Воспитательные часы (Сара Ней) читать бесплатно онлайн полную версию книги

ГЛАВА 1

«Они попытались пообедать и сбежать, но официант запрыгнул на капот их машины и разбил ветровое стекло».

Ретт

— Давайте выпьем за нового парня!

Оз Осборн, старший в команде по борьбе, поднимается из-за стола, за которым собралась команда, вся команда, собравшаяся в каком — то круглосуточном ресторане за пределами кампуса для того, что они называют ужином «добро пожаловать в команду» после тренировки.

— Вот, вот! Тост, — кричит кто-то еще с ржанием.

Осборн поднимает стакан с водой, поворачивается и обращается прямо ко мне:

— Новичок, мы можем поставить под сомнение твои жизненные решения, основанные на твоем выборе соседей по комнате, — он стреляет в Рекса Гандерсона и Эрика Джонсона усмешкой, — и твою способность одеваться самостоятельно, но в истинном стиле Айовы, мы официально приветствуем тебя в команде.

Он поднимает стакан выше.

— У некоторых из нас были сомнения насчет тебя, — он бросает быстрый взгляд на Зика Дэниелса, который тут же сердито смотрит на него, — но мы прикроем твою спину.

— И перед, — раздается крик.

— Пока не начнешь проигрывать, — добавляет кто — то себе под нос.

Осборн усмехается и указывает на меня.

— Он прав. Если начнешь проигрывать, мы надерем тебе задницу.

Снова смех.

— Может, выпьем за то, чтобы надрать ему задницу?

— Все поднимите бокалы за нового парня и побыстрее. Мы с Дэниелсом должны сваливать — его младший брат играет в школе или что — то в этом роде.

Комната наполняется одобрительными возгласами и ухмылками моих новых, чрезмерно буйных товарищей по команде, когда они с энтузиазмом чокаются водой, содовой и кофейными чашками над столом, жидкости плещутся на белые льняные скатерти. На длинном банкетном столе огромное количество еды: паста, гамбургеры, закуски, картофель фри, бутылки кетчупа и горчицы. Некоторые заказали молочные коктейли и фирменный кофе, а также мороженое.

Я ругаюсь вполголоса: что за сборище нерях. Смотрю на кетчуп рядом с моими столовыми приборами.

— Сейчас вернусь, — бормочу я Гандерсону, отодвигаю стул и встаю. — Надо отлить.

Он кивает с ухмылкой, обводя взглядом стол.

— Не торопись.

Я быстро справляю нужду, мою руки и смотрюсь в зеркало. Рассматриваю свое опущенное, неулыбчивое лицо. Синяк. Волосы, которые не мешало бы подстричь. Уши, которые за последние несколько лет слишком много раз были сломаны моим головным убором.

Опершись руками о стойку, я наклоняюсь.

— Какого черта ты здесь делаешь, Рабидо? — спрашиваю свое отражение. — Какого. Черта. Ты. Здесь. Делаешь?

Что, черт возьми, заставило меня сменить универ, когда я мог оставаться в Луизиане? Закончить сезон чемпионом, начать карьеру вместо того, чтобы расстраивать и разочаровывать родителей, выкорчевывать себя из насиженного места, переезжать на другой конец страны.

Ради чего? Больше стипендия? Оплаченные дополнительные расходы? Иметь лицо, которое никто не хочет видеть на университетском щите?

Стоило ли оно того?

Я еще раз с отвращением оглядываю себя, прежде чем выпрямиться.

— Ты сумасшедший сукин сын. — Я проклинаю себя в последний раз, прежде чем выбросить бумажное полотенце в мусорное ведро.

Открываю и толкаю стальную дверь ванной.

Возвращайся к столу, за которым…

Никого.

Я быстро оглядываю зал с пустыми столами, за исключением нескольких соседних кабинок и любопытных зевак, семей и других посетителей, которые едят, но нет никаких борцов.

Вся чертова команда ушла.

Когда я осторожно подхожу к столу, из ниоткуда появляется наша молодая официантка с блокнотом в руке и карандашом за ухом.

Она хватает меня за рукав:

— Слава Богу, ты еще здесь! Фух! Я думала, вы все сбежали!

— Что ты имеешь в виду, говоря, что мы все сбежали? — Я поглядывать в сторону двери. — Подожди, мои друзья ушли?

Я чуть не задыхаюсь от слова «друзья», ирония ситуации не ускользнула от меня. Друзья не стали бы вытворять такое дерьмо, а я едва знаю этих парней.

— Да, они ушли. Я буквально чуть с ума не сошла, думала, что вы, ребята, собираетесь меня надуть. — Она продолжает болтать, не обращая внимания на мое замешательство.

— Погоди — ка, что ты имеешь в виду?

Мне нужно, чтобы она объяснила, в недвусмысленных выражениях.

— Ну, я имею в виду… да. Они, похоже, сбежали.

— Знаю, что значит «сбежали», я не в буквальном смысле. — Мои пальцы вонзаются в волосы, и я чувствую, как они торчат, когда вынимаю их. — Твою мать.

Молодая женщина вздрагивает.

— Они серьезно меня бросили? — уточняю я. — Вы уверены, что они ушли?

Отказываюсь верить, что они оставили меня здесь; мы должны быть проклятой командой. Я рассчитывал на это.

Этот ублюдок Брэндон Райдер отвез меня в своей дерьмовой, разбитой машине, и я готов поспорить на пятьдесят баксов, что она больше не стоит снаружи, ожидая, чтобы подвезти меня до дома, который делю с Гандерсоном и Эриком.

Маленькая официантка нервно похлопывает меня по плечу.

— Хм, мне не хотелось бы усугублять ситуацию, но, хм… я полагаю, раз ты все еще здесь, ты будешь платить?

— Прости, что?

— Платить. За всю еду.

Она сказала платить за всю еду?

Моя голова непроизвольно качается.

— Что это значит — вся еда?

— Они не заплатили. За все это.

— Прости, что?

— Вы в порядке, сэр? — спрашивает официантка, отступая на шаг. — Вы все время повторяетесь. У вас инсульт? Или, может быть, припадок?

— Они не заплатили? — Я сжимаю кулаки. — Эти чертовы…

Задницы. Эти долбаные засранцы надули меня чертовым счетом.

— Сколько это стоит? — Готовлюсь к сумме, прикидывая, что она будет около ста, может быть, двести пятьдесят, максимум.

— Четыреста пятьдесят.

— Что?! — Кричу я. Знаю, что это громко, и ресторан полон людей, но сейчас мне плевать. Возмущение и злость не скрывают чувств, которые сейчас бурлят в моей крови. Я хочу что — нибудь ударить. — Почему, черт возьми, вы просто дали им уйти?

Я знаю, что перекладываю вину, но мне все равно. Меня не волнует, что это не ее вина. Мне нужно кого — то обвинить, а она стоит прямо передо мной, скручивая руки и выглядя виноватой.

— Сэр, они убежали. Я…

— Шшш, прекрати говорить. Дай мне минутку подумать.

— Извините, я так нервничаю, у нас еще никто не уходил с таким большим счетом. Обычно гораздо меньше, чем это. Иногда люди даже берут солонки и перечницы.

Она переводит взгляд на дверь из нержавеющей стали, которая, как я полагаю, ведет на кухню, затем на кассу в передней части ресторана, где мы ждали столик, когда вошли.

— Я могла бы поговорить со своим менеджером и объяснить ситуацию, но боюсь, что она вызовет полицию.

Копы?

Дерьмо.

Качаю головой, провожу рукой по лохматым волосам.

— Забудь об этом. Кто — то должен заплатить, или тебя уволят.

Потому что ты позволила им встать и уйти, не заплатив.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

— Итак… — она переминается с ноги на ногу, протягивает мне черный бумажник со счетом и шариковой ручкой. — Все детализировано.

Как удобно; конечно, детализировано.

— Для моего удобства?

Разозлившись, я выхватываю счет из ее руки, разворачиваю его, смотрю вниз и изучаю.

Шейк — 5

Содовая — 10

Гамбургер — 4

Чизбургер — 2

Сандвич с курицей — 1

Креветки Альфредо с дополнительной креветкой — 1

Салат — 4

Суп — 3

Спагетти — 1

Крылья — 5

Луковые кольца — 1

Палочки из моцареллы — 1

Жареные соленые огурцы — 1

Хлебница — 1

Мороженое — 1

Пирог — 9

Стейк — 6

Кто, блядь, заказывает стейк в блинной?

Я складываю счет пополам, борясь с желанием разорвать его на миллион крошечных долбаных кусочков.

— Это были твои друзья? — перебивает маленькая официантка. — Может, они не знали, что ты все еще здесь?

Я бросаю на нее взгляд: она глупая? Сумасшедшая? Она ни за что не поверит, что это был несчастный случай, и я говорю вслух то, о чем мы оба думаем:

— Они издеваются надо мной.

Дерьмо. Это чертова дедовщина.

Это нарушает не только политику факультета борьбы и спорта, но и Кодекс поведения университета. На самом деле, это также нарушает некоторые школьные правила, и во всем этом сценарии так много неправильных вещей, что мне потребовалась бы вся ночь, чтобы перечислить их все. Если бы наши тренеры узнали, то команда, вероятно, была бы отстранена.

Официантка, Стейси, как написано на ее бейджике, закусывает губу и смотрит на меня наивными глазами лани.

— Мне показалось странным, что они так быстро убежали отсюда. Один парень споткнулся о шнурки и упал на ковер.

Интересно, что же это был за дурень?

— Что ж, думаю, это послужит мне уроком за то, что я пошел в чертов туалет, а?

— Как ты собираешься заплатить за это? — Официантка неловко переминается с ноги на ногу, прежде чем пригладить волосы. — Мне так стыдно, но у меня есть другие столики. Если ты не заплатишь, меня, скорее всего, уволят…

Иисус. Никакого покоя.

— Кредитная карточка, наверное.

Я достаю телефон и открываю приложение для кредитных карт, передавая устройство официантке.

Она смотрит на него в замешательстве.

— У вас есть настоящая кредитка? Я должна провести её, не думаю, что смогу это отсканировать. Мы здесь довольно старомодны.

Я громко вздыхаю, вытаскиваю бумажник из заднего кармана и шлепаю карточку в ее ожидающую открытую ладонь, готовясь засунуть ее в задницу, образно говоря, конечно.

Стейси весело улыбается.

— Спасибо! Сейчас вернусь!

Да без проблем, блядь! Я буду ждать здесь, потому что не гребаный урод!

Четыреста тридцать долларов и пятьдесят семь центов, которых у меня нет, пойдут коту под хвост, и давайте не будем забывать о моих родителях, которые убьют меня, особенно после того, как я так сильно боролся с ними, чтобы перевестись в Айову.

Расплатившись, выхожу на улицу с чеком длиной почти в двенадцать дюймов и пытаюсь засунуть эту чертову штуковину в задний карман.

Чаевые были включены, так как это была такая большая вечеринка.

Вдох.

Выдох.

Выгружаю все свое разочарование на стоянке, проклиная без остановки достаточно громко, чтобы разбудить мою мертвую бабушку и напугать дерьмо из старой пары, входящей внутрь. Женщина прижимает к груди свою маленькую красную сумочку, пока муж ведет ее внутрь, и оба смотрят на меня так, словно я сошел с ума.

— Ублюдки! — Кричу я, размахивая кулаками. — Гребаные засранцы! — Пинаю бордюр, а потом изрыгаю очередную порцию проклятий, когда бетон задевает мне ногу. — Блядь. Твою мать. Putain de merde (перев. с фран.: Черт возьми!). К черту мою жизнь!

Ругательства слетают с моего языка, как приливная волна, но ничего не делают, чтобы успокоить бурю внутри меня. Я подсчитываю один дерьмовый изъян за другим: в конце сегодняшнего дня буду должен родителям четыреста долларов — галочка. Надо мной издеваться мои чертовы товарищи по команде — галочка. Я учусь в колледже в глуши — галочка. Я не знаю ни единой души, кроме тех придурков, которые только что меня надули — галочка.

Они также оставили меня без машины.

Галочка.

Я выдергиваю телефон из кармана, чтобы отправить сообщение своим идиотским соседям по комнате.

Я: Тащите сюда свои задницы и заберите меня.

Гандерсон: LOL ты уже успокоился?

Я: Вернись и узнай.

Гандерсон: Нет, если ты собираешься затеять драку.

Я: Скажи мне только одно: чья это была идея?

Гандерсон: Я не собираюсь говорить.

Я: Тогда я могу только предположить, что это был ты.

Гандерсон: Нет. Чувак, поверь мне.

Я: Почему бы мне не верить тебе?

Гандерсон: Зачем мне это делать, если я должен ЖИТЬ с тобой?

Я: Ну, ты позволил ИМ ОСТАВИТЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ.

Гандерсон: Да, потому что последнее, что мне нужно, это чтобы команда делала то же самое со МНОЙ.

Я: Большое спасибо, мудак

Гандерсон: В любое время, чувак. Позволь мне снова надеть штаны. Заеду за тобой через десять минут.

Лорел

— Эй, ты видела тех парней?

Я сижу в закусочной и просматриваю программу по английской литературе, чтобы убедиться, что не пропустила ни одного пункта в статье, которую должна написать; я не могу позволить себе потерять ни единого пункта.

Откинувшись на спинку виниловой кабинки, я кладу маркер и поднимаю голову, удивленно глядя на своего соседа по комнате Донована.

— Каких парней?

— Если ты скажешь, что не заметила, я назову тебя лгуньей. — Он смеется, отправляя в рот кусок вафли. Взбитые сливки прилипают к нижней губе, и он облизывает ее, прежде чем откусить еще кусочек. — Бог свидетель, могу.

— Я здесь не для того, чтобы искать свидания.

— Верно, но иногда свидания находят тебя. Парни не могут не засматриваться на тебя. — Он подмигивает, запихивая в рот еще вафлю. — Я никогда не видел такую группу гетеросексуальных мужчин.

— Бедный Донован, — поддразниваю я. — Пускает слюни по группе натуралов.

— История моей жизни. — Он театрально вздыхает надутыми губами, вертя соломинку в стакане с водой. — Но это не мешает мне строить глазки.

— Ты даже не пытаешься.

— Не читай нотаций. — Донован делает паузу, чтобы запихнуть в рот еще еды. — О, черт возьми, дерьмо вот — вот станет реальностью.

Моя голова все еще наклонена, маркер яркими мазками летит по учебному плану. Мой сосед говорит, как спортивный комментатор, давая полный обзор событий, происходящих на другой стороне комнаты.

— Вот они, ребята, десять… нет, двенадцать рослых парней, выскакивают за дверь. Замыкает шествие номер семь, медленный стартер с безупречными бедрами. Каштановые волосы, этот чемпион — звезда, но не может стоять на ногах.

Я удивленно поднимаю глаза. Смотрю, как какой — то парень в красной рубашке зацепился за что — то в дверях, спотыкаясь у выхода. Крики и вопли у автомата со жвачками. Вываливается на стоянку.

— Вот они, леди и джентльмены, и держу пари, что они либо задолжали налоговому инспектору, либо не оплатили счет. Что бы это могло быть?

Я вытягиваю шею, бросаю взгляд через опустевшую закусочную, в окно, на парковку, где здоровяки, все спортсмены, рассаживаются, как цирковые клоуны, в три машины. Они срываются с места, не оставляя ничего, кроме пыли.

Мои рыжие брови взлетают вверх.

— Поели и смылись?

— О да, конечно.

Подбородком нажимаю на колпачок желтого маркера.

— Я никогда не видела, чтобы кто — то делал это.

— Неужели? Ты никогда не сбегала от оплаты счета?

Я недоверчиво смотрю на него.

— Ты серьезно? Нет! А ты?

— Однажды. — Он смеется. — Ладно, дважды, но я был молод и глуп, и у меня не было денег. Я ещё украл меню и посуду. — Хихиканье. — Так глупо.

Не могу с этим поспорить, поэтому сосредотачиваюсь на еде, пока она не остыла: порция блинчиков, сосиски, картофельные оладьи и чай со льдом.

Я открываю кусок масла, завернутый в золотую фольгу, кладу его между слоями блинов и жду, пока оно растает.

— Дерьмо. — Вилка Донована висит над тарелкой. — Что происходит?

Я поворачиваюсь в кабинке, перекидываю свои длинные рыжие волосы через плечо, прежде чем положить руку на спинку сиденья. Мы с соседом по комнате смотрим, когда из ванной в дальнем конце ресторана выходит парень.

Уперев руки в бока, сканирует комнату.

Высокий, но в то же время какой — то неуклюжий, он засовывает руки в карманы толстовки с капюшоном из Айовы, осматривает комнату, суровые брови нахмурены. Осторожно подходит к столикам, останавливается, когда симпатичная маленькая официантка подходит к нему, постукивая по бицепсу. Протягивает то, что, очевидно, является счетом, руки жестикулируют по комнате. Указывает на окна и парковку, где исчезли его друзья.

— Срань господня. — Донован давится вафлей, с трудом проглатывая. — Как ты думаешь, те спортсмены оставили этого чувака со счетом?

— О, определенно похоже на то.

— Что за мешок с членами. — В его глазах появился блеск, скорее всего, при упоминании членов. — Я почти уверен, что это была команда борцов.

— С чего ты так решил?

Донован быстро оглядывает парня, водя своими ярко — голубыми глазами вверх и вниз по его сложенному телу. Наклонив голову, он нацарапывает свою подпись на квитанции и, нахмурившись, протягивает ее официантке.

Крадется к двери, толкает ее и выходит наружу. Оглядевшись, Голиаф осматривает парковку, уперев руки в бока: смотрит налево, смотрит направо.

— Ну, для начала, почти все эти парни были одеты в одеяние борцов Айовы.

— Одеяние, Донован?

— Тссс, не перебивай мои размышления.

— Ну, в таком случае, пожалуйста, не позволяй мне останавливать тебя — продолжай.

— Вот именно. Это были мои размышления.

Я закатываю глаза, переключая внимание на парковку. Приглушенные звуки проклятий щекочут мои уши; напрягаюсь, чтобы расслышать их. Слова могут быть приглушены двойными стеклами окон, но с того места, где я сижу, прекрасно могу прочитать слова на его губах:

— Блядь. Твою мать. К черту мою жизнь.

Я усмехаюсь про себя, пряча улыбку за стаканом с водой. Боже, иногда я такая сволочь.

Парень делает глубокий вдох. Сжимает кулаки по бокам.

Я смотрю, как его широкие, массивные плечи сгибаются над телефоном, яростно барабаня по экрану. Затем он снова кричит, размахивая руками и молотя кулаками по воздуху. Он действительно должен успокоиться, вся эта краснота на лице не для него.

— Как думаешь, может, подбросить его? Похоже, они и его здесь оставили.

Донован смотрит на меня с такой надеждой, что я начинаю смеяться.

— Боже мой, нет! Посмотри, как он зол, я ни за что не позволю ему ехать с нами в машине. Он может быть буйным.

Донован выгибает ухоженную бровь.

— Расслабься. Он не собирается нас убивать.

Я отрезаю кусочек блинчика, кладу в рот маслянистую начинку. Жую. Глотаю.

— Да нет. Мы не будем подвозить его.

— Ты такая стерва. — Он смеется, возвращаясь к своей вафле. — Ты же знаешь, что отвезла бы этого парня домой, если бы он был горячим.

Моя шея двигается сама по себе, и я ловлю себя на том, что смотрю на парня через окно, на узкие бедра и старомодные джинсы, сидящие слишком высоко на его талии. Мешковатая толстовка. Лохматые волосы, которые он то и дело убирает с глаз, злые косые линии, которые называет бровями.

Парень огромный, неуклюжий, и у него слишком длинные волосы. Его лицо выглядит избитым, а нос сломанным.

Не симпатичный.

Нисколько.

Взволнованный, он несколько раз подпрыгивает в своих кроссовках на носки, прежде чем натянуть черный капюшон на голову, выглядя как боец без правил, жаждущий драки.

Он злится и разглагольствует в пустоту, что делает его похожим на сумасшедшего.

Донован прав: я бы, наверное, подвезла парня, если бы он был симпатичнее.

Но это не так.

Так что не буду.

— Я уверена, он придумает, как добраться домой, — заключаю я, запихивая в рот сосиску. — Он выглядит смышлёным.

До кампуса недалеко, может пойти пешком.

— Нет, не уверен. — Донован смеется. — Он выглядит потерянным.

Я становлюсь стервозной, но присоединяюсь.

— Он действительно выглядит глуповато.

— Значит, домой не повезешь?

Я фыркаю не по — женски.

— Не его, я имею в виду, если только он не захочет бежать рядом с нами.

Я бы ни за что не прокатила такого парня на своей машине.

Ретт

— Да брось, Рабидо, мы со всеми так поступаем. — Гандерсон усмехается. — Ты не можешь злиться на нас все выходные.

Он стоит рядом со мной, держа белое полотенце и бутылку с водой, протягивая руку с подношениями, в то время как я делаю приседания с тремя сотнями фунтов веса.

Не обращаю на него внимания, тяжело дыша от тяжести на плечах.

— Чувак, да ладно тебе. Это была шутка.

Колени все еще согнуты, я останавливаюсь и, прищурившись, смотрю на него.

— Ах вот как? — Сарказм слишком силен. — Они делали это с тобой?

Он неловко ерзает, опуская руки, пока я продолжаю повторять упражнение.

— Ну, нет… но я всего лишь менеджер команды.

Неужели? Впервые слышу, чтобы он произносил это так небрежно, будто его роль в команде не так уж важна. Обычно это: «Прояви ко мне уважение, я менеджер» или «Менеджер команды, но ты можешь называть меня младшим тренером».

Тупица.

Опустив штангу в руках на землю, я осторожно отпускаю её, поворачиваюсь к парням, работающим на станках вдоль стены, и кричу:

— Дэниелс, — Зик Дэниелс, один из капитанов нашей команды, отрывает взгляд от беговой дорожки. — Команда приглашала тебя на ужин и кидала тебя со счетом?

Медленная усмешка расползается по его лицу, холодные глаза смотрят в мою сторону. Пот покрывает лоб, грудь и подмышки.

— Черт, нет.

Он не из тех, с кем можно связываться.

Оставив свое место у стойки, я перехожу к жиму лежа, Гандерсон волочится за мной, как щенок. Это действует мне на нервы.

— Гандерсон, если ты не собираешься одолжить мне денег, то прекрати болтать или убирайся к чертовой матери и найди кого — нибудь другого.

Он смеется.

— Да ладно тебе, парень, ты должен забыть об этом. Это было безобидное развлечение.

Я сажусь на скамейку верхом.

— Безобидное развлечение? Это дерьмо обошлось мне в четыреста долларов. Мои родители перевернут все вверх дном, когда получат счет по кредитке.

— Новичок…

— Нет. ПОШЕЛ ТЫ! — рявкаю я.

Я указываю на Себастьяна Осборна.

— И пошел ты.

Затем Пэту Питвеллу, единственному парню в команде, на которого всегда можно положиться:

— И ты пошел, потому что не остановил их.

В комнате воцарилась тишина.

— Да пошли вы все!

— Это была шутка! — кричит кто — то из глубины комнаты. — Не будь слабаком, новенький.

— Четыреста долларов, придурки, — повторяю я. — Вы все видите, что я смеюсь? Это не смешно.

Гандерсон пытается обнять меня, но я отмахиваюсь.

— Пойдем, мы тебя выведем. Мы купим тебе выпить, чтобы загладить вину.

Он что, издевается надо мной?

— Потребуется больше, чем несколько рюмок в этом чертовом баре, чтобы загладить свою вину.

— Что, например?

Я обдумываю это несколько секунд, играя жестко.

— Сними это с моей арендной платы в этом месяце, и я больше никогда не подниму это вопрос.

Гандерсон поджимает губы; он оглядывается через плечо на Джонсона, который занимает мое место у стойки для приседаний с тремя сотнями фунтов.

Я наблюдаю за ним в течение нескольких секунд; у меня гораздо больше ловкости, чем у него с этим весом.

— Это несправедливо. Это все равно что я должен заплатить двести долларов за твою арендную плату, — скулит Гандерсон.

Пустой взгляд.

— Именно так.

— Это несправедливо.

— Ты что, издеваешься надо мной? — Я смеюсь. — Ты себя слышишь? Я только что потерял четыреста долларов! Знаешь, что? С меня хватит, придурки. Я соберу свое барахло и съеду.

Встаю, выхватываю полотенце из его рук и поворачиваюсь к нему спиной, вытирая пот со лба и груди.

Гандерсон вздыхает у меня за спиной.

— Ладно. Я поговорю с Джонсоном. — Он делает паузу. — Тааак… ты пойдешь с нами сегодня вечером или как?

Этот парень никогда не сдается? И почему они так много пьют в выходные, я никогда не делал этого, борясь за Луизиану. Нам было разрешено выходить только один раз в неделю, и сегодня не тот вечер.

Я поворачиваюсь к нему, выгибая бровь.

— Чувак, сегодня воскресенье.

— Ну и что?

Знаете поговорку, что с дураками спорить бесполезно? Вот что сейчас происходит, я вижу по выражению его лица, что в этом споре нет победителя.

Снова бросаю ему вызов.

— Ты покупаешь мне выпивку?

Выражение его лица бесценно.

— Какого черта! Теперь я должен платить за аренду и покупать тебе выпивку?

Запрокидываю голову и смеюсь, вытаскивая тяжелую артиллерию.

— Либо так, либо я съезжаю. Сделай выбор.

— Шантаж? Ты серьезно?

— Как сердечный приступ.