Ваша С.К.

Глава 3 "Легко быть дельным человеком и думать о красе волос"

Федор распахнул дверь, и на пороге приемной вновь возник обладатель чёрного плаща:

— Простите, господа, я по рассеянности забыл здесь свою перчатку, — сказал вошедший по-немецки.

Князь поднялся ему навстречу, держа в руке забытую графом вещь.

— С кем имею честь? — спросил он по-французски.

— Граф фон Крок, к вашим услугам, — ответил ему посетитель уже на чистом русском.

— Да вы проходите, проходите… Негоже в дверях-то стоять, — князь тут же без церемоний перешел обратно на русский. — Я уж чего только не передумал! А тут надо же, ваша…

Граф медленно прошествовал на середину приемной, собирая скопившуюся от бесчисленных мертвых ног пыль кровавой подкладкой своего плаща, чтобы тот хоть немного да стал соответствовать серости блистательного Петербурга. Секретарь не двинулся с места, так как чувствовал, что миссия его выполнена еще не до конца.

— Федька! — обернулся к нему князь Мирослав, — скажи княгине, чтобы на стол собрала. В кой-то веке будем принимать моих гостей, а не ее… Хм, скажи, чтобы все красиво было, по-старинке, как я учил…

Секретарь кивнул и скрылся за дверью с выражением крайнего удовлетворения на лице. Пока все шло по плану. А, выскользнув на улицу, улыбнулся совсем как-то уже не по-секретарски. Дело в том, что княжеская миссия хоть и была важна, но и о своих скорбных интересах секретарь не любил забывать. Ведь действительно можно быть дельным человеком и думать о красе волос.

Под козырьком, прислонившись к колонне, стоял спутник графа фон Крока, недоуменно глядя в светлое ночное небо.

— Нравится? — спросил Федор Алексеевич, прислонившись к другой стороне колонны, и как бы невзначай коснулся светло-голубого пальто. — Я тоже, когда перебрался сюда два столетия назад, не мог налюбоваться на краски ночного дня. Кстати…

Он осторожно коснулся белой косы и, когда ее обладатель не отстранился, позволил себе накрутить хвостик на палец.

— Мне неловко задавать подобный вопрос, — Федор Алексеевич заметил, как взгляд молодого человека из голубого сделался обеспокоенно стальным. — И все же, чем вы моете волосы?

— Что, простите?

Спутник графа дернулся было от колонны, но вовремя сообразил, что его держат за волосы и о них же и вопрошают. Такой бесцеремонности от обычного клерка трансильванский гость никак не ожидал и пожалел, что даже не пролистал рекомендованную к прочтению перед путешествием по территории Российской Империи книжку «Все о русских упырях». Он совершенно не знал, как теперь выпутать свои волосы из русских когтей, а спасение в виде графа фон Крока все не приходило и не приходило. Впрочем, граф тоже не читал новомодную книжку, предпочтя той классику — «Домострой»… И дернуло ж Его Сиятельство поехать в Россию, ведь собирался же, как все нормальные вампиры, в Париж… Впрочем, трансильванец мог бы этого всего и не думать, потому как подобными мыслями петербургского упыря было не удивить.

Федор Алексеевич забавлялся замешательством молодого господина Грабана. Хоть какое-то развлечение после наискучнейшей ночи! Он склонился к белому хвостику, чтобы вдохнуть аромат.

— Фиалка? — спросил Федор Алексеевич, не поднимая глаз на ставшего белее белил трансильванца. Это волк-альбинос, что ли? Забавно! — Фиалкой ведь пахнет… Так чем же вы голову моете, милейший Раду Грабан?

Федор Алексеевич усмехнулся по-доброму, растягивая губы на кошачий манер, не обнажая зубов. В голове молодого трансильванца и так предостаточно хлопотных мыслей. Господин Грабан прищурился, не вынеся пронзительного взгляда черных глаз, и принялся нервно проверять пуговицы на своем модном пальто. Слишком неожиданно для него секретарь из серой надутой крысы превратился в демона-искусителя.

— Простите? — только и сумел выдавить из себя по-русски гость столицы.

— Я всегда считал, что хорошо говорю по-немецки, я в толмачах служил при жизни, — тут же перешёл на русский Федор Алексеевич. — Но коль вы, на пару с графом, решили в русском попрактиковаться, то переведу свой вопрос…

Но не успел он и слова вымолвить, как звякнуло распахнутое во втором этаже окно.

— Федор Алексеевич, не приставайте к мальчику… Я сама вам лично отсыплю замечательного порошка господина Ханса Шварцкопфа, потому как уже целую декаду им пользуюсь. Только не фиалковым, а ромашковым, чтобы супруг мой драгоценный ничего не заподозрил… Но для вас закажу желтковый, чтобы традиции древней не нарушать… Господин химик меня любит, даже на флакончике велел нарисовать черноволосую голову…

И русский упырь, и трансильванский оборотень, оба стояли с задранными головами, не сводя глаз с прекрасной молодой женщины, вальяжно развалившейся на подоконнике. На ее белоснежной кружевной рубашке чёрные, как смоль, волосы казались ещё чернее, а чёрные глаза на смертельно-бледном лице хитро блестели, и такие же чёрные тонкие брови были коварно изогнуты.

Федор Алексеевич поклонился в пояс, а трансильванец, хоть и не был представлен, тоже выказал почтение незнакомке легким поклоном.

— Князь просил передать… — начал было секретарь, но его тут же перебили:

— Знаю, знаю… Не глухая… Сейчас в домашнее переоденусь и спущусь. А ты смотри, Федор Алексеич, не смей тащить дочь в дом раньше рассвета… Если позабыл вдруг за своими волосами, то напомню: у нас народная нелюбовь к немцам…

— Мы — трансильванцы, — поклонился еще раз господин Грабан.

— Тем более! Можете Федьку расспросить, какого оно на колу-то сидеть… В общем-то ему, кажется, понравилось… — и княгиня со смехом спрыгнула с окна обратно в свою спальню.

Оборотень смущенно взглянул на упыря, а тот вдруг отдернул руку от белесой косы, хвост которой все еще удерживал в своих тонких пальцах, заметив, что те, как обычно, испачканы в чернилах.

— Я… — принялся робко выговаривать русские слова трансильванец. — Могу отсыпать вам своего фиалкового порошка. Только он в наших номерах. Вот…

Затянутой в белую перчатку рукой трансильванец протянул княжескому секретарю визитку:

— Это гостиница, в которой мы с графом остановились.

Федор Алексеевич улыбнулся и произнес совсем тихо:

— Я знаю, где вы остановились. К тому же, сегодня вы явно задневуете у нас…

— Мы с графом собирались прогуляться, — белокурый оборотень нервным движением вытащил из второго кармана новенькую карту и принялся расправлять ее на колонне. — Вот, до Никольского кладбища…

— Да не верьте вы в эти туристические места! — облокотился на колонну Федор Алексеевич, приминая плечом край карты. — В Петербурге даже мертвый может найти более живое развлечение. Тем более до понедельника осталось так немного. И потом сегодня вряд ли ваш граф будет в состоянии прогуляться по нашему славному городу… Князь приглашает и вас тоже выпить с ним за знакомство.

— Простите, но мы с графом не пьем, — робко отозвался оборотень. — Вообще не пьем.

— Ну это вы с графом не пьете, — рассмеялся Федор Алексеевич в голос, — а с князем будете. Да что вы переживаете, право… Успеете достопримечательности посмотреть! И сдалась вам эта Лавра — вы что, с духовенством о Боге решили поговорить…

— Да это все Его Сиятельство, — вздохнул господин Грабан. — Ища Грааль, граф наткнулся на какую-то веселую книгу, где говорилось, что бог умер… Теперь он ищет доказательства этому, ибо доводы, приведенные в книге, не совсем удовлетворили его пытливый ум. В своих поисках он идет от обратного — пытается доказать священникам, что бог их умер, чтобы те доказали ему, что тот жив…

Федор Алексеевич вновь расхохотался, и молодой трансильванец даже прикусил от обиды губу, ведь он-то пытался подобрать в своем русском словарном запасе самые научные слова, чтобы не прослыть деревенским юнцом, да и не выставить посмешищем своего господина.

— И ваш граф серьезно собрался об этом говорить с русскими монахами? — продолжал хохотать секретарь князя Мирослава. — Нет, нет… Отговорите его от этого неразумного шага, потому как те спорить не станут. Более того, монахи будут так рьяно соглашаться с вашим графом в том, что бог умер, что тот снова в бога уверует, если Ницше своей «Веселой наукой» все же сумел подорвать в нем веру! Но скука там у них в Лавре, уж поверьте мне, смертная. Еще большая, чем у нас тут… Как песнопения затянут, сразу хочется молебен услышать… Ваш граф случаем не поет?

— Немного, — сконфузился еще больше юный трансильванец.

— Вот, после того, как исполнит «Богородице, дево, радуйся…», ни в жизнь больше рта не раскроет… И много у вас наличности с собой? Да вы не подумайте ничего, просто вам ли цыган в Трансильвании не знать, а наши монахи давно их переплюнули… Сразу же начнут вашего графа благословлять на питие русской кровушки, ну и ручку позолотить попросят, как водится… Берут всем, даже серебряниками… Поверьте, это вековой развод кровопийц для поддержания веры в народе, а то, знаете, атеистов развелось … Давайте-ка я вас лучше на литераторские мостки отведу. Опять-таки кладбище, но там хоть с умными людьми пообщаетесь… Вы ведь умеете разговаривать с мертвыми?

Оборотень опустил глаза:

— А кем вы себя считаете?

— Уж явно не мёртвым. Суть наша с вашим графом едина, мы оба мерзавцы.

И Федору Алексеевичу пришлось разъяснить трансильванцу значение употребленного им слова. Затем он взглянул на часы и быстро добавил:

— Кстати, ваш граф любит литературу?

— Безумно… — с горечью в голосе ответил господин Грабан. — Его из библиотеки по сто лет не вытащишь, вот и сидим в деревне безвылазно… Вы простите, что не по моде и не по погоде одет, но мы сюда еще двадцать лет назад собирались зимой, но вот незадача какая вышла — ящики с новыми книгами прислали заколоченными серебряными гвоздями… Между нами только, граф имеет привычку по три раза каждую книгу перечитывать, он с горя всю библиотеку по четвертому кругу перечитал, а вы бы видели нашу библиотеку…

— Могу себе представить, — в свою очередь вздохнул Федор Алексеевич.

— Я лично в тихую раздарил половину библиотеки княжеской разным музеям… Пока мой князь ничего не заметил… Ох, не спились бы они с князем, поднимая чарку за каждого классика… Прошу!

Федор Алексеевич распахнул перед юным гостем дверь.

— Федька! — послышался тут же голос князя. — Я тебе уши чесноком натру!

— Княгиня сейчас спустится, не беспокойтесь. Был рад знакомству, — пополнился он теперь обоим трансильванцам.

— Взаимно, — улыбнулся граф, всем своим видом давая понять, что не забыл ни одного сказанного княжеским секретарём слова.

— Свидимся, — продолжал улыбаться Федор Алексеевич. — Белые ночи… Всех как на ладони видать.

— Ну-с, прошу… — перебил его князь и собственноручно распахнул внутреннюю дверь, впуская в свой дом трансильванских гостей.

Федор Алексеевич затворил за ними дверь и вернулся к столу, чтобы убрать в шкаф ночные бумаги. Повернул ключ и спрятал в карман до следующей ночи, надеясь, что та не принесёт ему неприятных сюрпризов.