Весенняя коллекция

11

— Фрэнки в ярости, — пожаловалась Эйприл Мод Каллендер, когда они столкнулись в вестибюле у доски объявлений. — Тинкер сегодня не ночевала здесь, и она ведет себя так, словно я в этом виновата, — а с каких это пор я стала хранительницей нравственности?

— А когда ты в последний раз видела Тинкер? — с интересом спросила Мод.

— Вчера за ужином. Потом она ушла с одним из этой компании, а мы с Джордан поехали в другой клуб и несколько часов танцевали. Теперь Джордан тоже ушла, и я осталась в полном одиночестве. Фрэнки звала после ленча пойти в Лувр, говорила, что мы еще недостаточно ознакомились с французской культурой. «Недостаточно ознакомились!» Слова-то какие! Так же моя бабушка говорила о Бетховене, когда мне было двенадцать лет. Фрэнки слушать не хочет, когда я объясняю, что в Париже, должно быть, найдется и более приятное занятие, чем смотреть эти бесконечные картины. Фрэнки превратилась в тирана, а я — ее единственная жертва.

— Лучше вместо этого пообедай со мной, — предложила Мод. — Я покажу тебе настоящий Париж, ну, во всяком случае, его маленький кусочек. Я уже много лет наезжаю сюда, порой надолго, и на то, чтобы узнать этот город хорошо, у меня ушло немало времени. И ты удивишься, узнав, как мало времени я провела в Лувре.

— Спасибо, Мод, господь услышал мои молитвы и послал мне тебя. Я пойду оставлю записку Фрэнки. Встречаемся внизу через пять минут, о'кей?

— Отлично.

«И действительно отлично», — подумала Мод. Она почти отчаялась застать кого-нибудь из девушек одну, без их вездесущей бонны мисс Северино. Первое правило работы любого интервьюера — это избавиться от бонны. И неважно, что это за бонна — официальный представитель по связям с общественностью, гид-переводчик, друг-любовник, сестра, мать, даже ребенок. Присутствие третьего лица для интервьюера меняет все: он уже не так свободно задает вопросы, а интервьюируемый, в свою очередь, отвечает не так открыто. В атмосфере официального интервью никогда не достигнешь того, что может дать свободно текущая беседа — обе стороны сознательно или бессознательно ведут себя так, словно все гувернантки мира сидят в углу, опустив глаза и делая вид, что читают журнал.

«И, кроме того, великолепно, что именно Эйприл первая ускользнула из-под присмотра Фрэнки», — подумала Мод. Она выделила Эйприл как наиболее вероятную претендентку на контракт с Ломбарди с самого начала, с момента встречи в аэропорту. Эйприл была классом выше остальных. Эйприл была моделью чрезвычайно высокого класса, она воплотила в себе тип красоты, признанный во всем мире, в котором соединились хорошие манеры и социальная стабильность.

Мод Каллендер происходила из старинной семьи с Род-Айленда, богатой связями и филантропическими традициями — а также собственностью, разбросанной по всему миру. Ее личный доход был более чем достаточен, чтобы жить припеваючи; ее работа давала ей определенную известность, а это самое главное для одинокой женщины, которая стремится участвовать в светской жизни Нью-Йорка. Мод всю жизнь поддерживала веру в классовость и проповедовала это непопулярное в современном мире понятие. «Интересно будет, — думала она, — побольше узнать об Эйприл». Девушка сложена так, что выглядит как королева, эта ее элитарность и стала ее второй натурой, но о ее внутренней жизни это говорит не больше, чем о Грете Гарбо говорят фильмы с ее участием.

Надо показать ей Левый берег, решила Мод. Все эти девушки пока побывали лишь в нескольких роскошных магазинах, в этом шикарном отеле и в тех клубах, куда их водили. Нет, Фрэнки не на что будет жаловаться — хотя она, конечно, будет ворчать.

Меньше чем через полчаса Мод и Эйприл свободно расположились в крошечном уютном русском ресторанчике под названием «Ла Чайка», спрятавшемся на рю дель Аббе дель Эпе, маленькой извилистой улочке в глубине квартала на Левом берегу. Мод швырнула на спинку свободного стула свое темно-зеленое двубортное пальто-поддевку с рядами блестящих пуговиц, высоким воротником и широким подолом. На ней был черный костюм из тонкого сукна. Приталенный пиджак был надет на зеленый вышитый жилет, служивший отличным фоном для кружева ее белой рубашки с тугим галстуком. Свои короткие волосы она начесала на лоб, и всем своим обликом Мод очень походила на какого-нибудь оксфордского лорда из девятнадцатого века — тонкого, остроумного и обаятельного. Только змеящаяся по ее груди золотая цепочка и умело подведенные глаза выдавали в ней женщину, причем женщину весьма привлекательную. Эйприл, серьезная и даже чуть-чуть мрачная, была в розовом кашемировом свитере, и единственным ее украшением была нитка жемчуга на шее. Волосы ее лежали по плечам как золотистая накидка. Изысканная, безукоризненная и такая грустная…

— Что случилось? — осторожно спросила Мод.

— Это нечестно! — взорвалась вдруг Эйприл. — Я не хотела говорить, где Джордан, но она с Некером — можешь себе представить? Он позвонил ей сегодня утром и предложил прогуляться по Версалю. Ее одну! Из-за того, что она что-то знает о французской мебели, у нее теперь появилась отличная возможность завоевать расположение Некера. Тоже мне, фаворитка! — Ее праведный гнев чуть поутих, когда она смогла наконец выговориться.

— Если конкурс настоящий, то это никак не должно повлиять на твои шансы, а я думаю, что он настоящий, судя по тому, какие деньги затрачены, — уверила ее Мод.

— Откуда ты знаешь? Некер — хозяин «Дома Ломбарди», его слова будет достаточно.

— Этого не случится, потому что ты подходишь для этой работы идеально, Эйприл, — сказала Мод совершенно искренне. — Ты девушка уникальная. Я уже говорила Майку, что в своей статье больше всего собираюсь писать о тебе, и предупредила его, чтобы он сделал побольше твоих фотографий крупным планом. Так уж я работаю — подаю материал со своей точки зрения.

— Идеально подхожу? Ой, Мод, спасибо! Хотелось бы мне думать, что ты права.

«Какой у нее по-американски наивный голосок, — подумала Мод, — почти детский, звонкий и высокий».

— Я знаю, что я права, — сказала она Эйприл. — Я видела тебя вчера у Ломбарди. У Джордан нет твоего шарма, и походка у нее не такая сексуальная, а бедняжка Тинкер просто провалилась. Как удачно, что я сегодня на тебя наткнулась — ты мне расскажешь о себе поподробнее. Тебе нравится местная кухня?

— Ой, здесь просто здорово, так… богемно. Я не знала, что в Париже есть русские ресторанчики. Никогда не знала, что селедку можно подавать под разными маринадами. Но мне еще надо оставить место для пирога с курицей.

— Я обязательно напишу, что у тебя отличный аппетит, — сказала Мод, наблюдая за тем, как Эйприл ест. Хорошо, что они пошли в «Чайку», это такое уютное гнездышко. И разговаривать здесь удобно, официанты не снуют туда-сюда.

— Я везучая, могу есть все. В детстве меня кормили так скучно и невкусно, а это — просто пир!

— Расскажи мне немного о своей семье, Эйприл. Чем занимается твой отец?

— Папа? Он у меня такой милый! Он банкир, но работа у него довольно скучная. Моя мама — она многолетний чемпион местного гольф-клуба, и еще она занимается благотворительностью — «Центром планирования семьи» и всяким таким. Ну, мы все катаемся на лыжах, играем в теннис, ходим на яхте… обычный набор. У меня классные родители, — сказала Эйприл, закрывая тему.

— А братья-сестры есть?

— Брат и сестра, оба замечательные. Скучно, да? Никакой экзотики, мы — обычная семья, верхушка среднего класса, как написано в моем учебнике социологии. Ничего увлекательного, так что писать тебе здесь не о чем.

— Но твои родители отпустили тебя в Нью-Йорк и разрешили стать моделью, разве в этом нет ничего необычного?

— Ха! Да они даже не пытались меня удержать. Естественно, они предпочли бы, чтобы я училась в университете, но я несколько лет участвовала в местных показах мод и зарабатывала неплохие деньги. Им пришлось смириться с тем, что, когда мне исполнилось восемнадцать, я решила попробовать заняться этим всерьез.

Мод поразилась тому, как изменилось обычно такое спокойное лицо Эйприл — оно стало страстным и решительным, что указывало на то, что не все далось ей так просто.

— Ты всегда была первой красавицей школы? — неожиданно спросила Мод.

— Ну…

— Эйприл, это не проверка на скромность. Мне интересно, что повлияло на твою жизнь.

— Наверное, я всегда знала, что я… Господи, как же я не люблю говорить «красивая», но я хочу что-то собой представлять, поэтому не могу забывать о своей внешности. Я очень честолюбива, Мод, хоть и предпочитаю это скрывать. Я хочу чего-нибудь достичь в жизни! Хочу что-то собой представлять!

— Как и все мы. Я тебя отлично понимаю.

— Вот что меня убивает — так это то, что я получаю меньше заказов, чем девушки менее красивые, чем я, — продолжала Эйприл. — Не по объективным меркам. Здесь дело в диапазоне. Я не хамелеон, как Тинкер, которая может поворотом головы изобразить из себя все, что захочешь. Во всяком случае, Джастин с Фрэнки охарактеризовали мою проблему именно так. Что делать, если ты можешь выглядеть только самой собой?

— А может, тебе стоит видеть в этом не недостаток, а преимущество? Честно говоря, я удивляюсь, почему ты не пробуешь экспериментировать со своей внешностью, ведь ее можно менять — косметика и одежда могут сделать что угодно. Ты не можешь изменить строение тела и рост, вот, пожалуй, и все… Я даже думаю, а подходит ли тебе агентство «Лоринг», правда, я плохо в этом разбираюсь. А что, если они не прилагали усилий, может, им достаточно твоей внешности и они не хотят искать новые возможности? Ты когда-нибудь об этом думала?

— Но они такие замечательные! — горячо возразила Эйприл. — Я была на седьмом небе от счастья, когда Джастин подписала со мной контракт.

— Того, что они замечательные, для карьеры может быть и недостаточно. Но я могу и ошибаться, — пожала плечами Мод. — Скажи, как ты думаешь, почему Габриэль д’Анжель выбрала для конкурса тебя, если у тебя такой маленький диапазон?

— О, тут удивляться нечему, моя походка — это мое секретное оружие. Отличный контраст с моим до тоски чистым и невинным видом. Мне повезло, что я умею ходить.

— Эйприл, а вчера почему ты решила изменить прическу?

— Мне показалось, что надо что-нибудь другое. Иногда мне просто тошно от своего такого обычного вида. Как правило, я стараюсь обыграть свои белокурые локоны, но иногда в меня словно бес вселяется. Ты знаешь такую манекенщицу — Кристен Макменами? Нет? Так вот, у нее такое решительное лицо, и выразительное, почти красавец мужчина. Она ничего не могла добиться, пока не сбрила брови и не стала носить странный белый грим. И вот в таком виде, мол, а идите вы все куда подальше, она в один вечер стала звездой. Никто никогда не видел, как она улыбается. Теперь она супермодель — у нее совершенно новый тип красоты, и все модельеры мечтают с ней работать. У нее имидж андрогина. При этом она замужем, у нее есть ребенок. Ну как мне с этим тягаться?

— А почему тебе хочется выглядеть странно? — спросила Мод, пришедшая в восторг от того, как Эйприл себя анализирует. Наверное, она многие годы просматривала все модные журналы и сравнивала себя с девушками на фотографиях.

— Потому что мне надоела эта приевшаяся всеамериканская внешность. Это так скучно! Я выгляжу холодной, этакой Снегурочкой, но, хуже того, внутри у меня все неспокойно. Ты понимаешь, что это значит? Сегодня нужен поцелуй смерти. У меня нет этой хандры, этого уныния. Помнишь Кейт Мосс в рекламе «Обсешн»? Вот где хандра! Она вылезает голая из кровати, наверняка с похмелья, ее дружок с ходу делает снимок, и вот — она королева уныния! А потом она приводит себя в порядок — и на подиум, на обложки всех журналов, и пожалуйста — девочка Кальвина Кляйна, типичная американочка. Она почти убеждает, что она американская аристократка, а не коротышка-англичанка с помоечными патлами. — В голосе Эйприл звучала неприкрытая зависть.

— Эйприл, дело не в том, что ты слишком традиционна, — возразила ей Мод. — Ты смотришь на себя как бы со стороны и недооцениваешь свою внешность, как, впрочем, и любая профессиональная красавица. Не встречала ни одной, которая бы не выискивала у себя недостатки и не преувеличивала бы их. Ты все время с кем-то соревнуешься, а тебе пора привыкнуть к тому, что ты неповторима, У тебя редкая красота, и она останется с тобой до конца жизни. Эта красота классическая, она вечна. Забудут Кристен Макменами, Кейт Мосс перестанет быть суперзвездой, а ты — ты же американская Катрин Денев.

— Я даже не знаю, кто это такая, — сказала Эйприл, просияв.

— Это французская кинозвезда, ее боготворит вся страна, она подруга Ива Сен-Лорана, а много лет назад она была его музой. Ты наверняка знаешь ее в лицо.

— О, да, конечно, — сказала Эйприл. — Я не видела «Индокитай», ведь это она там играет, но я помню рекламу… Пожалуйста, Мод, давай больше не будем говорить о моей внешности.

— Договорились. — Мод обвела глазами зал. Эйприл, казалось, совершенно не замечала, как на нее смотрят остальные посетители. Эта девочка так привыкла к поклонению, что для нее оно стало естественным, как воздух. — Расскажи мне о своих поклонниках, — попросила она, сменив тему.

— Это второе, о чем я не люблю говорить, — ответила Эйприл, улыбнувшись. — Но я знала, что ты задашь этот вопрос.

— Почему не любишь? Мужчины наверняка сходят по тебе с ума.

Эйприл улыбнулась еще шире. Кто бы мог подумать, что Мод такая милая! Один на один с ней совсем не страшно, и так приятно было узнать, что статья в «Цинге» будет главным образом о ней… Эйприл решила, что о таких приятных вещах она подумает, когда останется одна.

А сейчас ей приятно сидеть и вести взрослую дамскую беседу. С Тинкер и Джордан так не поговоришь — им она совершенно неинтересна. Они трое оказались вместе случайно и поняли, что лучше изображать из себя подружек, но в глубине души они не могли доверять друг другу, потому что каждая хотела победить, а контракт с Ломбарди подпишет только одна.

— Если я скажу что-нибудь «не для печати», пожалуйста, не пользуйся этим, — сказала Эйприл осторожно. — Или это выражение используют только в кино?

— Все не предназначенное для печати останется строго между нами, — уверила Мод Эйприл. Своего положения в мире журналистики она достигла потому, что никогда не подводила тех, кого интервьюировала. И с ней соглашались разговаривать те, кто отказывал другим журналистам.

— Помнишь, ты позавчера нас спрашивала, девушки ли мы, и тут вошла Фрэнки и прекратила беседу? Ну… я бы все равно не призналась в присутствии остальных, потому что они бы стали смеяться. Я выгляжу довольно свободной и хочу, чтобы они думали, будто у меня есть личная жизнь. Но… ты можешь и сама догадаться, но это не для печати, короче… у меня ее нет.

— Ты хочешь сказать, в данный момент? — осторожно уточнила Мод.

— Нет, вообще. Я ищу подходящего парня… У меня никого еще не было, — медленно сказала Эйприл.

— Ты еще так молода… — сказала Мод.

— Не в этом дело. Мне уже скоро двадцать. Дело в другом, а в чем — я не понимаю. Мне нравятся мужчины — но просто как люди, меня к ним не тянет, понимаешь, физически. Может, я встречалась не с теми, но стоит мне поцеловать кого-нибудь на прощание — и он тут же лезет ко мне. Это просто отвратительно! Послушать моих подружек — мужчины самые удивительные существа в мире. Я этого не понимаю! И никогда не понимала.

— А ты кому-нибудь давала шанс пообщаться с тобой поближе?

— Пару раз, — призналась Эйприл. — Я себя заставляла. Я им позволяла — ну, ты, наверное, понимаешь, — я позволяла им почти все, но не могла этого выдержать до конца. Они обещали, что будут использовать презервативы, будто дело в том, что я боюсь забеременеть или заболеть СПИДом, и я никак не могла им объяснить, что останавливаюсь на полпути только потому, что не могу терпеть эту… эту мерзость. Наверное, лучше было и не пробовать! Они потом становились такими ужасными. Наверное, я не могу их винить. В лучшем случае они называли меня динамисткой, но, черт подери, я не собиралась их динамить, просто думала, что надо попробовать, может, мне это понравится. Но у меня ничего не получалось.

— Значит, ты никогда…

— Нет. И не хочу! Может, это ненормально, но я такая, какая есть. Естественно, все думают, что в один прекрасный день я выйду замуж. Мама, наверное, и свадьбу продумала. Но я не думаю, что это когда-нибудь произойдет. Слава богу, я еще молода, и они меня не торопят. Но ты ведь никогда не выходила замуж, Мод? Как тебе это удалось?

— Я прислушалась к собственному естеству. Если ты подождешь немного, люди в конце концов привыкнут к тому, что ты не замужем. Конечно, когда ты не сногсшибательная красавица, тебе легче.

— Теперь ты притворяешься скромницей, — поддразнила ее Эйприл, почувствовав себя удивительно легко. Она раскрыла свою тайну, а Мод ни капли не удивилась. — У тебя такая потрясающая внешность! Ты не похожа на других, ты удивительно хороша, у тебя свой собственный стиль. Жаль, что у меня не хватило бы смелости одеваться так же.

— Откуда ты знаешь? Может, ты когда-нибудь сама себя удивишь.

«Да, — подумала Мод, — ты можешь удивить нас обеих». Она решила узнать об Эйприл побольше, и ей это удалось. Но в глубине души она не могла не думать о том, что все женщины, которых она когда-нибудь любила, были женщинами этого типа. Но ни одна из них не была таким совершенством. Ни одна из них не была Эйприл.