В Тридевятое царство попаданкам вход запрещен!

Глава 30. О вреде ночных купаний

Змей, когда понял, что его дурят, сначала всех спалить хотел. Но Марья и леший его убедили, что если он девиц оставить планирует, то их кормить надо. Они, чай, не как птички клюют. Поэтому мне, как самой инициативной, поставили задачу — сообщить оборотням, что они серьезно проштрафились и выбрать из них тех, кто сделал это в меньшей степени. Дескать, сама предложила, сама и расхлебывай.

Сидели мы с Марьей долго. Уже и глаза устали, и спина заболела, а оборотни все несут и несут свои записки-расписки.

— А пойдем искупнемся, — вдруг предложила Марья. — Тут запруда хорошая.

— А нас там не притопят? — Усомнилась я.

— Не мальчики рядом будут. Там заводь есть, а в ней горячий источник. И усталость снимет, и боль, — соблазняла меня Марья.

— Ладно, пошли, — согласилась я.

Спина ныла немилосердно, а горячий источник, я давно мечтала в диком природном искупаться, а не благоустроенных термах с кучей народа.

На берегу обнаружилась и небольшая заводь, отгороженная от основной запруды зарослями камыша и ивняка.

— Пойдем, там тепло, а мужчины дальше окунуться, тут не видно, но слышать они нас будут. Да и охранки поставят, от чужих. Раздевайся.

А чего бы и нет? Увидят — не увидят, мне вообще по барабану было, после того, как я в окне задницей кверху торчала или на яблоне висела, вряд ли кто-то что-то новое увидит. Да и с Милкиными танцорами я помоталась по фестивалям, там стеснение давно уже в муках

Вода была нереально теплой! Она окутывала блаженством, погружает в негу, дарила легкость и восторг, я бы сама, наверное, и не вылезала, купаясь и дрейфую на поверхности до утра. Но Марья неуклонно тащила меня прочь.

— Хватит, Лина, а то переберешь. Дай, мужчины тоже окунуться. Пойдем в стороне посидим.Вон, нам костер уже разожгли.

На берегу и правда горел костер, и ветерок, как специально поддразнивая, принес запах жареного хлеба.

Рот тут же наполнился слюной .

— На, оботрись! — Марья бросила мне кусок полотна с мережками по краям. Приняла с благодарностью.

Ладно, раз так, то пора и честь знать. Обтерлась, обернулась, подошла к костру.

Там суетился леший.

— Вот, — протянул он нам с искусницей по ветке с насаженными на них кусочками хлеба. Поешьте. Ночь долгая будет.

Хотела спросить, отчего долгая, но он развернулся и пошел к заводи.

Не хотела я, но они сами!

Глазюки мои бесстыжие сами его взглядом провожать стали, и отвлеклась я только на покашливание Марьи.

— Ты, Павлина, не туда смотришь, — сказал она и кивнула в сторону.

Я глянула, интересно же. А там… Стриптиз! Как есть стриптиз. Стоит толи парень молодой, то ли мужчина спиной к нам и раздевается не спеша. И все движения такие отточенные, скупые и выверенные.

Каюсь, залипала. Толкокоглаон портки скинул, зажмурилась. На миг всего. Потом не выдержала, интересно же! Но он уже в воду бежал и брызги вокруг подрнимал. Но задницу я все равно хоть мельком, но разглядела. Хорошая такая, крепкая, подтянутая.да там вообще все тело было на зависть. Олежик рядом с ним так, как мальчик с севера, что только на юг приехал. вроде и в солярий ходил, и загар как бы есть но не то. Какое-то все ненатуральное, что ли. А тут прям каждая мышца играет. Вздохнула. м-да,есть мужики в Алазаре, жаль чужие. То, что это наш альфа-самец, имеющий неосторожность согласиться на службу, было понятно. Вот что я за человек? хотела увидеть — увидела, а как теперь развидеть? Зато теперь я знаю,что в эротических фантазиях себе представлять, если вернусь домой и очередного “Олежу” себе подцеплю.

Фу, звучит, как будто я о герпесе говорю. Так, ладно,хватить слюной капать, а то я раньше времени сгорю к чертям, татушка моя очень не любит, когда я на мужиков заглядываюсь, ревнует видать.

Точнее, бдит. С ней и пояса целомудрия не надо… Да ек-макарек, что за мысли у меня все в одной плоскости!

Вцепилась в кусок подгоревшего хлеба, что утопающий в соломинку, и краской залилась. А Марья посмеивается:

— Что, хорош? — спрашивает.

Кивнула, будто и сама не видит, что волчара гораздо ее лешего привлекательней. Не не стоит мне даже оставаться тут, девочка я взрослая, но положение у меня неоднозначное. Так что не будем давать пищу моему воображению и фантазии.

— Пойду я, надо отчеты разобрать, а то Горыныч спросит с утра.

Платье забрала и за кустами спряталась переодеться. Маркиза со мной прошла, и села рядышком грустная. Она меня понимает и не смеется, как некоторые, которых между прочим из плена спасли, а от них ни благодарности, ни сочувствия.

Не знаю, почему я расстроилась. Но вернувшись к старосте, делать больше ничего не стала. Такой несчастной себя почувствовала и разбитой, что даже огонь жечь перестал, наверное тоже меня пожалел, как и кошка. Разделась снова, и поплакав для острастки, забылась тревожным сном.

А потому что снилось мне, как мы с Лесем через костер прыгаем, и как смотрит он на меня с нежностью и горечью. А еще как он ногу мою лечит. И от рук его мурашки по всему телу расходятся…

И не только мурашки, зар-раза! Вот не надо было вчера пялиться никуда!