студентами, с жадностью ловившими каждое его слово. Похоже, доктор любил рассказывать истории и был хорошим рассказчиком. Неудивительно, что он с готовностью согласился побеседовать с ней. — Война все изменила. Прежде у нас не было пенициллина. Теперь в это трудно поверить, правда? Пользовались порошком серы. Господи, подумать только! Старой доброй серой. — Доктор Магарри вздохнул и устремил взгляд вдаль. — Мы посыпали ею раны, чтобы избежать инфекции. Это не всегда помогало, знаете ли. Когда появился пенициллин, я часто думал о тех, кому он мог бы сохранить жизнь. По тем временам это было настоящее чудо. Мы все слышали о пенициллине и ждали его, как сейчас ждут лекарства от СПИДа, наверное. С его помощью еще во время войны резко снизилась смертность от туберкулеза, хотя этот препарат не так-то просто было достать, в первые годы его использовали только для нужд армии. У нас в Ирландии он стал доступен только в пятидесятые.
— Расскажите мне о Тамарине в годы войны, — попросила Джоди.
— Здесь не было войны. Ирландия не участвовала в войне. Мы сохраняли нейтралитет. Или, как еще говорят, придерживались политики невмешательства. У нас ввели так называемое чрезвычайное положение. Ужасное название, чертовски дрянное. Простите, что не сдержался, дорогая. Теперь, когда мы знаем всю правду об этой войне, говорить о каком-то чрезвычайном положении не слишком-то достойно. Миллионы людей умирали в лагерях, гибли под бомбами, а мы и не знали, что такое авианалет. «Чрезвычайное положение», надо же придумать такое! Очень по-ирландски. У нас тоже ввели продовольственные нормы, но здесь, в сельской местности, мы почти ни в чем не нуждались. Извините, — одернул себя доктор. — Я, как всегда, отклонился от темы. На чем мы остановились?
— Вы когда-нибудь говорили с Лили о ее работе медсестрой во время войны?
— Не слишком много. Миссис Шанахан никогда не была моей пациенткой, но городок у нас маленький, и мы, конечно же, встречались. Медицина у нас не особенно изменилась со времен Первой мировой войны, и мне было интересно, что она видела в Лондоне. Хотя, если честно, Лили неохотно об этом рассказывала. Люди, побывавшие в самом пекле, не любят это обсуждать, зато тех, кто отсиживался в тылу, просто не остановить. Миссис Шанахан была операционной сестрой — адова работа в те дни. Нужно было обладать железным здоровьем, чтобы вынести такое. И уход за ранеными — только полбеды. Не меньше хлопот было с хирургами. Они ведь считались тогда настоящими королями. На них буквально молились. У операционных сестер стальной хребет, так мы любили говорить. — Доктор на мгновение задумался, вспоминая о тех временах, когда Джоди еще на свете не было. — Помню, мы как-то разговаривал и с миссис Шанахан о том, как хирурги использовали человеческие волосы для наложения швов. Они творили истинные чудеса, вы не поверите. В больницах тогда царил образцовый порядок. Никакого перекрестного заражения или инфекций, с которыми приходится бороться сейчас. Никакого стафилококка, устойчивого к метициллину. Тогда он попросту еще не появился. Правила гигиены соблюдались неукоснительно. А матроны прежних времен, которые заправляли в больницах, когда я был студентом! Мы их боялись как огня. У нас поджилки тряслись при одном их появлении. Но, ясное дело, мы старались этого не показывать, частенько подтрунивали над ними, дразнили, выдумывали разные смешные шуточки. Помнится, я любил повторять: «Лечение прошло успешно, но пациент умер». Юмор висельника, вот что я вам скажу, моя дорогая. Врачи известные циники. Скажите мне, — спросил вдруг доктор, — что там говорит наша молодежь в больнице? У миссис Шанахан есть шансы?
— Надежды мало, — с грустью признала Джоди. — Это очень печально, Иззи Силвер, ее внучка, просто в отчаянии. Наверное, миссис Шанахан так и не придет в себя.
— Очень жаль, — вздохнул доктор Магарри. — Милая была женщина. И настоящая красавица. Да-да, можете мне поверить. Когда она вернулась домой после войны, в городе как будто стало светлее, словно рассеялся туман, и засияло солнце. Толпы молодых людей увивались вокруг нее, мечтая надеть кольцо ей на палец, но она мало где бывала. А потом вдруг взяла и вышла замуж за Робби Шанахана. Симпатичный был малый, правда, довольно тихий. Я никогда не мог понять, почему она предпочла именно его. Эта женщина могла выбрать любого, ее внимания добивался весь цвет города, и в Ратнари-Хаусе на нее тоже заглядывались. Люди никогда не перестанут удивлять друг друга, вот что самое поразительное.
Доктор Магарри поговорил еще немного, но не сказал ничего существенного. Он не смог припомнить ни одного человека по имени Джейми, кто был бы как-то связан с Лили.
— Надеюсь, я не сказал ничего, о чем не следовало говорить, — заявил он под конец. — Жена все твердит, что это мне, а не собаке надо носить намордник. — И доктор громко рассмеялся собственной остроте.
— Вовсе нет, — заверила его Джоди. — Я только хотела спросить, почему все удивились, когда Лили вышла замуж за Робби Шанахана?
— Трудно назвать причину, просто возникло смутное ощущение, что здесь что-то не так, — задумчиво заметил Магарри. — Мне показался странным ее выбор. Погодите, меня вдруг осенило: вам нужно поговорить с Виви Уилан. Ей, надо думать, перевалило за девяносто пять, и если она по-прежнему пребывает в здравом уме и твердой памяти, вам стоит с ней встретиться. Никто лучше Виви не расскажет вам о Тамарине в те давние времена. Она замужем за мясником, понимаете, к чему я клоню? Мясники все обо всех знают, потому что, хочешь не хочешь, весь город приходит к ним в лавку, чтобы купить себе мяса к обеду. — Доктор рассеянно побарабанил пальцем по носу. — Мясник, почтальон и аптекарь — вот кто видит все, что происходит в маленьком городке. Я бы поставил на Виви, это дело верное. Она поможет вам разгадать вашу загадку.
Бредя домой после беседы с доктором Магарри, Джоди задумалась о том, что ей удалось узнать о Лили Шанахан. Образ Лили, составленный из разрозненных и противоречивых свидетельств разных людей, рассыпался, не складывался в цельную картину. Иззи говорила о бабушке как об энергичной, сильной женщине, доброй и храброй, в трудную минуту без колебаний взявшей на себя заботу о внучке и зяте. Доктор Магарри нарисовал портрет опытной и умелой медсестры, оказавшейся в войну в самом центре ада, который современный человек просто не в силах себе вообразить. Какие еще сюрпризы таит в себе эта непостижимая женщина?
В маленькой спаленке Джоди захлопнула папку. Завтра она поведет маму и Лесли в гости к Аннелизе, и, может быть, им удастся поговорить о Лили. Убить разом двух зайцев, как сказал бы Дэн.