Прилетаю в город только к вечеру следующего дня и сразу несусь в универ, Макс написал, что сегодня у них вечерние занятия.
Стою у лаборатории Виолетты, где проходят вечерние занятия. Она находится в другом корпусе, теперь все ее лекции перенесли сюда, поскольку пострадавшую после пожара часть отмывают и красят.
Нахожусь прямо под камерами — мне плевать, я ничего не делал. Минуты до конца занятия длятся мучительно долго. Разряды нервных вспышек простреливают хребет насквозь. Я пиздец как нервничаю, ожидая увидеть ее. Специально проскользнул мимо администрации, чтобы сначала поговорить с ней. Посмотреть в глаза. Что она пережила за эти дни, страшно представить.
Наконец вялые студенты начинают покидать кабинет, и я будто возвращаюсь в среднюю школу: каждый выходящий из кабинета смотрит на меня с нескрываемой ненавистью, некоторые и вовсе ускоряют шаг, будто я сейчас их поджигать начну. Срать! Продолжаю спокойно стоять у подоконника, сложив руки в карманы.
Вылавливаю из толпы взгляд Милены, но она в отличие от остальных, сразу прячет глаза и ускоряет шаг, скрываясь за спинами одногруппников, мало похоже на нее. Вот, кого нужно колоть!
Последним выходит Макс и кивает мне на дверь, чтобы я заходил. Хлопаю его по спине и заставляю свинцовые ноги идти в кабинет. Тихо встаю в проходе, глядя, как Олененок собирает стеклянные пробирки со столов.
Виолетта стоит ко мне спиной, и я некоторое время наблюдаю за ней. Она одета в белый лабораторный халат, волнистые волосы собраны в неаккуратный хвост. Выглядит осунувшейся. Совсем не тот ретивый Олененок.
Виолетта замирает у одного из столов, опираясь на него двумя руками, будто ища опору, чтобы не упасть. И до меня доходит, что она плачет. Тихо плачет, раскладывая оборудование по местам. Непривычно заторможенные движения для шустрой Виолетты, будто скорость воспроизведения видео снизили наполовину. Девочка моя.
Коротко стучу костяшками пальцев об косяк, чтобы не напугать ее как обычно.
Она резко оборачивается, стирая слезы и я вижу, о чем говорил Макс. Из нее будто выпили всю энергию: она выглядит безжизненно белой, сливаясь с халатом, под припухшими от постоянных рыданий глазами большие синие круги, даже щеки болезненно впали.
Смотрит сквозь меня, как сквозь прозрачное стекло, абсолютно отсутствующим взглядом.
— Маленькая моя! — бросаюсь к ней и сгребаю в объятия.
Прижимаю к груди, крепко обхватив за плечи и голову. Она не истерит, не отбивается, не сопротивляется, но и не подается навстречу. Словно обнимаю манекен, вроде бы осязаемый, но не живой.
— Оленёнок, — поднимаю ее лицо ладонями, заставляя посмотреть мне в глаза, — Все будет хорошо, слышишь?
Молчит.
— Я этого не делал, Олененок! Мы разберемся, что это было, слышишь?
Но она смотрит сквозь меня, расфокусировав взгляд, будто я привидение.
— Поговори со мной! — держу ее лицо в руках.
На лице никаких эмоций. Лучше бы она орала, как ненавидит меня и слала на все стороны. Назвала бы сволочью, обвинила во всем. Но не этот отсутствующий взгляд и молчание. Мне даже в какой-то момент кажется, что она не дышит. Что это голограмма. Она под успокоительными что ли? Как она занятия-то ведет?
Она делает медленный шаг назад, освобождаясь от меня, и продолжает так же неспеша собирать свои чашки Петри.
— Виолетта, — подхожу к ней вплотную, — Милая, Олененок мой, я знаю, что тебе пришлось пережить! Я никогда не прощу себя за то, что не был рядом.
Ноль реакции.
— Тебе не придется ничего восстанавливать. Я завтра всё решу, — шагаю за ней по пятам.
— Нарешал уже, — слышу за спиной Кирилла. — Поехали домой, систр.
Видимо, теперь он забирает ее с работы. Он проходит и берет Виолетту за запястье, выводя из аудитории как безвольную куклу:
— Жди в машине!
Кир делает шаг назад и прикрывает дверь: —Чтобы я тебя и близко с ней не видел, сучонок! — цедит зло.
И, блять, я его понимаю.
— Кир, я не поджигал долбанный кабинет и машину я не трогал, меня даже в городе не было!
Он усмехается: —Ну ты явно не своими руками действовал.
— Башку включи, нахрен мне это надо? — раздражаюсь.
— Я щас твою выключу! — делает шаг мне навстречу.
— Давай попробуй, может получится вправить твои мозги, чтобы ты понял, — тоже шагаю навстречу, и мы стоим лицом к лицу как два быка.
Он хватает меня за грудки и встряхивает, я не сопротивляюсь, потому что из нас двоих я явно превосхожу его физически.
— Понял что? Что ты сестру мою уничтожить собрался? — давит мне в лицо.
Кирилл разжимает ладони и отпихивает меня от себя и смотрит оценивающе.
— Пиздабол ты! Запудрил ей мозги! Она даже ментам не стала рассказывать про твои ночевки на розовом диване, от которого один пепел остался, про ключи от обсерватории, через которую ты в универ проникаешь, когда тебе надо! Про то, как ты разбил ее стекляшки и уничтожить обещал за гребнную цепочку. Как сказал, что она пожалеет о последствиях ссоры с с тобой! Она рассказала мне все!
Глупая моя девочка. Себя подставляет. Но это не её игра.
— Это было в начале, все изменилось, мы с Виолеттой вместе…
— Надо же как интересно! Вы с Виолеттой вместе, а штрафы повесили на нее одну: за нарушение техники безопасности, за восстановление подсобки и кабинета, за ремонт части корпуса, — Кир продолжает практически плеваться мне в лицо. — Она прикрывает тебя, Вил! Ценой, блять, себя.
— Я сказал, что я разберусь!
— Будь мужиком, сознайся, что это ты! Прибил бы тебя, гниду, если бы сестре не пообещал говно не трогать! Держись от нее подальше, а то сам тебя сдам, — бросает мне нервно и выходит из аудитории.