— Знаешь, тебе не обязательно это делать.
Услышав слова Марисоль, сидевшей за рулем «Рендж Ровера», Эссейл покачал головой.
— Сейчас я думаю, что это жизненно необходимо. Твоя бабушка готовит для нас нон-стоп, и как бы мы ни восхищались ее блюдами, мы чувствуем себя неблагодарными из-за отсутствия помощи с нашей стороны.
Улыбка его женщины, освещенная сиянием от приборной панели, была прекрасной, еле заметной и скрытной, словно его заботливость — его и остальных домочадцев — тронула ее бабушку до глубины души.
— Я мог бы бесконечно смотреть на твою улыбку, — прошептал он.
— Для этого нужно просто постоянно радовать мою вовэ.
— Это входит в мои планы.
Мост через Гудзон освещался сверху, иллюминация растянулась по подвесным балкам, отчего они напоминали крылья, парящие над рекой. Раньше он приписывал их какой-нибудь хищной птице. Сейчас же видел в них нечто более умиротворяющее. Крылья голубки. Или, может, залетевшая из других краев птица-кардинал[84].
— Невероятно, куда порой тебя заносит жизнь. — Эссейл посмотрел на свою женщину. — Когда я жил в Старом Свете, то даже подумать не мог, что однажды окажусь в Колдвелле.
— Как я тебя понимаю. События кажутся такими случайными и, тем не менее, неизбежными?
— Расскажи о своей семье? Не считая бабушки.
Марисоль изменилась на глазах, мгновенно напряглась и нахмурилась.
— Что ты хочешь знать?
— Если не хочешь говорить о них, то не стоит.
— Все нормально.
— Может, стоит выбрать другую тему?
— Как хочешь.
Эссейл не знал, что сказать, поэтому замолчал. И неловкое молчание сохранялось на всем пути до съезда на Северное шоссе и дальше, к ряду поворотов, которые привели их в пригород, где располагался Большой Ханнафорд, как называли магазин его кузены.
— Кажется, я уже бывала в этом супермаркете, — сказала Марисоль, направляя их к спуску и до светофора на четырехполосной дороге.
— Эрик сказал, что нам обязательно нужно именно сюда, — сказал Эссейл. — Я не спорю с ним по таким вопросам.
Хотя по правде, он не был в супермаркете… ну очень, очень долгое время. Не имея особых кулинарных навыков, он всегда предпочитал ужинать в ресторанах, но Марисоль это изменила. Она изменила все.
Когда они приехали к магазину, Марисоль нашла парковочное место у самого входа, и, выйдя на улицу, Эссейл застегнул дорогое кашемировое пальто, под которым был один из его костюмов — он слишком разрядился по портняжным меркам, но ведь эта поездка отчасти являлась и свиданием, почему нет?
— Могу я предложить тебе руку? — спросил он.
Эссейл испытал облегчение, когда Сола приняла его жест, и когда они вместе подошли к ярко освещенному входу, он сказал себе, что все хорошо. Все в порядке. Он не будет затрагивать тему ее семьи, и когда они вернутся домой, он с кузенами приготовит чудесную трапезу для Миссис Карвальо… а после он надеялся, что им с Марисоль получится удалиться на второй этаж — за собственным наслаждением.
А потом в голове раздался голос: А завтра то же самое? Домосед, проживающий жизнь…
— Прости, что? — спросила у него Марисоль, когда перед ними открылись автоматические двери.
— Ничего, любовь моя. Возьмем тележку?
Она подошла к рядам и потянула за ручку одну из тележек, и потом они вместе зашли в магазин, в котором был настолько большой ассортимент, что он на мгновение был потрясен увиденным. Тот факт, что интерьер супермаркета был освещен ярко, как поверхность Солнца, нисколько не помогал. А еще у него случился инсульт глаза при виде бесчисленного количества рядов, заполненных красочными этикетками, логотипами и товарами.
— Только не говори, что ты впервые в супермаркете, — сказала Марисоль. — Ты будто смотришь на Эверест.
— Это… в какой-то степени ошеломляет.
— Хочешь, начнем с овощей? — Он не сдвинулся с места, и Марисоль тихо засмеялась. — Перефразирую. Пошли, начнем с овощей. Следуй за мной.
Эссейл пошел за ней по пятам, мимо цветочной витрины с букетами, упакованными в целлофан. Он взял два букета с белыми розами.
— Она будет в восторге от них, — прошептала Марисоль.
— Один для тебя.
Положив цветы в корзину, он поцеловал Марисоль, а потом они вошли в зону с овощными и фруктовыми витринами.
Когда она остановилась посреди отдела и выжидающе посмотрела на него, Эссейл осознал, что сейчас ему придется принимать решения… и попытался вспомнить рецепты блюд из Старого Света.
Наверное, ему стоило подумать об этом заранее.
Но он же вспомнит что-нибудь. Какое-нибудь… блюдо, суп, мясо.
Как выяснилось, Эссейлу пришлось тщательно покопаться в памяти. Углубиться в детские воспоминания, когда он жил в замке… там была кухня, отдельно стоящая от основной обеденной зоны в целях пожарной безопасности, и он помнил, когда был маленьким и мог целыми часами сидеть за неотесанным дубовым столом, наблюдая, как доджены превращают туши животных, овощи и крупы в готовые блюда.
— Репа. Лук. Картофель. Морковь, — перечислял он.
Словно прорвало плотину, его разум выдавал блюда, которые он бы хотел приготовить, и Эссейл осознавал чувство гордости, с которым он взял руководство процессом на себя, перебирая пластиковые упаковки… а потом он повел свою женщину и тележку к мясному прилавку и выбрал ягненка.
После они направились в молочную секцию, и он помедлил, решая, сколько сливок ему нужно…
— Мой отец был преступником, — сказала Марисоль тихим, напряженным голосом.
Эссейл мгновенно застыл, а потом посмотрел на нее.
— Я шокировала тебя? — спросила она напряженно. — Это правда. Он умер в тюрьме при странных обстоятельствах, я так и не смогла докопаться до истины. Драка. Или рак. Но я почему-то уверена, что его убили, хотя бабушке я никогда не озвучивала свои домыслы.
Эссейл моргнул.
— Мне жаль.
У него сжалось сердце от того, как она пожала плечами и обняла себя руками.
— Так я попала в… ну, в этот бизнес. Он научил меня воровать. Как проникать в дома. Действовать так, чтобы не поймали. И, знаешь, ничего плохого в преемственности поколений нет, если можно так выразиться. Но он руководствовался не традициями. Он понял, что кто-то с милой и обаятельной мордашкой может стать выдающимся вором… и тогда у него будет больше товара для продажи, а с вырученных денег он покупал нужные ему наркотики. Все было ради него.
Она резко перевела взгляд на витрину с яйцами.
— Мы отклонились от темы. Вовэ предпочитает коричневые.
Марисоль подошла к полкам и, открыв картонные крышки на двух коробках, проверила целостность содержимого. Потом продолжила:
— Я преуспела в воровстве, потому что хотела, чтобы он мной гордился. Совсем неадекватно? Стремиться к моральной деградации, чтобы Папуля любил меня. Наверное, поэтому я сработалась с Рикардо Бенлуи. Он был старше, властный и вечно недовольный. Он стал тем, кому я пыталась угодить.
Когда ревность запустила в него свои когти, Эссейлу пришлось напомнить связанному мужчине внутри себя, что по факту он убил Бенлуи.
Забавно, но это его порадовало.
— Рикардо был похож на моего отца… только он отличался классом. И был чертовски умен. Странное сочетание. Говорят, люди умеют находить замену, людей, которые любят причинять боль, чтобы мы могли повторить прошлый опыт и снова завести отношения. Попытаться все исправить. Что я несу…
На каком-то уровне сама мысль, что они ведут настолько личный разговор в отделе с молочными продуктами и яйцами, через проход от холодильников с мороженым, казалась невероятно странной. Но он не станет прерывать Марисоль.
— А твоя мама? — спросил Эссейл.
Марисоль пожала плечами и, казалось, зависла перед проверяемыми яйцами. Но потом она продолжила — и осмотр, и рассказ:
— Она умерла, когда я была маленькой. Слава Богу, бабушка занялась моим воспитанием и всегда была рядом. — Сола склонилась над тележкой и осторожно поставила коробки с яйцами. — Поэтому я так забочусь о ней. К тому же, Боже, ей выпала ужасная доля в жизни. Он столько всего пережила.
— Как и ты.
На ее лицо вернулась улыбка, которую он так любил.
— Похоже на то.
Эссейл подошел к ней и прижал к своей груди. Посмотрев поверх ее головы, он подсознательно следил за движениями человеческих мужчины и женщины у прилавка с сырными нарезками. Оба были в джинсах и темных парках, и спорили о плюсах-минусах оранжевого или белого чеддера.
Подумав о том, что подобные споры казались ему бессмысленной тратой сил, Эссейл ощутил, что к нему вернулось чувство тревоги.
— Думаю, хватит с нас покупок, — сказал он, отстраняясь. — Пошли?
— Валим из этой дыры?
— Прошу прощения?
Она рассмеялась.
— Есть такое выражение.
Для оплаты они прошли на кассу самообслуживания и разделили работу — она доставала продукты из тележки, он — проводил штрих-код по красному лазеру ридера. При каждом удачном считывании кода оборудование издавала «бииип», и механический женский голос объявлял цену и просил его положить товар на ленту.
Каждый. Божий. Раз.
В итоге он всерьез начал задумываться о том, чтобы достать пистолет и всадить пару пуль в машину.
Когда они вышли на парковку, чувство беспокойства вернулось к нему. И помогая переложить продукты в багажник внедорожника, Эссейл представил бесконечное множество подобных ночей, туда-сюда в супермаркет и назад.
В этом не было вызова, цели, которую можно было бы достигнуть, преодолеть. Никакого прироста его богатств.
Просто овощи, сливки в небольшой коробке и яйца в двух картонных упаковках.
Эссейл почувствовал желание вернуться к ликованию, которое он испытывал, когда ехал из клиники домой, оставив позади психоз, медперсонал и того пациента, которым он был. Тогда казалось, что мир полон возможностей. Сейчас же он не понимал, куда все исчезло.
На самом деле, мир не особо изменился. И когда он с Марисоль снова пересек мост, он попытался призвать себя к оптимизму, но потерпел крах.
— А что с твоей семьей? — спросила Марисоль. — Они живы?
— Моя мамэн и мой отец оба умерли в преклонном возрасте.
— Соболезную.
— Такова жизнь. Сейчас это не так сильно тревожит меня, как было раньше.
И это правда.
Что его беспокоило — так это тот факт, что он встретил женщину, с которой хотел провести жизнь… но не знал свое место в этом мире.
Для мужчины, который всегда занимался делом, он оказался в некомфортной ситуации.
— Доктор Манелло приезжает сегодня, верно? — спросила Марисоль.
Эссейл перевел взгляд со спуска на застывшие холодные воды Гудзона.
— Я уже и забыл. Да, это так.
И он приведет с собой Жизель.
Боже, еще одна вещь, о которой он не хотел думать. Кормление напоминало о его тайне. К тому же ему было ненавистно приближаться к любой женщине, кроме Марисоль.
Но биология всегда побеждала. Или, скорее, подавляла.
В этом плане она была схожа с судьбой.