Вор весны

Глава 1

Сейчас восемь вечера, и улицы Лондона уже наводнены монстрами.

В молочном свете лампы, воя, кукарекая, смеясь, под моим окном проплывают оборотни, мумии, зомби и призраки. Они двигаются между яркими яблочно-красными автобусами, будто они неприкосновенные, непобедимые создания, а не хрупкие смертные, прячущиеся в прозрачной темноте.

Ну, не только монстры. Там есть несколько распутных кошек. Одна или две горячие ведьмы. Пьяный пират с очень настоящей бородой.

Я потягиваю горячий шоколад, прохладный октябрьский воздух пощипывает мою бледную веснушчатую кожу, и подаюсь вперед на подоконнике.

Никак не могу понять, нравится мне Хэллоуин или нет.

Мне, конечно, нравятся костюмы. Нравятся танцы. Нравится ходить туда, где есть еда в дурацкой тематике и великолепные украшения.

Но не очень нравится пьянство, дешевые пластиковые наряды или любая другая дикость, которая от не исходит. Одевая маски, люди забывают, кто они на самом деле.

Или же маска становится частью их. Лишь на одну ночь.

Маленький камешек стукается о бетонную крышу. Я выглядываю через край пожарной лестницы, помня о своих растениях в горшках. На тротуаре внизу стоит моя лучшая подруга Либби, разодетая в пух и прах, в чулках в сеточку, мятом бархатном жакете и сапогах на высоких каблуках.

— Персефона, Персефона, спусти свои волосы! — хихикает она, и я задаюсь вопросом, не пьяна ли и она. В выражении ее лица читается что-то вроде остекленевшего взгляда, заметно даже издалека и под сильно накрашенными глазами.

Я вздызаю, спускаясь на три этажа вниз по пожарной лестнице, чтобы удлинить ее. Либби легко вскакивает, красные губы растягиваются в небрежной улыбке. Слишком устойчивая, чтобы быть пьяной.

— Ты путаешься в своих мифах. Древнегреческая мифология с германским фольклором девятнадцатого века? Что бы сказал твой отец?

— Агх, — тянет Либби, поднимаясь по ступеням. — Не знаю. Но это было бы невероятно скучно. И я бы не стала слушать.

Мы снова поднимаемся на самый верх здания и садимся в моем маленьком саду на крыше. Это всего лишь узктй кусочек пространства на крыше перестроенного дома, на который выходит моя квартира. Я даже не уверена, что он наш, но поскольку никто другой не имеет к нему доступа, кроме как по пожарной лестнице, никто никогда не жаловался, что за эти годы я втиснула туда дюжину горшков и капшо. Капелька рая в это городской пустоши.

Моя полосатая кошка Пандора воет, выползая из одного из капшо, и шипит, когда замечает Либби. Она бочком подбирается ко мне и обвивантся вокруг моих ног, пока я глажу ее серый мех.

— Эй, мерзкое создание, — шипит Либби в ответ.

— Не называй ее так!

— Она ненавидит меня!

— В этом нет ничего личного. Она всех ненавидит.

— Всех, кроме тебя и твоего отца.

Я перебрасываю свои мягкие каштановые кудри через поечо, моргая на нее, надеюсь, невинными глазками.

— Ты пробовала ненавидеть нас? Нас трудно ненавидеть.

— Я пыталась, — признаются Либби, — и ты тоже.

Впервые мы с Либби встретились в летней школе самообороны, куда папа отправил меня, когда мне было одиннадцать. Я была совершенно безнадежна. А вот Либби нет. Каждый раз мч с ней были партнерами, потому что у нас одинаковый рост, но мне никогда, никогда не удавалось победить ее. Я думала, она ненавидит меня, услышав, что я не буду посещать занятия, когда школа возобновится, она была разочарована.

— Но… но ты ненавидишь меня! — заикнулась я.

Она была сбита с толку таким ответом.

— Почему ты так думаешь?

— Ты каждый раз меня била!

— Нужно побеждать своего протианика, чудачка. В этом весь смысл.

Либби нелегко заводила друзей, по крайней мере, тогда. Возможно, потому, что даже в детстве она была немного пугаюшей и больше называла тебя «чудаком», чем использовала твое настоящее имя. Может, по началу она мне и не понравилась, но я ее не боялась.

Я пригласила ее к себе домой поиграть в настольные игры и выровняла игровой счет. С тех пор мы подружились.

Слишком холодно, чтобы сидеть на крыше, поэтому мы забираемся в мою комнату. Это классическая комната принцессы: пастельные тона, цветочные узоры, множество оборок и кружев, из еоторых я, наверное, должна была вырасти, но не выросла. Тетя Имоджен всегда предлагает прийти и помочь мне превратить ее во что-то более «взрослое», но, поскольку я выросла с отцом, который преподает классику и слегка помешан на сказках, не понимаю, почему любовь к цветам должна означать, что я не могу быть взрослой.

Либби может не соглашаться. Она качает головой, глядя на одну из моих мягких игрушек, и плюхается на кровать.

Интересно, кем она нарядилась. Затем я щаметила, что она собрала две пряди своих блестящих черных волос в треугольники по обе стороны лица и подвела глаза больше, чем обычно.

— Распутная кошка? — спрашиваю я.

— Сексуальная кошечка, — отвечает она. — И спасибо.

— Эм… я так понимаю, ты здесь не для того, чтобы тусоваться?

Она устраивается на кровати поудобнее, скрещивая свои длинные загорелые ноги, как какая-нибудь модель.

— Что навело тебя на эту мысль?

— Либ…

— Да ладно тебе, девчонка! Это лишь на одну ночь. Одна маленькая вечеринка. Распусти свои волосы. Нарядись.

— А мы не можем просто остаться дома и посмотреть фильм ужасов? Почитать друг другу страшилки?

Либби стонет.

— Сефи. Нам по семнадцать. Я не говорю, что мы покончили с фильмали ужасов. Не говорю, что книги отстойные. Все, что я хочу сказать, так это то, что иногда, время от времени, я бы очень, очень хотела видеть, как ты просто расслабляешься и ведешь себя как обычный долбаный подросток, а не лишним героем из исторической драмы.

— Как грубо, — я надуваю губы, плюхаюсь на кровать рядом с ней и хватаю одну из оборчатых подушек. — Я не буду лишним героем. Я буду твоим главным героем.

— Главные герои занимаются многими разными вещами. Ты никогда ничего не делаешь.

— Главные герои сказок никогда ничего не делают.

— Ты хочешь торчать здесь, в своей слоновой башне, лжидая, пока какой-нибудь придурок с короной придет и спасет тебя?

Я стону.

— У-у, нет. Хотя подожди. Насколько велика корона? Он симпатичный? В его замке емть комната, посвященная искусству и ремеслам?

— Перестань валять дурака. Идем, Принцесса. Давай вызволим тебя из этой башни.

Я вздыхаю.

— Почему я с тобой дружу?

— Потому, что в этот момен было бы действительно странно перестать быть друзьями. Кроме того, я тебе нравлюсь.

С лестницы доносится папин голос, и я вздрагиваю, словно уже делаю что-то запретное, и он вот-вот войдет в комнату с большим, обиженным, щенячьим выражением полного разочарования во мне.

— Это ты там, наверху, Либби?

— Да. Мы с Сеф собираемся расслабиться здесь и посмотреть несколько фильмов ужасов.

— Девочки, хотите заказать питцу?

Пицца звучит очень заманчиво. Намного лучше, чем тайком сбежать и, возможно, быть пойманной и ранить его чувства.

— Нет, спасибо Профессор Си, — мгновенно отвечает Либби.

— Я захватила с собой целую лодку закусок.

— Либби, ты знаешь меня почти половину своей жизни. Можешь называть меня Проф.

— Ага, нет.

— Пицца остается в силе, если вы передумаете.

— Спасибо, папа!

Я только что солгала своему отцу. Или… или скрыла правду. Не очень приятное чувство. Я знаю, как сильно он волнуется, как сильно ему не нравится, когда меня нет дома. На прошлый Хэллоуин я была на вечеринке в доме подркги. Ничего безумного, родители тоже там были. Я пришла домой с опозданием на пять минут и застала Папу практически рыдающим.

Что ж… полагаю, он будет меньше беспокоиться, если не будет знать, сто меня нет дома. В данном случае это ложь во благо.

И танцевать будет весело…

Либби ясно видит противоречие в моих глазах.

— Дай нам час, — говорит она. — Один час. Если тебе не понравится, мы вернемся и сделаем то, что ты захочешь. И я обещаю, что мы вернем тебя к нужному часу. Справедливо?

— Он будет так расстроен, если узнает.

Глаза Либби озорно блестят.

— Если.

Дело не в том, что я не хочу выходить на наружу, я хочу. Хочу быть рискованной. Или, может быть, просто хочу этого хотеть, хочу быть смелой и отважной, как Либби, и не бояться неприятностей, последствий, печальных отцов и…

Я бы хотела, чтобы приключения были безопаснее.

— Идем, — стонет Либби. — В городе нет ничего страшнее меня.

Я поднимаю бровь. У нее может быть тело акробатв и сила атлета, но мне на ум приходит немало вещей пострашнее ее. Побочный эффект живого воображения и отца со склонностью слишком остро реагировать и думать о самом худшем.

Но… полагаю, она права. Она, конечно, умеет за себя постоять. Что может случится самого худшего, если мы будем держаться вместе?

— Аарон будет там.

Аарон — наш общий друг, который, возможно, влюблен в меня. Он хороший и милый, но я не люблю его и вообще с ним не встречаюсь. Однажды у меня был парень. Джек. С ним все было в порядке, но меня больше привлекала мысль о нем. Это, а также давление завести парня и посмотреть, из-за чего весь сыр-бор. С ним не было абсолютно ничего плохого, но половину времени, что мы проводили вместе, я больше думала о том, чтобы вернуться домой и свернуться калачиком с Пандорой и хорошей книгой. А может, и вязанием крючком.

Может, со мной что-то не так.

Может, мне действительно нужно отсюда выбраться.

— О… прекрасно! — смягчаюсь я. — Просто… не заставляй меня выряжаться во что-то… — я указываю на ее наряд.

— Сексуальное? Горячее? Привлекательное? — она ухмыляется, спрыгивает с кровати и идет прямиком к моему гардеробу. Это причудливая викторианская вещица, которую папа купил на аукционе, а я украсила ее белой краской и цветочными траыаретами… как и все остальное в комнате.

— Не переживай. Вся твоя одежда выглядит так, словно гувернантка викторианской эпохи пыталась сшить наряды из бабушкиных штор.

— Немного обидно.

— Это… оригинально, — предлагает она, вытаскивая теплый кардиган с большим круживным воротником. — У тебя есть чувство стиля. Уверена, я найду здесь что-нибудь нарядное…

На самом деле это не так уж и сложно. Она выудивает то, что я надела на весеннюю ярморку в стиле Возрождения, на которую мы ходили с папой год назад, и заставляет меня надеть это, заплетая мои светло-каштановые волосы в сложную косу и украшая ее десятками искусственных цветов, разбросанных по моему туалетному столику.

— Итак… кем именно я должна быть?

— Рапунцель. Да. Твои волосы достаточно длинные.

Наверное, еще одна глупая, детская выходка. Мои волосы по-прежнему доходчт до поясницы, и я не планирую стричь их в ближайшее время, даже если бабушка постоянно напевает, что мои кудри будут отлично смотреться в «разумном каре до подбородка». Лично я думаю, что выглчдела бы как лев.

Либби наносит на мои веки какую-то странную смесь золотых и лавандовых теней для век. Она гораздо лучше меня разбирается в макияже. Странная комбинация, но смотрится классно. Я чувствую себя бабочкой.

В качестве завершающего штрихв она достает ожерелье, которое выглядит как осколок стекла, но на самом деле представляет собой смолу с ягодами. Подарок от родственника, думаю, иди что-то, что я купила на блошином рынке. Идепльное украшение.

Я выгляжу довольно симпатичной. Может, дпже неземной, при правильном освещении, когда не видно, насколько дешевая ткань или насколько свободно кружево на манжетах.

Может, это не такая уж и плохая идея.

Может, я немного тщеславна.

Может, это нормально.

Соберись, Сефи. Расслабься.

Либби хочет, чтобы я обула туфли на каблуках, но я не хочу тащиться и спотыкаться по улицам Лондона в чем-то шатком, поэтому мы останавливаемся на паре гораздо более практичных ботинок. Я пытаюсь закутаться в пальто, но Либби говорит, что это полностью портит внешний вид. Мне разрешили накинуть шаль.

Она может затеряться.

— Вот, — говорит она, — идеальная принцесса.

Следует восхититься тому, как быстро она собрала все воедино. Может, я и не выгляжу уверенной и сексуальной, но смотрюсь действительно хорошо.

Либби настраивает мой ноутбук на фильм ужасов и увеличивает громкость до уровня, достаточного, чтобы убедить моего отца, что мы что-то смотрим, но не настолько громко, чтобы он ворвался и попросил нас убавить звук. Умно.

— Экипаж ждет, — говорит она, высовывая ногу из окна. — Давай же!

Я заворачиваюсь в шаль так плотно, как только могу, чувствуя, что меня тошнит от нервов. Когда мы спускаемся с крыши, краем глаза я замечаю вспышку чего-то серого, похожего на серебристую тень.

Смотрю вверх, но вижу лишь Пандору. Она жалобно мяукает, и я пытаюсь улыбнуться.

— Я вернусь раньше, чем ты успеешь оглянуться.