Езус знал, что Анзу обычно справедлив в своих решениях, вот только на этот раз многое ему мешало. Например, показания свидетелей. Какова вероятность, что повелитель поверит одной своей подданной вместо троих?
Да и сам Езус… поначалу, когда Прия и Лаэрт только начали выступать, он на мгновение усомнился в Мири. Но после того как она выразила готовность отказаться от всего, что имеет, лишь бы обрести свободу даже в нищете…
А вот том, что Далмат — та еще сволочь, Езус был уверен абсолютно. Скорее всего, этот прохвост намеренно обвинил в нападении капитана гвардии, зная, что тому придется привезти к повелителю Мири в качестве свидетельницы. Далмату даже делать ничего не пришлось! Езус все сделал за него.
Но это было ожидаемо, верно? Он не особо-то удивился.
Куда больше Езуса поразил Лаэрт. Было видно, что когда-то этот темноволосый мужчина считался великим воином, широкоплечим и мощным. Но те времена остались в прошлом. Мог ли бывший преторианец ради наживы позабыть о чести и оклеветать родную дочь? Какой бы ни была эта самая дочь, задача отца — защищать ее перед лицом всех остальных.
Задумавшись об этом, Езус приблизился к Лаэрту.
Склонив голову набок, он придирчиво его осмотрел. Бывший преторианец тут же вызывающе расправил плечи и скривил губы в ухмылке, которая в былые времена наверняка казалась бы презрительной, но теперь, на обрюзгшем пьянице, выглядела жалко.
— И это бывший преторианец, — тоже ухмыльнулся Езус, обнажив заточенные зубы, при виде которых Лаэрт неприязненно поморщился. — Преторианцы — защитники, доверенные лица. А ты? Позор гвардии.
— Уж кто бы говорил! — фыркнул подошедший Далмат. — Ты себя в зеркале видел?
— Я не с тобой разговариваю, — совершенно спокойно ответил Езус. — И я бы посоветовал тебе впредь осторожнее подбирать слова. Любое из них я могу счесть оскорблением и отреагировать соответственно.
Далмат замолк. Разумеется, он понимал, что не стоит провоцировать сильного противника, схватка с которым может закончиться смертью.
— Что до тебя… — снова обратился Езус к Лаэрту. — Вместо того чтобы искать в дочери утешение после потери любимой жены, ты нашел его в бутылке. Выход слабаков. Мне кажется, Мири и не твоя дочь вовсе, несмотря на внешнее сходство. У нее никого, кроме тебя, не осталось, а ты…
— Но она же… — вытаращил тот глаза.
Езус скривился. Было видно, что Лаэрт хотел изобразить возмущение, праведный гнев, но на деле выглядел сейчас растерянным выпивохой.
— Даже если бы все твои слова были правдой, ты как отец мог и не позорить дочь, — с отвращением покачал головой Езус. — Что тебе предложили за нее? Бутылку? — не сдержавшись, он плюнул ему под ноги.
И, развернувшись, пошел прочь. Он чувствовал на себе три взгляда — один разъяренный, два — пристыженных, испуганных. Чувствовал как охотник, способный понять, готово ли животное драться или бежать. И эти взгляды помогли ему увериться в собственной правоте.
Сначала Езус думал поискать Анзу и ненавязчиво напомнить ему, что Мири находится под защитой преторианской гвардии Седьмого круга, но затем передумал. Пусть повелитель поразмыслит до вечера, а там уж он выпьет вина, и можно будет освежить ему память — читай, надавить на мозоль, которая и так побаливает.
Пока что Езус решил посмотреть, как чувствует себя птичка, запершаяся в покоях. Когда он распахнул дверь, Мири остановилась на середине комнаты, очевидно, до его приходя мерявшая ее шагами. При виде Езуса она высоко подняла голову.
— А ты? — вызывающе спросила Мири. — Тоже им веришь? Считаешь меня падшей женщиной, которая наплевала на свои земли?
— Нет, — совершенно спокойно ответил Езус.
На самом деле он даже порадовался. Она злилась вместо того, чтобы свернуться в клубочек и обессиленно лежать на постели. Добрый знак.
— И Анзу тоже не считает, — добавил Езус. — Если же и считает, то скоро все хорошенько обдумает и переменит свое мнение.
Особенно если на одну чашу весов добавить возможные сложности во взаимоотношениях с Седьмым кругом. Шантаж? Скорее всего, но это как посмотреть.
Тем не менее Мири не выглядела убежденной и горько фыркнула, принявшись снова мерить шагами комнату. Внутри нее бурлила беспокойная энергия, не дававшая ей покоя.
О, Езус знал пару способов помочь ей, да и сам бы с удовольствием прибег к ним… Например, нагнуть Мири у кровати и жестко взять сзади, чтобы она нашла расслабление в подчинении ему. Или же позволить ей быть сверху, избавляясь от гнева с помощью резких движений, когда она начнет с размаху насаживаться на своего любовника, царапать его грудь… Хотя нет, первый способ был для Езуса предпочтительней.
Однако он понимал, что сейчас любые действия, связанные с постелью, Мири воспримет как оскорбление. Решит, что Езус все-таки счел ее гулящей девкой. Поэтому нужно было помочь ей как-то иначе.
Стянув с себя броню, он бросил ее на диван, куда затем положил оба своих меча.
Пока он разоружался и раздевался, Мири с подозрением смотрела на него. По ее взгляду Езус понял, что принял верное решение, не став склонять ее к близости.
— Что ты делаешь? — сдавленно спросила она.
— Скажи мне, птичка, ты можешь постоять за себя? — спросил Езус и тут же прикусил язык, поняв, как именно прозвучали его слова. Вот почему он поспешил объясниться: — Я хочу научить тебя защищаться.
— Драться? — с сомнением уточнила Мири, но Езус видел, как заблестели у нее глаза. Похоже, ей пришлась по вкусу идея научиться давать отпор.
— Нет, — рассмеялся Езус, выйдя на середину покоев. — Драться с мужчинами на равных у тебя получится, только если ты будешь много лет упорно тренироваться. Я же хочу научить тебя вырваться и уйти от удара, чтобы потом убежать. Иди ко мне.
Он задумался, чему и как ее обучить. Езусу было далеко не впервой проводить тренировки, просто обычно он имел дело с бойцами, считавшимися мастерами в мире смертных, даже если в Инферно они были не более чем новобранцами. Но, как ни крути, основы они знали, причем знали неплохо.
А что делать с абсолютным новичком? Тем более с женщиной. Езус постарался вспомнить, что повидал в своей жизни. Как мужчины чаще всего ловят тех, кого считают беззащитными и беспомощными? Была у него одна идея…
Когда Мири приблизилась, Езус схватил ее за запястье, обвил его пальцами.
— Вырывайся, — велел он.
Она потянула руку на себя, но у нее, конечно, ничего не вышло. Мири поднапряглась. И снова — ничего. От досады она рыкнула, что Езусу очень понравилось. Он приветствовал боевой дух, особенно если учесть, в каком положении оказалась Мири.
— Нет, не так. Скажи мне, птичка, кто сильнее: четыре воина или один?
— Четыре, — настороженно ответила она, ожидая подвоха.
— Все верно, — кивнул Езус. — А если ты будешь вырываться из оцепления, в какую сторону бросишься? Где один воин или четыре?
— Где один, — дала Мири предсказуемый ответ, на который он и рассчитывал.
— Ты абсолютно права, — Езус улыбнулся, без опаски обнажив заточенные зубы, раз уж они ее совсем не пугали. — Большой палец один. Остальных — четыре. Тогда почему же ты вырываешься из оцепления через них?
Еще мгновение она обдумывала его слова, прежде чем до нее дошел их смысл. Лицо ее засияло пониманием. Вдохновившись, Мири закусила полную губу и потянула руку на себя сильно, но слишком плавно. Нет, так дело не пойдет.
— Ты ждешь, когда этот воин обнажит меч и поднимет щит? — ухмыльнулся Езус. — Почти предупреждаешь его о нападении. Нет, птичка, атаковать надо внезапно. Попробуй еще раз.
Вдохнув и выдохнув, Мири расслабила руку, будто вовсе не собиралась высвобождаться. Потом резко дернула ею так, чтобы выйти из захвата через большой палец. Конечно, Езус мог бы удержать ее, но сейчас поддался, чтобы она почувствовала вкус победы.
И эта маленькая уступка окупилась, когда Мири одарила его изумленной, искренней и очень широкой улыбкой.
— У меня получилось… — у нее засияли глаза. — Давай еще! — потребовала Мири.
Со смехом Езус снова взял ее за руку. Конечно, он мог сжать ее тонкое запястье покрепче, чтобы ей в жизни было не вырваться, но не стал этого делать. Тем не менее Езус строго предупредил:
— Никому не выдавай этих умений, не уменьшай свои шансы на успех.
Вдумчиво кивнув, Мири рванула руку в сторону, и большой палец Езуса соскользнул с нее. И каким добротным был этот рывок! Поверив в себя, она обрела силы — красивое зрелище.
У Езуса промелькнула мысль, что вообще-то учить девочку самообороне должен ее отец, тем более если речь о преторианце, но Лаэрт подвел Мири во всех отношениях. Он ведь наверняка знал эти приемы, однако не удосужился показать их собственному ребенку. Будь у Езуса дочь, он бы с детства тренировал ее и учил давать отпор, чтобы ни один мужчина не посмел на нее посягнуть.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила Мири, глядя на него с восхищением.
От такого вопроса он на мгновение даже растерялся. Спрашивать опытного бойца, капитана преторианской гвардии, откуда он знает боевые приемы? Да Езус владел сотнями таких, обучался им на протяжении всей жизни — как смертной, так и вечной.
— Я воин, — пожал он плечами. — Держу меч практически с пеленок.
— Разве ты не продал душу демону за воинское мастерство? — нахмурилась Мири.
— Продал, — кивнул Езус. — Но я родился в воинственном племени, и мы с братом научились держать оружие едва ли не раньше, чем ходить. По традиции нам вложили мечи в руки сразу после нашего появления на свет. По словам матери, я так крепко вцепился в свой, что у меня его потом с трудом забрали, — улыбнулся он своим воспоминаниям.
Заметив в глазах Мири крайнюю заинтересованность, Езус рассмеялся и продолжил.
— У нас в племени тем почитаемей семья, чем сильнее в ней сыновья. Однажды на наш берег пришли захватчики…
— И ты продал душу, чтобы защитить свой народ? — предположила она.
— Не угадала, птичка. Я защитил свой народ и без сделки. Просто… не знаю, как это объяснить… наверное, дело в том, что я всегда стремился к большему, мне всегда было мало. Когда мы с братьями отбили свои земли, то стали величайшими сыновьями своего племени и получили редкое право заточить зубы, подражая нашему богу-покровителю, но я никак не мог насытиться. Ну и однажды мы с братом раздобыли заклинание призыва. В последний момент он передумал, ну а я… а я всегда считался немного сумасшедшим.
— А что по этому поводу сказала твоя жена? — поджала Мири губы.
Неужто поняла, что у Езуса в смертной жизни могла быть семья? Жена, дети. И она… приревновала? Или это был самый обычный интерес?
— Птичка, у меня были женщины, но не более, так что место до сих пор свободно, — подмигнул он, наслаждаясь растерянностью Мири от столь явного намека.
Своими реакциями она будила в нем мужские потребности, настойчиво требовавшие удовлетворения. Одной ночи в таверне ему однозначно было мало. Конечно, Езус не собирался настаивать сейчас… может, потом, при благоприятном исходе суда…
Теперь оставалось позаботиться, чтобы исход гарантированно был благоприятным. Конечно, едва ли Мири удастся сохранить свои земли, да и если удастся, вряд ли она согласится вернуться в Патрию, пока там ее поджидает Далмат.
Не получив желаемого, он начнет мстить, в этом Езус не сомневался. Была у него одна идея, как этого избежать. К тому же Анзу как раз должен был освободиться.
Езусу нужно было уйти, но сначала… черт, он просто не мог удержаться.
Потянувшись, Езус осторожно взял Мири за руку так, чтобы при желании она могла прибегнуть к приему, которому только что научилась. Но нет, сопротивления не последовало. Вот почему он шагнул вперед, в то же время потянув Мири к себе.
Казалось, она только этого и ждала — запрокинула голову и гостеприимно приоткрыла рот. Доверчивая… такую и целовать нужно соответствующе, что Езус и попытался сделать, насколько мог. В их первую и единственную ночь он был, конечно, осторожен, но еще не представлял, какая хрупкость оказалась в его руках.
Тем не менее, даже нежно касаясь губ Мири, Езус не упустил возможности задеть их заточенными зубами, напоминая ей, кто именно ее целует. И она не испугалась, наоборот — пробежалась по ним языком, словно проверяя их остроту.
Не сдержавшись, Езус положил руки ей на ягодицы и крепко сжал. Пышной грудью Мири он уже насладился прошлой ночью, но на ее теле осталось еще столько мягких, сдобных мест…
К сожалению, сейчас было не время для утех. Потом. Езус поклялся, что еще подарит себе возможность посмаковать эту птичку. Лишь это обещание помогло ему оторваться от нее.
Едва он отстранился, как она подняла руку и коснулась кончиками пальцев своих губ, будто хотела убедиться, что поцелуй произошел взаправду.
— Ты меня в могилу сведешь, — покачал головой Езус.
— Ты бессмертен, — напомнила ему Мири.
— С тобой это не поможет, — проворчал он, прежде чем попятиться к двери. — Я вернусь. Запри за мной дверь.
С этими словами Езус ушел, собираясь любой ценой получить все то, чего хотел.