Глава 1
Серена
7 лет.
Не двигайся. Не смотри вверх. Они подумают, что ты снова с ними споришь. Просто веди себя тихо, и они скоро закончат.
Я снова и снова повторяла это в своей голове, в течении последних тридцати минут с момента, как мы зашли в кабинет врача, где сильно пахло спреем NullMist, напоминающим запах отбеливателя. Поскольку люди очень чувствительны к запахам, спреи используются повсеместно, чтобы устранить запахи других.
Когда мы пришли сюда, я была очень взволнована. Мы собирались получить результаты моих тестов, и миссис Хэдли5 сказала, что мы можем стать настоящей семьей, если я их пройду. Изначально была уверена, что прошла, потому что сделала так, как она меня учила, но теперь… теперь не уверена в этом.
Я смотрела в пол, наклонив голову так, чтобы мои длинные темно-рыжие волосы закрывали часть лица, скрывая меня от всех в комнате. Если мы станем настоящей семьей, то ей придется изменить цвет моих волос, потому что он слишком выделяется и делает меня странной.
В школе говорили, что если мы будем молиться Богине Луны, она услышит нас и исполнит наши молитвы в полнолуние. Я молилась ей каждую ночь, потому что не знала, когда будет полнолуние, но хотела убедиться, что она меня услышит.
— Мне очень жаль. Я не знаю, что еще сказать вам, мэм, — сказал доктор миссис Хэдли. Он сидел за столом, на котором лежала куча бумаг.
Похоже, он действительно сочувствовал ей, так же как люди сочувствуют, когда умирает домашнее животное. У меня никогда не было домашних животных, но у некоторых детей в моей школе они были, и они выглядели примерно так же, когда их питомцы умирали.
Рука миссис Хэдли сжала мое плечо, пальцы вжались так сильно, что я почувствовала, как ее ногти впиваются в мою кожу.
Я не издала ни звука, как она и учила, даже несмотря на то, что останутся следы.
— Вы уверены? — спросила она.
— Настолько, насколько можно быть уверенным в семилетнем ребенке, миссис Хэдли, — врач прочистил горло и начал собирать кучу бумаг и складывать их в папку.
— Но… но… посмотрите на нее! — миссис Хэдли указала на меня свободной рукой, а другой, все еще держащей меня за плечо, трясла меня так сильно, что я чуть не упала.
— Миссис Хэдли, — вздохнул доктор, потирая переносицу одной рукой, — Я понимаю ваше разочарование. Правда, понимаю. Да, она немного меньше обычного ребенка, но она не плакала во время тестов. И даже если бы и плакала, это было бы лишь признаком возможных особенностей Сигмы или Омеги.
— Да, но… — начала миссис Хэдли, но доктор поднял руку, прервав ее.
— И да, ее клыки немного более выраженные, но она также не рычала и не вела себя агрессивно во время тестирования. Это также указывает только на возможные признаки Альфы или Дельты. В таком юном возрасте просто невозможно сказать наверняка. И, к сожалению, учитывая что ее оценки чуть ниже среднего для ее возраста, высока вероятность, что она просто обычный Бета-ребенок. На самом деле, судя по отчетам из ее школ, можно предположить, что у нее есть какая-то форма дислексии6, которую просто не заметили из-за того, что она часто меняла школы, — последнее он сказал почти про себя, перебирая какие-то бумаги.
Дислексия?
Мысленно прокручивала это слово в голове. Никогда раньше не слышала о таком, но поскольку он говорил о моей школе, то лишь смогла догадаться, что речь идет о том, что не очень хорошо читаю. Но я ничего не могла с этим поделать.
Слова и буквы просто ведут себя странно!
Например, в день, когда я должна была сдавать тест, все что пыталась прочитать в школе тем утром, было написано буквами, которые постоянно вращались и перемещались. Мой учитель попросил меня прочитать вслух один абзац перед классом, и вместо правильных слов Я должна была, но немного позже… слова прочитались как Я должна была, помолчать немного позже…
Дети смеялись надо мной, от чего мое лицо покраснело, а когда учительница поправила меня, лишь тогда смогла увидеть слова правильно. Но к тому времени мне было слишком стыдно, чтобы что-то сказать.
Затем, когда пришла в кабинет врача, чтобы пройти тестирование, каждый раз открывая рот я боялась, что что-то напутаю. У меня было такое сильное ощущение, что может случиться что-то плохое, и мое тело просто застыло. Да еще и в сочетании с моим воображением, которое показывало мне всевозможные варианты развития событий.
Например, как я начну плакать, когда у меня заберут мороженое, которое поставили передо мной, не дав мне его съесть или как миссис Хэдли отдаст меня незнакомому мужчине посреди ночи.
В результате я не произнесла ни слова во время всех тестов.
Доктор положил папку в ящик и следом последовал звук защелкивающегося замка.
— Так она бесполезна? — спросила миссис Хэдли очень громким, сердитым шепотом.
Доктор выглядел очень недовольным ее вопросом.
— Я бы не сказал этого. Она совершенно здоровая девочка. Возможно, она просто поздний цветочек, а может быть, она вас удивит и станет лучшей судьей страны, — сказал он, наконец посмотрев на меня, с доброй улыбкой.
— Послушайте, доктор Монро… Я не хочу полагаться на слепую удачу! Может, есть… я не знаю, что-нибудь, что вы могли бы сделать? Мне нужно, чтобы она была другой. Мне нужно, чтобы она была особенной! — она снова начала злиться, заставляя доктора Монро обернуться к ней.
Ее ногти еще сильнее впились в мое плечо. Теперь точно останется еще один след. Я прикусила внутреннюю сторону губы. Трюк, которому я научилась, чтобы не плакать и не кричать, когда мне больно. И просто смотрела в пол.
Мне не разрешалось издавать звуки боли, когда мы были с другими людьми. На самом деле, я не должна была издавать таких звуков и в доме миссис Хэдли, а уж тем более в присутствии врачей и социальных работников. Как например, мисс Маккой, которая пахнет землей после дождя и которая привела меня жить к Хэдли.
После минутного взгляда на нее доктор Монро снова вздохнул, покачал головой и встал.
— Пожалуйста! Наверняка есть какой-то… эксперимент или… или… какое-то испытание. Я могу заплатить вам! — ее голос становился все выше и громче.
Мельком посмотрев на нее, увидела, что ее лицо покраснело. Она снова дернула меня вперед, ударив о стол. Боль пронзила мой бок, когда он ударился об угол. Я слегка вздрогнула, но тут же сжала губы, чтобы не издать ни звука. Это только разозлило бы ее еще больше.
Так было всегда.
К тому же она сказала, что если буду хорошо себя вести у доктора, то позволит мне называть ее мамой. Поэтому я старалась изо всех сил. Хотя приемная семья Хэдли причиняли мне боль, но я была сильной и могла ее вытерпеть. У них не так плохо, как в некоторых других домах, где я бывала.
Мне не нравилось переезжать из одного дома в другой. Я уже побывала во многих, и некоторые из них были намного хуже, чем дом миссис Хэдли! По крайней мере, у них меня кормили. Их дом мог стать неплохим местом, если бы я задержалась достаточно долго, чтобы завести друзей. А если миссис Хэдли позволит мне называть ее мамой, это будет означать, что я смогу остаться.
— Миссис Хэдли, — в голосе доктора слышалось раздражение. Он глубоко вздохнул. — Вы же знаете, что так не бывает. Будь это так, у всех нас были бы Омеги, которых мы могли бы обменять. Либо Альфы, которые обеспечивали бы нас финансово. А в данной ситуации мы все просто должны делать все, что в наших силах, в тех условиях, которые нам даны. А теперь, если позволите, у меня совещание, — он открыл дверь и указал на выход.
Все, что в наших силах, в тех условиях, которые нам даны?
Да?!
Это именно то, что я пыталась делать!
Я повторила эту фразу про себя.
Рука миссис Хэдли скользнула вниз и крепко схватила меня за запястье. Затем она вышла из комнаты и пошла по коридору, таща меня за собой. Я изо всех сил пыталась не отставать, но она шла очень быстро, поэтому мне пришлось бежать.
Но это норма.
Я училась бегать быстрее, но все равно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться.
Не успела опомниться, как мы оказались на парковке, и миссис Хэдли затолкнула меня на заднее сиденье. Я сразу же пристегнула ремень безопасности, потому что она сильно дергала руль, когда злилась. Она громко захлопнула сначала мою дверь, затем села на водительское сиденье и тоже самое сделала со своей. Заключая нас в своем естественном запахе смолы. Если я вдыхала его слишком много, у меня иногда начинала болеть голова. Затем она начала кричать и бить руками по рулю. Запах смолы усилился, заполняя небольшое пространство.
Я закусила нижнюю губу, не зная, стоит ли мне что-то говорить. Обычно, когда мы были вдвоем, в этом не было ничего страшного, но сейчас она выглядела совсем расстроенной. Наконец, она завела машину и двинулась с места. Одновременно попыталась позвонить по громкой связи автомобильной телефонной системы, но после нескольких гудков повесила трубку, бормоча что-то под нос. После небольшой паузы я набралась смелости и заговорила.
— Миссис Хэдли? — прошептала я.
Прошла минута, но она не ответила.
Может, она меня не услышала?
Мы подъезжали к светофору. Возможно, она сосредоточилась на дороге. Я глубоко вдохнула и спросила немного громче, не в силах сдержать дрожь в голосе.
— Миссис Хэдли?
— Что? — крикнула она, резко нажав на тормоз.
Я подалась вперед, но меня резко остановил ремень безопасности. Как хорошо, что я все же пристегнулась. Если бы не ремень, наверное, упала бы на пол. Она подняла обе руки в воздух. Я инстинктивно дернулась и закрыла лицо рукой. Увидев, что она не собирается поворачиваться или бить меня, медленно опустила руку. Скорее всего она все еще злится. Может мне не стоило ничего говорить. Я не знала, спрашивать или нет.
— Я… Могу я… — я боялась спросить ее сейчас и все еще не была уверена, стоит ли вообще.
Миссис Хэдли повернулась на пол-оборота и ударила по пассажирскому сиденью тыльной стороной ладони.
— Говори, чёрт возьми!
Я вздрогнула от испуга. Мое тело начало дрожать, как от озноба. Горло сдавило, но если не спрошу ее об этом сейчас, она и вправду может ударить.
Мне удалось выдавить из себя слова.
— М-м-могу я… теперь называть вас мамой?
— Можешь, что? — ее голос звучал так, будто она в шоке от того, о чем я спросила. Затем она закричала так громко, что у меня заложило уши. — Ты, блядь, тупая? Нет! Ты не можешь называть меня мамой! Ты провалила все тесты. Теперь ты абсолютно бесполезна для меня!
Бесполезная?
Это был уже второй раз, когда она так говорила.
Не понимаю.
Я делала все, что требовали. Не издавала ни звука, когда кто-то причинял боль, злил или пугал. Не сопротивлялась. Она говорила мне ничего не рассказывать врачам, социальным работникам и учителям, поэтому, когда они проводили тесты, я не разговаривала с ними.
Я делала все правильно.
Так, как она учила!
У меня защемило в носу. Горло сдавило, и сиденье передо мной стало расплываться, когда слезы наполнили мои глаза.
Отдаленно я слышала, как она пыталась позвонить еще раз. Звонок раздался по всей машине.
Не плачь, не плачь, не плачь, — говорила я себе.
Они не любят, когда ты плачешь!
Взволнованный голос приемного отца раздался из динамиков машины, окружая меня.
— Что они сказали? Кто она?
— Она чертовски бесполезная! — яростно закричала миссис Хэдли. — Она провалила все тесты, которые ей давали! Все!
Я зажмурила глаза, но по моей щеке скатилась одинокая слеза. Я быстро вытерла ее рукавом рубашки, прежде чем миссис Хэдли успела это заметить.
— Что? Этого не может быть! Это уже восьмой раз! — мистер Хэдли больше не звучал взволнованно.
Он звучал расстроенно, что было нехорошо, потому что мистер Хэдли был Альфой. Социальный работник сказала мне, что все в порядке, потому что он был одним из самых слабых. Его Альфа-голос действовали не на всех.
— Ты рассказала им о звуках, которые она издавала, когда мы ее забрали? О зубах? Они их проверяли?
— Да, я рассказала им, и да, они проверяли. И знаешь, что сказал этот идиот-доктор? — миссис Хэдли, похоже, была готова заплакать. — Скорее всего, она обычная Бета, — саркастически произнесла она. — А потом он просто сказал мне, чтобы я с этим смирилась!
— Смириться? — резко спросил мистер Хэдли. — Почему, чёрт возьми, мы должны это делать?
— Именно об этом я и подумала!
— Да, мы не будем с этим мириться. Я позвоню социальному работнику, и пусть она разберется с ней. Не волнуйся, Дебби, скоро она станет проблемой кого-то другого. Мы возьмем другую и попробуем еще раз.
Они собирались избавиться от меня? Но… Я же делала все, так как они мне говорили и чему учили!
Старалась делать все правильно!
Я не понимаю!
Еще одна слеза скатилась по щеке, но я быстро ее вытерла. Затем глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.
— Что это было, чёрт возьми? — спросила миссис Хэдли, прервав мистера Хэдли. Я подняла глаза и увидела, как она гневно смотрит на меня в зеркало. — Ты плачешь?
Я отрицательно покачала головой. Ни за что не признаюсь в этом! Чаще всего она злилась, когда я плакала, но иногда… иногда она смеялась и издевалась надо мной. Это было еще хуже, по сравнению с тем, когда она запирала меня в комнате.
— Ты меня обманываешь? — она не дождалась моего ответа и вернулась к разговору. — Она меня обманывает, чёрт возьми! Ты бы ее видел! Она сидит с красным лицом, влажными глазами, хлюпает носом и рыдает, как маленький ребенок.
— Что за херня? Ты серьезно? Она плачет, потому что мы отправляем ее обратно? Почему, блядь, она хочет остаться там, где ее не хотят? Это самая тупая херня, которую я когда-либо слышал. Мы действительно получили самую тупую из всех, да?
— Ты даже и половины не знаешь! Врач сказал, что у нее, скорее всего, какая-то дислексия или что-то такое.
— Дислексия? Так у нее плохие оценки не потому, что она застенчивая или подчиняется другим детям в классе, как Сигма или Омега? Она просто тупая? Это ты хочешь сказать? — спросил мистер Хэдли с явным недоверием в голосе.
— Скорее всего, — согласилась она. — Я уже подъезжаю.
Миссис Хэдли даже не попрощалась, прежде чем повесить трубку. Машина въехала во двор их одноэтажного дома и резко остановилась. Она едва успела выключить двигатель, как мистер Хэдли открыл мою дверь, и в салон хлынул запах прокисшего молока. Обычно, когда кто-то из них подходил к моей двери, это означало, что они собирались вытащить меня из машины, а я не хотела снова оказаться в плену ремня безопасности, поэтому быстро расстегнула его и в последний раз вытерла лицо рукавом рубашки. Я успела как раз вовремя, потому что мистер Хэдли схватил и сжал мою руку, когда вытащил меня из машины. Он захлопнул за мной дверь и потащил вверх по трем ступенькам, ведущим на крыльцо и в дом. Мои ноги скользили по земле, а затем по полу, едва успевая за ним.
Собирается ли он в этот раз бить меня ремнем?
Раньше он этого не делал, но говорил, что сделает. Я задрожала еще сильнее, и мне стало еще сложнее идти за ним.
Я думала, что он отведет меня в мою комнату, но вместо этого он продолжал тащить меня по короткому коридору в прачечную. К прачечной примыкала небольшая комната, где хранились чистящие средства и грязные тряпки. Обычно она была заперта, потому что социальные работники предупреждали, что это часть их условий по протоколу безопасности, чтобы дети не пострадали.
Мистер Хэдли нажал несколько кнопок на клавиатуре одной рукой. Рука, держащая меня за плечо подняла меня так, что мне пришлось встать на цыпочки, а изношенные теннисные туфли едва касались пола. Мои дрожащие руки схватились за его запястье. В любом случае я ничего не могла сделать, чтобы его остановить. Он повернул меня, зажимая между стеной и его телом, а затем наклонился так, что его лицо оказалось прямо перед моим. Мое дыхание стало быстрым и прерывистым, а паника затуманила мои глаза.
О боже, о боже, о боже!
Мое сердце колотилось как у перепуганного кролика, казалось, что оно вот-вот выскочит наружу от нахлынувшего страха.
— Если ты скажешь хоть одно слово социальному работнику, — прорычал он. — Я вырву твой язык и засуну обратно в глотку!
Он сильно встряхнул меня, отчего моя голова ударилась о стену позади меня, и я почувствовала резкую боль. Я едва сдержала стон боли, который хотел сорваться с моих губ.
О, Богиня.
Он снова встряхнул меня, еще сильнее ударив мою ноющую голову о стену.
— Ты меня поняла? — крикнул он.
С широко раскрытыми глазами я закивала головой так быстро, как только могла, задыхаясь и тяжело вдыхая воздух через открытый рот, чтобы не издавать ни звука. Но это не помогало сдержать слезы, которые продолжали течь по моим щекам. Его запах прокисшего молока был последним, что я почувствовала, прежде чем он швырнул меня через дверь и громко закрыл ее за мной.
Я ударилась о металлическую стойку, которая разорвала кожу на моей руке, споткнулась и упала на пол. Все тело болело. Я чувствовала ссадины на руках, пульсирующую боль в коленях и струйки влаги, стекающие по руке.
Некоторые дети были бы счастливы, узнав, что их отдают обратно, но Хэдли не худшие приемные родители, которые у меня были. На самом деле, они были лучше двух других, потому что здесь у меня были: еда, кровать и одежда. Более того, мне не приходилось проводить бессонные ночи.
Когда миссис Хэдли сказала мне, что смогу называть ее мамой, если буду хорошо себя вести… я вправду подумала, что у меня будут настоящие мама и папа.
Настоящий дом.
Теперь, зная, что меня снова отправят обратно, потому что недостаточно хороша, мои плечи затряслись от приступа рыданий, которые с трудом сдерживала.
Запертая в темноте, полная боли и страха, я наконец позволила себе плакать, но все равно не издавала ни звука.
Серена, 13 лет
— Не волнуйся ни о чем, дорогая, — сказала мисс Маккой, выводя меня из моей последней школы.
Ее запах влажной грязи напомнил мне о работе в теплице в школе, в которую я ходила до этой. Честно говоря, мне даже нравилось. Я подтянула рюкзак выше на плечо, когда мы шли к ее машине.
— Я уже поговорила с мисс Гаскинс7, и забрала твои вещи из ее дома. Я позабочусь о том, чтобы ты попала в действительно хороший Центр Посредничества. Лучший, который смогу найти, и где для тебя найдется место, — мисс Маккой всегда говорила что-то подобное.
Она всегда хотела отправить меня в лучшие места, но пока что это не получалось, а если и да, то я не хотела видеть худшие.
— Они всегда переполнены, но дети постоянно их покидают, так что я уверена, что смогу найти для тебя хорошее место.
Я не знаю, что делает его хорошим, так как мало что знаю о Центрах Посредничества, кроме того, что туда попадают все, у кого нет родителей, как у меня. Либо чьи родители очень заняты и не могут наблюдать за изменениями и проявлениями у детей с двенадцати с половиной до шестнадцати с половиной лет. В основном, до момента определения их статуса обозначения.
Учителя описывали Центры Посредничества как очень интересные места, но я подумала, что если учителя так восторгаются ими, то с ними что-то не так. У большинства детей в моей школе были люди, которые заботились о них или следили за появлением их признаков.
Мне скоро исполнится тринадцать, и я должна была отправится в Центр Посредничества несколько месяцев назад, но у мисс Маккой так много детей, что до сих пор она не могла меня забрать. Скорее всего, она забрала меня сейчас, потому что школа слишком часто ей звонила, и она больше не могла откладывать. Наверное, именно поэтому ей все еще нужно найти мне место.
Звонок раздался еще до того, как мы дошли до середины до парковки.
— Алло? — прощебетала она, нажав на кнопку наушника, который она вставила в ухо, не замедляя быстрых шагов к машине. — Да, это Бета Маккой… Я… Нет, мне нужно место как можно скорее, — она быстро и нерешительно улыбнулась мне, а затем повернула голову в сторону и прикрыла рукой рот, как будто это могло помешать мне услышать ее. — Нет. Она подопечная. Серена Уорд… да, подопечная штата…
К этому моменту мы дошли до машины, и она жестом показала мне сесть сзади. Спереди, за водительским сиденьем лежал маленький черный мешок для мусора, в котором было все мое имущество. Покачав головой я села позади пассажирского сиденья, но все еще слышала ее, даже когда она обошла машину, чтобы самой сесть. Может она думала, что я не слышу ее, сидя на заднем сиденье, но это определенно было не так. Она стала говорить тише, но я все равно слышала ее.
— Нет, — пробормотала она, заведя машину и выезжая с парковочного места. — Это не вариант. Семья, про которую вы говорите, уже превысила лимит допустимого… нет, я не могу поменять детей, — голос мисс Маккой звучал немного раздраженно. — Эту девочку нужно было перевести еще несколько месяцев назад. Через два дня ей исполнится тринадцать. Я… Нет, ее приемная мать уже отказалась… потому что она практически ни с кем не разговаривает, вот почему.
Она все еще говорила обо мне?
Ну, я действительно не очень много разговаривала со взрослыми, но ведь разговаривала! Правда, в основном с другими детьми. Но я также немного знала язык жестов, потому что не стеснялась использовать его для общения, когда слова отказывались выходить.
— Я не могу отвезти ее туда. Приемная мать торопила с оформлением документов, поэтому мне нужно куда-то отвезти ее сейчас… Я… Что? Вы хотите, чтобы я ее отвезла куда? — голос мисс Маккой на секунду повысился, как будто она не могла поверить в то, что говорит ее собеседник. Она быстро взглянула на меня в зеркало, а затем снова понизила голос. — Но это место для… ну да, мне нужно перевести ее сейчас… Хорошо… Ладно. Мы будем там примерно через полчаса.
После еще одной долгой паузы и пробормотанного пока, она постучала по наушнику, вытащила его из уха и бросила на пассажирское сиденье.
Мисс Маккой помолчала минуту, затем глубоко вздохнула, посмотрела на меня в зеркало заднего вида и широко улыбнулась.
Это была одна из тех фальшивых улыбок, которые ты должен делать, когда не счастлив, но должен улыбаться, потому что сегодня день фотосьемки. Если ты не улыбнешься, то будешь выглядеть странным ребенком в ежегоднике, поэтому ты выдавливаешь ее из себя и она получается слишком широкой и в итоге выглядит немного жутко. Да, вот именно такая улыбка.
— Отличные новости! — сказала она. — Я нашла тебе место. Оно немного выходит за пределы моей юрисдикции, поэтому нам нужно встретиться с другим социальным работником в офисе, который займется твоим делом.
Другой социальный работник?
Что это значит?
Мисс Маккой была моим социальным работником с тех пор, как я себя помню.
— Но это только на время твоего пребывания в Центре Посредничества, — мисс Маккой снова посмотрела мне в глаза и решительно кивнула. — После этого тебя переведут обратно ко мне. Мистер Трандл работает социальным работником более двадцати лет, так что я уверена, что ты будешь в надежных руках.
Она все еще улыбалась и быстро о чем-то говорила, но ее слова начали сливаться воедино, когда до меня дошло, что она избавляется от меня. Я сменила столько школ и приемных семей, что даже не волновало, когда приходило время переезжать. Но мисс Маккой была единственной постоянностью во всем этом.
Глупо, но я думала, что она всегда будет рядом… ведь была ее работой, поэтому она должна была оставаться со мной, верно?
Люди не отказывались от своей работы так же легко, как от детей. С другой стороны, наверное, когда твоя работа — это дети, ты можешь делать все, что захочешь. Просто было неприятно, что меня снова кому-то отдают.
Имею в виду… неужели я настолько не достойна любви?
— …рена?
Я подняла глаза и увидела, что мисс Маккой заехала на заднюю часть парковки местного супермаркета, повернулась и смотрит на меня. Ее брови нахмурены.
— Это действительно на время пока ты будешь в Центре Посредничества. Если в моей юрисдикции освободится место, я переведу тебя обратно.
Да, конечно. Я чуть не фыркнула, стараясь не заплакать.
Какая разница?
Даже если ей удастся перевести меня обратно, какой в этом смысл?
Меня волшебным образом удочерят?
Как будто это возможно.
Лучшее, на что я могла надеяться, это дожить до восемнадцати лет. Тогда я смогу делать все, что захочу. Стиснув зубы, отвернулась от мисс Маккой и снова посмотрела в окно.
Через мгновение она вздохнула.
— Ты хорошая девочка, Серена. Я бы хотела… Я бы хотела, чтобы все было по-другому, — тихо пробормотала она.
Я не понимала причину сожаления в ее голосе. Поэтому только пожала плечами, не отрывая взгляда от машин и людей, которые заходили и выходили из супермаркета. Мисс Маккой всегда была постоянной частью моей жизни, но сейчас она говорила так, будто просто собиралась позволить всему идти своим чередом.
Из супермаркета вышла невысокая блондинка в мешковатой одежде, ее неуверенные шаги привлекли мое внимание. Я нахмурилась и выпрямилась на сиденье.
Она чем-то больна?
Я нажала кнопку, чтобы опустить окно, и почувствовала слабый запах лимона. Краем глаза заметила, что мисс Маккой следит за моим взглядом. Она повернулась, чтобы лучше разглядеть. В нескольких машинах от женщины высокий мужчина загружал продукты в свою машину. Он внезапно остановился, подняв нос в воздух. Одним резким движением он бросил продукты, оставив багажник широко открытым, и почти в панике обернулся, оглядывая парковку. Его взгляд остановился на женщине, которая упала на колени на землю. Лицо стало суровым, и он с Альфа-голосом бросился к ней.
— О, нет, — пробормотала мисс Маккой.
Она выскочила из машины, оставив дверь открытой, и побежала к одному из ближайших фонарных столбов, подняла пластиковую крышку и нажала на большую кнопку под ней. Сразу же завыли сирены.
К тому времени мужчина добрался до женщины. Он повалил ее на землю и начал рвать на ней одежду. Мне казалось, что мои глаза вылезут из орбит.
Что он делает?
— Не смотри, дорогая. Сотрудники DCA ей помогут, — сказала мисс Маккой.
Она встала прямо передо мной, полностью закрывая обзор. Ее внимание было настолько сосредоточено на происходящем, что она даже не заметила, как я осторожно выглянула из-за ее спины. Мое сердце билось как сумасшедшее. Я должна была узнать, что происходит.
С ней все будет в порядке?
Почему этот мужчина пытается ей навредить?
Я повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть группу силовиков в униформе, выбегающих из здания. Один из них оттащил мужчину от женщины и ударил его по голове металлической палкой, которую держал в руке. Несколько других схватили плачущую женщину и перевернули ее лицом вниз на землю. Она совсем не сопротивлялась. Один из них задрал ей рукав рубашки и указал на что-то на запястье женщины. За считанные секунды они скрутили ее, поставили на ноги и грубо потащили к черному фургону с надписью DCA на боку со словами Управление по контролю над обозначениями, припаркованному прямо перед входом в супермаркет.
Я не слышала, что она говорила, но видела, что она плакала.
В мгновение ока женщина вырвалась из рук силовика, который держал ее за руку, и бросилась бежать. Я не понимала, каким образом она собиралась сбежать, ведь силовиков было много, а на ее руках уже были наручники. Она успела сделать всего пять шагов, прежде чем ее сбили с ног и грубо бросили на землю, а другой силовик бросился к ней с электрошокером в руках.
Почему они причиняют ей боль?
Она же ничего плохого не сделала!
Я раскрыла рот, но слезы затуманили мне зрение. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что мисс Маккой снова встала передо мной, закрывая мне обзор. Я посмотрела на нее, и она, похоже, поняла, что я боюсь и не понимаю, что происходит.
— Она Омега, дорогая. Судя по метке на ее руке, она из одного из тренировочных Омега-комплекса, — она оглянулась через плечо и прошептала. — Не знаю, как только она сбежала.
Сбежала?
Как заключенная?
Почему?
Я пребывала в полном недоумении. Попыталась снова заглянуть ей за спину, но, видимо, им не потребовалось много времени, чтобы затащить женщину в фургон. Казалось, прошло несколько секунд и машина исчезла из виду. Мисс Маккой вернулась на водительское сиденье и выехала обратно на дорогу, как будто ничего необычного не произошло. Я же осталась сидеть, оцепенев от шока и не в силах поверить своим глазам.
Омега?
Это хотели от меня Хэдли?
В памяти мелькнуло воспоминание о гневе на их лицах, когда доктор сообщил, что я обычная Бета. Меня пробрала дрожь при мысли.
Что было бы, если бы я тогда не промолчала?
Меня могли бы отправить в один из этих тренировочных Омега-комплексов.
Именно в тот момент я начала молиться о том, чтобы никогда не оказалась Омегой.
Остаток пути прошел в тишине до прибытия в здание социальных служб. Я бывала там много раз за последние годы. Мы стояли в холле, когда они обсуждали меня, будто меня и не было рядом. Я стояла рядом со своим мусорным мешком, в котором было все, что у меня было.
Так я впервые встретилась с мистером Трандлом.
Он был пожилым мужчиной, одетым в коричневые брюки, белую рубашку с пуговицами и подходящие коричневые туфли. Он едва взглянул на меня, когда он и мисс Маккой подписали и оформили все необходимые документы, чтобы снова от меня избавиться. Не было времени на долгие прощания. Руки мисс Маккой дернулись, как будто она хотела протянуть их ко мне, но я отвернулась. Во мне бурлило слишком много боли и разочарования от того, что единственный человек, на которого я полагалась с тех пор, как себя помню, избавляется от меня.
Она была такой же, как и все остальные.
Только когда я сидела на заднем сиденье машины мистера Трандла, который вез меня в Центр Посредничества, где мне предстоит прожить следующие три года, он удостоил меня своим вниманием. Он то и дело бросал на меня быстрые взгляды в зеркало заднего вида.
— Не очень-то разговорчивая, да? — спросил он, когда наши глаза встретились, кажется, в двадцатый раз.
Я пожала плечами и опустила глаза, не зная, что сказать.
Сколько бы новых людей я ни встречала, легче никогда не становилось. Он больше ничего не сказал, и когда я снова подняла глаза, на его лице была странная улыбка. По моей спине пробежал холодок, и волосы на затылке встали дыбом. Этот жуткий взгляд напомнил мне о том, как один из моих приемных отцов смотрел на меня и на другую приемную девочку, с которой меня поселили, когда приходил укладывать нас спать по вечерам.
Я почувствовала себя добычей.
Не двигайся.
Не говори.
Я повторяла эти слова, как заклинание, пока мы наконец не подъехали к огромным металлическим воротам, рядом с которыми стоял небольшой домик.
Над воротами висела металлическая табличка с надписью:
Центр Посредничества Реформации (IC-09)
Это что, какой-то особняк?
Не буду врать. Мне было очень любопытно, и даже немного заволновалась. Все говорили о том, насколько замечательны Центры Посредничества, но я не ожидала ничего подобного!
Мистер Трандл остановился и опустил окно настолько, чтобы говорить в маленький экран, прикрепленный к боковой стене домика. Из ниоткуда появился дрон, который с гудением влетел в машину, медленно покружился, а затем завис прямо у моего лица. От его мотора дул легкий ветерок, сдвигая несколько огненных прядей моих волос, спадающих на лицо. Он еще раз облетел салон машины, а затем вылетел обратно через открытое окно.
Вау!
Через несколько мгновений ворота открылись, мистер Трандл поднял окно, и мы въехали на длинную подъездную дорожку, окруженную аккуратно подстриженной травой. Только когда мы повернули за угол и я увидела людей в униформе с оружием, которые ходили вокруг огромного кирпичного здания, похожего на настоящую тюрьму, я начала понимать, насколько нелегкими будут следующие три года моей жизни.