Узел судьбы

Глава 10

Торн

Торн провел последние двадцать часов, наблюдая за ней. Он работал над этим делом последние три года.

Все началось с одной Омеги, которая попала в автомобильную аварию. Луна Уорд. Четыре года назад она была подопечной государства, находилась под опекой приемных родителей и погибла в возрасте восемнадцати лет во время транспортировки DCA по пути в программу Омега Темперанс. Случившееся списали на трагический несчастный случай, но с тех пор поступали другие сообщения об исчезновении Омег, находившихся в приемных семьях.

Торн был назначен на это дело вместе с рядом других тайных оперативников. Омеги были настолько редки, что общество не могло позволить себе их потерять. Только в прошлом году они начали добиваться реальных успехов в этом деле. Им удалось связать между собой несколько исчезновений Омег и они все ближе подбирались к разгадке того, кто стоял за их исчезновениями. Все указывало на то, что Луна Уорд могла быть первой. Ему нужно было провести дополнительное расследование и… допросить людей в цепочке, по которой он следовал. Он был уверен, что сможет заставить их говорить.

Торн был в процессе допроса одного из причастных, когда позвонил Роман и сообщил, что нашел их Лумину. Он отложил паяльную лампу, которой пользовался, и делегировал полномочия, оставив остальную часть допроса другому оперативнику, который помогал ему задержать этого человека. С того момента он углубился в изучение биографии их Лумины, желая узнать о ней как можно больше. Хотя он и надеялся, что она действительно идеально им подходит, он также знал, каково быть отвергнутым из-за предыдущей истории знакомств их стаи, чтобы понимать, что мир не всегда состоит из единорогов и радуги.

Он хотел убедиться, что у их Лумины есть все необходимое для того, чтобы остаться. Даже если это означало, что ему придется уйти, чтобы его собратья по стае могли быть счастливы. Поэтому возвращаясь домой, он прочитал все файлы, написанные о ней, и узнал каждую мелочь ее жизни. Ее друзья, или их отсутствие. Ее соседи. Все девять приемных родителей, которые у нее были. И ее проблемы с дислексией.

Некоторые отчеты из Центра Посредничества показывали, что она явно подвергалась издевательствам, но это учреждение обычно принимало детей, которые находились в центрах содержания под стражей. В них было так мало персонала и они были настолько перегружены работой, что у них не было времени на подростка, над которым издевались другие.

Блядь!

Фотографии ее синяков, разбитой губы и сломанного запястья так разозлили его, что он хотел пойти и избить всех сотрудников, которые позволили их Лумине пережить такое.

Хуже всего было видеть, как маленький проблеск надежды и юности на самом первом снимке, сделанном, когда ей было тринадцать лет, превратился в покорное отчаяние на последнем, сделанном в шестнадцать лет.

Даже ее школьные работы, начиная с начальной школы, говорили о том, как она была взволнована своим новым приемным домом, потому что надеялась, что это будет ее настоящий дом. Она так надеялась обрести настоящую семью. К тому времени, когда она перешла в среднюю школу, ее сочинения лишились всего юношеского энтузиазма. Все они были о том, как она надеется пережить следующий день и как она просто хочет, чтобы ее приняли как личность.

Богиня!

Их Лумина пережила много дерьма и множество отказов. Если в реальной жизни она была такой же, какой казалась на бумаге… ему конец!

Он знал, каково это — быть недостойным. Нежеланным. Каждая женщина, с которой встречалась их стая, отвергала их из-за него.

Слишком большой.

Слишком молчаливый.

Слишком грубый.

Слишком израненный.

Слишком другой.

В их стае он был лишним: не обладал красноречием Романа, не излучал жизнерадостность Бодхи, не демонстрировал собранность Эвандера и не очаровывал женщин, как это делал Рафе.

Он не был разговорчивым, как Роман, веселым, как Бодхи, собранным, как Эвандер, или общительным, востребованным холостяком, как Рафе.

Он был просто Торном — чужим среди своих.

Они говорили, что если бы его не было, они бы рассмотрели возможность вступления в стаю через брак. Все их варианты были Бетами, потому что Омеги встречались редко, их было мало и они были очень востребованы. Даже их Лумина тоже была воспитана как Бета. Всю свою жизнь она верила, что одна из них.

Он хотел их Лумину еще до того, как встретил ее, просто на основании всего, что прочитал о ней. Но он также понимал, что шансы на то, что она ответит ему взаимностью, были невелики. Если она была такой, как он предполагал… он сжег бы весь мир, прежде чем позволил хоть кому-то причинить ей вред.

Даже если этим человеком был он сам.

Если она не сможет принять его, если он будет для нее слишком тяжелым бременем… он поклялся, что отступит, покинет стаю, не только для того, чтобы его собратья по стае могли быть счастливы, но и для того, чтобы она имела шанс обрести настоящую семью на всю жизнь. Если его уход из стаи мог принести хотя бы искру той надежды, счастья и восторга, которые она когда-то хранила в сердце, он готов отступить.

Он останется в тени, будет следить за ней, обеспечивать ее безопасность и ни разу не помешает ее счастью.

Но, чёрт возьми, он молился, чтобы до этого не дошло!

Ведь если бы она просто предоставила ему шанс… всего один… он бы стал ее до конца своих дней.

Ее защитой.

Ее оружием.

Да кем угодно, лишь бы она его захотела.

Поэтому он поспешил домой… только чтобы обнаружить, что их Лумина страдает от болезни связи. Ей были нужны все их запахи, и она не могла преодолеть худшую стадию, потому что ей не хватало его запаха. Врач предположил, что, возможно ей помогут его вещи: одеяла, подушки, нестираная одежда. Но этого оказалось недостаточно. У нее поднялась такая высокая температура, что пришлось окунуть ее в ледяную ванну, чтобы сбить жар.

Торн ворвался в комнату в той же одежде, в которой приехал домой, и тут же получил ее в объятия. Он осторожно прижимал к груди маленькое, мокрое, дрожащее тело боясь причинить ей боль. Ее темно-рыжие волосы были сухими на макушке, но внизу вились влажными локонами. Даже пылающей в лихорадке и полубессознательном состоянии, он считал ее самой красивой женщиной, которую когда-либо видел. Она жадно вдыхала его запах, а он наслаждался ее… сладким, персиковым и сливочным. Затем, когда уткнулась носом в его грудь она… укусила!

Прямо через рубашку!

Несмотря на серьезность ситуации, его собратьев по стае позабавило шокированное выражение его лица. Ничто и никогда не выводило Торна из себя, а эта маленькая девушка сделала это менее чем за минуту. Бодхи буквально согнулся пополам от смеха.

В обществе стаи укус считался способом отметить и обозначить свою территорию. Это было как… признание.

Она заявляла на него свои права.

Роман улыбнулся.

Эвандер громко рассмеялся.

А вот Рафе… Рафе не смеялся. Он просто бросил Торну взгляд молчаливого понимания, потому что это было то, чего Торн никогда не получал ни от кого, кроме родителей и собратьев по стае. Даже другие оперативники относились к нему настороженно.

Роман взял их драгоценную Лумину, из рук Торна и бережно отнес в постель, уложил и пригладил ей волосы. Бодхи и Эвандер быстро последовали за ним, не желая терять ее из виду.

Торн, все еще находясь в шоке, снял рубашку и посмотрел на след от ее зубов на своей коже, прямо над сердцем. Это зрелище буквально парализовало его. Он поднял взгляд на Рафе, их сильного Прайма, и почти желал получить от него пощечину, чтобы убедиться, что все происходящее не является сном.

Рафе шагнул вперед и положил свою крепкую руку на плечо Торна в безмолвной поддержке. Легкое сжатие его ладони дарило силу и понимание. Этот простой жест мгновенно успокоил Торна. Не в первый раз он радовался тому, что Рафе безошибочно угадывал, что ему нужно, и предлагал свою помощь, не требуя ничего взамен. В этом и заключалась истинная сущность настоящего Прайма — он был главной частью их семьи.

Торн сделал глубокий прерывистый вдох и подавил нахлынувшие эмоции, как его когда-то учили в Центре Апекс, когда он впервые проявил себя как Альфа. Он понимал, что Лумина бредила и, вероятно, видела галлюцинации, но… намеренно или нет, она отметила его. Он сохранит эту метку. И свою Лумину… даже если ему придется жить остаток своего существования в одиночестве, скрываясь в тени.

Кивком головы Торн дал понять Рафе, что с ним все в порядке. Рафе тут же отступил и направился в спальню, чтобы занять место у постели их Лумины. Он организовал график дежурств, чтобы каждый мог отдохнуть, принять душ и поесть. Сейчас настала очередь Рафе.

Уверенный, что их Лумина в надежных руках, Торн отправил смс, выходя из дома, затем сел в свой Dodge Challenger и поехал навестить старого друга, который мог помочь ему сохранить хотя бы ее метку.

Когда он вернулся, была уже глубокая ночь. После бессонной ночи, проведенной в дороге, он был настолько измотан, что хватило сил лишь на быстрый душ. Обессиленный, он рухнул голым в постель, где его тут же поглотил кошмар, который преследовал его каждую неделю.

Ему показалось, что он только закрыл глаза, когда в его комнату ворвался Бодхи. Торн резко подскочил, наставив на вошедшего пистолет, который всегда держал у кровати. Кошмары, полные взрывов и криков, все еще не отпускали его, и потребовалось время, чтобы прийти в себя. Пот покрывал его кожу, и он был готов сначала стрелять, а потом думать. Но, увидев, кто перед ним, он лишь со стоном опустился обратно на кровать.

Богиня, который сейчас час? — глядя на часы на тумбочке, куда бросил пистолет.

8:42 утра.

Блядь!

Он закрыл глаза, решив поспать еще немного, надеясь, что на этот раз прошлое не будет его преследовать.

— Она проснулась! Она проснулась! — кричал Бодхи.

Торн не знал, как долго он повторял эти слова, пока наконец они дошли до него, после чего резко сел на кровать, широко раскрыв глаза. Его собрат по стае, возбужденно размахивал телефоном. Торн схватил свой и увидел сообщение от Рафе в их групповом чате, в котором он сообщил всем, что их Лумина проснулась и впервые за несколько дней пришла в сознание.

Он вскочил с кровати, не обращая внимания на свою наготу.

— Брат! — он посмотрел на него и увидел, что Бодхи отводит взгляд. — Убери Дикзиллу, чувак! Мне не нужно это видеть.

Торн закатил глаза и подошел к комоду, чтобы вытащить черную майку и подходящие к ней спортивные штаны. Это было легко, так как большинство его вещей были черного цвета. Он не понимал, почему Бодхи вел себя как маленькая сучка. Он сам пришел в его комнату. Если ему не нравилось, как Торн выглядел в своем собственном пространстве, он мог уйти.

— Выметайся, — прорычал Торн, бросив на Бодхи убийственный взгляд.

— Ладно, ладно. Я ухожу. Но сбавь немного оборот, прежде чем встретиться с нашей Луминой, хорошо?

Торн поднял грязный носок, который оставил на полу, снимая одежду накануне вечером, и швырнул его в Бодхи, когда тот проскальзывал в дверь.

— Спасибо, приятель! — крикнул Бодхи, смеясь, убегая по коридору.

Торн поспешно оделся, не в силах вынести ни минуты ожидания встречи со своей Луминой.

Передали ли фотографии всю глубину бирюзово-синих глаз?

Примет ли она его как одного из своих партнеров или попросит уйти?

Блядь!

Он отчаянно надеялся, что не напугал ее своим появлением.

До гостевой комнаты, где разместили Лумину, он добрался в рекордно короткое время. Нужно было убедиться в ее намерениях остаться, прежде чем показывать ей гнездо. Поспешные действия могли все испортить. В дверном проеме он столкнулся с Романом, Бодхи и Эвандером. Как раз в этот момент Рафе спросил:

— О чем ты думаешь?

Эти слова заставили всех застыть. Все боялись пошевелиться или издать звук, чтобы не отвлечь ее и не нарушить особую интимную атмосферу, которую Рафе создал вокруг них двоих. Все они хотели услышать ее первые ясные мысли. Первое, что дало бы им некоторое представление о том, какой на самом деле была их Лумина. Они стояли неподвижно, как статуи, затаив дыхание.

Собиралась ли она потребовать отпустить ее?

Собиралась ли она отвергнуть их, даже не познакомившись?

Беспокойства оказались напрасными. Когда Лумина заговорила, напряжение в комнате спало. Хотя у нее было много обоснованных опасений, ее первые слова не были требованием уйти от них.

Слава Богине!

Пока она говорила, Торн проталкивался мимо своих собратьев по стае и сел рядом с ней на кровать. Наклонившись ближе, он уловил знакомый запах персика и сливок. Она выглядела такой обеспокоенной, и ему хотелось сказать что-нибудь, чтобы успокоить и развеять ее страхи.

Он ни за что не позволил бы кому-то забрать ее у них.

Он не позволил бы никому запереть ее.

Он уничтожил бы каждого члена Совета, если бы это было необходимо, чтобы обеспечить ей безопасность.

Если она хочет его семью, он отдаст ей все, что у него есть.

Как только она сказала, что голодна, он тут же отправил сообщение повару Рафе, который ответил, что завтрак скоро принесут. Он хотел успокоить ее, избавить от всех опасений, но слова подвели его, как всегда. Его собратья по стае разговаривали вокруг них, нарушая тишину после ее потока эмоциональных слов.

В отличие от Рафе, Торн не был социально адаптированным, не умел читать людей или быстро и эффективно реагировать. Он не мог подобрать правильные фразы, чтобы утешить ее, вместо того чтобы напугать еще больше.

Торн пристально вглядывался в ее лицо, замечая в красивых бирюзово-синих глазах собственные эмоции и страх отвержения, которые он всегда испытывал. Фотографии совершенно не передавали ее истинную красоту.

Она была великолепна.

Воплощение всех его мечтаний о Лумине.

Сжав кулаки на одеяле, он спрашивал себя:

Почему он такой неудачник?

Почему он не мог сделать одну простую вещь, которая помогла бы его Лумине?

Он искренне желал, чтобы она была счастлива.

Он действительно этого хотел, так почему же он не мог просто сказать правильные слова?

Мягкая рука нежно обхватила его руку, вырвав его из раздумий. Он опустил взгляд на нее, а затем вернулся к бирюзово-синим глазам, в которых мог так легко потеряться.

— Привет, Торн, — тихо сказала она. — Я — Серена.

Ее тихий, мелодичный голос был как бальзам для его души, прогоняющий остатки кошмаров и успокаивая хаос в его мыслях. Затем она сделала то, что заставило его захотеть продать свою душу ради нее. Сделала то, что никогда не делала ни одна женщина, не связанная с ним родственными узами.

Она улыбнулась.

Ему.

Ее улыбка была такой теплой… такой милой… такой чертовски искренней, что он готов был поклялся, что его сердце на мгновение остановилось.

— Очень… рада познакомиться с тобой.

И он мог видеть это все… прямо на ее лице.

Каждую чертову эмоцию.

Каждую мысль.

Она была как открытая книга.

Несмотря на смущение от собственных слов, было очевидно ее искреннее желание быть рядом с ним. Но чем дольше он смотрел на эту очаровательную улыбку, тем больше неуверенности проскальзывало на ее лице.

Она… боялась, что он отвергнет ее?

Эта мысль поразила его до глубины души.

Почувствовав, как ее рука задрожала на его, он перевернул свою, переплетая их пальцы.

Никогда.

Никогда он не отвергнет свою Лумину.

Пытаясь найти нужные слова, Торн отчаянно хотел выразить все, что чувствовал: что она всегда желанна, что с ним она обретет семью.

Но вместо этого с его губ сорвалось лишь одно слово:

— Моя.

Ее глаза наполнились слезами, и он понял, что все испортил. Он закрыл глаза в отчаянии… но тут же открыл их, когда она бросилась ему в объятия. Она обхватила его шею руками, притянула к себе и уткнулась лицом в его шею.

Шокированный и обеспокоенный влагой, промочившей футболку, он инстинктивно притянул ее к себе на колени, прижимая и легко поглаживая ее волосы рукой.

Повторял он про себя:

Нежно, нежно, нежно.

Не причини ей боль.

Не пугай ее.

Он в панике посмотрел на своих собратьев по стае. Эвандер и Бодхи смотрели на него с улыбкой. Роман только кивнул ему, что бы это ни значило. Торн едва сдерживался, чтобы не зарычать от бессилия:

— Не кивай тут мне, ублюдок. Помоги мне исправить это!

Рафе встал с кресла и сел на другой стороне кровати. Он протянул руку и провел пальцем по тыльной стороне ее ладони, которая все еще лежала на шее Торна.

— Mon ange?

— Я просто… — она зарыдала. — Я просто не понимаю, что происходит. Мне кажется, что я… дома. Как… в семье, но…

— Это потому, что так и есть, — перебил Роман. — Мы твоя стая. Твоя Вуаль. Если ты примешь нас как свою стаю… если ты свяжешь нас, мы будем твоими Стражами Вуали. Твоей семьей.

Чем больше он говорил, тем быстрее утихали рыдания Серены.

— Надолго? — прошептала она.

— Навсегда, — сказал Торн.

Без малейшего колебания.

Мы принадлежим ей.

Сейчас.

Навсегда.

Она подняла глаза, снова поймав его в плен своим прекрасным бирюзово-синим взглядом.

— Я не думаю…

— Не думай, — сказал ей Эвандер, привлекая ее внимание. — Просто чувствуй. Вот что такое стая… что такое семья. Нормально чувствовать. Нормально выражать свои чувства. И мы все будем здесь, чтобы помочь тебе… поддержать тебя, когда ты будешь чувствовать себя неуверенно. Что бы ни случилось… мы с тобой.

Она посмотрела на каждого партнера по стае. Все они были такими же открытыми, такими же честными и такими же готовыми показать ей свою душу, как она только что сделала.

Увидев их искренность, она снова посмотрела на Торна, и он впервые увидел в ее глазах крошечную искру надежды, прежде чем она подарила ему еще одну прекрасную улыбку.