Соня
Он мне нравится… Это такое странное чувство, когда тебе нравится другой человек, мальчик. Но клуб?
Только если откажусь, он же больше не позовет…
— Хорошо… — слетает с моих губ.
Я знаю, я поступаю неправильно. Но я уже не ребенок. Мне очень нравится Мот. И я хочу пойти в этот дурацкий клуб, потому что он меня пригласил.
Он опять лучезарно улыбается. А я снова зависаю. Мы обмениваемся номерами, он обещает заехать за мной. Я так забываюсь, что чуть не опаздываю на урок.
Занятия пролетают незаметно, потому что я жду встречи с папой. Мне хочется снова почувствовать его любовь и поддержку. Это ведь важно, когда твой папа любит тебя и защищает.
Оказавшись за территорией школы, вижу его машину, спешу к ней, залезаю в салон.
— Привет, Сонь, — он ловит мою руку, чуть пожимает ее.
А я смотрю на него во все глаза. Виски еще сильней поседели, морщин стало больше, но это все тот же он — мой отец.
— Пап… — голос хрипнет. Не знаю, что говорить. Хочется рассказать всё-всё. И вместе с тем у меня не находится слов.
Кажется, что у него тоже.
— Поехали? Я такое место нашел, пальчики оближешь… Грузинская кухня.
Не в силах совладать с собственным голосом, киваю. Пока едем, смотрю на папу и понимаю, что очень скучала. Тот период, когда они с мамой разводились, не в счет, мы все были не в себе.
Чистый, уютный зал. Вкусно пахнет. А я ведь и правда ужасно голодна. Булочка так и осталась несъеденной.
Посетителей немного. Нас проводят к столику, мы делаем заказ и остаемся вдвоем.
— Ну, как ты? — его вопрос всё также застает врасплох.
Что отвечать?
Неловко улыбаюсь.
— Учусь. Лицей хороший. Мне и Арсению нравится.
— Это хорошо, — отвечает отец, — А мать всё с этим?
— Пап, зачем тебе?
— Я должен знать, что с вами все в порядке.
— Да, с ним.
— Он вас не обижает?
— Нет. А у тебя как дела?
— У меня… — отец невесело усмехается, — Бизнес я продал. Из-за твоей матери у меня не осталось другого выхода. Буду начинать всё с нуля.
Мне неприятно, что он так отзывается о маме. Без разницы, кто из них прав, кто виноват, но слушать, как они поливают друг друга грязью, невыносимо. Что с ними случилось? Почему они не смогли нормально расстаться?
— В Питер подамся. Только вот дедушка… — он вздыхает.
— С ним всё очень плохо? — тревога сжимает сердце.
— Да, Сонь. Если и выживет, останется как растение. Бабушка просила не уезжать. Но я не смог. Все равно ничем ему помочь не могу. Я в Москве проездом, решил к тебе заехать.
Он испытующе смотрит на меня. А я думаю, что ничего мне в пору развода не показалось. Он привык жить только для себя.
— Ты Арсу звонил? А Егору? — вырывается у меня зачем-то.
Тут нам приносят наш заказ, и отец не отвечает мне сразу.
— Нет, Сонь. Их мать обработала. Они на ее стороне. Но ты же — моя девочка? — он улыбается как-то заискивающе.
Молчу. Желание съесть лошадь сменяется мутным чувством тошноты.
— Плохо мне одному. Поедешь со мной? Питер очень красивый город. Ничуть не хуже Москвы.
— А мама?
— А что мама, Сонь? Она теперь и времени вам толком не уделяет. У нее другое развлечение есть. С молодым жеребцом в койке кувыркаться.
Я краснею. Ужасно стыдно это всё слушать.
— Поехали, Сонь? Вдвоем веселей, — и через паузу он делает совсем уж бестактное замечание, — Мать на тебя алименты будет платить.
Это он хочет так ей досадить? Через меня?
— Ты не беспокойся, у нас всё хорошо будет. Тогда я сам не свой был. Вот и творил всякую дичь.
После этих слов я вспоминаю его перекошенное лицо, когда он меня едва не ударил.
Отодвигаю тарелку с дымящимися хинкали, хватаю ветровку и рюкзак.
— Нет! — выкрикиваю, сама толком не понимая, почему себя так веду.
— Сонь?! — отец теряется.
— Не ходи за мной. Ешь и езжай в свой Питер. Я такси вызову, — пулей вылетаю из ресторана. Вызываю такси через приложение, по щекам катятся злые слезы.
Он приехал сюда не ради нас, своих детей. Он снова пытается зацепить мать, считая ее во всем виноватой. Таким, как он, нельзя верить. Он бросил своих родителей в самый тяжелый момент и поехал решать свои проблемы. Неужели он считает меня такой дурочкой?
Почему нас предают самые близкие? Те, от кого мы этого не ждем вовсе? Почему этот мир устроен так несправедливо?
Папа пытается дозвониться. Я не беру трубку. Не могу переступить через себя. Звоню бабушке. Она плачет мне в трубку. Терпеливо ее выслушиваю, спрашиваю, нужна ли им какая-то помощь. Мало ли что… Нет, помощь им не нужна, но она очень расстроена из-за того, что папа уехал, а не остался с ней.
На меня после этого разговора нападает жуткое раздражение. Я почти все время сижу у себя. Не могу смотреть на радостную маму, довольного Марка, веселого Арсения. Всё это кажется мне неправильным.
Уговариваю Марину, свою одноклассницу, сказать моей матери, что в пятницу иду к ней с ночевкой. На самом деле запрыгиваю вечером в спорткар Мота. Без каких-либо мыслей. С тупым желанием отрываться.
Марк
— Нат, сегодня не смогу приехать. Нагрянули корейцы, которым приспичило развлечься. Нет, послать их не могу. В понедельник подписание важного контракта.
В ответной ничего не значащей фразе — холод. Ощутимый и пробирающий до костей.
Не хватало еще из-за этого поругаться.
— Ты же мне доверяешь? — вопрос не очень, но как иначе переключить ее, чтобы не воображала себе разные глупости? — Если бы я хотел вести свободный образ жизни, то так бы оно и было. Я бы не стал обманывать.
— Я же тебе ничего не сказала, — бормочет тихонько.
Мне и это не нравится. Последнее время у нее непонятные перепады настроения.
— Так. Сделаем по-другому. Как освобожусь, я приеду.
Она что-то пытается возразить, но я не слушаю. Не знаю, во сколько мы разойдемся, но лучше будет поехать к своей женщине, чтобы она не напридумывала хрен пойми что.
Корейцы отрываются. Мне приходится не отставать. Они довольно молодые ребята, главный среди них сын владельца корпорации, с которой мы сотрудничаем. Он уже изрядно набрался и, оглядев девочек из эскорта, остался ими недоволен, поэтому направился на танцпол. Я этот момент прошляпил. Спохватился только, когда заметил, что назревает мордобой.
Вместе с парой своих людей пошел туда, чтобы увести этого неугомонного. Как вдруг взгляд выцепил в толпе знакомое лицо. В первые секунды подумал, что мне мерещится и пить следует меньше. Но присмотревшись, понял, что никакая это не галлюцинация. Это Соня собственной персоной. Соня, которой здесь быть не должно. Сюда вход с 18+. А еще ее штормило. К тому же под юбкой у нее я заметил мужскую ладонь.
Отправив своих ребят за корейцем, я подошел к парочке.
— Где Мо-от? — заплетающимся языком спрашивала Соня у какого-то парня, — Не трогай меня!
Она попыталась отпихнуть парня, но не тут-то было. Он в отличие от нее держался ровно.
— Не трепыхайся, зай. Нужна ты ему! — расслышал я его ответ.
— Руки убрал, — с угрозой процедил я.
— Что ты тут делаешь? — поинтересовался у девчонки.
— Оууу, мой второй папа… — пьяно хихикнула она.
— Ясно. Домой поехали.
— Никуда она с тобой не поедет! — решил встрять парень.
Руку из-под юбки у нее он все же вытащил, но продолжал держать девочку за талию.
— Тебя, щенок, забыл спросить. Если она под чем-то, то тебе придется плохо.
К нам подошла охрана клуба.
— В чем дело?
— Как пятнадцатилетнюю соплячку сюда пропустили? — вставил я и им.
— Марк Федорович, да не может быть, — заговорил старший. Меня здесь хорошо знали, клуб принадлежал моему приятелю.
— Может, — отрезал я и, подхватив Соню, повел ее на выход.
Девчонка начала немного приходить в себя, зло зыркала на меня, но не вырывалась. По моему указанию машину подогнали к выходу. Вместо меня рулить с корейцами остался мой зам. Пусть поработает.
— Совсем спятила? Что ты принимала? — рявкнул я.
Наташа явно не обрадуется.
— Ничего! — Соня не осталась в долгу, — Что ты раскомандовался? Ты мне не отец!
Рано или поздно эта фраза должна была прозвучать.
— Я и не претендую. Не хотелось бы быть отцом идиотки, которая напивается в сомнительных компашках, дает лапать себя. А может, и наркотой балуется.
В машине установилась тишина.
— Пусть мать с тобой разбирается.
Взгляд у девчонки забегал. До нее стало доходить, что она начудила.