Воспитательные часы

ГЛАВА 15

«Мне «нравится» его статус «в отношениях», но я должна показать, что его пара не так красива, как я»

Лорел

― Эти наряды похожи на cпидо для атлетов, но лучше. ― Донован тычет меня в ребра указательным пальцем, чтобы привлечь мое внимание. ― Видишь того парня из Огайо? Интересно, он одинок?

― Или натурал? ― дразнит Лана, забирая у него лакрицу и засовывая ее себе в рот.

― Пожалуйста, прекратите, ― умоляю я. ― Я и так достаточно нервничаю.

― Я бы тоже, ― говорит Лана, откусывая еще кусочек лакрицы. ― Сегодня здесь очень сильная фанатская игра.

Мы сидим в третьем ряду от пола с билетами, которые достал нам Ретт ― три ряда от матов, пота и рослых борцов-мужчин.

Мы с соседями наслаждаемся видом.

― Здесь так много шаров, что я не знаю, куда смотреть, ― возбужденно бормочет Донован. ― А я-то думал, что дело в бейсбольных штанах. По сравнению с этими костюмами они с таким же успехом могли бы носить подгузники. Я погрузился в свои фантазии.

― Пожалуйста, прекрати, ― я смеюсь. ― Хватит пялиться на яйца.

― Ничего не могу поделать. ― Он протягивает руку, как будто подает кому-то блюдо. ― Они буквально здесь. Видишь? Яички.

― И ещё эти дерьмовые фанатки, ― замечает Лана. Снова.

Хотя она права: арена, кажется, полна девушек, держащих таблички, чтобы привлечь к себе внимани игроков-борцов? Некоторые из них почти ничего не носят.

К счастью, мы сидим не в студенческой секции, не в толпе. К сожалению, нам приходится смотреть на эту часть с другой стороны арены. Когда мои глаза сканируют толпу, они по пути натыкаются на море надписей.

МЫ ХОТИМ ОТ ТЕБЯ БЭЙБИ, ОЗ!

ОТКРЫТА ДЛЯ ПИТВЕЛЛА, 24 ЧАСА!

РЭТТ, МЫ ХОТИМ ТЕБЯ ТРАХНУТЬ! ПОЗВОНИ МНЕ!

Блестки, стразы и маркеры. Послания женского общества и обтягивающие футболки. Неловко и неудобно сидеть здесь и смотреть на знаки, умоляющие уложить Ретта Рабидо.

ЕСТЬ ПУЛЬС #ЗАВАЛИТЬРЭТТА. ПОЗВОНИ МНЕ!!

Только через мой труп.

Если кто-то и будет заниматься с ним сексом, то это буду я.

Наши парни зарабатывают себе победу за победой, и в тот момент, когда Ретт выходит на маты, я осознаю, что скоро узнаю о том, насколько он чертовски хороший борец.

Почему Айова так за ним ухаживала, чтобы привезти его через всю страну в нашу команду.

Он потрясающий.

Высокий и стройный, он не что иное, как мускулы. Твердые контуры потной, жилистой мускулатуры. Его бедра онлайн и на фотографиях ― ничто по сравнению с его бедрами лично, вживую и в цвете.

Иисус.

― Ты воображаешь, что трахаешься с ним? ― спрашивает Донован, подталкивая меня локтем.

― Да, ― шепчу я, вытаращив глаза.

― Я тоже, ― смеется мой сосед.

― Заткнись, Донован! ― Толкаю его, не сводя глаз с центрального ринга, с голубого коврика под прожектором, где Ретт принимает защитную стойку, разглядывая борца из Огайо, с которым он собирается бороться за победу.

Положить его на лопатки.

Каждая клеточка моего тела ощущает его присутствие ― колени согнуты, руки вытянуты в сторону центра тяжести. Голова опускается, когда он борется со своим противником из Огайо, хватая его за шею сзади. Тянет его вниз.

Голова Ретта ударяется о живот парня, руки змеятся под его промежностью, поднимая. Огайо, как я стала называть его, барахтается, когда его ноги подвешены над матами, Ретт переворачивает его на спину.

Боже мой, это же двойной тейкдаун (прим.: способ ведения боя, при котором изменяется положение противника из позиции стоя в позицию лежа)!

Он делает то же, что и со мной.

Видя, как это происходит с кем-то другим — с большей силой, но с таким же контролем, ― я сжимаю руки, поднося их ко рту. Визжу, когда Ретт и Огайо лежат на матах, извиваясь, переворачиваясь и катаясь по полу.

Переворачивание и перекатывание: вот как это выглядит для меня.

― Черт! ― кричит Лана. ― Черт возьми, посмотри на него!

Меньше чем через минуту Ретт уже держит Огайо на ковре, зажав его за шею в удушающей хватке или как там это называется, а все остальное его тело ― кирпичная стена силы, предназначенная для того, чтобы удержать противника.

Судья начинает счет.

Один.

Два.

Три.

Ретт встает, обливаясь потом, рефери поднимает руку, объявляя его победителем. Его сосед по комнате бежит к нему с белым полотенцем и бутылкой воды, когда тренер шлепает его по заднице — его твердой, упругой заднице, мышцы сжимаются с каждым шагом, который он делает к боковой линии.

Потом я легко нахожу его: Ретт один в холле, через левое плечо перекинута черная спортивная сумка. Голова опущена, устало. Одиноко?

Наблюдая за его приближением, я прислоняюсь к шлакобетонной стене подвального туннеля, ведущего в раздевалки, прижав руки к холодной перегородке позади меня.

На мне обтягивающая черная футболка с надписью «Борьба Айова», купленная специально для этого случая, узкие джинсы и черные полусапожки. Мои рыжие волосы падают прямой завесой, и я чувствую, как мои щеки краснеют, когда он подходит ближе.

― Привет. ― Парень поднимает глаза, когда я здороваюсь с ним, не веря своим глазам при виде меня. Удовольствие.

Он доволен.

― Эй. Ты пришла. ― Его глаза подмигивают мне. ― И ты ждала меня.

― Конечно. ― Мое сердце начинает ровно биться в груди. ― Ты потрясающий. Это было невероятно, Ретт, ― выпаливаю слова, далеко не так красноречиво, как они звучали у меня в голове, пока я ждала его появления.

― Спасибо. ― Его взгляд следует вверх и вниз по моему телу, словно проникая. Если только мое воображение не сыграло со мной злую шутку, Ретт бросает знойный взгляд, который он никогда не бросал в мою сторону раньше. ― Я рад, что ты здесь.

― Ты видел меня на трибунах?

Он кивает.

― Я знал, где искать, а твои волосы трудно не заметить. ― Он придвигается ближе, согнув пальцы по бокам. Разжимает, сжимает. ― Боже, ты просто услада для моих бедных глаз.

Голос у него низкий. Интенсивный.

― Я? ― Мое сердце колотится. Нервные окончания буквально покалывает от предвкушения.

― Да. ― Он сжимает и разжимает кулаки. ― Я сейчас так переполнен адреналином.

Смотрю на его руки.

― Похоже на то.

― Я могу пробежать десять миль.

Слышала об этих всплесках адреналина, которые бывают у спортсменов после игры: кровь все еще бушует в их сильных, подтянутых телах. Я слышала рассказы других девушек о секс-марафонах после игры. Секс в течение нескольких часов.

Я вижу напряжение в его глазах, румянец на щеках, лице и шее.

Он возбужден.

Ретт приближается. Бросает свой рюкзак на землю и встает передо мной, грудь вздымается и опускается под тесной рубашкой. Крепкие грудные мышцы. Соски твердые.

Я хочу провести ладонями по его торсу.

― Je vais t'embrasser. ― Его губы шевелятся, произнося слова, которых я не понимаю.

Киваю.

― Хорошо.

Эти грубые, мозолистые руки обхватывают мою челюсть, большие пальцы гладят мою гладкую кожу.

― Je suis content que te es ici, Лорел. ― Его губы касаются кожи под моим ухом. ― Я очень рад, что ты здесь.

Он такой нежный. Такой ласковый.

Мои глаза закрываются, и я прикусываю губу, сдерживая стон.

― Putain, tu es jolie, ― шепчет Ретт мне на ухо. ― Ты такая чертовски красивая.

― Merci. ― Это единственное французское слово, которое я знаю, и оно срывается на шепот, когда наклоняю шею, чтобы он мог поцеловать меня там. Его теплые руки скользят по моей шее, губы нежно касаются линии подбородка. Уголка рта.

Я приоткрываю рот, когда его полные губы скользят по моим, кончики наших языков встречаются. Ретт на вкус как мятная зубная паста, тяжелая работа и хорошие решения. Как надежность.

Обязательство.

Нам не требуется много времени, чтобы увлечься, и вскоре мы целуемся в пустом туннеле, как будто от этого зависит наша жизнь. Ретт прижимает меня к стене, годы подавленной сексуальной энергии и адреналина бурлят, и не успеваю я опомниться, как его мозолистая рука скользит вниз по моей спине.

Поперек талии. Вверх по рубашке, большим пальцем поглаживая нижнюю часть груди.

Мои умелые руки скользят по его груди, обхватывают его шею. Запутываются в волосах, которые можно было бы подстричь.

Все так чертовски хорошо.

Прижата к стене, его таз — его твердый член ― прижимается к моим бедрам, и я делаю единственное, на что сейчас способна: стону.

Мы как раз подходим к самому интересному, когда звук моего стона смешивается со звуком голосов, эхом доносящихся из раздевалки. Мы не одни.

― Дерьмо, ― бормоча, прерывая контакт Ретт. Губы касаются моего виска, целуют рядом с воротником рубашки. ― Пойдем со мной. Давай убираться отсюда.

Киваю. Я последую за ним куда угодно.

Хватаю его за руку, когда Ретт поднимает сумку с земли, и мы вдвоем бежим легкой трусцой по коридору, отчаянно пытаясь добраться до его машины.

Мучительно желая побыть одним.

Я тащусь позади него, его рука сжимает мою, когда парень ведет меня по туннелю к выходу, ведущему на парковку.

― Мы вернемся и заберем твою машину позже.

Эта его сторона возбуждает меня, властная, контролирующая сторона ― та, которая всего за несколько минут пригвоздила двухсотфунтового мужчину к синему борцовскому ковру.

Я позволяю ему провести меня по коридору к темной парковке.

― Где ты припарковался? ― Мои глаза быстро ищут его джип, единственный автомобиль, припаркованный в дальнем конце.

― Прямо… — Он останавливается, как вкопанный. ― Какого черта? Что. За. Хрень.

Ретт отпускает мою руку, указывая на джип в дальнем конце, завернутый в…

Я ненавижу спрашивать вслух, но:

― Это целлофан?

Он идет по направлению к своей машине, раздраженно выдавив:

― Да.

Джип действительно плотно завернут в полиэтилен, под ним что-то липкое, как будто кто-то смазал его вазелином, а затем завернул в полиэтиленовую пленку промышленного размера.

― Я не могу вернуться домой. Это закончится дракой. ― Он кладет руки за голову и начинает расхаживать туда-сюда. ― Эти гребаные придурки.

― Кто мог это сделать? Мы были внутри не очень долго, чтобы кто-то успел это сделать, пока ты был в раздевалке, не так ли?

― Нет. Кто-то другой легко мог это сделать, но я сомневаюсь. ― Ретт ковыряет целлофан, снимая слой за слоем. Его плечи поникли. ― Черт возьми. Чтобы снять все это, потребуется вся ночь.

Я осторожно кладу руку на его твердый трицепс.

― Пойдем сейчас со мной, и я обещаю, что мы вернемся утром и разберемся с этим вместе.

― Да. ― Он поднимает сумку. Кивает. ― Хорошо.

Я беру его за руку и тащу к своей машине, отцовскому внедорожнику последней модели. Раньше ненавидела его, потому что он такой большой, но, боже, я могу втиснуть столько дерьма сзади.

Когда-то, в старших классах, у меня там было двенадцать друзей. Небезопасно, я знаю, но… тогда мы были глупы и безответственны.

Он большой, безопасный и устаревший, и все это мое.

― Это твоя машина?

― Да, ― я смеюсь, разблокировав замок. ― Запрыгивай.

Его большое тело падает на сиденье. Затем Ретт пристегивается. Оседает, ударяется головой о подголовник.

Бедный парень.

Я похлопываю его по бедру.

Включаю зажигание, выезжаю с парковки, вглядываюсь в темную ночь.

Мне так плохо.

― Куда едем?

Я не готова отвезти нас домой.

― Куда угодно. ― Он поворачивает голову и смотрит на меня. ― Где тихо.

Напрягаю мозги в поисках возможностей ― единственное место, которое приходит на ум, наблюдательный пункт за пределами кампуса, высоко в утесах. Это уединенное и отдаленное место, и там нас никто не побеспокоит.

Я медленно веду свой внедорожник по узкой дороге к самой высокой точке округа, всего в двух милях от города. Дорога петляет вверх и вокруг, всего десять минут езды.

Это популярное место высоко в горах, с панорамным видом, пересекающее расстояние в двадцать миль, и когда темно, ничто не сравнится с размахом светящихся городских огней внизу. Ничто.

Сегодня нам повезло — когда мы подъезжаем, там только две другие машины, и я думаю, что они пусты. Люди приходят сюда ради вида, а он просто незабываемый. Это горячая точка для фотосессий; я никогда не упускаю возможности привезти сюда родителей, когда они приезжают.

Нахожу место, глушу мотор.

Расстегиваю ремень и поворачиваюсь к нему лицом.

― Хочешь поговорить об этом?

― На самом деле, нет.

Я киваю в темноте.

Здесь кромешная тьма, если не считать одного жалкого подобия прожектора. Это не то место, где я хотела бы быть наедине с кем-то, кого только что встретила, и, вероятно, не должна быть здесь с парнем, которого только узнаю.

Но мои инстинкты кричат, что Ретт ― один из хороших парней.

― Ты когда-нибудь проигрывал?

Я слышу, как он пожимает плечами в темноте.

― Конечно.

― Сколько раз?

Его мягкий смешок доносится из темноты, согревая мои внутренности, как теплая, липкая карамель. Ммм.

Я тычу в его бицепс кончиком пальца, дразня.

― Давай, рассказывай. Ты, очевидно, знаешь точное число, не скромничай.

― Пять.

― Пять в этом году? ― Когда начался их сезон, и как долго он длится? ― Это не… так страшно. ― Правда ведь?

― Нет, пять с тех пор, как я был первокурсником.

― Пять? ― Вот дерьмо, и все?

― Да, именно так.

Мое лицо краснеет, и я благодарна темноте.

― Я сказала это вслух?

― Да, ты сказала это вслух.

― Господи, Ретт, это… имею в виду, я ничего не знаю о борьбе, но немного знаю о статистике, и это… вау. Пять.

― Спасибо.

В центре передних сидений есть консоль, разделяющая нас примерно на десять дюймов, и его большая рука покоится на ней. Вижу это даже в темноте, его кожа достаточно освещена.

― Чем больше я узнаю о тебе, тем больше ты мне нравишься.

Я кладу руку на консоль рядом с ним, затаив дыхание, ожидая, что он возьмет ее.

Это занимает несколько ударов сердца, но он делает это, скользя своей грубой ладонью по моим костяшкам. Поглаживая шелковистую кожу, за которой я тщательно ухаживаю дорогими лосьонами и скрабами с морской солью.

Мозолистые подушечки его пальцев на моей гладкой коже ― восхитительный контраст, напоминающий мне о том, насколько мы разные, насколько сильный, мужественный и трудолюбивый Ретт.

Наши пальцы переплетаются.

― Это мило.

― Да. ― Его хриплый голос ― едва ли выше шепота. ― Мне это было нужно.

― Честно? ― Я пожимаю ему руку. ― Мне тоже.

Мы изучаем друг друга в темноте, сцепив руки. Наклоняемся одновременно, разделенные только консолью, губы встречаются в тусклом мерцании света. Мои глаза закрываются, когда его губы прижимаются к моим, и я вздыхаю, принимая каждый поцелуй.

Блаженно, я снова вздыхаю, громко и долго в его рот, когда его язык касается моего. Поглаживает.

Он чертовски хорошо целуется.

― Ммм, ― мурлычу я.

Его длинные пальцы зарываются в мои волосы, притягивая меня ближе, обхватывая мою шею. Наши губы слипаются, нуждаясь.

Я никогда не была так возбуждена ни для кого прежде; мое тело в огне, пылающий ад. Воспламененная, хочу прикоснуться к нему, а не просто целовать.

― Mon Dieu tu sens merveilleuse (перев. с фран.: Боже, ты пахнешь чудесно), ― хрипит он, все еще зарывшись пальцами в мои волосы. ― Ты чувствуешься так хорошо.

Боже. Я так попала с этим парнем.

― Заднее сиденье, Ретт, заднее сиденье. ― Я отрываюсь от него, мгновенно оплакивая разрушенную связь. ― Сейчас на заднее сиденье.

Я нажимаю кнопку разблокировки на двери, и мы расстегиваем ремни безопасности, лихорадочно вылезая из машины и залезая на заднее сиденье. Ретт забирается внутрь и усаживается в центре. Раздвинув ноги, я немедленно сажусь на него сверху, оседлав его, страстно желая соединения.

Снимаю бейсболку с его головы.

Мои пальцы пробираются сквозь его лохматые локоны, губы касаются его шеи. Линии подбородка. Виска.

Я наклоняюсь к нему, прижимаюсь грудью к его твердой груди, трусь о него, как кошка о столб. Стону, когда его рот находит мои губы, руки скользят вверх и вниз по моей спине. Ладони хватают за задницу и сжимают.

Мои ладони ласкают его бицепсы. Бегают вверх и вниз по его рукам, по плечам, исследуют. Он такой теплый, твердый и сильный. До смешного сильный.

Я любуюсь его телом, мечтая, чтобы было больше света, чтобы увидеть выражение его лица, когда целую горбинку на переносице. Шрам над бровью.

Он читает мои мысли.

Одна из этих мускулистых рук поднимается, ударяя по выключателю на потолке. Затем Ретт откидывается назад, чтобы изучить меня. Я отвечаю тем же, разглядывая контуры его лица. Просто смотрю. Мой взгляд скользит по изгибу его брови. Скулам. Морщинкам на лбу.

Он действительно чертовски милый.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его снова. Сладкие, страстные поцелуи, которые разжигают огонь в моей душе — в моих трусиках, так, что запотевают окна. Я выгибаюсь, чтобы он мог видеть мое лицо.

Ретт осторожно проводит пальцем по моей челюсти, вниз по шее, к центру груди. Я прерывисто втягиваю воздух, когда его палец касается моего пупка, теребя край моей рубашки. Взяв его руки в свои, веду их к талии, под рубашку. Сломав любые невидимые границы, которые он, возможно, создал в своем уме, и нуждаясь в ощущении его рук на моей голой коже.

Ладони медленно скользят вверх по моей грудной клетке к нежной нижней части моей груди.

Легко, как перышко, сводя меня с ума.

Я усаживаюсь на его коленях, плотнее прижимаясь, выравнивая свою киску с его твердым членом, вращая бедрами, как стриптизерша в ночном клубе, танцующая приватный танец, голова откидывается назад, когда его кончик находит это сладкое место внизу.

Его брюки из полиэстера, тонкие.

Мои леггинсы из хлопка, ещё тоньше.

Наши гортанные, одновременные стоны заполняют салон моей машины.

Ретт хватает меня за бедра, двигая взад и вперед над своей эрекцией; я чувствую все через потертую ткань штанов. Нижнее белье. Его штаны.

Мои руки сжимают его талию. Поднимают его серую рубашку над головой. Ретт встряхивает волосами, когда я отбрасываю рубашку в сторону. Мои руки — мои счастливые руки ― блуждают по его торсу, жадные до его теплой кожи.

― Твое тело безумно. Невероятно. ― Я могу съесть его.

Голова Ретта откидывается на спинку сиденья, когда мой рот посасывает место, где встречаются его плечо и шея, мой язык скользит по его телу. Его плоть гладкая. Упругая.

Горячая.

Невероятно горячая.

Я обвожу кончиком пальца его темный сосок. Прищипываю его, чтобы услышать, как он задыхается.

Его руки снова на моем теле, скользя по чувствительной коже около пояса брюк. Ретт гладит мою плоть, но сдерживается, сжимая мою грудную клетку, но не касаясь моей груди.

Я прикусываю губу, размышляя.

Наблюдаю за его лицом, когда он на мгновение закрывает глаза и приоткрывает губы, потерявшись в ощущении моих вращающих движений на коленях. Над его эрекцией.

Не в силах этого вынести, я хватаюсь за подол своей футболки, стягиваю ее и оказываюсь у него на коленях в одном лифчике без косточек.

Я знаю, что он видит, как выглядит мое тело — он не единственный, кто тренируется, и моя грудь чертовски фантастична.

― Черт, ― бормочет он при виде меня, крепче сжимая бедра.

― Нравится то, что ты видишь?

Он сглатывает, покачивая бедрами подо мной.

― Да.

Тогда смотри сколько хочешь, Ретт Рабидо.

Ретт

Я не знаю, куда девать руки после того, как Лорел снимает свою рубашку и отбрасывает ее в сторону, но точно знаю, куда смотреть.

Не могу не смотреть, это невозможно. Сексуальные сиськи Лорел прямо здесь, перед моим лицом, эротическая влажная мечта оживает.

Она проводит кончиками пальцев по бретелькам кружевного прозрачного лифчика вверх, вниз и обратно, медленно проводя пальцами по краям сосков. Виляет задницей у меня на коленях.

Наклоняется вперед, длинные рыжие волосы касаются моей груди.

Мои нервы, бл*дь, на пределе, взрываются; каждое прикосновение выбрасывает чувствительную искру. Моя грудь, ее волосы, кожа, бедра.

Мой член готов взорваться.

Я так чертовски возбужден, что чувствую, как кровь отливает от мозга и мчится к пульсирующему члену.

От ощущения ее фантастических сисек, трущихся о мою грудь туда-сюда, вверх-вниз, клянусь, я почти кончаю в гребаные штаны.

― Прикоснись ко мне, ― шепчет она мне на ухо, облизывая внешний ободок. Направляет мои руки к своему обнаженному торсу.

Не говоря ни слова, я накрываю ладонями ее грудь поверх бледного кружева, томно обводя нежные лоскутки, подушечки моих дрожащих пальцев пробегают по бретелькам лифчика.

Да, точно — я чертовски дрожу.

Потянув обе бретельки вниз, наклоняюсь, и когда целую ее пухлую плоть, мурашки бегут по ее коже. Волосы падают на одно плечо, и я отодвигаю их в сторону, чтобы поцеловать ее в шею. Затем провожу губами по обнаженному плечу, две бретельки лифчика безжизненно сползают по её плечам.

Пока не падают ей на руки.

Я нежно поглаживаю ее грудь, большие пальцы медленно скользят по ее затвердевшим соскам. Вокруг ареол. Она запрокидывает голову, сдавленный стон вырывается из ее горла, заполняя пустоту в машине.

Лорел вращает бедрами, давя на мой член, пока я обхватываю ее грудь. Чувствую разрез внутри ее черных леггинсов головкой члена, ищущего тепла, которое, я знаю, должно быть, чертовски влажным. Скользким.

— Ты заставишь меня кончить. Боже, ты нашел мой клитор, ― говорит она, задыхаясь, растягивая слова. ― Я так близко.

Кончить. Клитор. Близко. Эти три слова ― пьянящий афродизиак.

― Черт, я тоже.

― Я так сильно хочу тебя. ― Не знаю, это говорит она или я.

Когда засасываю ее сиськи в рот, по одному твердому соску за раз, она хватает меня за волосы. Тянет. Давит мне на колени.

Мои руки хватают ее за ягодицы, инстинктивно таща вниз сильнее. Это чертовски приятно, почти мучительно. Мои брови хмурятся, словно от боли, а руки крепко обнимают ее.

Наши рты сливаются в одном дыхании.

Мои яйца напрягаются; ее соски кажутся раем в моем рту и на голой груди, и я хочу трахнуть ее, трахнуть ее, черт возьми, так сильно, что у меня слюнки текут при мысли об этом.

Лорел сосет мочку моего уха, когда я откидываю голову на подголовник, ее тяжелое дыхание подпитывает меня, бедра толкаются вверх, желая быть внутри нее.

― О! Да, да, продолжай… ― исступленно шепчет она.

Еще одна пара фар, проезжающая мимо, не ослабляет остроту, мы поглощены друг другом, одна вещь у нас на уме — кончить.

― Ммм, ― стонет девушка мне в рот, сидя у меня на коленях, имитируя секс, который я видел только в порно. Схватив мои руки и положив их обратно ей на грудь. ― Ммм, да, ― шипит Лорел сквозь зубы. ― Не переставай меня трогать, или я умру.

Это больше, чем я могу вынести.

Медленное напряжение внутри моих яиц растет.

― Черт, ― рычу я. ― Черт, черт. ― Кончу в трусы, чего никогда не делал за всю свою гребаную жизнь, потому что у меня никогда не было девушки, я никогда не был наедине с горячей девушкой до Лорел.

Никогда.

― Ты близко? ― она хнычет.

― А ты?

― Да, да, не смей останавливаться.

Я не смог бы, даже если бы захотел, даже за миллион гребаных баксов, несмотря на неизбежное раздражение, происходящее внутри боксеров.

Когда кончаем, мы дрожим вместе, ее руки скользят по моей шее, теплые губы находят пульс. Лорел утыкается носом мне в плечо, ее губы касаются моего уха.

― Ты мне нравишься. ― Ее пальцы тянутся вверх, играя с завитком на моем затылке. ― Сильно.

― Je vous aussi, ― шепчу я в ее волосы, поглаживая их ладонью, рука скользит вниз по гладкой коже ее спины. Ты мне тоже нравишься.

И это пугает меня до усрачки.