На частоколе светились тринадцать черепов. Все они при ближайшем рассмотрении оказались медвежьими. Граф фон Крок снял тот, который горел ярче остальных, и шагнул за княжной к дому, осторожно отгоняя Бурого подарком лешего от своих сапогов.
— Княжна, а ваша бабушка случаем не баба Яга?
Светлана обернулась так резко, а граф шёл так быстро, что между ними и поместился всего только что этот череп, но ни один из них не отступил с извинениями и даже не отвёл взгляда. Граф смотрел княжне в глаза, и спустя мгновение их сделалось аж две пары, а потом раз и все четыре. Вампир зажмурился, и княжна сразу же сумела ответить на его вопрос. Правда голос малость дрожал, как и сами непрошенные мысли, которые так и бежали прямиком на острый язычок:
— Она ей сестрой родной приходится. А самой Яге север вреден — от постоянных дождей кости ноют. Посему она подальше от столицы перебралась в тьму-тараканью, в Подмосковье… Но банька у нее знатная, таких личностей в ней парила, ой-ой-ой! Правда, никто не выжил, окромя царевичей всяких — от царского мяса у неё несварение желудка случалось. Но банька ого-го, особенно, когда отец мой топит… С ним все прямиком на тот свет отправляются. Но вам это не грозит, вы уже того… Вам бы после вчерашнего с того света на этот вернуться. Если банька не поможет, попросите пудру у матушки моей, а то нельзя же ходить с такими кругами под глазами — всех подружек моих распугаете, и так и не узнаете, чем русские русалки лучше ваших трансильванских вильей, особенно наши, столичные…
Граф кашлянул, и Светлана осеклась на полуслове.
— Шутить изволите?
Он снова поискал глаза, но напрасно — теперь княжна держала их долу.
— Вы первым начали. Как вам не совестно…
— Мне сегодня все простительно, — усмехнулся он в голос. — Высокой страсти не имея для звуков жизни не щадить, не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить, — процитировал граф Пушкина замогильным голосом. — Если я говорю что-то, что вы находите для себя обидным, прошу простить меня великодушно, ибо не ведаю, что творю… А за бабу Ягу готов прощение на коленях вымаливать…
И граф действительно тут же преклонил пред княжной одно колено, и княжна тут же схватилась за его плечи, пытаясь поднять на ноги. А когда попытка вернуть вампира в вертикальное положение с треском провалилась, и он согнул вторую ногу, княжна почти закричала:
— Вы ополоумели, граф! И меня, и себя погубите! — и добавила уже тише, когда вампир выпрямился перед ней во весь свой высокий рост: — Вам же самому завтра стыдно станет… — Светлана сначала было задрала голову, но быстро потупилась: — Да какое там стыдно, что я такое говорю. Вы забудете…
— У вампиров прекрасная память, княжна…
— Да полноте! — Светлана так всплеснула руками, что чуть не вышибла из рук графа череп. — Забудете, а вот мне недобрые люди не преминут напомнить. Да не глядите на меня так! — и снова глаза спрятала. — За что вы так со мной поступаете?! Я повода вам не давала… Видели ж, как князь осерчал, что обманом сюда пробралась, а это он ещё про Сашеньку ничегошеньки не знает. Хотите, чтобы из-за вас меня на весь день заперли? Хотите? Чтобы все чаяния Сашеньки напрасны были? Вы сами разве сумеете о нем позаботиться? Да что же вы смеетесь?!
А черные губы вампира и вправду растянулись в улыбке.
— Ничего, ничего-то вы не понимаете! — княжна во все глаза смотрела на него, не в силах ни взгляд отвести, ни удержать голос ровным. — Думаете, дурочка я? Все глупости девичьи… Да какие глупости могут быть вот с этим?!
И княжна вдруг схватилась за вышитый подол рубахи и задрала так, что граф увидел бледные икры голых ног — княжна в спешке нацепила туфли на босу ногу.
— Все эти обереги должны уберечь меня от упырей! — в запале княжна даже не заметила своего обнажения. — А они кишат вокруг меня, только и думая, как бы породниться с князем. А он меня в темнице держит: туда не ходи, сюда не смотри! Только и есть у меня Сашенька, только с ним я свободы глотнула, в город вышла, к людям… Рядится ради меня в женское платье… А вы!
И замолчала вдруг. Растеряла весь пыл свой, глаза опустила.
— Вы любите его, Светлана? — пробормотал вопрос граф, с трудом отрывая взгляд от девичьих лодыжек. — Так отчего тогда томите его? И себя, и князя?
Она сама нашла глаза вампира, темные и горящие, что череп, который граф крепко прижимал к груди. Только вздрогнула не она, живая, а он, мертвый, таким холодным показался ему вдруг хризолит живых девичьих глаз.
— Я никого не люблю, — отчеканила княжна, будто выплюнула слова ему в лицо, гордо вскинув подбородок: — Я такой же зверь, как все вы. И меня тоже надо убить!
— Что вы хотите сказать мне, повторяя одно и тоже? — перешёл граф на полный шёпот. — Поверьте, я умею не только говорить, но и читать по-русски и непременно прочту ваши «Капли крови», так что не мучьте меня цитированием всякого мракобесия. Лучше скажите, что действительно хотите мне сказать про вашего Сашеньку…
И граф наклонился еще ниже — как склоняется к жертве голодный хищник.
— Ничего, — тряхнула головой княжна, и вампир отпрянул. — Только то, что нам следует спрятать скорее клетку, пока князь не пришёл. Я уверена, что завтра к вечеру вы увидите Сашеньку в полном здравии. Ну, — Светлана виновато улыбнулась. — Я ведь не могу сказать — живым. Это ведь будет неправда, верно?
— С вами я чувствую себя живым, то есть круглым дураком… — рассмеялся хрипло вампир, и вот уже от его смеха Светлана вздрогнула. — И мне это безумно нравится.
И не понять было, что привело в такой восторг трансильванца — девичья ли дрожь или собственная похмельная дурь.
— Так где ж ваш стог? Князь уже и так слишком надолго оставил нас вдвоём. Вернется с минуты на минуту.
— Вдвоём? — Светлана метнула взгляд в сторону неподвижного оборотня и погладила за ушами Бурого. — Мы с вами не одни, а умудрились наговорить друг другу много глупостей. Пройдемте уже в дом.
— Я бы стоял тут с вами вечность…
Вампир произнёс это чужим, глубоким и страшным голосом, и княжна кинулась к двери и шумно выдохнула. Дверь отворилась с ужасным скрипом, напоминавшем недавний неживой смех трансильванского гостя.
— Не запнитесь за порог, граф, — бросила она из темноты, резко обернувшись, чтобы не быть к вампиру спиной. — Осторожней! Смотрите, не растеряете всех светлячков из черепа!
Куда там ему запнуться! Услужливый оборотень проскользнул вперед и плечом придержал дверь. Череп вспыхнул и загудел, но когда княжна шикнула на него, шум мигом утих, и пламя в глазницах выровнялось.
В сени свалили все подряд — от дров до оглоблей, и только в самом дальнем углу высилось чуть ли не до потолка сено. Граф поднял череп, и тусклый свет его глаз осветил княжне дорогу. Она разворошила солому, а потом, прикрыв клетку сорванным с гвоздя рушником, закидала обратно сеном.
— Я плащ вам к вечеру верну в целости и сохранности, — удовлетворенная проделанной работой, обернулась она к графу. — Вы мне верите, граф?
— Отчего же мне вам не верить, Светлана? Вы прекрасны, а красота не может лгать…
Девичьи глаза вспыхнули ярче глазниц черепа.
— А вы действительно не поэт, граф? Нет? Тогда скажите то же самое Сашеньке про мою мать! Как красота не лжет! Окрутила его княгиня красивой ложью, охмурила ласковыми речами — так голову вскружила, что бедный, сломя голову, в Тифлис бежал, а как вернулся, с тифом слёг и помер бы, не спаси его Фёдор Алексеевич. Как говорится, смертию смерть поправ… Три года назад это было, и за эти три года Сашенька не раз и не два пожалеть успел, что не умер тогда до прихода моего прадеда.
Но вампир продолжал, не сводя жадных глаз с взволнованного лица девушки:
— Какое, право, мне дело до красоты чужой женщины и глупости незнакомого мне юноши… Какое отношение имеет то к неоспоримому факту вашей ангельской красоты, моя княжна?
— Я не ангел! — вскричала Светлана, заламывая руки. — Я убила свою родную мать и теперь мраморный ангел плачет над ее могилой на Никольском кладбище! Хватит, граф! Умоляю вас… Вы не должны говорить мне подобные вещи! Вам смешно, а здесь у стен есть уши! Если меня запрут, что станется с Сашенькой? Кто поручится, что он переживет этот день? Вам не жалко меня, охотно в то верю… Какое, право, вам дело до смертной девушки… Так пожалейте своего собрата… Идите в избу… За вами скоро придут… Совсем скоро… Да прекратите так на меня смотреть! А то я…
И княжна сложила три пальца, а потом убрала один. Граф тотчас зажмурился и отступил.
— Не делайте этого княжна. Идите в баню, как собирались… Это надо мной чеснок возымел такое действие… Прошу вас простить и забыть все мои слова. Дайте пережить этот день, и вы забудете обо мне, как о страшном сне…
Светлана спрятала руки в складки рубахи.
— Да не такой уж вы и страшный! Со мною случались кошмары и похуже, уж поверьте…
— Охотно верю, — в свой черед улыбнулся вампир. — И все же мне хотелось бы расстаться с вами друзьями. Я всецело полагаюсь на всепрощение, так свойственное русским женщинам…
— И жертвенность… — прошептала княжна, сильнее натягивая рубаху на коленках. — Вы забыли, граф, про нашу жертвенность…
— Боже упаси вам становиться моей жертвой! — вампир выставил вперед палку, точно собрался ударить, и княжна попятилась. — Ваш отец и ваш прадед собственноручно вобьют мне в сердце осиновый кол… Или даже два… Я не настолько пьян, чтобы не понимать этого… И не настолько пьян, чтобы перестать считать удары вашего сердца. Смилуйтесь надо мною, уйдите…
— Ступайте уже в избу. Да не забудьте отдать поклон иконам, тогда они вас не тронут. И на самый край лавки садитесь. Так безопаснее.
Оборотень открыл хозяину дверь, и граф, наклонившись, вступил в избу, но тут же отпрянул, ударившись головой о притолоку.
— Да что же вы, граф! — княжна тронула его за плечо, и вампир обернулся, держа в руках пустой череп. — Это же светлячки!
Светелка действительно сделалась светлой от множества светлячков, рассыпавшихся по ней…
— Электрификация всей ночи! — звонко выкрикнула княжна. — Входите! Ну что вы, как дите малое испугались света!
— Вы хотели сказать, как зверь лесной…
— Чудище косматое! — с затаенным смехом продолжила княжна. — Это вечные светлячки. Они потом заберутся обратно в череп. Хотите, можете взять его на память. У нас наконец вместо чертовой станет их простая дюжина.
— Это кто ж столько медведей завалил? — спросил трансильванец, не думая получить ответ, но княжна взяла и ответила:
— Князь, кто ж еще! Не по нраву косматым нежить столичная. И они не по нраву нам… Да вы садитесь, граф… Вас же палка еле держит…
И вампир действительно почувствовал в ногах неимоверную слабость и почти рухнул на лавку. Княжна забрала из его рук пустой череп и поставила на середину стола.
— Еще предупредить должна. Коль визги детские услышите, тоже не пугайтесь. Здесь царит настоящий домострой: муж лупит жену. Ни за что ни про что. Кикиморка наша из простых будет, так что никакой работой не брезгует — все-то у нее сияет, сами полюбуйтесь. Сколько раз отец пытался ее в город забрать в горничные, но старик ни в какую не пускает… Ещё бы, кого пилить тогда будет! Федор Алексеевич раз умыкнул ее, как Бабайку когда-то, в мешке, так ведь, строптивая, распустила мешок по ниткам и к мужу вернулась… Бьет, значит, любит… Темнота, деревенщина неотесанная… Больше и уговаривать не стали. Да и домового немного жалко, ведь со скуки помрет… Душить по ночам некого, а коль живая душа здесь и объявляется стараниями Федора Алексеевича, так, ясен день, до рассвета не доживает. Даже не знаю, чем вас тут занять… — вдруг засуетилась княжна, до той поры стоявшая перед гостем руки по швам, прямо-таки с солдатской выправкой. — О, — княжна привстала на цыпочки, чтобы взять с печки тонкую книжицу. — Вот, Евангелие почитайте пока.
— Снова за прежнее, княжна? — взглянул на нее исподлобья вампир. — Не дорожите вы дружбой трансильванского вампира, гордая девица?
Вновь голос его сделался глубоким и страшным, и княжна вздрогнула всем телом.
— Помилуйте, граф! — она выставила вперед руку с книжкой, и вампир отпрянул, с отчаянием ища в воздухе плащ, чтобы закутаться в него. — Да не смотрите ж на меня так! Это не от Луки и не от Матфея! Это наш просветленный старец из Ясной Поляны сам написал, так что ничего у вас от печатных листков этих не прожжётся. Вон же, глядите! — она распахнула книгу и сунула вампиру под самый нос. — На титульном листе написано — не в силе Бог, а в правде, а правдой тут и не пахнет, сами ж знаете!
И, захлопнув книгу, положила ее на стол рядом с гостем.
— Князь перед сном читает — любит он на ощупь искать начало и конец в толстовских предложениях. Это вот краткое изложение. Коли понравится, дома дам все восемьсот страниц. Только за мотыгу после прочтения не беритесь, умоляю вас… Не знаю, как у вас в Трансильвании, а у нас здесь вспахивать нечего… Один береговой гранит!
Граф протянул было руку, но передумал брать книгу.
— Я вообще-то сказки больше люблю, — усмехнулся он, выжидающе глядя на дочь Мирослава.
— А по вам не скажешь… — улыбнулась та. — Увы, тут у меня нет романа Сологуба. Хотя, погодите…
Светлана вернулась к печи и, потянувшись к занавеске, вернулась к столу с новой книжкой.
— Вот тогда вам Азбука, я по ней читать училась — опять же сочинение нашего старца. Да не смотрите на меня так… Я уже ухожу…
Граф вырвал из ее рук Азбуку, открыл наугад и принялся читать вслух про трех медведей. Княжна стояла на одном месте, не в силах пошевелить ногами, сделавшимися вдруг стопудовыми. Потом все пропало, и она осторожно сделала к двери первый шаг.
— Светлана…
Она зажмурилась и не обернулась.
— У вас не найдется здесь для меня лишней полотняной рубахи?
— Зачем вам рубаха? — спросила княжна шепотом, глядя на дверь, у которой застыли в ожидании трансильванский оборотень и Бурый.
Повисло молчание, после которого граф хрипло прошептал:
— Я же не могу пойти в баню в камзоле… И вы лишили меня плаща…
Светлана открыла глаза и, оставаясь к графу спиной, указала на большой деревянный сундук в дальнем углу.
— Там вы отыщите все, что вам нужно.
И поспешила вон, позвав за собой обоих волков:
— Пойдёмте со мной вместе веники замачивать!
Раду оглянулся на графа, и тот отпустил его едва приметным кивком.