Воспитательные часы

ГЛАВА 19

«Он использовал точку с запятой в середине секстинга ― может ли этот парень быть более совершенным?»

Лорел

Я ждала этого момента весь день, а может и дольше. Нервы заставляют меня теребить подол серой рубашки, натягивать ее на пояс джинсов, хотя она и обрезана.

На ногах полусапожки.

Мило.

Смущенно спрашиваю себя, не следовало ли мне надеть штаны для йоги. В конце концов, мы же договорились, что будем смотреть фильм, и я не собираюсь делать это в гостиной, где нас могут побеспокоить его соседи по дому.

У меня было столько Рекса Гандерсона, сколько может выдержать девушка.

Я звоню в дверь Ретта, засовываю руки в карманы куртки цвета хаки. Приклеиваю на лицо улыбку, когда дверь с треском открывается, и сквозь сетку на меня смотрит рожа Эрика Джонсона.

― Как дела, огненная киска.

Мои глаза сужаются.

― Огненная киска? Неужели? Ты выпаливаешь это так, а? Прямо мне в лицо?

Он пожимает плечами, открывает дверь и впускает меня.

― А почему бы и нет?

― Большинство людей выжидают несколько недель, пока не узнают меня получше.

― Наверное, у меня яйца больше, чем у большинства людей.

Сомневаюсь.

― Наверное, так. ― Я оглядываюсь вокруг. ― Ретт дома, верно?

Он закрывает за нами дверь и показывает пальцем.

― Спальня.

― Спасибо.

― Сделай правильный выбор, ― говорит он мне в спину, когда я выхожу в коридор. ― Или нет.

Дверь Ретта приоткрыта, и я два раза тихонько стучу по косяку.

― Тук-тук.

Он сидит за столом, ссутулившись. Голова опущена. Удивленно поднимает глаза.

― Эй! Вот черт. ― Встает, сгребает стопку бумаг и встает из-за стола. ― Должно быть, я потерял счет времени.

― Оценочные работы?

― Oui.

Я почти мурлычу, уже взволнованная тем, что нахожусь в его спальне. Бросаю сумочку и иду ему навстречу, чтобы он поцеловал меня в губы. Осматриваю спальню, но сначала, конечно, смотрю на кровать.

Он прибрался.

Сделал перестановку в комнате, кровать придвинул к дальней стене. Комод напротив, на нем телевизор. Переставил стол к шкафу.

Я снимаю пиджак, вешая его на спинку стула, и плюхаюсь сверху, чтобы снять туфли. Без них я на целых три дюйма ниже.

― Ты ела? ― спрашивает он. ― Не говори, что пиццу.

― Ха-ха. Да, у меня была куриная запеканка, которую Донован бросил в кастрюлю сегодня утром перед занятиями с белым рисом и консервированными овощами. ― Я корчу рожу. ― Ты поел?

― Чертову тонну воды, ― Ретт смеется. ― Бублик, арахисовое масло, фрукты. Я, наверное, буду часто вставать, чтобы пописать и поесть перед сном.

Заползаю на кровать, плюхаясь на подушки. Наклоняюсь и принюхиваюсь, желая погрузиться в запах Ретта.

Моя рубашка задирается, когда я перекатываюсь на спину, обнажая плоский живот; взгляд карих глаз направляется на мою бледную, гладкую кожу. Я улыбаюсь. Скрещиваю руки за головой, позволяя ему смотреть.

Я типа добрая.

― Ты не устал? ― Я шевелю пальцами ног, вытягиваюсь на кровати. ― Давай посмотрим кино. Ложись рядом со мной, твое вышагивание туда-сюда заставляет меня нервничать.

Это не так; я просто хочу, чтобы он лег ― тогда смогу дотронуться до него. Сделать вид, что мы смотрим телевизор и при этом можем дурачиться.

Ретт подходит к двери и поворачивает замок. Снимает бейсболку, садится на правую сторону кровати, встряхивает волосами и подставляет мне спину. Берет в руки пульт.

Отскакивает назад на кровать, пока его зад не задевает меня. Теперь он лежит на боку, лицом к телевизору.

Его широкая спина закрывает мне обзор, но мне все равно. Я пришла сюда не для того, чтобы смотреть кино ― заявилась, чтобы провести с ним время, узнать его получше.

Покорить его сердце.

― Что ты хочешь посмотреть? ― грохочет он, уже листая Netflix.

― Как насчет Новенькой (прим.: американский комедийный телесериал об отношениях между мужчинами и женщинами)? Ты когда-нибудь видел?

Он щелкает. Нажимает «просмотр», и мы начинаем с первого сезона, первый эпизод. Затем Ретт бросает пульт в изножье кровати.

― По правде говоря, я не часто смотрю телевизор. В основном это просто фоновый шум.

Когда он плюхается на спину, я хватаюсь за предоставленную возможность и перекатываюсь к нему, прижимаясь к его боку. Кладу руку ему на живот, щеку на грудь. Его пресс сжимается от прикосновения. Член дергается под спортивными шортами.

Я сдерживаю улыбку.

Его рука обнимает меня, притягивая ближе. По телевизору перед нами Джесс и банда встречаются в первый раз, и я хихикаю, прижавшись к груди Ретта.

Провожу рукой под тканью его рубашки, скользя по его напряженному животу. Вверх по груди, ладонь скользит по соску.

Следующие десять минут мы лежим молча, неподвижно, если не считать дыхания.

― Ты когда-нибудь лежал в постели перед встречей и думал об этом?

― Иногда.

― Ты знаешь, против кого завтра твой матч?

— Конечно, его зовут Илай Нельсон. Пять-десять (прим.: 177 см). Сто девяносто восемь фунтов (прим.: 91 кг). Семнадцать процентов жира. Рекорд ― тридцать четыре, из Спокана, штат Вашингтон.

― Что-нибудь еще?

― Его девушку зовут Кэндис, и она скорпион.

― Ты все выдумываешь.

― Да, я это выдумал, ― он смеется.

― Нервничаешь?

― Нет. Я боролся с ним раньше.

― Ты выиграл или проиграл?

Его брови изгибаются.

― Неужели тебе нужно об этом спрашивать?

Я краснею.

― Хочешь, я помассирую тебе спину?

Ретт колеблется, глядя на меня сверху вниз.

― Конечно.

― Хочешь снять рубашку?

― Снятие рубашки ― это часть стандартного пакета массажа?

― Да, сэр.

― Тогда, наверное, я сниму рубашку.

Борюсь с желанием потереть руки друг о друга, ожидание его невероятного телосложения заставляет мое сердце трепетать. Он использует свое твердое, как камень, тело, чтобы подняться, поднимает руки над головой, стаскивает рубашку. Ложится на кровать, на бок, подставляя мне свою мощную спину.

Мышцы напряжены, тверды. Кожа удивительно гладкая. Сначала я исследую его теплую плоть, скользя ладонью вдоль дельтовидной мышцы. Вниз по спине. Вверх по позвоночнику и по плечам.

Поражаюсь силе этих плеч, силе косых мышц живота. Исследую верх ягодиц, желая оттянуть пояс шорт и погрузить руку внутрь.

Он дрожит. По коже бегут мурашки.

― Этот массаж должен щекотать? ― бормочет он.

― Ш-ш-ш, расслабься, ― напеваю я ему в шею. ― Это новая техника бабочек. Этому учат только во французских массажных салонах.

― Ах, ну, хорошо, это имеет смысл, я думаю.

Наклоняюсь.

― Я обещаю, что все закончится хорошо.

Просто не могу остановить свои руки от блуждания; он чувствуется слишком, слишком хорошо под моими ненасытными руками.

Мои пальцы играют с концами его волос, спускаются вниз по его толстому бицепсу, затем по предплечью. Через бедро, через задницу. Обе ладони параллельно движутся вверх по позвоночнику, большие пальцы разминают на подъеме.

Я массирую ему шею, сжимаю плечи, большими пальцами делаю всю работу. Звук его довольного вздоха — это агония.

Настолько, что я больше не могу носить одежду. Отстраняюсь, чтобы снять рубашку. Расстегиваю свой лифчик. Убираю длинные волосы, чтобы между нами не было барьера, когда мои твердые соски касаются его спины.

Боже, прикосновение кожи к коже опьяняет.

Ретт стонет, когда я целую его между лопаток, грудь касается его спины. Нежные поцелуи в шею. Теплые, влажные прикосновения. Мягкие.

Сексуальные.

Я придвигаюсь ближе, чтобы поцеловать его за ухом. Облизываю его мочку. Обхватываю за талию, накрыв ладонью его грудные мышцы. Ласкаю.

Огромная медвежья лапа Ретта нащупывает мое бедро, тянет меня сзади, притягивает ближе, гладит бедро, пока я самым немассажным образом осыпаю поцелуями его тело.

― Черт, Лорел. Отодвинься, дай мне перевернуться.

Я откатываюсь назад. Ретт поворачивается ко мне.

Наши рты сливаются. Эти большие, умелые руки сгребают меня в охапку. Обхватывают мою грудь и массируют.

― Твои руки чувствуются так хорошо, ― я подбадриваю его хриплым стоном, мои пальцы нащупывают завитки у основания шеи. Играют с ними. Целую его до потери сознания.

Ретт отстраняется.

― Мои руки не слишком грубые?

― Нет. Нет, они потрясающие. Положи их обратно.

Правда в том, что я чувствую каждую грубую мозоль на подушечках пальцев, каждый из них ― память о жертвах, которые он приносит, чтобы выиграть. Для его команды. Быть лучшим. Напоминая мне, какой он чертовски стойкий. Какой невероятный, мужественный и сильный.

Эти волшебные руки скользят по моей ключице, по плечам и рукам, словно жидкость. Теряются в водопаде моих волнистых волос. Поигрывают с концами, отодвинув их в сторону.

Моя грудь тяжело вздымается от бьющегося сердца, когда Ретт отстраняется, молча изучая мой бледный торс несколько мучительных секунд, желание ясно написано в его вопросительном взгляде.

Ретт нерешительно протягивает руку и кончиком пальца нащупывает мою темную ареолу. Его карие глаза некоторое время задерживаются на моей груди. Оставаясь там, отслеживая движения своего большого пальца, когда он касается моего сморщенного соска.

Потом другого.

Бушующие гормоны заставляют мою грудь набухнуть. Тяжело. Умоляя об освобождении.

Тем не менее, Ретт медленно изучает мои изгибы, прохладный воздух его спальни укрепляет и без того жесткие вершины. Боже, это так замечательно.

― О чем ты думаешь? ― шепчу я, выгибая спину под его ладонью.

― Я думаю обо всем. ― Палец лениво кружит и кружит вокруг моего соска. Слегка щипает.

Выпрашивая больше внимания.

Ммм. Мои зубы скребут по губам.

― Борьба?

Он облизывает губы.

― Определенно не борьба.

― Что же тогда? ― я выдыхаю слова, почти задыхаясь.

― Я думаю, что это самая красивая грудь, которую когда-либо видел. ― Кончик пальца скользит по нежной плоти моей груди. ― Не могу поверить, что прикасаюсь к ним.

Он может сделать больше, чем просто дотронуться до них — и я хочу, чтобы он прижался ко мне ртом так отчаянно, что мне не хватает воздуха.

В этот момент раздается громкий стук — чей-то кулак наносит два сильных удара в дверь спальни, и пронзительный мужской голос кричит:

― Специальная доставка, ублюдки!

Еще один удар ― и рука Ретта замирает. Другой прижимает палец к губам.

― Тсс.

Потом он кричит:

― ЧТО? Иисус. ― Вытягивает шею в сторону стука. ― Чего ты хочешь?

Краткая пауза.

― Джинджер (прим. Ginger ― в другом переводе Рыжик), ты там? Убедись, что наш чувак упаковывает свое мясо!

Я поднимаю голову на звук царапанья по деревянному полу: длинная золотая полоска презервативов просунута под дверь. В холле слышится смех, а затем отдаленный звук хлопнувшей входной двери.

Две пары напряженных взглядов фокусируются на этих пакетиках из золотой фольги.

Его.

Мой.

Секс, секс, секс, ― вещают пакетики презервативов в комнату. Оргазм, оргазм, оргазм.

Я знаю, что Ретт тоже так думает, и даже не могу сожалеть о том, что нас прервали, потому что и не думала покупать их, и насколько я знаю Ретта, у него их тоже нет. Если бы мы собирались заняться сексом, он бы не планировал этого, ему пришлось бы встать, пройти по коридору и попросить своего соседа.

Вид их, кажется, приводит нас обоих в возбужденный туман, и он устраивается на мне, опираясь на локти, паря. Вращая бедрами. Я чувствую его длинную, твердую эрекцию через спортивные шорты, через джинсы.

Он гладит мои распущенные волосы. Проводит пальцем по подбородку. Вниз по шее, к тому месту за ухом, которое способно свести меня с ума от похоти.

Ретт не торопится, прежде чем целомудренно поцеловать меня в висок. Край глаза. Рот. Подбородок.

― Лорел? ― выдыхает он.

― Да? ― ловлю я

― Ты… ― Когда он делает паузу, я выгибаюсь всем телом, сокращая расстояние между нами, кончики моих грудей касаются его.

Покачиваются.

― Что? ― Обнюхиваю его шею. Лижу. ― Ты можешь спрашивать меня о чем угодно.

Наши рты снова сливаются, прежде чем он отвечает, проглатывая свой вопрос, четыре руки внезапно повсюду. Неистовые. Ретт снова перекатывается, увлекая меня за собой; теперь я сверху, оседлав его бедра.

Глядя вниз, пока он смотрит на меня, я располагаюсь над его эрекцией. Расстегиваю металлическую пуговицу на джинсах, пока он смотрит, приковывая свой взгляд к этому месту. Тяну вниз молнию, пока руки блуждают по моему телу. Ласкают нижнюю часть моей груди.

Играет с поясом моих штанов.

Я наклоняюсь так, чтобы моя грудь касалась его обнаженной кожи.

― Тебе это нравится? ― спрашиваю я, проводя носом по раковине его уха. ― Мне нравится твоя кожа. Ты такой теплый.

Его руки пробегают по моему позвоночнику, зарываются мне в штаны. Я приподнимаюсь, когда он осторожно стягивает джинсы с моих бедер. Большие пальцы цепляются за мое нижнее белье.

― Я отчаянно нуждаюсь в тебе, ― стону я между поцелуями. ― Отчаянно.

Боже, он мне так нравится. Я утопаю в его совершенстве. Его добродушии и чистом сердце. Романтике его второго языка. Милых карих глазах и красивой улыбке.

― Ты?

― Да, Ретт, я.

― Ты хочешь, чтобы я… ― Он с трудом сглатывает, кадык подпрыгивает. Смотрит на мою грудь, потом на дверь. На пол. ― Ты хочешь, чтобы я… поднял их с пола?

Я целую его в челюсть, посасываю нижнюю губу.

― Думаю, мы готовы сделать следующий шаг, не так ли?

Его гигантская лапа обхватывает мою челюсть, глаза изучают меня.

― Я знаю, но не хочу давить на тебя.

― Забавно — я думала о тебе то же самое.

Мы смеемся, нервы посылают мой смех в небольшие припадки. Нижняя половина трясется, тело опустошено, когда он бросает меня на кровать, чтобы оставить, крадется через комнату, хватая презервативы с пола. Бросает их на покрывало, чтобы они были рядом.

Стягивает шорты вниз по мощным бедрам. Стоит в одних трусах и, раскрасневшийся, забирается обратно на середину кровати.

Притягивает меня вплотную к своему большому, сильному телу и целует, раскинув руки на моей спине, на ягодицах, сжимая; пульсация удовольствия уже нарастает внутри меня.

Боже, как я люблю, когда он сжимает мою задницу.

― Я рада, что мы покончили с разговорами о сексе. ― Смеюсь, когда его рот движется к моей ключице, задыхаюсь, когда он облизывает ложбинку между моими сиськами. Ударяет мой сосок кончиком носа, прежде чем втянуть его в рот и пососать. Щелкая по нему языком. ― Т-так рада.

― Похоже, кто-то принес мне еще печенья, ― шепчет он в мою обнаженную плоть.

― Ты голоден?

― Изголодавшийся.

Мы, очевидно, говорим не о печеньках; мы говорим о сексе, и мне это нравится. Мне нравится его сексуальная, но осторожная сторона. Он рискует со мной, что ему не совсем комфортно, и восхищаюсь им за это.

Я настолько вне его зоны комфорта, что это смешно.

И вот мы здесь.

― Это будет наше кодовое слово для секса? Печенье? ― Я приподнимаю бедра, когда он засовывает руки за пояс моих штанов, стягивает их вниз.

Он улыбается от уха до уха. Целует мой пупок.

― Ты думаешь, у нас будет достаточно секса, чтобы нуждаться в кодовом слове?

― Господи, надеюсь, ― я стону, когда мои штаны падают на пол. ― Но не думала о сексе, когда пекла тебе печенье, так что выкинь это из головы.

― Может, я и не разбираюсь в некоторых вещах, Лорел, но знаю, что значит, когда ко мне заходит девушка с выпечкой.

Я игриво закатываю глаза.

— Ладно, попалась. Я хотела, чтобы ты съел мое печенье.

― Они были хороши. Растаяли у меня во рту. ― Его губы касаются моего горла. Ключицы.

― Сладкие?

Прижимается к моему соску.

― Очень вкусные.

Ох, этот мальчик. Эти слова. Этот язык.

― Ты такой милый. ― Убираю волосы с его глаз, чтобы получше его рассмотреть. ― Я нахожу тебя неотразимым.

Он изучает меня, опираясь на руки.

― Вот как?

Его голос ― глубокий тембр, от которого меня бросает в дрожь, карие глаза завораживают.

― Иначе меня бы здесь не было. ― Я провожу руками по его мускулам, по твердым, как камень, бицепсам. Ох, эти руки. ― Embrasse moi (перев с фран.: Поцелуй меня). Давай залезем под эти простыни.

Он откидывает угол одеяла, чтобы мы могли забраться под него. Когда мы это делаем, я снимаю трусики и бросаю их рядом с кроватью.

― Вот, голая.

Ретт сглатывает.

— Не знаю, смогу ли я долго продержаться ― прошло уже несколько лет. Я не хочу ставить себя в неловкое положение… или разочаровывать тебя.

― Разочаровать меня? Это невозможно.

Интересно, стоит ли мне отсосать ему, чтобы он кончил поскорее, и когда мы, наконец, займемся сексом, он продержится дольше. Я такая эгоистка.

Отбросив одеяло, под которое мы забрались, опускаю грудь вниз по его громоздкому телу, обхватив руками эластичный пояс его темно-синего нижнего белья. Тащу его вниз, прижавшись ртом к его толстой эрекции.

― Вот дерьмо, ― стонет он, когда я сосу. ― Что ты делаешь?

― Эротическое стимулирование. ― Я напеваю, палец немедленно ищет горячую кнопку под его членом. Нажимаю маленькими кругами, как я когда-то читала в журнале. Его бедра дергаются, ноги начинают дрожать.

Улыбаюсь вокруг его члена.

― Черт побери, Лорел, если ты будешь продолжать в том же духе, я кончу.

В этом весь смысл предсексуального минета.

Я отсасываю жестко и долго, лаская его яйца. Напираю на его член, кончик попадает мне в горло. Чувствую предательские признаки пульсации ― хороший знак. Слишком легко.

― Стой. О, черт… я кончу. ― Он задыхается всего через несколько минут.

Сосу, сосу, сосу.

Голова Ретта откидывается назад, великолепное горло сжимается. Руки хватают меня за плечи.

― Черт, о, черт, черт, да.

Небольшие толчки. Бедра дрожат.

Ретт кончает мне в рот, и я сосу, сглатывая. Убираю рот, вытирая его тыльной стороной ладони. Любуюсь его телом, пока он лежит там, истощенный, после шока от оргазма.

Я наклоняюсь к тумбочке, хватаю бутылку с водой и откручиваю крышку. Пью. Надеваю колпачок и проскальзываю под одеяло, натягивая его вокруг нас.

Лежу лицом к нему, наблюдая, как Ретт приходит в себя, прикрыв глаза. Сжав губы в довольную линию, я растягиваюсь рядом с ним, прижавшись бедром к его члену.

Один поцелуй. Два.

Один в лоб. Кончик носа.

В губы.

Я открываюсь для него, раздвигая ноги, когда его рука скользит по внутренней стороне моего бедра. Языки лениво соприкасаются. Неспешно. Мечтательно. Моя грудь полна нежности.

Ноет.

Грубые мозолистые пальцы Ретта сжимают чувствительную кожу между моих бедер.

― Ты прекрасна.

Я слышала это тысячу раз, но такое ощущение, что впервые. Исходящие от него слова? Это важно.

Для Ретта я не просто хорошенькая. Не просто конфетка или трофей, который можно выиграть и выставить напоказ среди своих напыщенных друзей. Если уж на то пошло, он хочет оставить меня себе.

― Tu es belle. ― Он целует меня в висок.

Tu es belle ― это звучит знакомо. Ретт говорил мне это раньше, я знаю, но у меня нет времени гадать, что это значит, когда позволяю себе раствориться в его прикосновениях.

Ретт

― Tu es belle. ― Я целую ее в висок, пока мои пальцы исследуют промежность между ее ног. Лорел прекрасна, волосы разметались по подушке, голубые глаза сверкают. Губы распухли от поцелуев, бледная кожа покраснела от моей щетины.

Когда девушка потягивается, как кошка, подняв руки над головой, мое тело начинает реагировать на вид ее обнаженной плоти. Ее круглые груди и плоский живот. Выбритая ложбинка между стройными бедрами.

Она наклоняет голову, выгибает спину, когда мои пальцы раздвигают ее щель. Я пробегаю вверх и вниз, крошечными кругами по ее киске. Лорел закусывает нижнюю губу, ноздри раздуваются.

Губы слегка приоткрываются. Глаза закатываются.

Протянув руку, она запускает пальцы в мои волосы, наблюдая, как я трогаю ее. Черт, даже не знаю, правильно ли это делаю, но ее лицо раскраснелось, и она сильно корчится, что я расцениваю как хороший знак.

― У тебя снова встает. ― Она покачивает бедрами.

С нетерпением? Возбужденный.

У меня снова встает, слава богу. Глаза обшаривают кровать в поисках презервативов, которые я бросил раньше. Они у изножья кровати, рядом с краем, но не так далеко, чтобы не мог дотянуться до них, когда мне нужно будет надеть один.

Презервативы.

Я надевал их только дважды — для одного и того же траха. В первый раз, когда попытался надеть его, он порвался, когда его раскатывал. Вторая попытка прошла чуть лучше, настоящий половой акт длился ровно столько, сколько потребовалось, чтобы надеть эту чертову штуку. Бет, моя первая партнерша, не была девственницей, не кончала, когда мы трахались, и скулила об этом всю дорогу домой.

Мы остались друзьями ― потому что мы из такого маленького городка, — но после этого всегда было неловко. Просто потрясающе.

Лорел мокрая, мои пальцы скользкие. Большой палец ласкает припухший бугорок, спрятанный там. Она стонет. Мечется головой по подушке.

Скулит.

Смотрит на меня глазами, такими остекленевшими от надвигающегося оргазма, что пульсация между моих ног увеличивается в десять раз.

― Я хочу тебя… внутри себя, когда я… О боже!..

― Мне взять… ― Презервативы?

― Да, ― шипит она. Ее ноги сжимаются, когда я подлетаю к изножью кровати, хватаю полоску презервативов и отрываю один. Разрываю пакетик зубами, как дикарь, и раскатываю его, как будто делал это сотни раз.

Когда я поднимаюсь, чтобы перелезть через тело, олицетворяющее все сексуальные фантазии, которые у меня когда-либо были, беру секунду, чтобы оценить вид: ноги Лорел широко раздвинуты, приглашая меня скользнуть внутрь этой гладкой киски. Длинные, волнистые рыжие волосы. Удивительная грудь. Руки с побелевшими костяшками на покрывале.

― Я больше не могу это вынести. Торопись, ― нетерпеливо говорит она.

Дрожа, я наклоняюсь, хватаю свой член, направляя его в ее жар, надеясь, что засуну его в нужное отверстие.

Затем?

Коллективный стон, когда член скользит дюйм за дюймом, направляемый белым светом за моими веками. Зрение расплывается. Громкие, страстные стоны наш единственный саундтрек.

Я мягко толкаю ее, упираясь локтями около ее великолепного лица, наклоняясь, чтобы поцеловать. Ее рот открывается, язык танцует с моим. Голодная, сексуальная.

Снова и снова.

«Я не могу поверить, что занимаюсь сексом с Лорел Бишоп», ― кричит мой мозг, на мгновение отвлекая меня от всего, что я должен делать.

Боже, как в ней хорошо. Горячо.

Черт, как в ней хорошо. Скользко.

Господи, как в ней хорошо. Туго.

Я вонзаюсь в нее, удовольствие струится по моей крови, по венам. Голове. Бердам. Ногам. Яйцам. Члену.

― Ретт, ― всхлипывает Лорел, похлопывая меня по бицепсу. ― Я знала, что ты будешь чувствоваться так чертовски хорошо.

― Ты думала об этом?

― Только сто раз в день.

Ее пальцы впиваются в мои бедра, отталкивая меня. Толкает меня на спину, оседлывая. Опускается на мой член. Двигает бедрами взад и вперед в медленном, опьяняющем ритме.

И это та часть, где я, бл*дь, умираю и попадаю в рай.…

Святой боже. Чёрт возьми!

О, черт.

Я использую поворот бедер, чтобы подтянуться, ее руки заложены за голову намеренно… умопомрачительные… изгибы ее узких бедер…

― Боже, Ретт, да… прямо здесь. Да, да, ― приходит ее мольба, ее пение. ― Продолжай делать это бедрами, не останавливайся, не останавливайся.

Ее сиськи подпрыгивают, когда мы трахаемся, волосы падают шокирующей красной волной, весь визуальный эффект больше, чем я могу даже, бл*дь, справиться. Я не могу отвести от нее глаз — даже если бы попытался.

Руки Лорел скользят по моему тазу, ногти царапают кожу. Запрокинув голову, она стонет, когда мы двигаемся вместе, тела синхронны, она такая тугая.

― Видел бы ты себя, ― шепчет она, всхлипывая. ― Ты великолепен.

И в этот момент я ей верю.

Мне приходится.

Потому что, когда она смотрит на меня сверху вниз, в ее глазах что-то такое, что я не могу определить. Слова готовы сорваться с ее губ, слова, которые она хочет сказать. Обожание в изгибе ее бровей и глубине красивых голубых глаз.

Тоска? Возможно.

Желание? Да.

Привязанность. Преданность.

Черт, если бы я не знал ее лучше, то подумал бы, что она влюблена в меня.

Я знаю, что секс может заставить тебя говорить и делать всякое дерьмо, но не думаю, что ошибаюсь. Чувствую, как что-то меняется, когда она прерывает контакт, наклоняется вперед, хватается ладонями за деревянную спинку кровати позади меня. Качает бедрами.

― Сильнее. Хватай меня за задницу, ― требует она. ― Чувствую себя так… Ммм.

Она наклоняет свою голову, волосы падают каскадом на мою грудь. Когда Лорел наклоняется, чтобы поцеловать меня, я убираю их с ее лица, баюкая ее подбородок, пока она трахает меня сверху.

Боже, черт, черт!..

― Ретт, ― мое имя, произнесенное вот так, на ее губах, беззвучно проливаясь в мой рот. ― Боже, малыш, О бооооже.

― Лорел, ― повторяю я, теряясь в ощущении ее тугой киски. Ее языке.

Выражении ее глаз.

― Малыш.

Когда мы кончаем, это происходит одновременно ― разинутые рты, две пары широко раскрытых глаз, связанных, напряженных, — то, что я предполагал, было зарезервировано только для фильмов. За дрянным любовным романом. За моими придурковатыми друзьями и их отношениями.

Не для меня.

Лорел убирает руки с изголовья и кладет их на подушку под моей головой. Прижимается щекой к моей груди, слушает беспорядочно бьющееся сердце в моей груди.

Я глажу ее по волосам. Спине.

Она целует меня в плечо.

― Ретт?

― Хмм?

Ее кончик пальца скользит по венам на моем предплечье.

― Я…

― Что?

― Ничего.

― Ты слышал?

― Что слышал?

Лорел садится, натягивает простыню на бледную грудь.

― Не кажется ли тебе, что в гостиной раздаются голоса?

Ненасытный, я тащу ее обратно на матрас, откидываю простыню, прижимаюсь губами к ее соску. Боже.

― Нет.

― Ретт, остановись! ― Она не делает ни малейшего движения, чтобы оттолкнуть меня, позволяя мне попробовать ее кожу на вкус. ― Я серьезно, ― почти стонет она. ― Послушай секунду.

Я делаю паузу. Слушаю.

Она права — из передней части дома доносятся голоса. Голоса, которые я не узнаю.

― Ты же не думаешь, что у твоих соседей вечеринка?

Когда я пожимаю плечами, рука скользит под одеяло, обратно между ее ног, она раздвигает их для меня.

― Кто знает. Я не доверяю этим двоим.

― Но ты доверяешь мне, ― хвастается она, обхватив руками свою обнаженную грудь. ― Ты хочешь больше этих двух?

Мой член дергается. Твердеет.

― Да, черт возьми.

― Хочешь мое печенье?

― Черт…

Шаги в коридоре заставляют меня остановиться. Громкий стук в дверь.

― Новенький!

― Что?! ― кричу я, возбужденный и сразу же раздраженный. Лорел целует меня в спину, когда поворачиваюсь к двери, ища глазами боксеры.

― Парень, ― Гандерсон смеется через дверь. ― Не хотелось бы прерывать вечеринку, но у тебя гости.

Теплый рот тянется вниз по моей шее.

― Скажи им, чтобы отвалили.

― Не могу.

Маленькие руки обвиваются вокруг моей талии.

― Черт возьми, Гандерсон, я сказал: ОТВАЛИ!

― Боюсь, это будет невозможно, Амиго. ― Его раздражающий смех доносится из-за двери.

Мягкие руки Лорел медленно двигаются вверх и вниз по моему члену.

― Почему, черт возьми, нет?

Господи, неужели я только что простонал это предложение?

― Что ты там делаешь, приятель? ― Опять смех. ― Лучше заканчивай и иди сюда. Я знаю, как ты любишь сюрпризы.

― Господи Иисусе, Гандерсон.

― Просто надень штаны и накинь рубашку на свою рыжую. Поблагодаришь меня позже.

Дверная ручка дергается. Еще один стук, на этот раз совсем другой — семь коротких ударов в унисон.

Деликатно.

Знакомо…

Сытый по горло, взбешенный, я откидываю одеяло, натягиваю трусы на свой бушующий стояк.

Отпираю и распахиваю дверь моей спальни.

― О чем, черт возьми, я вам, придуркам, говорил?

Чёрт возьми!..

― Мам?

― Сюрприз! ― Моя мать тянется вперед, потянув меня в объятия. Крепко сжимает. Пятится, оглядывая меня с ног до головы. ― Милый, где твоя одежда?

Позади меня, на полу ― потому что я сбросил её, прежде чем забраться в постель, чтобы трахать Лорел последние два часа.

Краем глаза я замечаю четкую форму трех золотых оберток от презервативов, а оставшиеся отбрасываю ногой, чтобы их не было видно. Они скользят по полу, проскальзывая под мой комод.

― Моя одежда? Эээ…

― Тебе нужно, чтобы я постирала? ― Она проталкивается вперед, толкая дверь бедром. Я останавливаю ее. Мама хмурит брови. ― Почему ты загораживаешь дверь? Впусти меня, я возьму твои грязные вещи.

Грязные? Пристрелите меня.

― Мам, все в порядке.

― Мы так взволнованы! Хотели навестить тебя на твой день рождения. ― Ее руки сжимают мое лицо. ― Ты так хорошо выглядишь, милый! ― Она снова оборачивает руки вокруг меня. ― Твой отец и я…

Я знаю, что в этот момент, ее глаза замечают Лорел через мое плечо, через щель в двери, никогда в жизни не забуду ее ошеломленного молчания. Оно осязаемо, за ней следует драматический вздох.

― Кто… Я имею в виду, о боже! Я… Боже!

Никогда не видел свою мать в растерянности, а сейчас? Она понятия не имеет, что сказать. Отводит широко раскрытые глаза, краснеет.

Я вытягиваю шею, ловлю гримасу Лорел, простыни натянуты до шеи, блестящие рыжие волосы спутаны, каскадом падают на обнаженное плечо. Очевидно, что она голая, смущенная и полностью оттраханая.

Лорел задыхаются.

― О боже, Миссис Рабидо, привет. Я… Мы… О боже. ― Она исчезает под простыней.

― Мне так жаль! Ребята не сказали, что у тебя гости. ― Мама еще раз заглядывает через мое широкое плечо; ей любопытно, теперь, когда шок, кажется, прошел. ― Мне так жаль!

Лорел издает еще один стон.

― Мам, можешь дать нам пять минут, ну, знаешь… переодеться.

― Конечно! Да. Хорошо. ― Через две секунды она начнет вращаться по кругу. ― Я просто… вы переоденетесь. Я подожду в гостиной с отцом.

― Иисус. Кто-нибудь еще приехал с тобой?

― Твои братья. Моему ребенку исполнился двадцать один год, конечно, мы приехали! ― она тихонько взвизгивает. ― У вас большая встреча в эти выходные, и твой отец решил, что пришло время проведать тебя после всего… ― она понижает голос до шепота. ― Всех этих неприятностей с командой.

Я прислоняюсь к дверному косяку, продолжая закрывать ей вид на спальню.

― Она знает о драме, ма. Не надо шептаться.

― Она такая хорошенькая! ― моя мать разражается театральным шепотом. ― Как ее зовут? Это твоя девушка? Вы пара?

― Мама, пожалуйста, просто…

Она поднимает руки.

― Я ухожу, ухожу.

Раздраженно выдыхаю воздух.

― Пять минут.

― Я задержу твоего отца. ― Она целует меня в нос. Похлопывает меня по щеке. ― Отлично выглядишь. Надень штаны и выбрось обертки от презервативов в мусор.

Я медленно закрываю дверь спальни. Стою в ошеломленной тишине, глядя на дыры в темном дереве.

И поворачиваюсь.

― Итак… мои родители здесь.

― Как мне идти туда, Ретт? Твоя мама практически видела меня голой.

― Уверен, моя мама знает, что мы здесь занимались сексом.

Ее голова высовывается из своего укрытия.

― По крайней мере, она знала, что ты с кем-то встречаешься, верно?

Я ерзаю.

― Ретт, пожалуйста, скажи мне, что она знала, что ты встречаешься со мной, чтобы я могла отмахнуться от этого как от неловкого, но не безнадежно неудачного происшествия.

Дерьмо.

― Она не знала. Я имею в виду, мы… я… дерьмо.

Лорел выскальзывает из кровати, великолепно обнаженная.

― Ты можешь сказать маме, что я твоя девушка, если хочешь, хорошо? Не хочу, чтобы твои родители думали, что я какая-то случайная девушка, которую ты подобрал в центре города на ночь.

― Поверь мне, эта мысль не придет им в голову.

― Знаю, но все же. Мне станет легче. Меньше… ― она машет рукой. ― Знаешь, как будто я все время это делаю. Ее мнение обо мне имеет значение, Ретт. Это не то впечатление, которое я хочу произвести, когда впервые встречаю твоих родителей.

Она планировала встретиться с моими родителями?

Когда?

Она продолжает болтать:

― Моя мать умерла бы прямо сейчас, если бы увидела меня. Умерла. Затем она бы убила меня. ― Лорел сгибается в коленях, поднимает лифчик и, застегивая его, оглядывается через плечо. ― Представляешь, что сказал бы мой отец?

Ее тело дрожит.

Забрав свое нижнее белье, она подходит к тому месту, где я стою, привинченный к полу. Целует меня в губы.

― Я знала, что у тебя хватит выносливости.

Детка, не трогай меня. Последнее, что мне нужно, это еще один гребаный стояк.

У нее злой взгляд. Восхищенный.

― Там твои родители.

― Вот именно.

― Бедняжка. ― Лорел оборачивается и шлепает меня по заднице. ― Лучше не оставлять их слишком долго с твоими соседями. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Лорел

Мать Ретта встает с дивана, ее каштановые волосы до плеч уложены модными прядями, ее гибкая фигура ― шар энергии. Клянусь, она точно лопнет при виде меня. Двое его соседей по комнате слоняются по кухне, прислонившись к стойке, и слушают весь разговор. Братья сидят по обе стороны дивана.

Я шаркаю в гостиную, смущенная, только моя сумочка болтается в моих руках, когда делаю прогулку стыда через гостиную Ретта, волосы спутаны, губная помада сцелована, рот запачкан.

Покраснев, он делает движение, чтобы представить нас, но Гандерсон опережает его и кричит из кухни:

― Никто из вас не знаком с Джинджер, девушкой Ретта?

Брови его матери взлетают вверх, взгляд останавливается на моих огненно-рыжих волосах.

― Тебя зовут Джинджер?

Почему его соседи по комнате такие идиоты?

Мое лицо горит.

― Нет, мэм. Лорел.

― Приятно познакомиться. Жаль, что мы не знали…

— Ну и ну, Рабидо, ты не сказал родителям, что у тебя есть девушка? ― снова вступает в разговор галерка.

Я хочу, чтобы он замолчал. Он смущает Ретта и все портит.

― Девушка?

― Ээ…

― Это твоя девушка? ― практически кричит один из братьев Ретта. ― Срань господня. Ты горячая штучка.

― Остин! ― его мать задыхается. ― Манеры!

― Мы, э-э, встречаемся, я думаю, ― говорит Ретт в качестве объяснения, засунув руки в карманы своей луизианской толстовки.

― Мы с твоей мамой решили проехать пятнадцать часов, чтобы подождать в гостиной, пока ты переоденешься.

― Чарльз! ― ругает его мать Ретта. Поворачивается ко мне. ― Вот что мы получаем за то, что пришли без предупреждения. Мы собирались поужинать, но уже так поздно, у Ретта комендантский час, и он не может уехать, так что я, пожалуй, соберу ребят и поедем в отель.

Смущенно приглаживаю волосы, уверенная, что они выглядит так, будто я каталась по кровати всю ночь, занимаясь потным, горячим сексом… что и было на самом деле.

― А мне пора идти. Я… это было так приятно встретиться с вами.

Мне нужно выбраться из этого дома, мне так стыдно.

― Ты будешь завтра на встрече, Лорел?

― Да! Я с удовольствием посижу с вами, если вы не против.

― Нам бы это понравилось. ― Сияет миссис Рабидо.

Ретт

― Ретт Клейтон Рабидо, ― начинает мама, как только я возвращаюсь в дом, проводив Лорел до дома. ― Как ты мог не сказать нам, что у тебя есть девушка?

― Это никогда не всплывало. ― Не со всем тем дерьмом, с которым я имею дело в последнее время. ― Кроме того, она не совсем моя девушка.

― О. ― Мамино лицо вытягивается

― Если бы я мог вмешаться, ― откашливается Гандерсон, вмешиваясь из кухни. ― Это ложь, миссис Р, ваш мальчик лжец. Они определенно пара.

Гребаный Гандерсон.

Мои родители поднимают брови. Поворачиваются ко мне.

― Я думаю, мы вроде как… общаемся.

Бл*дь. Лорел очень разозлилась бы, что я объясняю это так. Она из тех девушек, которые требуют уважения, и вот я здесь, кавалер, выдаю объяснение, как будто она ничего не значит для меня.

― Ты пользуешься защитой? ― спрашивает папа, направляя пульт на телевизор и не сводя глаз с экрана. ― Мы с твоей мамой не готовы растить маленьких детей.

О мой гребаный бог.

― Да.

― Не беспокойтесь, мистер Р, мы снабдили молодого Ретта лучшими в мире профилактическими средствами. Никаких ЗППП (прим.:Заболевания передающиеся половым путем) в этом доме — не в мою смену.

― Это отвратительно, ― вмешивается мой брат Бо.

― Что такое ЗППП? ― хочет знать другой.

Моя мать игнорирует их обоих.

― Лорел такая красивая, ― восхищается мама. ― Даже имя у нее красивое, как цветок.

Я знаю.

― Как, черт возьми, вы познакомились? ― грубо спрашивает Бо.

Поднимаю глаза. Ловлю взгляд моего соседа по комнате через кухню, когда он делает вид, что занят приготовлением ужина.

Гандерсон пожимает плечами.

О, теперь ему, бл*дь, нечего добавить к разговору?

― Мы познакомились на вечеринке.

Гандерсон фыркает.

― Куда ты повел ее на свое первое свидание?

Господи, это что, испанская инквизиция?

― Мы не ходили на свидания.

― Ты спишь с ней и не пригласил на свидание? ― Мой отец невозмутимо встает с дивана, кладет пульт на стол и внезапно обращает на меня внимание.

― Чарльз! ― мама делает ему выговор, приподнимая на меня бровь. ― Неужели я вырастила такого джентльмена? Который не водит свою девушку на свидания?

― У меня нет времени, мама!

Почему я защищаюсь? Иисус.

― Так чем же вы занимаетесь? ― давит она.

— Не знаю… мы учимся. Держимся за руки. Ходим в универ вместе. Она приходит на мои встречи. Я не знаю, что ещё с ней делать!

― О, парень, ― невозмутимо произносит Гандерсон из кухни, жуя морковку.

― Это и есть твое представление о свиданиях? ― фыркает мой младший брат. ― Взять ее посмотреть, как ты борешься? Ты слишком много о себе думаешь. ― Он поворачивается к моему соседу. ― Как это называется?

― Эгоизм, ― подсказывает Гандерсон.

― Заткнись, Бо, ты не помогаешь.

Брат пожимает плечами, листает журнал о фитнесе, который стащил с кофейного столика, в поисках моделей женского пола.

― Поверь мне, ей все равно, что мы просто тусуемся, ― возражаю я.

Мама скрещивает руки на груди. Смотрит свирепо.

Разочарованно.

― Я никогда не встречала молодой женщины, которая не хотела бы, чтобы за ней ухаживали.

Вспоминаю наш разговор в библиотеке, когда она спросила, почему я никогда не приглашал ее на свидание.

— Забудь, что я сказала.

Слишком поздно. Сжимаю губы, сбитый с толку.

― Не знал, что ты хочешь, чтобы я пригласил тебя на свидание.

― А теперь знаешь. ― Она смотрит на меня в замешательстве. Ее красивые брови изгибаются. ― Я неделями флиртую с тобой и пишу тебе сообщения. Принесла тебе печенье. Позвонила тебе, чтобы ты забрал меня из бара посреди ночи. Поцеловала тебя на крыльце.

Теперь она тяжело дышит, расстроенная. Прищурившись, смотрит на меня своими голубыми глазами.

― Что, по-твоему, я делала все это время?

― Не знаю, черт возьми, Лорел. Дружишь со мной? ― Насколько глупо это звучит? Я вскидываю руки. ― Я думал, мы учимся. Что, ты думаешь, мы делали?

― Я думала, ты ждешь подходящего момента, чтобы пригласить меня на свидание, ― выпаливает она, щеки такие же красные, как и волосы. ― Не могу поверить, что сказала это. Я не приглашаю парней на свидания — никогда в жизни не приглашала парней, и не начну с тебя.

Дерьмо.

Я осел.

Я: Извини за все это с моими родителями.

Лорел: Все в порядке, я выжила. Только легкий сердечный приступ. Лана вернула меня к жизни с помощью суши.

Я: Я заранее извиняюсь за все, что моя семья скажет завтра.

Лорел: Я так нервничаю. Надеюсь, они не подумают, что я… Ну, знаешь, озабоченная или типа того.

Я: Они не считают тебя озабоченной. Они целый час допрашивали меня о тебе.

Лорел: Думаю, я могу использовать завтрашний день как возможность искупить вину перед ними за то, что сделала сегодня.

Я: Tu me manques déjà

Лорел: Значит ли это то, что я думаю, это означает?

Я: Как ты думаешь, что это значит?

Лорел: Ты ужасно по мне скучаешь?

Я: Ну, это как раз то, что это значит. LOL

Лорел: Ты очень милый. Честно. Так по тебе скучаю. Звучу ли я как липучка, говоря это?

Я: Нет, потому что я только что сказал это.

Я: Мои родители только что уехали.

Лорел: И?

Я: И я думаю, что ты должна вернуть свою милую маленькую задницу сюда.

Лорел: Боже, теперь я могу думать только о твоих прикосновениях.

Я: Тогда чего же ты ждешь?

Лорел

― Так что сказали твои родители, когда я ушла? ― Мы лежим на животе посреди его кровати, свесив ноги с другой стороны. Я переоделась в штаны для йоги, прежде чем вернуться, но не думаю, что останусь надолго.

― Моя мама хотела говорить только о тебе, а папа все пытался поговорить о борьбе.

― Что она хотела узнать обо мне? ― Мой желудок не может не ухватиться за эту новость.

Эти широкие плечи Ретта двигаются вверх и вниз в пожатии плечами.

― Ну, как обычно.

О боже, если он будет говорить неопределенно, у меня будет удар.

― Что, например?

― Рекс никак не затыкался, что ты моя девушка. ― Он отшучивается, но я улавливаю в его голосе оттенок, который заставляет меня насторожиться. ― А мама все выпытывала подробности.

Любопытно.

Клянусь, мое сердце учащенно бьется.

― Что ты сказал насчет девушки?

― Я не хотел, чтобы она волновалась, понимаешь? Моя мама из тех, кто начинает планировать свадьбу и все такое — у нее трое сыновей, — так что, знаешь, сказал ей правду, что мы общаемся.

Я отстраняюсь. Общаемся?

Имею в виду, понимаю; он не знает, где мы находимся, и я тоже до сих пор не знаю. Я пытаюсь рассмеяться, проглотив разочарование. Преуменьшить то, что чувствую от этого слова.

Общаемся.

Что это вообще значит?

― Общаемся.

— Ну, знаешь, тусоваться. ― Его смех звучит сдавленно. Нервно.

Желудок скручивается в узел, я поворачиваюсь к нему лицом, тело изгибается.

― Ты этого хочешь? Тусоваться?

― Что ты имеешь в виду?

― Разве ты не хочешь… ну, знаешь… большего?

Со мной. Конкретно.

― Чего хочешь ты?

― Ретт, я спрашиваю тебя. ― Резко, но мне нужно знать, что я не трачу свое время с кем-то, кто не хочет меня, что его сердце, как и мое, вложено.

Хотя бы немного.

До этого момента мне не приходило в голову, что он, возможно, использует меня для секса, использует мое тело, как парни, которые приходили до него — но слышать, как он колеблется? Это может разбить мне сердце.

Закрываю глаза, не могу смотреть на него.

― Не пытаюсь подтолкнуть тебя к чему-то, Ретт, клянусь. Я могу справиться с правдой, мне просто нужно знать, хочешь ли ты того же, что и я.

Прежде чем окончательно и безумно влюблюсь в тебя.

Я уже на полпути.

Чувствуя себя решительно, как Алекс, я понимаю, что полная дура, чтобы понять это. Это несправедливо по отношению к нему, я знаю; он никогда не был в отношениях раньше, так как он может знать, что чувствует ко мне всего через несколько недель? Последнее, чего я хочу, это втянуть беднягу в отношения, давя на него. Насколько я знаю, у него не было девушки по какой-то причине.

А если он не захочет? Просто хочет поразвлечься? Наверстать упущенное за всю жизнь?

Ретт мне слишком нравится, чтобы молчать.

Я должна знать.

― Ты спрашиваешь, не хочу ли я девушку?

Перекатываюсь на бок, изучая выражение его лица.

― Думаю, что да.

Он переворачивается на спину, закидывает руки за голову и смотрит в потолок.

― Любую подружку или кого-то конкретного?

Я прищуриваюсь: кто бы мог подумать, что он будет таким дерзким? Прикусываю нижнюю губу, чтобы не улыбнуться.

― Не скромничай, ― нетерпеливо ворчу я. Дуясь.

― О, это я скромничаю, да? ― дразнит его глубокий голос. ― Итак, что я получаю от этой твоей милой надутости, так это то, что ты не против, ну, знаешь… обязательств.

Я прислушиваюсь.

Обязательство. Я почти выдыхаю это слово вслух. Да.

― Значит, не спать с другими людьми, пока мы спим друг с другом, ― размышляет он.

― Правильно.

― Для меня это не проблема.

Когда он смеется, мне хочется отшлепать его за то, что он шутит и не дает мне прямого ответа. Тьфу.

Десять минут спустя он так и не ответил на мой вопрос.

Десять минут спустя я дотягиваюсь до своих кроссовок и присаживаюсь в ногах кровати. Надеваю один ботинок, двигаясь, чтобы застегнуть мягкую кожу сбоку.

Теплая рука касается моего позвоночника, лаская спину, вверх и вниз. Целует меня в шею сзади.

― Куда-то собралась?

― Домой. ― Я оглядываюсь на него через плечо.

Ретт хмурит брови.

― Но я думал…

Бросаю на него острый взгляд, пытаясь контролировать свои эмоции.

― Что ты думал?

Знаю, что слишком чувствительна, но я на неизведанной территории, совершенно не в своей стихии, и не знаю, что с собой делать. Обычно это я командую в своих отношениях, за мной гонятся, осыпают комплиментами и дарят подарки.

Ретт не показал мне ничего из этого, и все же…

И вот она я, мечтаю о нем каждый день и ночь. Засыпаю с улыбкой на лице, просыпаюсь, думая о нем, с его именем на губах.

― Я… не знаю, что думал, ― бормочет он, беспомощно разводя руками. ― Помоги мне, Лорел. Я не знаю, что сделал, чтобы разозлить тебя.

― Честно? ― Мои плечи поникли, пальцы отпускают ботинок, и он падает на землю. Я сажусь прямо, стыдясь. ― Не знаю, почему я ухожу.

Какая лгунья.

Понятия не имею, что мы делаем, и не могу справиться с неизвестностью. Полагаю, это делает меня помешанной на контроле, не так ли? Я не могу говорить с ним на эту тему, потому что в противном случае рискую оттолкнуть его.

Ретт просто не приспособлен иметь дело с такой девушкой, как я.

Это угнетает.

Пытаюсь держать себя в руках, изо всех сил стараясь не съесть его живьем. Это тяжело, но он чертовски неотразим.

― Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты осталась. ― Он снова наклоняется, убирает мои длинные волосы и целует меня в шею. ― Останься.

Мое тело сдается и падает обратно на матрас. Ретт нависает надо мной, лохматые волосы падают на его обеспокоенные карие глаза.

― Хорошо. ― Я провожу кончиком пальца по его подбородку. ― Ты прав.

― Мне чертовски рано вставать, но утром дом будет в твоем полном распоряжении. Мы с ребятами должны быть за дверью к пяти.

― Пять? ― Я морщу нос. ― Это же ни свет ни заря.

― Ага.

― Ретт?

Он с обожанием смотрит вниз.

― Мне очень жаль.

― За что?

― За то, что была такой… девушкой.

Он отступает, ухмыляясь.

― Что это значит?

― Это значит… ― Я со вздохом тереблю нижнюю губу. ― Что я позволила своей неуверенности взять верх надо мной.

― Ну, ладно.

Перевод: понятия не имею, о чем ты говоришь.

― Знаешь, от чего мне станет легче?

Он поднимает брови.

Я поднимаю одну из своих.

Через две секунды он уже сидит на корточках и снимает рубашку.

Он горячий и возбужденный, постоянно хочет секса, и у нас почти закончились презервативы, которые мы вытащили из-под комода.

― Лорел? ― тихий шепот доносится откуда-то сверху. Легкая ласка касается моей спины. ― Лорел, мне надо идти.

Перекатываюсь на спину, его рука совершает короткое путешествие по моей плоти, когда я поворачиваюсь. Вытягиваюсь, простыня скользит по моей бледной коже.

Сонная, но не слепая, я вижу, когда его глаза блуждают по моей обнаженной верхней части тела. Посылаю ему блаженную маленькую ухмылку и даю поглазеть на мою потрясающую грудь.

― Ммм, доброе утро, малыш. ― Я не могу удержаться, чтобы не называть его так.

― Извини, что разбудил, я просто хотел попрощаться.

Когда его рука ложится мне на живот, я тянусь к ней. Поднимаю её вверх по грудной клетке и кладу на грудь. Его большой палец немедленно начинает нежно поглаживать сосок.

― Ты должен уйти прямо сейчас? ― шепчу я, протягивая руку, чтобы погладить видимые очертания его члена под черными спортивными шортами. Интересно, занимался ли он когда-нибудь утренним сексом, или, по крайней мере, думал о том, чтобы заняться им со мной. Наверное, нет, потому что он стоит рядом с кроватью, полностью одетый, принявший душ и готовый уйти. ― Еще раз, прежде чем ты уйдешь, пожалуйста, малыш.

― Еще раз, прежде чем я уйду что?

Он серьезно?

― Быстрый секс.

Ретт воюет сам с собой, спорит, и я задаюсь вопросом, имеет ли это отношение к моей руке на члене, его руке на моей груди или к тому, как я использую слово «малыш».

Его член на уровне моих глаз дергается. Растет.

Мои руки лениво вытянуты над головой. Грудь соблазнительна, волосы рассыпались по подушке, я знаю, что являюсь манящим зрелищем, как кошка на солнце. Неотразимая для его гормонального, бушующего тела.

Я знаю, что неправильно заставлять его выбирать, но хочу медленного, оргазмического утреннего секса, и хочу его сейчас.

― Займись со мной любовью очень быстро, ― шепчу я, покачивая бедрами под простынями, уже влажная между ног. ― Пожалуйста, малыш.

Малыш: я знаю, что одним этим словом держу его за яйца.

Его сумка свинцовым грузом падает на пол, Ретт поспешно стягивает рубашку через голову. Стягивает шорты, стаскивая их вниз по мускулистым бедрам. Ползет под одеялом между моих раздвинутых ног, ладонь пробегает по икре, ноге, обхватывает грудь. Мягко сжимает. Сосет сосок.

Он воплощенная фантазия, твердая, как камень, теплая и пахнущая мятой. Шампунь и древесное мыло. В сумеречном утреннем свете, едва пробивающемся сквозь прозрачные занавески, я чувствую себя как в раю.

― Надо сделать это быстро. ― Колеблется, прежде чем войти. Длинный и горячий, он уже узнал, что заставляет мое тело мурлыкать.

― Чееерт, Лорел.

Полностью проснувшись, и полный необузданной силы, он двигает бедрами, делая всю работу за нас обоих, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, прильнув губами к моей коже. Сначала бедра двигаются медленно, его твердый член почти сразу же попадает в мое сладкое место.

Ах, эта красота утреннего секса ― или, может быть, он меня так заводит, что я уже на полпути к эйфории.

Когда большие руки Ретта хватают меня за задницу, погружаясь так глубоко, как только он может, и дико вонзаясь в меня, я хнычу, цепляясь за него, оргазм неизбежен.

Возбужденный, подпитываемый адреналином, Ретт чувствует… это…

― Прекрасная. Столь совершенна.

Мы не издаем ни звука, когда кончаем, ни хрюканья, ни стонов.

Только звук нашего тяжелого дыхания в первых лучах дня, тела так тесно прижаты друг к другу, что между нами нет места даже для шепота.

Его поцелуй касается моих губ, когда он отстраняется; поднимаясь, чтобы привести себя в порядок, Ретт собирает свою одежду, чтобы натянуть ее. Я смотрю, как он одевается, насытившись, подперев подбородок локтем.

Его тело ― точеное совершенство. Его сердце? Милое и немного наивное.

Мое трепещет, наблюдая, как он суетится в своей комнате; Ретт заслуживает этой волны любви, которую я внезапно чувствую к нему.

Мы оба заслуживаем.

― Завтрак в холодильнике. ― Он снова наклоняется, чтобы поцеловать пульс на моей шее. ― Мои родители будут в третьей секции, где вы сидели в прошлый раз. Мама будет следить за тобой.

Я заворачиваюсь в его одеяло.

― Окей.

― Пока. ― Длинная пауза. ― Детка.

Мое сердце колотится, когда он в первый раз пробует ласковое обращение, оставляя меня немного задыхающейся. Боже, я скучаю по нему, а он еще не вышел за дверь.

Возьми себя в руки, Лорел.

― Увидимся позже, малыш. Удачи.

Еще один сладкий поцелуй в ключицу ― и он уходит.

Я плюхаюсь на его подушку, зарывшись лицом в пространство, которое он недавно занимал. Вдыхаю его запах, снова и снова. Перекатываюсь на спальное место и погружаюсь в блаженный, удовлетворенный сон.