В глубине стекла

Глава 5

Ольга спала плохо, и спала и не спала, так, бред какой-то. Она, конечно, слышала, когда вернулась Вика, ей даже приснилось, что она привстала, язвительно сказала Вике: «Быстро же вы управились», на что та, округлив глаза, непонятно ответила: «Да, мы старались побыстрее, чтобы ты не беспокоилась. Я даже не раздевалась». Но потом Ольга поняла, что это сон, что Вика уже сопит, слегка похрапывая, и снова погрузилась в странное оцепенение. В этом мареве сна и яви всплывали картины причудливо перемешанных событий: мокрый московский снег на ветках финиковых пальм и пляжных лежаках; завуч Анна Абрамовна, хитро подмигивающая: «А куда это вы собрались?»; толпы каких-то детей, носящихся по пляжу, а потом голос директора: «Ольга Ивановна, ну наведите же порядок!» Наконец, калейдоскоп ярких бредовых событий прервался, и Ольга услыхала протяжный заунывный голос, будто исполняющий какую-то несложную музыкальную фразу. Фраза эта повторялась снова и снова. Ольга открыла глаза и поняла, что это ей уже не снится. Голос доносился с улицы, из-за светлеющего зеркального стекла французского окна. «Да ведь это муэдзин на утреннюю молитву созывает, — вдруг поняла она, — Господи, громко-то как!» Она встала и на носочках, чтобы не касаться всей ступнёй холодного каменного пола, подскочила к окну. Несмотря на свою массивность, оно отодвинулось удивительно легко, скользнув вбок, будто салазки по льду. Снаружи оказалось ещё светлее, чем представлялось через затемнённое стекло. Небо, пока ещё не просветлённое солнечными лучами, отдавало голубизной, густо замешанной на ночной черноте; на востоке, над морем, в пелене тумана уже ясно просвечивал красно-оранжевым пламенем шар восходящего солнца. Утренний ветерок, вовсе не холодный, а лишь бодрящий, ласково затеребил оборки её ночнушки, нежно защекотал шею и нахально пополз по голым ногам от щиколоток и выше, так что Ольга непроизвольно даже дёрнула пяткой. В воздухе висел чудный запах утренней свежести, невыразимо радостный, пахнущий счастьем, будто улыбка только что проснувшегося ребёнка. Над отелем вновь поплыл протяжный голос, чуть искаженный хрипотцой динамиков. «По радио передают», — подумала Ольга и тут же, глубоко втянув в себя прохладный аромат утра, решила: «Пойду на пляж». Она быстро натянула купальник, накинула на плечи новый, купленный специально для поездки белый махровый халат, и тихонько, стараясь не разбудить сладко посапывающую Вику, выскользнула наружу.

Пляж, казалось, ещё спал и был недоволен её ранним вторжением. Песок, обжигавший вчера ноги, сегодня хватал за ступни холодными мокрыми пальцами, низко стоящее солнце отбрасывало длинные, пугающе корявые тени, с моря тянул ветерок. Вода была удивительно тихой и прозрачной, ни одна, даже лёгкая морщинка не царапала её зеркальную поверхность. Ольга подошла поближе и, опасливо ёжась, вытянула одну ногу, коснулась кончиками пальцев хрустальной поверхности. Вместо ожидаемого холода море ответило ласковым теплом. «Нет, попозже искупаюсь», — подумала Ольга и, усевшись на лежак, откинулась назад, подставив лицо лучам восходящего солнца. «Господи! Какое блаженство, — неожиданно для себя самой подумала она. — Красота-то какая!»

Первые лучи солнца, пробив облачную утреннюю дымку, словно невесомыми тёплыми перышками ласкали её кожу, проникали сквозь неё, достигали чего-то глубинного, сокровенного, лаская и просветляя не только тело, но и душу.

Так же ласково светило солнце в тот день, три года назад, первого сентября, когда она, одетая в свой единственный парадный «костюм деловой женщины» (чёрные облегающие брючки, приталенный чёрный пиджак и белая блузка), спешила через парк к школе. Было ещё совсем рано, только-только пропиликало семь часов, но Ольга всё равно шла быстро, будто опаздывая.

Вскочила она сегодня рано, ещё до звонка будильника, хотя и ставила его на шесть утра, как-то удивительно быстро привела себя в порядок, выпила чашку чая с единственным тоненьким бутербродом («Нет, нет, мама, я больше не хочу»), чуть-чуть подкрасилась и, чмокнув в щёку маму (традиция!), вылетела на улицу.

В школу она пришла рано, но далеко не первой, многие кабинеты были открыты, учителя сновали по коридору с торжественно озабоченным видом, о чём-то переговаривались. С Ольгой вежливо здоровались, но разговоров не заводили, да и сама она активности не проявляла, так как не помнила, кого как зовут. Помнила, конечно, директора, Тамару Витальевну, завуча Анну Абрамовну, а вот других — нет. И спрашивать было неловко, и что делать, она не представляла. Что дальше будет? Куда ей идти?

Вдруг над школой загремела музыка, «Школьный вальс», потом ещё какие-то песни про школу, на улице всё рос и креп детский гомон. Проскочил, куда-то торопясь, Владимир Петрович, ему было явно не до неё, у директора в кабинете толпились люди, все спешили, только она потерянно стояла в коридоре.

— Ну как вы? — кто-то тронул её сзади за плечо. — Не потерялись?

Она обернулась и увидала Олега. В светло-бежевом костюме и галстуке он был мало похож на того весёлого парня в джинсах и кроссовках, который, лёжа под ней на полу, удивлённо моргал своими, в общем-то хорошенькими, глазками. Ей захотелось отшутиться, но она неожиданно для себя самой жалобным голосом спросила:

— А что мне делать?

— Вам что, ничего не сказали? — Олег смотрел на неё без тени улыбки, он вообще был серьёзен и как-то по-военному подтянут.

— Нет, — Ольга испуганно смотрела на него, — а что, нужно было что-то уже сделать? Что, уже поздно?

— Нет, что вы, — Олег мягко улыбнулся, и от этой доброй улыбки его лицо сразу утратило всю серьёзность, — нет, конечно, всё нормально. Просто вам должна была объяснить, завуч хотя бы… В общем, так, вам классное руководство дали?

— Да, 6 «В».

— Вот и прекрасно. Возьмите табличку…

— Какую табличку?

— Возьмите лист бумаги и напишите на нём свой класс, крупно, фломастером. Вас же дети не знают, их классная уволилась, вот они вас по табличке и определят. С этой табличкой встанете на улице перед школой, там Вовка мелом все классы разметил.

— У меня нет фломастера, — Ольга испуганно, с надеждой, будто на спасителя, смотрела на Олега.

— Ладно, пошли ко мне.

Олег привёл её в свой кабинет, достал лист, нарисовал табличку и даже прикрепил её кнопками к какой-то небольшой реечке.

— Вот, — он протянул ей сооружение, сильно смахивающее на флажок, — идите, изображайте знаменосца. Хотя пошли вместе, мне тоже пора.

Они вышли на школьное крыльцо, вокруг которого уже плескалось, бурлило детское море. Но в кажущемся хаосе людского мельтешения были видны и свои закономерности. Слева собиралась начальная школа, взрослых там было, пожалуй, больше, чем детей. Испуганные первоклассники надёжно держали за руку мам-пап-бабушек-дедушек, ухитряясь при этом всем своим видом показывать, какие они большие. Дети постарше сбивались в кучки, о чём-то оживлённо говорили, перебегали с места на место. Мамы их тоже собирались группками, неуловимо похожие на своих детей, так же возбуждённо что-то обсуждая, порою яростно жестикулируя, отцы с достоинством стояли чуть поодаль, как бы и со всеми, но каждый сам по себе, курили или просто расслабленно наблюдали за всей этой суетливой толкотнёй. Сверкали вспышки фотоаппаратов, блестели видеокамеры. Пышные банты, светлые платьица, костюмчики мальчиков с непременным галстуком, и цветы, цветы, цветы.

Дальше, вдоль по дуге школьной линейки, по часовой стрелке, собиралась уже другая публика. Родителей становилось всё меньше и меньше, пока они не исчезали вовсе, классам, так, к восьмым, да и дети становились другими. Пятиклассники ещё напоминали начальные классы, хотя смотрели на последних свысока, а уже класса с седьмого цветы мелькали всё реже, банты исчезали вовсе. На смену платьицам и костюмчикам приходили джинсы, нарочитонебрежный стиль одежды, долженствующий подчеркнуть взрослость, презрительно снисходительное отношение к «малявкам».

Напротив первоклассников собирались одиннадцатые классы, там снова появлялись костюмы и платья, но не детские, игрушечные, а взрослые. Короткие юбки открывали стройные ножки, затянутые в колготки, причёски снова украшали пышные банты, кокетливо подчёркивающие прелесть юности. Парни были солидны, похохатывали баском, поправляли галстуки со словами: «Не люблю я эту селёдку» — и часто отбегали за угол покурить.

Олег привёл Ольгу на нужное место и ушёл со словами: «Собирайте детей, стройте их, а там сами поймёте». Ольга растерянно переводила глаза с толпы детей на школьное крыльцо и обратно, пытаясь понять, кого и как ей строить, но вдруг почувствовала, как чья-то требовательная рука теребит её за полу пиджака. Рядом стояла черноволосая девчушка лет одиннадцати-двенадцати, с коричневым кожаным ранцем, на тонких лямках, перекинутых через худенькие плечи. На ней были светло-голубые джинсы, белые кроссовки и тонкая кофточка, надетая по последней моде таким образом, чтобы видна была полоска обнаженного живота, а, по возможности, и пупок. Росточком до Ольгиных подмышек, она смотрела снизу вверх с живым блеском любопытства в огромных тёмных глазах.

— Это вы наша новая классная? — без тени смущения спросила девчушка.

— Ну если ты из 6-го «В», то да.

— Тогда это вам, — она протянула левой рукой незамеченный Ольгой букет и тут же, отвернувшись, замахала кому-то. — Сейчас наши соберутся, — пояснила она удивлённой Ольге. — А вас как зовут?

— Ольга Ивановна.

— Ой, как интересно!

Но что в этом интересного, Ольга так и не услышала. Её окружила разноликая толпа ребят, которая что-то говорила, протягивала цветы, о чём-то спрашивала. Со школьного крыльца захрипел динамик и попросил родителей отойти в сторонку, а детей построиться. Эффект получился прямо обратный. Родители первоклассников ещё надёжнее ухватили своих чад за руку, дети зашумели, замельтешили ещё сильнее, а старшие классы, казалось, ушли курить в полном составе. Но репродуктор не унимался, и вот через какое-то время родители всё же потеснились на задний план, на месте беспорядочной толпы стали вырисовываться отдельные классы, во главе с отягощенными охапками цветов учителями, и линейка стала походить на линейку.

Вышедшая к микрофону директор взялась что-то говорить, но слышно было плохо, дети продолжали шуметь, потом какие-то малыши бодро и звонко прочитали стишки. Появился большой, медного цвета звонок, сильно смахивающий на маленький колокол, его вручили первокласснице, которую легко подхватил на плечо здоровенный выпускник. Девчушка испуганно таращила глаза и отчаянно размахивала медным чудом, словно хвастаясь всем, какая у неё есть прикольная штука.

Классы стали заходить в школу. Сначала пошли первые и одиннадцатые. Выпускники вели за руку малышей, сильно смахивая при этом на молодых родителей, в особенности девушки. Малыши горбились под огромными ранцами, а на плечах старшеклассниц болтались изящные дамские сумочки, способные вместить разве что косметичку.

Потом двинулись и другие классы. Ольгин класс пошёл сам, вслед за соседним, видимо, 6-м «Б», ей оставалось только семенить рядом, обнимая рассыпающуюся охапку цветов и стараться при этом выглядеть не очень глупо.

Сначала был классный час, потом уроки, хорошо ещё, что их было всего четыре, после них снова прибежали её девчонки, с какими-то вопросами, и наконец всё кончилось. Ольга устало сидела на стуле, оглядывая опустевший класс, ведро с водой, в котором всеми цветами радуги пестрели букеты осенних цветов (а куда ещё их было ставить?), сдвинутые парты, стулья, пестрящие бумажки. «А дежурных-то я не назначила, — вяло подумала она, — придётся самой убирать». Она посидела ещё несколько минут и взялась прибираться: расставлять аккуратно парты, поднимать на них стулья, заметать мусор.

— Портреты умывать будете? — знакомый голос от двери заставил её вздрогнуть. — Мне парту подержать?

У дверей стоял Олег, такой же элегантный, как и утром, но без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, и пристально, с некоторым вызовом, её разглядывал. Уголки его губ были приподняты в лёгкой, практически незаметной улыбке, глаза иронично прищурены. Ей до судорог в руках захотелось запустить в него щёткой, но он её опередил и со словами: «Давайте я вам помогу», — принялся поднимать оставшиеся стулья на парты.

— Не нужно, спасибо, я сама, — Ольга бодро смела бумажки в кучу, сгребла их в ведро и выпрямилась.

Они стояли друг напротив друга, он, с чуть сбившимся галстуком на светлой рубашке, закатанные рукава которой открывали загоревшие до цвета тёмной бронзы руки, и она, с выбившейся из-за пояса белой блузкой, расстегнувшейся на одну пуговку больше, чем положено, и упавшими на лоб прядями волос. Ольга видела его коренастую, какую-то удивительно надёжную фигуру, чуть расставленные, будто у борца, ноги, сильные загорелые руки, и ей вдруг, неожиданно для самой себя, до дрожи в ногах, до протяжно тянущего ощущения в животе, захотелось увидеть, как эти руки протягиваются к ней, ощутить их волнующую силу на своих плечах.

Рука Олега уверенно, словно подчиняясь её желанию, так, что она даже не отшатнулась, протянулась к её лицу, поправила падающую на глаза прядь и чуть потёрла щёку.

— Вы испачкались. — Он задержал ладонь чуть дольше, чем было нужно для того, чтобы стереть грязь, провёл кончиками пальцев по щеке к уху, шее и нехотя отнял её.

— Да, — Ольга дотронулась до моментально порозовевшей щеки, — да, наверное, мелом.

На две-три секунды взгляды их пересеклись и замерли. Олег первым отвёл глаза, оглядел класс и сказал:

— Ну вот, с боевым крещением вас, как, очень страшно было?

— С чего бы это? — Ольга тоже отвела глаза и даже отвернулась, поправляя блузку. — Ничего особенного, нормально.

— Ну да, нормально. Я, помню, в прошлом году, после первого дня работы как выжатый лимон был. Сидел после уроков и думал: «Неужели так каждый день?» А потом ничего, привык.

— Вы только второй год работаете? А что заканчивали?

— Иняз, Мориса Тореза. Я после института год в армии служил, да год здесь. Послушайте, Ольга, что мы всё «выкаем», давайте на «ты?»

— Ну, если получится, для этого нужно и пуд соли съесть, и на брудершафт выпить.

Ольга уже оправилась и поглядывала на Олега с весёлым лукавством.

— Сбегать? — Олег легко подхватил знакомую игру.

— Куда?

— Как куда, в магазин, чтобы было что на брудершафт пить!

— Я до обеда не пью!

— А мы сначала пообедаем. Нет, я серьёзно, — перебил он собравшуюся снова пошутить Ольгу. — Возьмём Вовку, отметим и День знаний, и твоё боевое крещение.

— Нет, — после некоторой заминки отозвалась Ольга, — в другой раз. Завтра уроки, нужно подготовиться. Я без конспекта никак. А их ещё написать нужно.

— Да, когда к уроку не готов, то не урок получается, а сорок пять минут позора. Ладно, мне, вообще-то, тоже подготовиться нужно, за лето забыл всё, отвык. Но, я думаю, мы как-нибудь всё же отметим начало твоей славной трудовой деятельности на педагогическом поприще?

— Конечно, — Ольга легко улыбнулась в ответ на его иронию.

— Ну что же, я пошёл, счастливо!

— До свидания.

Олег улыбнулся, вскинул в прощальном жесте руку, повернулся и направился к двери, а Ольге вдруг страстно захотелось, чтобы он остановился и обернулся, хотя бы на секунду.

— Олег!

Олег остановился и обернулся именно так, как ей хотелось.

— Спасибо, спасибо тебе за всё, ты меня сегодня прямо спас.

Олег вытянулся, дурашливо прищёлкнул каблуками и резко кивнул головою.

— Всегда к вашим услугам, сударыня, спасать — наша приятная обязанность, — он ещё несколько секунд выжидающе смотрел на неё, но она молчала. — Пока! — и скрылся за дверью.