Перед сжатым и малочисленным строем паладинов была последняя серьёзная сила Сайлона.
Впереди, в две ровных шеренги, находились некросы — бывшие солдаты и рыцари в почерневших, но не утративших прочности доспехах. Их пустые глазницы были направлены прямо на них, а в руках они сжимали щиты и длинные, проклятые алебарды или мечи.
Перед ними на четвереньках, словно звери, топтались изверги. Их тела, раздутые неестественной мускулатурой, лоснились от света выставленных жрецами барьеров, а вместо пальцев торчали мясистые клешни, способные раздробить железо.
Всё остальное пространство между и вокруг них заполняла кишащая масса: сотни простых зомби и десятки скелетов. С флангов наступали те же зомби, среди которых, словно зловещие спутники, находили раздутые, пульсирующие твари, готовые выплеснуть тлен при малейшем контакте. А из клубов струящегося тумана выскакивали, будто пружины, гончие — низкие, шипастые твари, способные сбить с ног при удачном прыжке.
Паладины и инквизиторы стояли плечом к плечу, стараясь сохранить строй. Их доспехи были иссечены, щиты помяты, а дыхание сбивалось от нечеловеческого напряжения. Каждый понимал: если сейчас не случится чуда, их строй падёт. Одна трещина, одна уступленная пядь — и тьма хлынет внутрь, превратив последнее организованное сопротивление в кровавую бойню, где у них не будет ни единого шанса.
Но в том же взгляде, которым они смотрели на надвигающуюся стену смерти, горела и странная, горькая надежда. Они видели, как Вротослав обратился в сияющую комету, рассекающую темное оскверненное небо. Все они знали легенды о Духах Света. Знали, что это не просто заклинание, а дар, доступный лишь избранным — тем, чья вера и воля чисты, как горный хрусталь.
И Вротослав оказался одним из них. Эта мысль заставляла сжимать эфесы туже и находить в глубине души последние крохи сил.
Теодор, этот молодой инквизитор, стоял на острие клина. Его лицо было маской из крови, пота и копоти, но глаза, холодные и острые, вычисляли слабые точки.
Он видел не просто толпу нежити — он видел структуру. И вскоре его взгляд упал на главную угрозу: одного из костяных големов, самую крупную громадину из костей и скрепляющей их тёмной магии что сейчас атаковали их.
— Ко мне! Прикройте! — хрипло бросил он двум стоящим рядом инквизиторам.
Те, не задавая вопросов, рванули вперёд, приняв на себя яростные атаки десятков зомби и извергов, открывая Теодору путь.
Он сделал шаг назад, не отступая, а готовясь к прыжку. Его клинок в руке замер, остриём направленным не на прочную кость, а в точку между рёбер чудовища, где пульсировал сгусток негативной энергии — его ядро.
Голем приближался и, размахиваясь для сокрушительного удара, на миг раскрыл свою грудь, и Теодор рванул вперёд не бегом, а мощным коротким прыжком, вложив в него все остатки сил. Его клинок, ведомый не глазом, а годами инстинктов охотника на нежить, метнулся вперёд, как жало змеи.
— ОЧИЩЕНИЕ!
Крик Теодора был коротким, резким, и он не был заклинанием в полном смысле. Это был приказ, выкрикнутый верой, направлявший всю святую энергию, скопившуюся в оружии, в одну точку.
Клинок с шипящим звуком, будто раскалённое железо опустили в воду, вошёл точно в пульсирующую тёмную сферу. И в тот миг, когда остриё коснулось ядра, оружие вспыхнуло. Не просто засветилось — из рукояти, по всей длине клинка, через гарду хлынул ослепительный бело-золотой свет, заливший внутренности голема изнутри. Казалось, сам меч на мгновение стал жидким светом, ворвавшимся в самое сердце тьмы.
Раздался не хруст кости, а глухой, влажный хлопок, и фиолетовая, вязкая энергия рванула наружу из образовавшейся бреши, но была мгновенно схвачена, обожжена и испепелена яростным сиянием, которое продолжало литься из воткнутого меча. Голем замер, и его костяная структура, лишённая скрепляющего ядра, мгновенно потеряла волю.
Не было ни падения, ни обвала. Он просто… рассыпался. Как карточный домик, которого коснулись. Кости, большие и малые, потеряли связь и с глухим стуком попадали вниз грудой бесполезного хлама, едва не задев передние ряды паладинов, зато завалив собой группы нежити.
На миг перед строем образовался чистый, свободный от врага пятачок, заваленный лишь дымящимся костяным мусором, но эта победа стоила Теодору последних запасов сил. Он тут же опустился на одно колено и тяжело опёрся на меч, его грудь ходила ходуном.
В этот же момент к нему подбежали соратники, защищая от нападения нечисти, что уже пробивалась и лезла по груде костей.
Теодор сделал глубокий вдох и оглянулся. Он увидел, как Элоди, всё ещё стоявшая в самом центре их построения, с лицом, искажённым болью и внутренним огнём, прожигающим её изнутри, попыталась поднять руку. Её губы дрогнули, и он догадался, что она собиралась снова отдать приказ. Снова стать каналом, снова принять силу других в себя и сжечь то, что осталось от её плоти и духа, чтобы дать им еще немного времени…
И в этот самый миг, прежде чем первое слово сорвалось с её губ, в самом сердце бушующего над ними ада что-то переменилось. Взоры всех, кто мог оторваться от боя, невольно устремились вверх.
Высоко над площадью, в лиловой мгле, разворачивалась погоня.
Дух Света — последнее воплощение Вротослава — не видел и не слышал битвы внизу. Всё его угасающее бытие, вся нерастраченная за долгую жизнь воля, сжатая теперь в ослепительный, недолговечный всплеск, была направлена на одну цель.
На тёмную, панически удирающую точку в небе — Сайлона.
Архилич метался в своём же тумане, как раненый зверь. Он швырял за собой всё, что мог: Сферы Разложения, Проклятия Скорби, ливни ледяных осколков. Но его тёмная магия, казалось, была бессильна перед олицетворением самого солнца. Она лишь шипела и рассыпалась, едва касаясь сияющего поля Духа, как ночная мгла перед первыми лучами.
Дух не уворачивался. Он не маневрировал. Он просто нёсся сквозь них, беззвучный и неумолимый. Он был олицетворённым приговором, и расстояние между палачом и приговорённым сокращалось с ужасающей, неотвратимой скоростью.
Чёрт возьми! — мысль, острая и паническая, пронзила разум Сайлона. — Я думал, они так уже не могут!
Древний инстинкт самосохранения, дремавший веками, ревел внутри него как никогда прежде. Он рванул вверх, в гущу собственного тумана, пытаясь увеличить дистанцию. В то же время его костлявые руки уже выписывали в воздухе руны, порождая новые проклятия и новые атакующие заклинания. Он швырял их вниз, в упорно приближающееся сияние, не надеясь убить — лишь замедлить, отвлечь, выиграть драгоценные мгновения.
Но это не работало.
Сферы, проклятья и всё остальное, соприкасаясь со световым полем Духа, гасли с тихим шипением, как угли в воде. Дух Света неуклонно преследовал его, поднимаясь по невидимой спирали вслед за ним, подобно хищной птице, не обращающей внимания на отвлекающие манёвры.
В отчаянии Сайлон дёрнул последние нити своей воли, отдавая приказы слугам, и несколько костяных големов, находившихся на окраинах площади, вместо того чтобы ломиться в строй паладинов, развернулись. Их костяные пальцы вцепились в ближайших пульсирующих зомби-бомб, что ждали своего часа.
Големы подняли тварей и, размахнувшись, швырнули их через головы своей же орды, прямо в самое сердце сомкнутого строя защитников. Чёрные, раздувающиеся тела понеслись по воздуху, подобно живым, уродливым ядрам.
На земле в это время кипел отчаянный бой.
Волны нежити, стягивавшиеся со всего города, продолжали смыкаться вокруг их истощённого клина. Щиты трещали под ударами, клинки тяжелели с каждым взмахом.
И именно в этот момент над их головами, перекрывая рёв битвы, послышался свист и противные, влажные хлопки.
— СВЕРХУ! — успел крикнуть кто-то, но «бомбы» уже начали падать в их ряды.
Один приземлился прямо перед щитовой стеной воинов света и тут же разорвался, выбросив облако едкого, лилового тлена. Доспехи, коснувшиеся скверны, покрылись язвами ржавчины, а один инквизитор, не успевший отпрянуть, вскрикнул — кожа на его лице начала сморщиваться и чернеть.
Другой упал прямо в середину строя. Раздался оглушительный, чавкающий взрыв, разбросав во все стороны клочья гниющей плоти и тёмной энергии. Несколько человек рухнули, охваченные судорогами, отравленные концентратом негативной энергии.
Строй, и так державшийся из последних сил, дрогнул. Образовалась брешь. И в эту брешь тут же хлынули рычащие изверги и молчаливые некросы, словно чёрный гной, сочащийся из раны. И надежда, зажжённая светом Вротослава, в сердцах защитников затрепетала, готовая угаснуть под натиском этого нового, подлого удара, который дал Сайлону новый прилив сил.
Но в этот же миг в воздухе погоня достигла апогея.
Сайлон, понимая, что магия не действует, перешёл к чистой мобильности. Он метался, ускорялся, пытался уйти в сторону, но Дух, казалось, предугадывал его движения. И наконец, когда расстояние сократилось до критического, Дух Света вытянул вперёд руку — и из его ладони вырвался сконцентрированный, тонкий луч ослепительной, пылающей мощи.
Луч пронзил лиловый туман, заставив расступиться, и ударил Сайлона в спину. Архилич взревел — беззвучно, но оттого страшнее. Удар был не просто болезненным, он был очищающим, и на мгновение его связь с его энергией оборвалась, магия застыла в жилах, и он погрузился в оглушительное, леденящее безмолвие. Контроль над полётом был потерян, и он камнем полетел вниз, врезавшись в крышу одного из уцелевших зданий.
Какого чёрта⁈ Откуда он вообще такой взялся⁈ — бесился он, пытаясь подняться. — Я думал, они уже разучились! Такое было доступно лишь избранным Ордена, тем, чьи…
Его мысли резко прервались, когда перед ним на край крыши беззвучно приземлился Дух Света. Сияние его стало ещё яростнее, но и менее стабильным — по контурам фигуры побежали трещины, будто форма не могла долго сдерживать такую мощь.
Дух не сказал ни слова. Не было в нём больше места для слов. Он просто двинулся вперёд и произвёл взмах пламенного меча, длинного, как луч заката. Клинок прошёл через грудь Сайлона, рассекая костяной каркас, остатки мантии и… перерубил пополам древний, потрескавшийся посох, которым архилич машинально попытался прикрыться с громким, сухим хрустом.
Архилич замер, не в силах даже издать звук, а Дух Света, не давая ему и секунды опомниться, поднял свой меч двумя руками, и оружие вспыхнуло так, что на него стало невозможно смотреть. Оно раскалилось до немыслимого предела, превратившись в сгусток чистой солнечной плазмы.
И затем… он опустил его прямо на череп Сайлона.
Ослепительная вспышка озарила весь Наарком, прогнав туман на мгновение. Раздался звук, которого не должно было быть — не хруст, а скорее печальный, чистый звон, как от разбиваемого хрустального сосуда.
Череп Сайлона не раскололся. Он испарился, обратившись в облачко сизой пыли, которое тут же было сожжено и рассеяно яростным светом. Вслед за ним рассыпалось и всё тело. Кости, скреплённые магией, потеряли связь. Плащ, фрагменты доспехов — всё обратилось в мелкий, безжизненный прах, осевший на обломки крыши. Лишь треснувший обломок посоха на мгновение задержался, почернев, а затем также обратился в щепки.
Дух Света замер на месте, и в следующую секунду его сияющая форма дрогнула, стала прозрачнее. Он медленно повернул голову туда, где на площади, отчаянно сражаясь, держались его братья и сестры. В этом взгляде, если бы кто-то мог его прочесть, была бы невыразимая грусть и… прощание.
Затем форма начала растворяться. Не резко, а как туман на утреннем солнце. Контуры расплывались, свет из ослепительного стал мягким, золотистым, а затем и вовсе потух, оставив после себя лишь тёплое, быстро рассеивающееся свечение в воздухе.
На площади произошедшее осознали лишь тогда, когда один за другим, будто невидимые нити были обрезаны, мертвецы начали падать. Скелеты разваливались на составные части. Зомби оседали на землю тленными мешками с плотью. Изверги и некросы замирали на месте, а затем рушились, словно марионетки.
Через несколько секунд не осталось ни одного движущегося врага. Только груды безжизненных останков.
Теодор открыл рот от удивления, наблюдая за тем, как мертвецы падают словно домино, выдохнул, развернулся и бросился к Элоди.
— Что… что это было? — спросил он, подойдя, его голос дрожал от нахлынувших эмоций. — Мы победили?
Элоди, всё ещё бледная, смотрела на то место, где растворился свет и снова наступила тьма. Её лицо было печальным.
— Не мы, брат Теодор… а Вротослав. Его жертва, жертва, благословлённая самим Светом.
Элоди опустила голову, чтобы перевести дух, ей из-за ее ран было тяжело даже говорить, она ощущала, как все ее тело разрушается.
Такая сила… не даруется заклинанием, мольбами или просьбами. — пронеслось в ее голове. — Её может обрести лишь избранный. Тот, чья воля абсолютно чиста, чья вера непоколебима, а сердце готово к последнему, безоговорочному отречению. Не знала, что в нашем Ордене… остались подобные. Ни я, ни кто-либо другой не способен на такое. Так я думала, но Вротослав… — на ее лице проскользнула теплая улыбка. — Этот дар, главное доказательство твоей преданности и чистоты, но в то же время… и приговор.
Она медленно подняла голову и осмотрела затихшее поле боя, где паладины в изумлении опускали оружие.
— Неужели он убил Сайлона? — с надеждой спросил Теодор, смотря на неё. — Но он сам…
— Не совсем, — сказала Элоди, и в её голосе прозвучала не радость, а тяжёлая, каменная уверенность. Её взгляд вновь поднялся к небу, и она увидела, как лиловый туман, лишённый источника, начал редеть и медленно растворяться, пропуская первые бледные лучи предрассветного солнца, которые падали на поле боя, усеянное прахом и усталыми воинами. — Ещё не всё кончено. Эта тишина может быть обманчива. Нужно найти Сердце Некрополиса. Пока мы не вырвем и не растопчем его, мы не можем быть уверены, что Сайлон мёртв окончательно.
Она обвела взглядом выживших — их лица, испачканные сажей и кровью, их доспехи, иссечённые когтями и темной магией. В их глазах читалась пустота после боя и тень страха перед неизвестностью.
— В прошлый раз, — продолжала Элоди, и её голос, хриплый от напряжения, приобрёл металлическую, негнущуюся твёрдость, — многие думали, что он мёртв, но его тело так и не нашли. И вот он вернулся. Всё потому, что темные маги цепляются за существование с яростью затравленного зверя. И Сайлон самый худший из них. Он хитер, и он мог успеть перенести своё сознание в другое тело, в заранее приготовленный сосуд. Или укрыться в самом ядре, в том самом Сердце, что и начало весь этот кошмар.
Она сделала паузу, давая этим мрачным словам проникнуть в сознание её воинов. Потом выпрямилась, оторвавшись от опоры на меч, превозмогая боль.
— Сейчас, в эти мгновения, пока мы переводим дух, эта тварь может собирать остатки сил! — её голос зазвенел, ударяя по усталым нервам. — Каждая секунда нашей слабости — его шанс! Его надежда! Но мы не дадим ему этой надежды!
Элоди подняла руку, сжатую в кулак. На её ладони, сквозь трещины в перчатке, ещё слабо теплился отсвет былого могущества.
— Мы выстояли перед его армией! Мы видели, как лучший из нас пожертвовал всем, чтобы сокрушить его оболочку! Он купил нам эту возможность — не для отдыха, а для последнего, решающего удара! — она посмотрела прямо в глаза ближайшим бойцам. — Сейчас мы перегруппируемся! Соберём все силы, что остались! И мы пройдём по этому проклятому городу! Мы найдём каждую щель, каждую нору и вытащим его гнилое сердце на свет, чтобы растоптать!
Её слова, лишённые пафоса, но полные несокрушимой воли, придавали окружающим силы. Пустота в глазах воинов стала заполняться новой решимостью — не яростной, как в пылу боя, а холодной, методичной, как долг, который ещё не исполнен до конца. Они начали подниматься, помогать раненым, смывать с клинков прах и снова смыкать ряды.
Теперь им предстояла не битва, а охота. И они были готовы не только добить зверя, но и стереть его логово с лица земли.
Подземелье. В это же время.
Окей, ну наконец-то что-то у меня да получается. Теперь неплохо бы проверить мои способности в деле.
Нужно вызвать Костю. Но не на спарринг, а просто потренироваться, посмотреть, чего я добился за последние пару часов. А последние пару часов я, блядь, тренировался без отдыха и без остановки, поглощая зелья маны, пока не выпил последнее. И вот их больше не осталось.
Пока я ждал Костю, чтобы проверить свои успехи, мне неожиданно на ум пришла новая идея.
Хм, а ведь маги пользуются посохами и жезлами… Я таких много встречал, даже моя Сата и Лула их используют. Может, так будет проще? Но я воин… вроде как, и длинный посох мне не подойдёт. Хотя, можно ведь использовать маленький жезл, типа палочки, как у Гарри Потного? Хм, надо глянуть, что у меня есть.
Я открыл инвентарь и начал рыться в нём. Среди груд оружия, обрывков брони и прочего награбленного хлама мои пальцы наткнулись на несколько подходящих предметов.
Я вытащил их и начал выбирать, и в итоге остановился на одном, самом прилично выглядевшим. Это была короткая, чуть изогнутая палочка из тёмного дерева, на конце которой был закреплён мутный красный кристалл.
Я провёл оценивающий взгляд.
Жезл-проводник.
Усиление магических потоков: +5 %. Усиление стабильности маны: +10 %.
Ну хоть что-то, — подумал я, встал в стойку. — Так, сначала теория: наверное, мне лишь нужно направить ману в жезл и попытаться выстрелить из этого маленького кристаллика на вершине, так? Да хрен знает, просто попробую…
И я попробовал. Раз. Два. Десять. Ничего. Мана либо вообще не шла в палку, либо выходила из меня такими жалкими потёками, что кристалл даже не загорался.
Нууу… возможно, мой взрыв маны, которому я когда-то научился у Шарка, просто не для этого создан, — сообразил я, возвращая жезл в инвентарь. — Чтобы пользоваться этой палкой, вероятно, нужно знать конкретное заклинание, а не просто уметь направлять ману.
Нужно будет поболтать с каким-нибудь магом, ибо уровня моей магической грамотности явно не хватает. Опа! Стоп! Сабрина и Лула же, блять, магами были! Это сейчас они вампир и лич, а раньше были магами! Вот у них и спрошу! Хм, может даже они смогут обучить меня какими-нибудь прикольными заклинаниями. Отлично, с этим решили, чуть позже соберу их, и мы поговорим, но что делать сейчас…
Новая идея пришла мгновенно, пока я ждал свою огромную крысу-тренажёр.
Так, ну если я не могу зарядить жезл, может, получится зарядить щит? Создать на нём защитную плёнку, вспышку или дополнительный слой, чтобы в случае, если не успею среагировать и создать барьер перед собой, хоть щит немного сдержит атаку?
Я поднял свой щит Демона Похоти двумя руками и уставился на его тёмную поверхность. Представил, как концентрирую энергию не перед собой, а прямо в нём, пытаясь создать магический слой на наружной поверхности.
— Так… давай, — пробормотал я, и из моей груди вырвался сгусток маны и, направляясь по руке, влился в щит. Щит… заурчал. Низким, похотливым гулом, как довольный кот, и в следующую секунду на его поверхности вспыхнул и тут же погас голубоватый отблеск. Больше ничего.
Бля… не вышло, — мрачно констатировал я. — Зато мне показалось, что вливание в него маны ему… эм, поправилось? Он так странно и даже слегка сексуально заурчал… Хах, ну охуенно… теперь у меня есть похотливо стонущий щит. Может, он хоть будет отвлекать врагов? Типа я сражаюсь и тут вливаю в него ману и кричу: «Эй, смотри, какой у меня щит сексуальный! А теперь получай мечом по башке!»
Мои глупые размышления прервал тяжёлый, шаркающий шаг. В проём тренировочного зала вошёл Костя.
— Вы звали, господин? — скрипуче спросил он, его чёрные глазки-бусинки смотрели на меня с привычной покорностью и долей ожидания прям даже радостного предвкушения.
Видимо, уже настроился на очередной болезненный для меня спарринг, — подумал я и тут же задумался. — Неужели ему так понравилось меня побеждать? Вот засранец!
— Ага, — кивнул я, потирая ладонь, на которой ещё чувствовалось покалывание после тренировок со вспышками маны. — Короче, смотри, задача простая. Я тут кое-что придумал и успел потренироваться. И теперь мне нужно проверить, работает ли это в условиях, приближённых к бою. В общем, сейчас ты будешь атаковать меня. Но не всерьёз! А просто лёгкими, простыми заклинаниями, понял? Огненная или ледяная стрела — что-то такое, от чего можно увернуться или заблокировать щитом. Твоя цель — дать мне мишень и темп. Моя — попробовать нейтрализовать твою магию с помощью нового приёма. Никаких земляных хваталок, никаких цепных молний, понял? Твоя задача — чисто учебная стрельба по неподвижной мишени. Которая в теории должна научиться ставить магические щиты.
Костя медленно кивнул, его крысиная морда выражала полное понимание.
— Учебная стрельба. Лёгкие заклинания. Понял, господин. Я готов. Начинать?
— Да, давай, только дай мне занять позицию…
Я отошёл на пару шагов и в этот самый момент почувствовал, как яростно завибрировала дощечка связи, сотрясаясь так, будто внутри неё завели моторчик.
Бля, ну че там опять? — пролетело в голове, и я уже собираясь её достать, чтобы прочитать сообщение, в это же время развернулся и резко махнул другой рукой в сторону Кости:
— Погоди! Ща я тут…
Но Костя, уже настроившийся на выполнение приказа и, вероятно, слегка нервничающий из-за ответственности, среагировал на мой взмах руки и возглас как на сигнал к началу. Его лапа дёрнулась в завершающем жесте уже начатого, подсознательно подготовленного заклинания.
И тут же из его пальцев, с тихим свистом, вырвалась огненная стрела. Она понеслась прямо в меня, пока всё моё внимание было приковано к вибрирующему деревянному прямоугольнику.
Заметив стрелу, из моей головы ушли все посторонние мысли, был только чистейший инстинкт и многочасовая долбёжка одного и того же действия. Я не думал. Я просто сделал. Моя рука со щитом рванула вперёд, и прямо перед поверхностью щита, в полуметре от него, с резким хлопком возник и тут же схлопнулся голубоватый сгусток энергии — тот самый мгновенный всплеск маны.
Огненная стрела врезалась в него. Не было грохота взрыва. Был лишь глухой, чавкающий звук, будто ее кто-то проглотил. Стрела и мой всплеск маны просто взаимоуничтожились, рассыпавшись в воздухе пламенными искрами и голубоватыми полосками света.
А я же стоял, всё ещё в боевой стойке, и не отпуская щит, взбесившись, тут же заорал на Костю:
— Я же сказал, блядь, погоди! Ты что, оглох, крыса ушастая⁈
Но Костя не оправдывался. Он смотрел на меня своими невинными глазками-бусинками, и в них читался лишь неподдельный шок, удивление.
— Подожди… подожди! Господин, — проскрипел он. — … у тебя… получилось! Ты смог заблокировать мою магическую атаку!
Я замолчал и посмотрел на своё предплечье, на щит, затем на то место в воздухе, где только что было пламя.
Блядь… а точно!
Только сейчас до меня дошло, что я наконец смог. Не идеально, не надёжно, но смог среагировать и нейтрализовать магическую атаку.
— Нихуя себе ты прав! Щас щас, только погоди, посмотрю, что пишут, и будем закреплять успех!
Я активировал дощечку, чтобы посмотреть, кто там такой помешал мне в самый ответственный момент, и взглянул на экранчик и тут же мысленно выдал новую порцию матерных ругательств.
Блядь… ну ебаный в рот а! Сука, похоже, придётся отложить нашу тренировку.
Лагерь барона Камина. Несколькими минутами ранее.
Молодой солдат с сосредоточенной гримасой пробирался через частокол к опушке. Живот скрутило, а до отхожих ям, от которых несло так, что глаза слезились, идти ему не хотелось.
Он зашёл чуть вглубь, пристроился за толстым дубом, расстегнул и присел. Пока дела шли своим чередом, его мысли, как и содержимое кишечника, текли мрачным, безысходным потоком.
Это же просто напасть какая-то, — думал он, уставившись в землю перед собой. — Что вообще не так с этим походом? С самого начала — сплошная чертовщина. То неудачи на пути, то застой с осадой, то чёртовы мухи лагерь сожгли. А потом и паладины припёрлись и барону, как последнему холопу, даже внимания не уделили. И помимо всего этого вчера ночью балка сорвалась и чуть ему башку не проломила. Да… виновникам-то жопы потом исполосовали… Ох, а ещё на днях я слышал, кто-то споткнулся и упал глазом прямо на остриё меча солдата, который точил лезвие…
Он помотал головой, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок, не связанный с процессом.
Лучники на тренировке… Боги, эти лучники! Стреляют мимо мишеней, а попадают в своих же, стоящих в стороне. Уже троих ранили. Да даже меня раз чуть не зацепило! Это уже не невезение. Это… на какое-то проклятие смахивает. Как будто сама удача от нас отвернулась…
Закончив свои дела, он с облегчением вздохнул, поднялся и потянулся за штанами. Надел, застегнул. Сделал шаг от кустов, намереваясь вернуться в лагерь, и тут его будто что-то дёрнуло за рубаху. Он потерял равновесие, беспомощно замахал руками и грохнулся на спину прямо в ещё тёплую, только что оставленную им же кучку.
— ТВОЮ МАТЬ! — вырвалось у него хриплое проклятие. — Да кто…? Что за…?
Он резко вскочил, яростно оглядываясь по сторонам. Никого. Только деревья да кусты, безмолвно наблюдающие за его неудачей. На спине следом тут же разлилось горячее, липкое и до жути неприятное ощущение. Сквозь ткань рубахи оно жгло кожу унижением.
— Сука… — прошипел он уже тише, с отчаянием. — Как теперь в лагерь возвращаться? Все же ржать начнут…
И тут он услышал. Сначала — отдалённый, переходящий в вопль крик. Потом ещё один. Крики неслись из глубины леса. Он замер, насторожившись. И тут на его глазах из чащи, ломая кусты, вывалились двое из утреннего отряда разведки. Их лица были искажены животным ужасом, доспехи в грязи и хвое.
Они бежали, не разбирая дороги, прямо на него.
А за ними…
Парень присмотрелся, и кровь в его жилах похолодела. За ними, заполняя просветы между деревьями, катилось что-то огромное и чёрное. Не единое существо, а целая движущаяся, шевелящаяся волна. Она растягивалась влево и вправо, теряясь из виду в лесной чаще. И эта пугающая волна… бежала со скоростью скачущей лошади.
Что это… — пронеслось в голове у него, но мозг отказывался обрабатывать увиденное.
Это было слишком масштабно, слишком нереально. Но потом до него дошло. Это не один монстр. Это множество. Сотни тел, движущихся как единое целое.
Инстинкт выживания пересилил и стыд, и отвращение. Он забыл про дерьмо на спине, развернулся и побежал назад, в лагерь, к своей палатке, к своему мечу. Он влетел и пробежал мимо костров, мимо удивлённых лиц товарищей, схватился за рукоять своего клинка, висевшего на стойке… и обернулся.
Враг уже был здесь. Из-за деревьев на опушке, словно чёрная, кипящая пена, выплеснулись сотни пауков. Не лесных козявок, а существ размером с крупного зверя, а некоторые — и с телегу. Их хитиновые панцири отливали синевато-чёрным глянцем, множество глаз сверкали холодным, чуждым интеллектом.
И они не просто вышли — они хлынули на лагерь, агрессивно, стремительно и смертоносно.