Верховная жрица

Глава 10



Найт

Когда я смотрю на Кассию, то вижу лишь ужас, застилающий ее глаза.

Светло-коричневые радужки ее глаз были почти черными, но после того, как она вышла из зала заседаний, они снова стали намного светлее.

Пока она не посмотрела на меня.

Я сказал ей, что нахожусь рядом для того, чтобы защитить ее, но она, похоже, не понимает.

Я слышу, как за Домиником и Сантьяго закрываются двери лифта, а сам продолжаю смотреть на Кассию.

Она вытирает пот со лба и вздыхает, что на нее совсем не похоже. Кажется, она осознает свою ошибку и вздергивает подбородок, после чего направляется к лифту.

Охраняя Кассию, я узнал о ней несколько вещей. Она чертовски храбро ведет себя и производит впечатление невозмутимого босса мафии, но на самом деле она до смерти напугана и молча страдает, потому что не хочет, чтобы кто-то видел ее уязвимую сторону.

Когда она вытолкала меня из палаты Элени и закрыла дверь, я все равно услышал, как она сломалась.

Она может одурачить всех остальных, но не меня.

Кассия нажимает кнопку вызова лифта, но, когда двери открываются, ее покачивает в сторону. Инстинктивно я хватаю ее за бицепс, чтобы удержать на ногах.

Она резко втягивает воздух, а затем огрызается:

— Ты делаешь мне больно.

Мои пальцы соскальзывают с ее руки, и только тогда я понимаю, что схватил ее прямо там, где ее ранили.

Блять.

— Прости, — извиняюсь я, бросая взгляд на ее лицо, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. У нее сероватый цвет лица, и я почти кладу руку ей на поясницу, но вспоминаю, что она была ранена и там.

Мы заходим в лифт, и когда Кассия снова покачивается, ей удается ухватиться рукой за боковую панель, чтобы не упасть.

К черту все это. Я полностью за то, чтобы женщина сама принимала решения, но это становится нелепым.

Повернувшись, я подхватываю ее на руки. Я ожидаю услышать выговор, но вместо этого ее голова падает мне на плечо, и я понимаю, что она потеряла сознание.

Двери открываются на первом этаже, и, вздохнув, я иду к выходу. Подойдя к гольф-кару, я смотрю на открытые борта машины.

Да, это будет проблемой. Кассия легко выпадет.

Расправив плечи, я сажусь за руль и сажаю Кассию к себе на колени, а затем прислоняю ее к своей груди. Я держу ее левой рукой, а правой управляю машиной.

Я наслаждаюсь звуками природы, пока мы медленно движемся к другой стороне острова, но уже через две минуты после начала нашей десятиминутной поездки Кассия начинает шевелиться.

Я сбавляю газ, и кар замедляет ход. А после осматриваю ее лицо.

Ее ресницы чуть приподнимаются, и на долю секунды она выглядит сонной, но затем печаль и боль возвращаются к ней, и черты ее лица становятся жестче, а глаза темнеют.

Ее взгляд скользит по нам, прежде чем она понимает, что сидит у меня на коленях. Когда она спрыгивает с меня, я качаю головой, потому что ей не следует двигаться так быстро. Швы могут разойтись.

Ей не удается даже минуту простоять на ногах, прежде чем она кладет руку на кар для опоры.

— Залезай, — бормочу я. — Пока ты снова не потеряла сознание.

К счастью, она не спорит, и я наблюдаю, как она медленно забирается на пассажирское сиденье. Она садится рядом со мной и хватается за боковую панель.

Видя, что ей тяжело, я поднимаю руку и обнимаю ее за плечи.

— Просто обопрись на меня, чтобы не выпасть из машины.

Ее рука прижимается к моим ребрам, но она не отталкивает меня. Вместо этого она спрашивает:

— Почему ты так настойчиво предлагаешь свою помощь?

— Потому что мне бы не хотелось видеть, как ты умираешь, после того как я дважды спас тебя.

Это не единственная причина.

Как мне объяснить, что я не могу покинуть ее? Я боюсь, что стоит мне оставить ее одну, как кто-нибудь убьет ее.

Мне не следовало оставлять Ронни одну. Они бы не схватили ее, если бы я был рядом и защищал ее.

В голове мелькают образы, и я стискиваю челюсти, крепче сжимая руль.

Вышибив ему мозги, я отпихиваю этого ублюдка от своей сестры. Она чертовски худая, и мне кажется, что они морили ее голодом.

Мои глаза встречаются с ее, и, не видя жизни в ее небесно-голубых радужках, я, пошатываясь, делаю шаг назад.

— Вероника, — стону я, прежде чем броситься вперед. Я прижимаю ладонь к ее щеке и склоняюсь над ней. — Ронни?

Я понимаю, что она уже ушла и что я опоздал, но не могу удержаться и не позвать ее.

Движение привлекает мое внимание, и, когда я выпрямляюсь, ублюдок, только что вошедший в комнату, тянется за своим пистолетом. Не задумываясь, я открываю по нему огонь, а когда они продолжают наступать, я продолжаю убивать.

Когда последний ублюдок падает, я пробираюсь сквозь кровь и тела, чтобы добраться до Ронни, лежащей на грязной односпальной кровати.

Перекинув автомат через плечо, я достаю рваную простыню и оборачиваю ее вокруг ее тела. Подняв безжизненное тело своей сестренки на руки, я поворачиваюсь, чтобы уйти, когда в комнату врывается еще больше мужчин.

С Ронни на руках я не смогу быстро добраться до пистолета. Они убьют меня прежде, чем я успею положить ее на землю.

Один из них присвистывает, глядя на трупы, а затем спрашивает:

— Ты сделал это в одиночку?

Когда я просто смотрю на него, он медленно поднимает руки в знак мира.

— Мы пришли за одной из наших женщин, которую похитили. — Его взгляд останавливается на Ронни. — Твоя?

Я киваю.

Черты его лица напрягаются, а на глаза наворачиваются слезы.

— Я сожалею о твоей потере. — Он качает головой. — Это жестоко, чувак.

Знаю.

Он пристально смотрит на меня какое-то время, а потом спрашивает:

— Что ты собираешься делать?

Я качаю головой, не в силах выдавить ни слова из-за боли, которая пожирает меня заживо.

— Меня зовут Сантьяго. Можешь пойти со мной. У меня есть поблизости безопасное место.

— Найт?

Голос Кассии вырывает меня из темноты, и я слегка качаю головой.

Когда я оглядываюсь по сторонам, то замечаю, что остановил гольф-кар возле больницы.

Черт, я отключился за рулем.

Повернув голову, я смотрю на Кассию и вижу обеспокоенное выражение на ее слишком бледном лице.

— Ты в порядке? — Спрашивает она.

Вылезая из кара, я киваю. Я обхожу машину спереди и подхожу к пассажирскому сиденью, когда она выходит. Я нагибаюсь и подхватываю ее на руки.

— Я могу идти, — возражает она слабым голосом.

— Нет, ты не можешь, — бормочу я. — В тебя попало четыре пули, если ты забыла.

Я жду, что она продолжит спорить, но вместо этого чувствую, как ее голова прижимается к моему плечу. Опустив взгляд, я вижу, что упрямица снова потеряла сознание.

— Ты слишком гордая для своего же блага, — ворчу я себе под нос.

Жасмин, медсестра, первой замечает нас, и ее глаза расширяются, когда она восклицает:

— С ней все в порядке?

— Конечно, нет. — Я иду в палату Кассии и укладываю ее на чистую кровать. Когда медсестра вбегает в палату, чтобы снова подключить Кассию к капельнице, я выхожу, чтобы принести одеяло из кладовки.

Я хватаю первое попавшееся на глаза, разворачиваюсь и возвращаюсь к Кассии. Входя в больничную палату, я вижу, как медсестра готовится вставить капельницу во внутреннюю часть предплечья Кассии. Женщина как раз задирает ткань пиджака.

— Подожди, — резко бросаю я.

Жасмин замирает, ее взгляд устремляется на меня, а на лице мелькает тень страха.

Я приподнимаю Кассию в сидячее положение и снимаю с нее пиджак, после чего осторожно укладываю обратно.

— Теперь можешь ставить капельницу, — бормочу я, подходя к изножью кровати. Я расстегиваю молнии на ее сапогах и снимаю их, а затем ставлю на пол.

Как только Жасмин заканчивает ставить капельницу, она проверяет жизненные показатели Кассии. Пока она делает пометки в карте у изножья кровати, я поправляю простынь на Кассии. Когда я накрываю ее одеялом и подтыкаю его по бокам, ее глаза открываются.

Не замечая, что Кассия пришла в себя, Жасмин выходит из палаты.

Я проверяю ее предплечье, дабы убедиться, что капельница введена правильно, а затем встречаюсь взглядом с Кассией.

Она бросает на меня вопросительный взгляд, который я игнорирую. Я подхожу к окну, выходящему в коридор, и заглядываю в палату, где раньше лежала Элени. Кровать застелена свежими простынями.

— Почему ты не уходишь? — Спрашивает она.

— Я уже ответил тебе.

Я поднимаю руку и провожу подушечками пальцев по щетине на подбородке.

— Хорошо, — бормочет она. Через несколько секунд она спрашивает: — Почему ты хочешь защитить меня?

Я хмурюсь.

На самом деле я не знаю. Какая-то странная сила притягивает меня к ней, и я знаю, что пожалею, если уйду, а ее убьют.

А может, это потому, что у меня наконец-то появился шанс спасти кого-то.

Я быстро понял, что Кассия – чертовски упрямая женщина, и я знаю, что должен дать ей ответ.

Вздохнув, я разворачиваюсь и подхожу к краю кровати. Я встречаюсь с ней взглядом и смотрю до тех пор, пока ее радужки не начинают темнеть.

— Ты знаешь, что твои глаза темнеют, когда ты боишься?

Она хмурится и отводит взгляд.

— Ты дурачишь всех остальных, притворяясь крутой, но я вижу тебя насквозь. Ты чертовски напугана и чувствуешь себя не в своей тарелке.

Ее взгляд возвращается ко мне, и черты ее лица искажаются от гнева.

Прежде чем она успевает разозлиться, я продолжаю:

— Я не говорю, что ты не храбрая. У тебя чертовски много мужества. Отдаю тебе должное.

— Я не боюсь, — огрызается она.

Прежде чем успеваю остановить себя, я кладу руки по обе стороны от ее головы и наклоняюсь так близко, что чувствую ее дыхание на своих губах.

— Братва хочет твоей смерти. Ты знаешь, что они не перестанут преследовать тебя. Как думаешь, сколько еще пуль ты сможешь пережить?

Образ Кассии, лежащей на земле, покрытой кровью, проносится у меня в голове, и я рычу:

— Я нужен тебе.

Я слышу, как в ее голос закрадывается страх, когда она говорит:

— У меня есть свои люди.

— Где они? — Я выпрямляюсь и обвожу рукой пустую комнату. — Где они, блять, были, пока ты спасалась бегством? Где они были, когда ты получила пулю в спину?

Гнев начинает закипать в моей груди, и я снова наклоняюсь к ней, ловя ее взгляд.

— Я спас тебя на фабрике. Я уничтожил армию русских. — Наклоняясь еще ближе, я говорю низким и опасным тоном: — Твои люди либо мертвы, либо прячутся, в то время как я был единственным, кто сражался за тебя.

Она отворачивает от меня лицо, ее подбородок дрожит, когда на нее обрушивается суровая реальность.

— Никто не был предан тебе, Кассия, потому что ты не глава греческой мафии. — Я наблюдаю, как она с трудом сглатывает, а затем добавляю: — Пока.

Потянувшись к ее лицу, я беру ее за подбородок и поворачиваю ее голову, чтобы она посмотрела на меня.

— Я сохраню тебе жизнь и убью того, кого ты прикажешь мне убить. — Отпустив ее подбородок, я убираю руку от ее лица. — Я буду защищать тебя, пока ты будешь бороться за свое законное место главы греческой мафии.

Ее взгляд скользит по моему лицу, и я наблюдаю, как она переваривает все, что я только что сказал.

Ее губы приоткрываются, и в ее словах слышится осторожность, когда она спрашивает:

— А потом?

Я пожимаю плечами.

— А потом ничего.

— Что ты хочешь взамен?

Сделав глубокий вдох, я сажусь в кресло, прежде чем ответить:

— Ничего. Я буду убивать злобных ублюдков. Вот почему я присоединился к Сантьяго.

— Чтобы убивать? — Спрашивает она, приподнимая брови. — И это все, чего ты хочешь?

Это не то, чего я хочу. Это то, что мне нужно.