Шагнув из самолёта на трап, Ольга зажмурилась — так беспощадно ярко полоснуло солнце по привыкшим к полумраку салона глазам. Тело обдало жаром, особенно неуютно стало ногам, обутым по московской погоде в зимние ботинки. Горячий сухой воздух защекотал ноздри, ворвался в лёгкие, выгоняя оттуда остатки промозглой снежной сырости.
— Лёлька! — налетевшая сзади Вика обхватила её за талию и, чуть не бегом, потащила вниз. — Лёлька! Мы в Африке!!! Обалдеть!
Автобус, поджидающий пассажиров, уже раскрыл свои двери, приглашая в салон, но Ольга не торопилась. Она медленно обвела взглядом жёлтую каменистую, пересыпанную песком равнину, исчерченную бетонными полосами аэродрома, далёкие, клубящиеся в горячем мареве раскалённого воздуха горы, какие-то ослепительно белые строения и, зажмурив глаза, чуть встряхнула головой, будто отгоняя наваждение. Всё казалось нереальным, фантастическим, пожалуй, даже киношным. Всего четыре часа назад она смотрела в иллюминатор на убегающие назад, покрытые мокрым снегом ёлки, голые ветки берёз, чёрные пятна земли, будто сочащиеся влагой. А самолёт всё убыстрял свой бег, вдавливая её в кресло, а потом затрясся, подпрыгнул, и весь этот знакомый пейзаж стремительно провалился куда-то вниз, исчезая за толстыми чёрными облаками.
— Не спи, замёрзнешь, — Вика чуть не силком волокла её за руку к автобусу, — хотя какое тут замёрзнешь, скорее сваришься. Давай, давай быстрее, в аэропорту, наверное, кондиционеры есть.
Ольга снова встряхнула головой, действительно, какие там снежинки-ёлочки! Жара была ошеломляющей, лёгкий шерстяной свитерок и чёрные брюки превратились в удушающий скафандр, а ботинки — в две печки, для чего-то надетые на ноги.
Всё дальнейшее слилось в единый яркий, суетливый поток: и прохождение египетской границы, и обмен долларов на толстую пачку каких-то непонятных потрёпанных бумажек, и яркая улыбчивость смуглых лиц, объясняющих что-то на ломаном русском, и прохладный кондиционированный воздух комфортабельного автобуса.
За тонированными стёклами замелькали улицы, пальмы, стройки, пёстрые толпы людей: смуглых, в странных белых рубахах до пят, и белокожих — в шортах, майках, белых платьицах. Автобус останавливался, выгружал пассажиров, пока, наконец, не настала их очередь.
Отель показался огромным и роскошным. Ольга жила пару раз в гостиницах, когда ездила с детьми в Петербург и Ярославль, но те гостиницы, с их неистребимым «совковым» оформлением, крикливыми тётками, обшарпанными стенами, даже отдалённо не напоминали того, что она видела сейчас. Громадный холл поражал воображение, его дальние углы таяли в прохладном сумраке. Мягкие кожаные кресла вокруг уютных столиков манили в свои объятия, стойки нескольких баров притягивали взгляд, пестрели разноязыкими этикетками бутылок, источали аромат кофе и ещё чего-то незнакомого, но волнующего.
Викуля бойко тарахтела по-английски с высокими смуглолицыми служащими, порою помогая себе жестами, заполняла какие-то бумажки, пока, наконец, не махнула рукой совершенно ошалевшей Ольге.
— Ну всё, пошли!
Чернокожий, ярко улыбающийся парень в форменной одежде, подхватил, словно пушинки, их чемоданы, опередив потянувшуюся к своим вещам Ольгу, и бодрой рысью понёсся по холлу, так, что девушки еле поспевали за ним.
Выскочив во внутренний двор отеля, Ольга на мгновение застыла, чуть не с открытым ртом и так бы и осталась стоять, если бы Вика не дала ей сзади лёгкого пинка.
— Давай, давай, шевели колготками, потом глазеть будешь.
А посмотреть было на что. От стеклянных дверей тянулась широченная аллея, обсаженная по бокам огромными финиковыми пальмами, она обтекала с двух сторон большой бассейн, с голубой прозрачной водой. Чуть дальше, за бассейном, аллея распахивалась широкой излучиной на пляж, за которым расстилалось Красное море. По сторонам аллеи, за пальмами, блестели ослепительной белизной двухэтажные, вытянутые в длину строения, с огромными чёрными зеркальными то ли окнами, то ли дверьми. Всюду: возле окон-дверей, вокруг бассейна, на пляже стояли шезлонги, лежанки, столики, грибки-тенты. Мужчины в плавках или шортах, женщины в купальниках загорали на солнце, прятались в тени тентов, купались, болтали. Над волейбольной площадкой взлетал мяч.
Всё для Ольги было настолько необычно, ново, так не ассоциировалось ни с чем знакомым, привычным, что она, в своих тёплых ботинках, чёрных брюках и свитере, вдруг почувствовала себя инородным телом на этом празднике жизни.
— Пошли, Лёлька, пошли, — тянула её за руку Вика вслед за убежавшим носильщиком.
А тот уже открывал двери их номера. Белозубо улыбаясь, он раскинул руки, словно принося в дар очаровательным девушкам весь этот номер, пощёлкал выключателем, под потолком что-то тихонько загудело, посылая вниз струю прохлады. Кондиционер, поняла Ольга. Вика, сунув ему однодолларовую бумажку, махнула рукою: вали, мол, и закрыла дверь.
— Bay! — Вика стянула с себя свитер, джинсы и заскакала по номеру, как девчонка. — Раздевайся, сваришься! Сейчас распакуем вещи, наденем купальники и в море, в море, в море!!!
И она принялась тормошить и щекотать ошалевшую Ольгу, пока та тоже не взвизгнула и не запрыгала по комнате.
Такого моря Ольга не видела никогда. В Крыму и на Кавказе, куда она несколько раз ездила в детстве с родителями, море было совсем другим. Редко тёплое, а чаще прохладное, оно постоянно рябило, волновалось, било прибоем, порою гремело штормом.
Это море оказалось нежным и ласковым. Казалось, ничто не могло потревожить его зеркальную гладь; вода была тёплая и приятно освежала измученное дорогой тело. Искупавшись, они развалились на мягких лежаках, жадно впитывая всей своей измученной московской осенью кожей жаркие лучи уже клонящегося к закату солнца. Удушающая дневная жара отступила, лишь ласковый ветерок чуть шевелил верхушки пальм. Ольга закрыла глаза, ни о чём не думая, ничего не вспоминая, ничему не удивляясь. Растаяли где-то в бесконечной дали и занесенная мокрым снегом Москва, и школа с её бесконечной чередой уроков, и дети со своими постоянными проблемами, и мама… Казалось, на свете не осталось ничего, кроме солнца и вкуса моря на губах.
— Здравствуйте! Вы из России?
Ольга приоткрыла глаза, спрятанные за тёмными стёклами солнечных очков, и увидела бронзового от загара мужчину в шортах и рубашке. Он показался ей удивительно знакомым.
— Да, а вы, как видно, тоже и, судя по загару, достаточно давно. Ну и как здесь? Что интересненького? — Викуля явно уже была готова к новым приключениям.
— Ну интересного тут много, сами увидите. Я — инструктор по дайвингу, подводному плаванию. Здесь есть удивительные по красоте коралловые рифы, там живут морские ежи, тропические рыбы. Подводное плавание может доставить вам массу незабываемых впечатлений.
— А удовольствий? — игриво протянула Викуля, продолжая атаку, с удивлением отметив, как напряглась при первых же словах инструктора Ольга.
— И удовольствий тоже, — с лёгкой улыбкой, впрочем, скорее ироничной, чем циничной, отозвался тот. — Утром подойдите к пункту выдачи ласт и масок, вон он, видите? И спросите Олега. Один сеанс, с инструктажем, тренировкой и получасовым погружением, стоит всего пятьдесят долларов.
— Ну, — продолжала свою игру Вика, — я думала, вы нас приглашаете, а вы сразу про доллары…
— А я вас и приглашаю, но, поймите, это моя работа, — он проговорил это, чуть запинаясь, бросая тревожные взгляды в сторону Ольги.
Та, напряжённо выпрямившись, словно не доверяя своим глазам, медленно сняла тёмные очки и, чуть сощурившись от солнца, произнесла то ли испуганно, то ли удивлённо:
— Олег?!
— Ольга?!
Два с половиной года тому назад. Март.
Хотя уроки уже давно кончились, Ольга сидела, устало ссутулившись, за своим учительским столом и проверяла очередную стопку тетрадей. В кабинете было душно и жарко, хотя в приоткрытую створку окна врывался и полз по ногам холодной змеёй морозный воздух. За окном, будто стосковавшееся за долгую зиму по своей работе, ярко светило солнце, и если бы не искрящиеся сугробы, да не пугающая обнаженность голых веток, можно было решить, что давно наступило лето. В начале марта на Москву свалился очередной антициклон, и привычная слякоть сменилась бодрящим зимним морозцем с ярким весенним солнцем. Такое странное сочетание вызывало инстинктивный внутренний протест, как союз дряхлого умирающего старика и молодой, только расцветающей девушки.
Но Ольгу подобные мысли не занимали. Она сидела, открывая одну тетрадь за другой, подчёркивая надоевшие одинаковые ошибки, и вяло думала: «Вот негодники, все у кого-то одного списывали, одна и та же дурацкая ошибка почти у всех. Нет, чтобы самим подумать, тут и сложного ничего нет». Она взглянула в окно. «Хорошо, что теперь так долго светло, ещё на рынок нужно зайти, мама, наверное, опять весь день почти ничего не ела». Она вздохнула и снова перевела взгляд на тетради. «Что с ней делать? Сколько это может продолжаться?»
Дверь распахнулась, и в класс вошел Олег.
«Наконец-то! — подумала она. — Где же ты был? Почему не позвонил мне вчера? Почему сегодня весь день не заходил? Или всё правда?»
Он подошел к поднявшей голову Ольге, положил ей руку на плечо и, прикоснувшись губами к макушке, резко втянул ноздрями запах её волос.
— Всё сидишь?
— Сижу, — Ольга откинула голову, прижавшись затылком к его груди, боясь высказать свои сокровенные мысли, заговорила о постороннем. — Надо тетрадки добить, домой брать совсем не хочется. А ты что?
— Я? Я сейчас с Тамарой беседу имел.
— И?
— И… — Олег секунду помолчал, — подал заявление, по собственному…
— Уходишь? А я?
— Ну ты, надеюсь, тоже со мной. Сколько можно этот гадюшник терпеть?
— С тобой? — Ольга как-то странно, будто ждала чего-то, взглянула на Олега. — С тобой? — повторила она и, не дождавшись единственно важных для неё слов, продолжила: — Куда? В качестве кого?
— Почему обязательно «в качестве»? — Олег раздраженно дёрнул плечом. — А что, неужели ты останешься? После всего, что было?
Ольга невидящим взглядом смотрела сквозь грязное стекло школьного окна куда-то туда, далеко, в блестящую, залитую весенним солнцем и искрящимся снегом даль.
— Олег, ну куда я пойду? Март уже, скоро весенние каникулы, а там и учебный год кончится. — Она выпрямилась, отодвинувшись от Олега, и продолжала говорить без интонаций, монотонно, будто заученный урок, не глядя на собеседника. — Куда я пойду? Работу с бухты-барахты найти… Да и дети, как я их брошу? Учителя сейчас не найдут, они без математики останутся. Нет, нужно подождать немного, хотя бы до июня.
— Подождать?! Ну уж нет! И так заждался. — Он говорил раздраженно, но все еще пытался поймать её взгляд, убедить в своей правоте. — Нужно было ещё под Новый год уходить. А ты, значит, остаёшься?!
— Ну, Олег, ну пойми…
— Не надо, — оборвал он её, — всё я понял.
Олег резко повернулся на каблуках к двери и зашагал вперёд, размахивая руками, будто прорываясь сквозь невидимую паутину, будто разгребая ставший вдруг упругим воздух.
— Олег! — шёпотом прокричала в закрывшуюся дверь Ольга. — Олег!
— Оля?! — Олег смотрел и не узнавал. Нет, конечно, он узнавал её, её глаза, руки, изгиб шеи, даже эту маленькую родинку под правой грудью он, оказывается, всё ещё помнил. И всё-таки, это была другая Ольга.
— Оля, ты здесь… Как? Откуда?
Ольга молчала, смотрела на Олега и как-то грустно улыбалась.
— Ну вы, Олег, странные вопросы задаёте. — Вика не выдержала Ольгиного молчания. — Откуда, откуда?! Оттуда, откуда и все — купила тур и прилетела отдохнуть. А вы знакомы? Ольга, ты бы представила меня?!
Она растерянно переводила взгляд с Ольги на Олега. Но на неё никто не обращал внимания.
— Олег, — наконец проговорила Ольга, — откуда ты здесь? Как? — Она, кажется, даже не замечала, что повторяла те же вопросы, на которые только что не ответила сама. — Какое подводное плавание? Впрочем, да, у тебя же был разряд. Но почему Египет?
— Египет? Так получилось, долго рассказывать. Вот видишь. Действительно, странно встретиться в Африке! Надо же! А ты как?
— Я? Я по-старому, всё там же.
— В школе, у Тамары?
— Да.
— Замуж не вышла?
— Нет, а ты женился?
— Нет. Да и при такой работе… Какая семья?! А ты…
Так они и говорили, бестолково, сбивчиво, порою задавая друг другу одни и те же бессмысленные вопросы, иногда сами же на них отвечая, будто два игрока в теннис, пасуя друг другу мячик и быстро отбивая его. Чувствовалось, что за всеми этими словами скрывалось нечто другое, желание задать какие-то совсем иные вопросы, услышать какие-то совсем другие ответы. А то, что они произносили вслух, было так, по инерции, от невозможности молчать. И Вика, как зритель на теннисном матче, вертела головой, словно отслеживая полёт мяча. Наконец игроки выдохлись, запас ничего не значащих вопросов иссяк. Сейчас они смотрели друг на друга, вроде бы даже раздраженно. Говорить о пустом больше не хотелось, говорить о важном они не могли и поэтому мучительно искали повод расстаться, одновременно боясь этого расставания.
— Слушайте, ребятки, — опять влезла Вика, — я, конечно, понимаю радость вашей встречи, но кушать хочется всегда. Давайте мы с Ольгой сейчас пойдём на ужин, а вечер воспоминаний отложим. Олег, вы тут, можно сказать, абориген, всё знаете. Где можно приятно вечер провести, посидеть, потанцевать?
— А? Да-да, конечно, — Олег встряхнул головою, будто отгоняя остатки наваждения. — Вон там хороший бар возле бассейна, по вечерам очень уютно, спокойно.
— А потанцевать? — Вика капризно надула губы. — Спокойно провести вечер мы и дома можем. Нет, вы уж покажите, где жизнь бьет ключом.
— Ну можно пойти на дискотеку, правда там больше молодёжь…
— А мы, значит — старухи, по-вашему?
— Нет, конечно, но там будут в основном подростки лет по четырнадцать — шестнадцать. Сейчас школьные каникулы и много родителей с детьми приехало. Да вы не волнуйтесь, мест для развлечений тут хватает. Давайте так, я вас буду ждать после ужина в баре у бассейна, а потом сообразим, чем заняться.
— Ладно, — Викуля, окончательно взяв инициативу в свои руки, сладко потянулась, продемонстрировав кошачий изгиб спины, небольшую, но вполне выразительную грудь, и, обмотав полотенце вокруг талии, прикрыв тем самым излишне широкие бёдра, скомандовала: — Пошли, Лёлька!