Весенняя коллекция

23

Когда Джастин, Майк и я вели Джордан и Эйприл к лифту, который должен был отвезти нас на подземный этаж «Рица», где завтра вечером будут демонстрировать весеннюю коллекцию Ломбарди, я заметила, что стараюсь не дышать. На сегодня была назначена генеральная репетиция, где Эйприл и Джордан должны были оказаться в одной компании с ведущими топ-моделями мира.

День был и без того долгий, а самая трудная часть его только предстояла, репетиция начиналась в восемь вечера. Мы и так опаздывали из-за пробки на площади Согласия.

Кажется, это было не сегодня утром, а тысячу лет назад — мы с Джастин отвели Тинкер в ее номер, заставили ее съесть принесенный туда ленч. Когда мы заглянули к ней уже перед отъездом в «Риц», она крепко спала, а Том, сидевший в кресле у кровати, охранял ее.

— Интересно, какую услугу оказывает Некер нашим девочкам, заставляя их работать со всеми этими звездами? — спросила я Джастин еще днем, когда она вернулась в отель после разговора с Марко, сияющая, как человек, который сделал наконец большое и важное дело.

— Этот садист-недоумок больше не будет нам досаждать, — сообщила она.

Ее голубые глаза никогда еще так радостно не сияли, белокурые волосы казались заряженными собственной энергией, и у меня самой настроение поднималось, когда она озаряла все вокруг своей улыбкой.

— Придется с этим смириться, — ответила тогда Джастин, сразу посерьезнев. — «ГН» пригласил звезд, чтобы придать коллекции Ломбарди нужный статус. Журналисты считают, что лучшие модели работают на лучших показах. Но в данном случае это может оказать нам дурную услугу — наши три девочки на таком фоне будут выглядеть еще неопытнее, чем есть на самом деле.

— Постарайся увидеть в этом и преимущества, — посоветовала я ей. — Фотографам и издателям, возможно, надоели чересчур знакомые лица, модели, от которых знаешь, чего ожидать, и они будут с интересом смотреть на наших девочек. Лица у них свежие, малознакомые, а пресса писала о конкурсе довольно подробно. Все они не уступают красотой топ-моделям, просто они еще не знамениты. Знаешь, чем популярнее модель, тем ближе конец ее карьеры.

— Может, ты и права, — сказала она с сомнением.

— А может, права ты, — мрачно ответила я. — Но ведь если даже наши девушки не покорят мир моды сразу, большого значения это не имеет — соревнуются-то они между собой. Остальные будут просто демонстрировать модели. Так что нам волноваться — для нас ситуация беспроигрышная.

— Не верю я в это, — сказала она, покачав головой. — Беспроигрышные ситуации — это миф, слишком прекрасный, чтобы быть правдой.

Нашу беседу прервал звонок администратора, который сообщил, что Габриэль д’Анжель находится внизу, в холле, и хотела бы подняться к нам. Она появилась, немыслимо изящная в своем черном костюме, и объявила, что мсье Некер просил ее быть до окончания показа нашим ангелом-хранителем. Хотите верьте, хотите нет, но я была на таком взводе, что даже была рада ее присутствию, хотя, если подумать, как она могла бы помочь нашим девочкам не раствориться в звездном сиянии Клаудий, Линд и Ясмин?

— Я рада, — сказала Габриэль, пожимая руку Джастин, — что вы наконец выздоровели. Судя по вашему виду, болезнь пошла вам только на пользу.

— Антибиотики часто так действуют, — спокойно согласилась Джастин.

— Как наша бедняжка Тинкер?

— Мирно спит.

— Она придет в себя к завтрашнему дню?

— Да, несмотря на то, что сделал Ломбарди. А кто выйдет вместо нее сегодня?

— Нам поможет Жанин, манекенщица, которую Марко использовал раньше на примерках. Она очень предана мсье Некеру.

— Одного я не понимаю — почему генеральная репетиция начинается так поздно? — сказала Джастин. — Восемь часов вечера — это же просто невозможно. Мы что, всю ночь там будем сидеть?

— «Риц» никак не соглашался пустить нас раньше. Дело в том, что они и так назначили немыслимую цену за то, что мы будем целые сутки использовать их бассейн. Будто у кого-нибудь будет время плавать во время недели весенних показов! А косметический салон, расположенный рядом с бассейном, мы будем использовать как гримерную и раздевалку. С последним клиентом они обещали закончить к семи.

— А как же постояльцы отеля, которые захотят сделать прическу завтра?

— Завтра отель будет предоставлять желающим машину с шофером, они договорились с салоном «Александр». Все это, разумеется, будет оплачивать «ГН». Еще несколько месяцев назад я говорила, что гораздо дешевле будет устраивать репетицию не в самом отеле, но Марко настоял на своем, чтобы и девочки, и костюмеры ознакомились с местом заранее.

— Хоть на это у него ума хватило, — пробормотала Джастин.

— А вы представляете себе, насколько все будет отличаться от обычного показа? — спросила Габриэль. — Обычно показ длится сорок минут, стоит двести тысяч долларов, а потом — никакого фуршета для издателей. Этот показ продлится менее получаса, а стоит более полумиллиона.

— Подробностей нам не сообщали, — ответила Джастин, стараясь не выказать свою заинтересованность.

— Будет парадный ужин по высшему разряду. Шампанское и икра будут поданы перед началом, ужин — после показа. Приглашены только самые важные клиенты и пресса. Обычно бывает около двух тысяч человек, завтра — только триста, плюс самые известные фотографы. Ведь «ГН» очень много денег тратит на рекламу. Ни один из серьезных издателей не пропустит показ Ломбарди. Мы специально устроили все в таком узком кругу, но денег мсье Некер не пожалел.

— А как подиум? — спросила Джастин, не желая поддерживать разговор о тратах, на которые пошел Некер.

— Команда от «Беллуар и Жаллот» начнет готовить площадку сегодня ровно в семь. Сначала накроют бассейн и установят подиумы. Они будут располагаться кругами, в центре которых поставят столики для гостей, так что все места будут в первом ряду.

— «Беллуар и Жаллот»?

— Это фирма, которая занимается сценой, освещением, столиками, местом оркестра, то есть всем, что необходимо на больших приемах.

— Оркестр? — спросила я. — А не ди-джей?

— Дорогая моя Фрэнки, это будет непохоже на обычный показ, которые давно выродились в банальные шоу. У Лагерфельда в прошлом году играли что-то вроде «Не люблю я коротышек», а начиналось все с песенки «Врубите музыку погромче!».

— Господи! — Я просто ушам своим не поверила, услышав такое из изящно накрашенного ротика Габриэль.

— Марко, — продолжала она, — решил, что он сделает все иначе, назло тем, кто называет себя «мастерами дискотек». Поэтому он уговорил Некера пригласить группу «Чикаго».

— Но это же американская рок-группа конца семидесятых! — удивилась Джастин. — Почему именно их?

— Марко их обожает, — сказала Габриэль, пожав плечами и явно давая понять, что не разделяет его пристрастий. — Он договорился, что группа будет дополнена другими музыкантами и певцами, и просил их как бы воссоздать музыку тридцатых годов, но по-новому. Всего будет двадцать музыкантов, не считая вокалистов.

— А его модели, это что, тоже воссоздание тридцатых годов? — спросила Джастин. — Не думала, что он будет воровать… заимствовать из столь далекого прошлого.

— Я их не видела, — довольно резко ответила Габриэль. — Ничего не знаю, может, он создает новую нейтронную бомбу или ботиночки на пуговках. Отделу рекламы он велел работать под лозунгом: «Веселье, свежесть, очарование».

— Вы их не видели? — переспросили мы с Джастин хором.

— Марко был слишком занят творчеством, у него не было времени мне что-нибудь показывать. А модели, которые были в работе, он показывать вообще отказался.

— Но, если их не видели даже вы, то как же отдел рекламы, он что, работает втемную? — спросила я, впервые с нашего знакомства проникшись состраданием к Габриэль.

Она только пожала плечами — мол, я и не такое видывала.

— Только дюжина модельеров известна всему миру. И не отдел рекламы будет решать, войдет ли в их число Марко. Но я, хоть и не видела его моделей, знаю достаточно, чтобы уверить вас: он пустил в ход все козыри.

— Значит, — медленно сказала Джастин, — тема соблазнения.

— Именно. — Габриэль поглядела на Джастин по-новому. — Соблазнение. А что еще это может быть, если сцена, несмотря на траты, занимает весь подземный этаж «Рица», переоборудованный под открытое кафе, украшенное тысячью яблоневых и вишневых деревьев в цвету? Марко хочет вызвать призрак весны, весны тридцать четвертого или тридцать шестого года.

— Но этого времени уже никто не помнит, — удивилась я.

— В этом-то и дело. Настоящее не слишком вдохновляет, правда? Марко хочет, чтобы это был какой-то воображаемый год, когда ни у кого не было причин беспокоиться о будущем или сожалеть о прошлом. Обман чувств начнется, когда журналисты войдут в отель с холодной парижской улицы, а окажутся в искрящемся весной холле.

— А вы знаете, что за музыку будет играть «Чикаго»? Что-нибудь новое, аранжированное под тридцатые? — спросила я.

— Неужели вы подумали, что они будут играть свое? — пришла в ужас Габриэль. — Нет-нет, их — только аранжировка. Марко не доверил бы музыкантам такое важное дело. — И Габриэль вынула из сумочки блокнот. — Вот названия нескольких мелодий, которые будут играть перед началом: «Мы с тобою под дождем», «Жду любви», «Голубая луна», «Я мечтаю о тебе»…

— Спасибо, достаточно! — воскликнула Джастин, как и я, заходясь от хохота. Даже Габриэль улыбнулась. — Сентиментально до слез, но если это не поможет настроить публику на доброжелательный лад, тогда ничто уже не поможет. Значит, это будет Париж несбывшейся весной, музыка из лучших голливудских мюзиклов, ужин в «Рице», все топ-модели… Марко не сможет сказать, что его коллекция провалилась, потому что смальца не хватило.

— Смальца? — переспросила Габриэль.

— Это такой жир, — пояснила я, но она опять ничего не поняла.

— Это синоним слова «очарование», — добавила язвительно Джастин.

— А я-то думала, что у меня безукоризненный английский, — пробормотала Габриэль. — Жир? Наверное, это идиома.

— Идиома, — согласилась я. — Это понятно только американцам. — В такие моменты я понимаю, почему сшитая на заказ одежда во Франции приносит четыре миллиона убытков ежегодно.

— Но, — напомнила мне Габриэль, — сегодня может быть сделан первый шаг к созданию духов Ломбарди. А рынок духов — это семь с половиной миллиардов долларов в год. Мсье Некер планирует на много лет вперед.

Разговор был прерван появлением Эйприл и Джордан, а вслед за ними пришли Майк и Мод. У девочек уже начиналась предпремьерная лихорадка.

— Чем нам заниматься до репетиции? — жалобно спросила Джордан. — Ванну с пеной мы уже приняли, ногти накрасили по два раза, ноги побрили, головы вымыли, боюсь, теперь можем начать выщипывать брови и не остановимся, пока все не выщипаем.

— До отъезда в «Риц» еще целых два часа, — сказала Эйприл слабым голосом. — Я не ела весь день и умираю с голоду, но боюсь, что меня вырвет, если я проглочу хоть кусочек.

— У меня идея, — сказал Майк. — Вы играете в покер? Нет? Только я, Мод и Фрэнки? Ничего, мы вас научим. И будем играть на деньги.

Джастин кивнула мне одобрительно, мол, ты сделала отличный выбор. Я не решилась оспаривать очевидное и позвонила, чтобы в номер принесли карты и каких-нибудь закусок.

Следующие два часа пролетели за покером. Скоро все успокоились и даже стали есть, а Джордан, как она утверждала, новичок в покере, еще и выиграла долларов триста. Майк сидел рядом со мной, сделал несколько снимков, но в основном был занят тем, что подсматривал ко мне в карты.

— Прекрати жульничать, — возмутилась наконец я.

— Но твои карты — мои карты, дорогая. У нас все должно быть общее. Хочешь взглянуть в мои?

— Хочешь сказать, делиться надо всем?

— Вот именно. — Я уже собиралась заглянуть к нему в карты — я не могла сопротивляться его улыбке и взглядам, которые он на меня бросал, но тут возмутилась Мод.

А сейчас мы уже не вспоминали, как веселились всего час назад. Мод и Габриэль спустились раньше, потому что лифт не мог вместить нас всех, а мы зашли впятером — мы с Джастин и Майком сзади, Джордан и Эйприл впереди, плечи расправлены, головки гордо подняты — они просто излучали уверенность в себе. Отличались они только прическами — темные кудряшки у Джордан, платиновая стрижка у Эйприл. И тут сработала вспышка Майка, и я заметила, что они крепко держатся за руки.

— Бессердечное животное! — прошипела я.

— Такой снимок пойдет и на обложку, — шепнул он и, когда двери лифта открылись, сделал еще один.

— Вперед, подружка! — подбодрила Джордан Эйприл, вдруг улыбнувшись, и девочки шагнули в сиреневый от сигаретного дыма вестибюль. Вдалеке кто-то носил позолоченные стульчики, стояли три манекенщицы, такие известные, что узнать их можно было по одной-единственной черте, сновали какие-то люди в черных комбинезонах, то ли рабочие «Беллуар и Жаллот», то ли костюмеры.

— Что нам сейчас делать? — спросила я Габриэль.

— Девочкам надо сообщить Марко о своем приезде. Я о них позабочусь.

— Нет, я, — сказала Джастин.

— За сцену не допускаются посторонние, а вы не заняты собственно в показе. Сегодня здесь будет сумасшедший дом. Мне очень жаль, но вам придется подождать здесь, Джастин. Я думала, что вы это поняли.

— Какая чушь! Я пойду вместе с девочками, Габриэль. И Фрэнки тоже. Мы им понадобимся. И, естественно, Майк с Мод.

— Майк и Мод — да. Но вас с Фрэнки туда не пустят.

— Может, вы пойдете и спросите у Марко?

Минуту спустя Габриэль, удивленная до крайности, вернулась.

— Он сказал, что вы обе можете пройти, только при условии, что не будете ему мешать. Извините, Джастин, я не знала, что для вас сделано исключение.

— Ничего страшного. Вы и не могли про это знать. Вперед! Майк, не забудь — никаких фотографий мисс Шиффер обнаженной или в белье. Ее можно застать в неподобающем виде, но такие снимки слишком дорого стоят.

— И черт с ней! — ответил мой возлюбленный.

Тут «Чикаго» заиграл свою версию «Гуди-Гуди», и это было очаровательно. Играли они очень быстро, синкопированно, но — какой ритм! — устоять невозможно. Что-то в этой музыке предвещало легкость, радость и веселье. Все вокруг заулыбались, а Джордан с Эйприл даже стали пританцовывать.

— Неплохо, — сказала Габриэль одобрительно.

И мы пошли в косметический салон, из которого вышла отличная гримерная. На огромных мраморных прилавках визажисты и парикмахеры разложили свои причиндалы, освещение было великолепное, а банкетки, которыми заменили кожаные кресла, позволили освободить место, чтобы девушкам было удобно переодеваться.

Мы остановились в дверях, и тут я подумала, что никогда раньше не видела столько топ-моделей вместе. Я привыкла к тому, что в «Лоринг» они заходят поодиночке. А теперь я видела их толпой, и они, казалось, подзаряжаются друг от друга энергией, отчего их власть над простыми людьми достигает невиданной силы. Они создавали вокруг себя атмосферу самосозерцания, и эта была их привилегия. Они были окутаны ощущением собственной избранности, здесь и сейчас это они были призванными. Правил, которые распространяются на других женщин, для них не существовало. Их лица, хоть и очень молодые, несли на себе печать чего-то неведомого, недоступного здешнему миру. Должна сказать, что комната, набитая топ-моделями, производит впечатление гораздо более сильное, чем закулисная толчея на вручении «Оскара».

— Эйприл! Джордан! Хватит глазеть! — одернула их Джастин. — Через полгода вам обеим это надоест точно так же, как уже надоело им. Да у них на лицах все написано: «Новый день — новый доллар в копилку».

— Убедительно, босс, — пробормотала Джордан, не в силах отвести глаз от девушек, живописно расположившихся в гримерной. Халатики накинуты на плечи, ноги закинуты на мраморные прилавки, кто-то болтает друг с другом, кто-то по телефону, пьют кока-колу и минералку, рассматривают свои ногти, подкручивают ресницы, несколько человек читают, одна или две — в очках, какая-то группа обсуждает что-то оживленно, и никто не интересуется тем, что надо будет показывать — раз за работу у неизвестного модельера платят втрое, значит, его модели — полный кошмар. Кто-то закуривал, кто-то тушил сигарету, кто-то затягивался, и я в тысячный раз возблагодарила небо за то, что три моих подопечных оказались некурящими. Несколько девушек помахали Майку рукой, несколько — Джастин, но все они словно не заметили Джордан и Эйприл. Мы здесь давно и надолго, казалось, хотели они дать понять, выказывая полное отсутствие интереса, мы внутри, а вы снаружи, так что не забывайте, вы здесь всего лишь подмастерья, которых наняли на денек.

— Где Ломбарди? — спросила Джастин.

— Может, вон за теми девушками, — сказал Майк, показывая на шестерых манекенщиц, стоявших в ряд спиной к нам. Все они были одеты в одинаковые пиджаки изумительного жемчужно-сиреневого цвета, приталенные и с узкими плечами.

Джастин, приобняв девочек за плечи, повела их к Марко.

— Джордан и Эйприл здесь, — сказала она Марко, сидевшему за столом, на котором было разложено множество аксессуаров.

— Они опоздали, — заметил он, не поднимая головы.

— Парижские пробки, — сообщила она, и не думая извиняться.

— Отведи их к их костюмеру, — сказал Ломбарди Джастин. — Наденьте шляпы, — велел он, Поворачиваясь к манекенщицам, и я увидела, как ассистенты надели тесные фетровые колпаки на головки шестерых самых высокооплачиваемых моделей мира. Каждая шляпка была украшена белой розой, а юбки легких костюмов были разной длины — от самого коротенького мини до почти макси, но все — расширяющиеся книзу. Девушки были в бежевых колготках и черных лодочках. И просто невозможно было решить, какая длина юбки предпочтительнее. Марко встал и поправил Кейт Мосс юбку на талии.

— Богиня! — проворковал он.

— А на нас и не взглянул, — жалобно сказала Эйприл, когда мы протискивались сквозь толпу назад. — Даже не поздоровался.

— К вам это никакого отношения не имеет, — успокоила ее Джастин. — Он еще подойдет. А неплохая идея насчет разной длины, — призналась она мне.

— И нашим, и вашим, — ворчливо заметила я, но, должна признать, если длина юбок является до сих пор предметом споров в мире моды, Марко явно высказал свое мнение.

Наконец мы добрались до двух рядов вешалок, рядом с которыми были написаны на картонках имена Эйприл и Джордан. Девчонки нетерпеливо кинулись к ним, не обращая внимания на протестующую костюмершу. Они рыскали по вешалкам, как гончие, преследующие зайца, возбужденно что-то выкрикивали, а Майк их фотографировал. Они в этот момент очень походили на обезумевших покупательниц, дорвавшихся до распродажи.

— Девочки, я вас умоляю! — одернула их Джастин. — Ведите себя прилично!

— Вы только посмотрите! — кричала Эйприл. — Мохеровая накидка, красная, как пожарная машина, на подкладке розового атласа и платье в тон подкладке. Умереть можно!

— А у меня наоборот — накидка розовая, а платье красное! — воскликнула Джордан.

— Ого! — завизжала Эйприл, доставая бальное платье сиреневого атласа без лямок и с широкой юбкой. К нему был плетеный пояс цвета шоколада и крохотное приталенное болеро с коричневыми блестками. Платье прямо для юной Софи Лорен.

— У меня такое же, — сказала Джордан, доставая вешалку с таким же платьем темно-коричневого цвета с сиреневым поясом и болеро в сиреневых искрах. — Мы что, близняшки?

— Не знаю. Ой, какое пальто! — заверещала Эйприл, показывая нам пальто легчайшей серой шерсти и к нему платье из белого шелка. — В таком можно хоть замуж выходить… А у тебя, Джордан?

— Такое же пальто цвета зеленых яблок и бирюзовое платье… Посмотрите, какой желтый бархатный пиджак и к нему платье для коктейля из розового шифона! Бархат — весной? Но он такого замечательного цвета! Джастин, ты когда-нибудь видела такой сочный желтый цвет?

— Дай померить, — попросила Джастин, расстегивая свой пиджак.

— Ни за что. Ты его испачкаешь… Есть еще голубой, он почти того же фасона… — Джордан кинула бархатный пиджак Джастин и стала дальше рыться в разноцветной куче одежды с таким видом, будто у нее оставалась последняя минута в жизни на покупки. — Вы только посмотрите, для каждого платья — пальто или пиджак, даже у коктейльных и бальных платьев накидка, болеро или пальто… Наконец хоть кто-то понял, что женщины всю жизнь проводят в помещениях с работающими кондиционерами. Боже мой! Вы на это взгляните!

Джордан вцепилась в бальное платье из клетчатой тафты пастельных тонов.

— Юбка с кринолином! Глазам своим не верю! А накидка — вы когда-нибудь видели такой очаровательный розовый цвет! — И она, набросив накидку на плечи, замерла у зеркала. — Ни за что это не сниму!

Эйприл издала победный клич индейцев. Тут шум и гам, который подняли наши девочки, привлек всеобщее внимание, и даже звезды отправились исследовать то, что висело на их вешалках и что они до сих пор игнорировали. Скоро весь зал был полон девичьих голосов — они возбужденно рассматривали наряды, сравнивали их, разочарованно вздыхали, находя изредка что-то темно-синее или черное. От их невозмутимости не осталось и следа, и они упивались палитрой ярких весенних красок.

— Девушки! — крикнул Марко, вставая. — Не меняйтесь платьями! И не меряйте чужое. Немедленно прекратите! Если будете вести себя прилично, обещаю, когда их сфотографируют, я их вам отдам и вы с ними вдоволь наиграетесь. На всех хватит и восхитительного розового, и бледно-желтого, и ярко-зеленого. А сейчас немедленно повесьте все на места. Слушайтесь костюмеров. Теперь пусть Карен, Кейт и Шалом наденут свои первые номера, и побыстрее, пожалуйста.

— Этот червяк сейчас просто умирает от счастья, — шепнула мне Джастин, натягивая на себя сиреневое шифоновое платье Джордан. — Девочки сейчас совершенно уверили его в успехе. Обычно им наплевать на то, что они показывают. — Она укуталась в накидку фиалкового цвета с воротником из гофрированной тафты и такой же отделкой понизу. — Как я выгляжу? Это я или не я?

Но я была слишком занята, пытаясь влезть в темно-синий костюм Эйприл с шелковым воротником и такими же манжетами, поэтому не могла ей ответить.