Верховная жрица

Глава 1



Кассия

Линкольн Найт – 37. Кассия Димитриу – 28.

Сидя за кухонным столом, я наблюдаю, как мама готовит обед для всей семьи. Несмотря на то, что у нас есть прислуга, она настаивает на том, чтобы готовить все наши блюда самостоятельно.

Маме недавно исполнилось пятьдесят, но она может сойти за мою старшую сестру. Она не только красива, но и обладает внутренней силой, которая помогала нашей семье выстоять в самые трудные времена.

Иногда мне кажется, что я для нее сплошное разочарование. Она всегда воспитывала нас сильными, но с тех пор, как я начала работать бок о бок с отцом, я чувствую себя слабой и напуганной.

Помешивая соус цацики¹, она смотрит на меня. Ее взгляд скользит по моему лицу, затем она хмурится.

— Почему у тебя такой встревоженный вид?

Я качаю головой, заставляя себя улыбнуться.

— Я вовсе не встревожена.

Я мастерски умею лгать, но чтобы скрыть свои истинные чувства, мне приходится прилагать больше усилий.

На ее губах появляется улыбка, и, накладывая лаваш на тарелку, она говорит:

— Ты так хорошо справляешься. Уверена, так будет и дальше.

Кивнув, я опускаю взгляд на стоящую передо мной бутылку воды.

В течение последнего года я обучалась под руководством своего отца, готовясь к тому, чтобы возглавить греческую мафию.

Боже, неужели прошел уже год?

Капля конденсата начинает стекать по стенке бутылки, и я ловлю ее подушечкой пальца.

Почти год назад мой отец заключил союз с Лео Тоскано, Сантьяго Кастро, Домиником Варга и Энцо Оливейра.

Мне удалось убедить этих мужчин, что я – сила, с которой нужно считаться, но, увы, это весьма далеко от истины.

Когда я впервые встретилась с ними, рядом со мной был отец, и мне не пришлось с ними много общаться. Но пара все чаще выходил из себя в самые неподходящие моменты. Это начинало всех раздражать, поэтому я была вынуждена взять на себя все, что касалось альянса.

Честно говоря, я понятия не имею, что делаю, и мне безумно страшно.

Каждый день я работаю с убийцами и преступниками, и я знаю, что если они почувствуют запах безбожного страха, наполняющего каждый дюйм моего существа, они разорвут меня в клочья.

Притворяйся, пока это не станет правдой.

Повторив слова, ставшие моей мантрой, я поднимаю глаза на маму и признаюсь:

— С Mpampà трудно работать. Его вспыльчивый характер и нелепые требования погубят нас всех.

Ее пристальный взгляд встречается с моим на несколько секунд, прежде чем она говорит:

— Ты проследишь, чтобы этого не случилось. Держи его под контролем, пока он не уйдет в отставку.

Качая головой, я тяжело вздыхаю.

— Не думаю, что он хочет передать бразды правления мне.

— У него нет выбора, — бормочет мама.

Она права. Мы зашли слишком далеко, и сейчас поздно уже что-либо менять. Альянс уже принял меня, и они открыто заявили о своей неприязни к моему отцу.

Мои мысли возвращаются к тому дню, когда я завоевала уважение этих четырех мужчин. На фабрику, принадлежавшую Доминику, было совершено нападение, и это был первый раз, когда мы вместе выступили против врага.

Боже, мое сердце выпрыгивало из груди, и я не была уверена, что мы выберемся оттуда живыми.

Мы пробираемся с отцом по фабрике, мой пистолет наготове, и я внимательно осматриваюсь по сторонам. Я с трудом сглатываю, ощущая, как жуткий ужас сжимает мою грудь, в то время как папа идет слишком уверенно, словно никто не посмеет в него выстрелить.

— Держись поближе к поддонам, — шиплю я на него. — Ты слишком уязвим.

— Хватит трусить, — рявкает он на меня. — Димитриу ничего не боятся.

Внезапно где-то позади нас что-то взрывается, и папа бросается в проход между двумя большими ящиками, чтобы спрятаться, а я испуганно вскрикиваю.

Оглянувшись, я вижу, как Сантьяго помогает Доминику подняться с пола. Мой взгляд скользит по ним, но, к счастью, они не пострадали от взрыва.

Когда Энцо и Лео догоняют нас с папой, я чувствую, как волна облегчения немного снимает напряжение в моем теле.

Энцо указывает на кабинет, расположенный недалеко от главного входа.

— Павлов, вероятно, там.

— У нас нет элемента нео... — слова Лео обрываются, когда мой отец приближается к кабинету, крича: — Павлов! Выйди сюда, чтобы я мог тебя убить.

— Господи, — шепчу я, качая головой.

— Это гребаное чудо, что твоего отца еще никто не убил, — рычит Энцо.

Я знаю.

Вздохнув, я сжимаю пальцами рукоятку пистолета и делаю шаг вперед, чтобы попытаться вразумить своего отца.

Внезапно пули вонзаются в папин бронежилет, и он падает навзничь. Я не успеваю даже вскрикнуть, как бросаюсь вперед, а сердце сжимается от сильного беспокойства.

Раздается стрельба, когда я опускаюсь на колени рядом с папой и прижимаю пальцы к его шее, чтобы нащупать пульс. Лео останавливается рядом со мной и говорит:

— Пули попали в его бронежилет. Он просто без сознания.

Из-за своей неопытности я не могу нащупать папин пульс, но замечаю, как поднимается и опускается его грудь. Я снова вздыхаю, медленно поднимаясь на ноги.

Такими темпами папу убьют в мгновение ока.

Я бросаю взгляд на Энцо и Лео, которые направляются к кабинету, где прекратилась стрельба, и понимая, что я должна отомстить за то, что в моего отца стреляли, мой желудок наполняется свинцом.

Я никогда раньше никого не убивала.

Похоже, удача отвернулась от меня.

Ноги тяжелеют, а ладони потеют, когда я направляюсь к кабинету. Я слышу, как Павлов говорит:

— Вам не победить Братву. Мы просто будем продолжать наступать.

Когда Сантьяго, Лео и Энцо входят в кабинет, Сантьяго бормочет:

— А мы будем продолжать надирать вам задницы.

Мой желудок сжимается от беспокойства и страха, а сердце бешено колотится о ребра.

Если я не убью русского, все подумают, что я слабачка. Я должна это сделать.

Войдя в кабинет, я замечаю труп справа от себя и направляю пистолет на Павлова, у которого теперь нет пальцев. От этого кровавого зрелища у меня сводит живот.

Боже. Не блюй на глазах у мужчин.

Собрав все свое мужество, я целюсь в Павлова, но прежде чем успеваю нажать на курок, раздается рык Доминика:

— Не тебе его убивать.

О, слава Богу!

Меня охватывает невероятное облегчение, но, вынужденная продолжать притворяться, я шиплю:

— Он стрелял в моего отца.

— Который просто валяется без сознания, — напоминает мне Лео. — Тебе нужно, блять, успокоить его, иначе из-за него нас всех убьют.

Подойдя ближе к Доминику, Сантьяго спрашивает:

— Не возражаешь, если мы сыграем в небольшую игру? — Все еще крепко сжимая пистолет, я наблюдаю, как Сантьяго достает из кармана стопку черных карт. — Какую бы карту я ни вытянул, мы убьем ублюдка.

Серьезно?

Я смотрю на Сантьяго, не понимая, сумасшедший он или просто игривый по натуре.

— Серьезно? — Раздраженно бормочет Доминик. — Хочешь заняться этим сейчас?

Сантьяго пожимает плечами, и его губы растягиваются в ухмылке.

— Я верю в то, что судьба сама решает, что произойдет.

О. Мне нравится, как это звучит.

Тяжело вздохнув, Доминик кивает в знак согласия.

— Давай покончим с этим.

Сантьяго тасует карты и ухмыляется Павлову.

— Чувствуешь себя счастливчиком?

Павлов только сердито смотрит на мужчин, не уделяя мне ни секунды своего внимания.

Сантьяго вытягивает карту из стопки и усмехается.

— О-о-о-о, хорошая. — Я мельком вижу черно-золотую карту таро и читаю слова "Дьявол", выгравированные внизу. — Мне решать. Я выбираю... — Сантьяго достает нож набедренной из кобуры, — чтобы ты перерезал ему горло. Я считаю, что будет правильно, если он умрет от своего собственного коронного приема.

— Я еще раз осмотрю фабрику, дабы убедиться, что мы никого не упустили, — бормочет Энцо.

— Я прикрою тебя, — говорит ему Лео.

Когда они уходят, Доминик забирает нож у Сантьяго и засовывает свой пистолет обратно в кобуру.

Мои пальцы крепко сжимают оружие, пока я держу его нацеленным на Павлова. Я хочу показать Доминику, что готова прикрыть его, и одновременно молюсь, чтобы сегодня мне не пришлось никого убивать.

Павлов вздергивает подбородок и смотрит Доминику прямо в глаза.

— Увидимся в аду, Варга.

Рука Доминика движется быстро, и когда он перерезает Павлову горло, мои глаза расширяются, а тело вздрагивает от ужасного зрелища.

Павлов кашляет, и капли его крови брызжут на шею и бронежилет Доминика.

О Боже.

Мой желудок скручивает от этого зрелища, и я не могу унять дрожь в руках.

Возьми себя в руки!

Павлов опускается на пол, и Доминик ухмыляется.

— Правильно, на колени.

Я впитываю в себя все, что сейчас происходит на моих глазах, и думаю, что мне придется стать такой же жесткой и сильной, как эти мужчины, чтобы выжить в качестве главы греческой мафии.

Я должна быть безжалостной.

Я опускаю руку, в которой держу пистолет, и поднимаю подбородок. Подойдя ближе к человеку, стрелявшему в моего отца, я с беспощадным выражением лица плюю в его умирающее тело.

Павлов издает тошнотворный звук, от которого меня начинает мутить, и я быстро разворачиваюсь и выхожу из кабинета.

Увидев, что мой отец поднимается на ноги, я подхожу к нему. Как раз в тот момент, когда я собираюсь высказать ему все, что думаю о его безрассудной выходке, Энцо кричит:

— Бегите! Черт возьми! Все на выход!

Не тратя ни секунды на раздумья, я просто реагирую и хватаю папу за руку, таща его к главному входу.

В следующую секунду раздается взрыв, от которого земля содрогается у нас под ногами, и ударная волна обрушивается на нас, выталкивая через открытые двери фабрики.

Вот дерьмо!

От взрыва у меня звенит в ушах, и я теряю ориентацию, оглядываясь по сторонам. Только через мгновение я понимаю, что фабрика охвачена пламенем. Слева от меня Энцо и Лео приходят в себя, но Доминика и Сантьяго нигде не видно.

Господи.

Недолго думая, я пробегаю через разрушенный вход и бросаюсь налево. Глаза мгновенно щиплет, и из них начинают литься слезы. Стоит невыносимая жара, а воздух наполнен дымом.

Когда я начинаю кашлять, мой взгляд падает на Сантьяго. Я подбегаю ближе и, схватив его за бронежилет, начинаю тащить к выходу.

Подтащив Сантьяго достаточно близко к выходу, чтобы он мог вдохнуть свежий воздух, я отпускаю его и возвращаюсь в кабинет. Воздух темен от дыма, и я задираю рубашку, прикрывая рот и нос. Это не сильно помогает. Мое зрение затуманено от слез, но мне удается найти Доминика – он привалился к стене, которую частично разнесло.

Я не могу сказать, жив он или мертв, и, не тратя времени на проверку, подхватываю его под мышки и начинаю тащить его тяжелое тело по полу.

Боже.

Моим легким не хватает воздуха, я измотана, но не могу заставить себя бросить Доминика. Если кто-то из нас умрет сегодня, альянс станет посмешищем для всего мира.

Я нуждаюсь в этих людях больше, чем они во мне.

Внезапно воздух наполняется хлопками, когда ящик с боеприпасами загорается.

Из меня вырывается панический крик, и ужас, наполняющий каждый дюйм моей души, придает мне дополнительные силы, необходимые для того, чтобы быстрее тащить Доминика к выходу.

С каждым хлопком мое тело вздрагивает, а страх удваивается.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь вытащить Доминика с фабрики, здание громко стонет. Я поднимаю взгляд и, видя, что оно начинает рушиться, пытаюсь двигаться еще быстрее.

Внезапно чья-то рука обхватывает меня за талию и поднимает, в то время как Энцо и Лео хватают Доминика. Через секунду я с силой ударяюсь о землю, и кто-то накрывает меня, когда вход на фабрику обрушивается рядом с нами с оглушительным грохотом.

Хватая ртом воздух, я изо всех сил пытаюсь осознать все произошедшее.

Тяжесть сваливается с меня, и я переворачиваюсь на спину. Только тогда я понимаю, что человек, защитивший меня, – один из людей Сантьяго.

Кажется, его зовут Найт.

Я смотрю в его темно-зеленые глаза и не вижу в них ничего, кроме гнева, прежде чем он встает, поднимая меня на ноги.

— Спасибо, — шепчу я. Оглядывая все разрушения, я не могу поверить, что мне удалось выбраться из боя живой.

— Давайте перенесем Сантьяго и Доминика в кузов грузовика, — приказывает Лео, отвлекая мое внимание от Найта.

— Доминик ранен, — замечает Энцо, осматривая бок Доминика.

— Но он жив? — Спрашиваю я, подходя ближе к грузовику Сантьяго, оборудованному для войны.

— Да, — отвечает Энцо.

Когда Лео, Энцо и оставшиеся солдаты затаскивают Доминика и Сантьяго в кузов машины, я открываю дверь со стороны водителя и забираюсь в кабину.

Я никогда раньше не водила грузовик, но, несмотря ни на что, я справлюсь. Нам нужно убраться подальше от разрушенной фабрики.

Честно говоря, я удивлена, что спецслужбы еще не прибыли на место происшествия.

Когда все садятся, я завожу двигатель. Грузовик урчит и трясется, когда я веду его по дороге.

Отъезжая от этого хаоса, я бросаю взгляд в зеркало заднего вида и вижу, что мой отец сидит с потрясенным выражением лица.

Тот день был самым страшным в моей жизни, но каким-то образом я выжила и сумела заслужить уважение других членов альянса.

Теперь мне просто нужно продолжать в том же духе, чтобы не поставить под угрозу свое положение будущей главы греческой мафии.