Встреча по правилам и без

Глава 7

Я была права, в нашу прошлую встречу с заместителем ректора по правам и правонарушениям студов меня запомнили. Однако господин Деррибиас ожидал, что я потребую смягчения программы обучения, а никак не усложнения ее. Кущи, по его словам — чрезмерно опасны для третьекурсника, пусть и талантливого. В ответ я сообщила, что племянник легко справляется с проклятьями четвертого, даже третьего уровня. Судя по тому, как вытянулось лицо мага, мне не поверили.

— Это может подтвердить декан факультетов Проклятий и Предсказаний, — продолжила я, на удачу скрестив пальцы под столом. — Именно он на днях прогнал Дамиана по пройденной программе.

— Неужели? — Деррибиас откинулся в своем кресле и куда внимательнее присмотрелся ко мне. Его кустистые седые брови в раздумье сошлись на переносице. Я испугалась, что подобная проверка противозаконна, но подумав немного, сама свою панику оборвала. Как опекун, я имею некоторые права.

— Сагерд Юри это сделал по моей просьбе.

— Хорошо.

— В свободное от занятий время, — добавила я на тот случай, если это было сверх нормы для нашего малыша или сверх нормы для проклятийника. И невольно при мысли о нем потерла правое запястье.

— Ясно, — глянув на мою руку, произнес маг с непонятной интонацией.

Хорошо, что ему было все ясно, потому что сама я терялась в догадках, усложнят они практику Дамиана или нет.

— Тут стоит сказать, мы допускаем изменения в программе, однако столь сложный участок требует личного согласия студа.

— Мой племянник не будет против, — вырвалось у меня, хотя в интонации слышалось: «Пусть рискнет отказаться».

Заместитель ректора по правам и правонарушениям студов усмехнулся, но кивнул, принимая мои слова, и оставил магический росчерк в одной из лежащих перед ним бумаг.

Пока Дамиан учится в академии, ответственность за его прилежность лежит на моих плечах, впрочем, как и ответственность за его непослушание. Опекунство над молодым магом несло в себе колоссальные эмоциональные и материальные издержки, которые могли дать положительный результат в будущем. Конечно, если до этого будущего доберемся мы оба, а кое-кто получит диплом. Нельзя сказать, что своеволие племянника было неожиданностью, договариваться с нашим оболтусом с каждым годом получалось все труднее, и я морально готовилась к худшему. Но не к катастрофе.

Мало ему было Петли на шее декана и тайного дневника в руках недобросовестной манипуляторши и стерви, так он еще устроился на подработку, более всего похожую на криминал! А ведь был такой хороший мальчик, ну почти…

Тихое покашливание вернуло меня в кабинет мага, который получил короткую записку через почтовый шар, и прочитав ее, смял в руке.

— Итак, если возражений не поступит, я согласен содействовать вашей просьбе.

— Благодарю вас, — откликнулась я, старательно давя широкую улыбку. Опустила глаза, чтобы не выдать их торжествующего сияния, а когда подняла, встретила такую же подавляемую улыбку на лице мага.

— Всегда рады помочь.

Странный он.

Вообще-то странным был не только этот маг, но и с десяток других встреченных мной в ПМА, а также за его пределами. Мне так часто и задорно никогда ранее не улыбались, словно бы они знали что-то такое, чего не знала я. Несомненно, это могла быть моя паранойя, обострившаяся после первого провального акта мести. И это я излишне присматриваюсь к магам, которые отвечали мне улыбками.

Все-таки благодаря племяннику я засветилась в нескольких скандалах за эту пару недель. Приобрела морозостойкого любовника, стала вдохновителем инкубов, лишила племянника каба и апартаментов, ночевала у мага под гнетом взрывов, увела жениха у дочери министра, а в последние два вечера сопровождала проклятийника в ходе его проекта недомщения. Хотя последнее я совершала инкогнито, если помнить о странном свойстве пра-пра-прадедушкиных очков. Поразительно, но и задвинутые на лоб, они создавали искажения как для магов, так и для простых людей. Да что там, я сама себя не признавала и пару раз испуганно шарахнулась от зеркал и витрин, чем весьма повеселила Сагерда Юри.

Правда, пока маги улыбаются, я могу не ждать проблем. Хуже будет, если они начнут останавливаться и звать меня по имени, как вон тот идущий мне навстречу индивид.

— Маргарет?!

Узнав предателя-зельевара, я притворилась оглохшей на оба уха и сбежала в первую открытую дверь. Из нее в другую, затем и в третью, проскочив таким образом пустующую аудиторию, лабораторию, а после и кладовую, из которой имелся выход в коридор другого корпуса. Быть может, мне следовало остановиться и встретиться лицом к лицу с разочарованием всей моей жизни, а не шагать в неизвестность, но ноги давно понесли. Поэтому слова: «Хочу тебя поздравить…» остались мною не услышанными. Не мои проблемы что он там хотел.

Домой в этот день я добралась в кратчайшие сроки, написала проклятийнику о результате моей встречи с представителем высшего руководства академии и, быстро перекусив, отправилась к тетушке с ревизией.

Наш городок вяло шумел, отходя от праздничной суматохи. Словно сонный ребенок, не желающий просыпаться с утра, он вновь старательно закутывался в пушистый снег, глушил огоньки на домах и ветках деревьев мягкой белой пеленой и вздыхал печными трубами. Их сизые дымки степенно тянулись в высоту белого неба, до весны не желавшего обернуться синевой. И только птичьи голоса, тут и там звенящие из кустов, сообщали о том, что день в самом разгаре и было бы неплохо поделиться хлебными крошками, горстью семечек и отогнать подальше вон того наглого рыжего кота.

Подойдя ближе, я сбилась с шага, глядя на затаившегося в снегу рыжего тритона Орби. Участник ежегодных писательских сборов Ревика, любимый питомец и главный герой всех книг господина Мински впервые на моей памяти выглядел живым, счастливым и несогласным вернуться под заботливый гнет пожилого хранителя. Он сорвал с себя чепчик, слюнявчик и колокольчик, валявшиеся здесь же в снегу, и боролся с бархатным ошейником, на котором висел серебряный жетон с его именем и адресом проживания.

— Орби? — позвала я земноводное, чем ускорила его освобождение, завершившееся счастливым воплем. Сбросив ошейник, тритон решил сбросить и шкуру, так что через неполную минуту в снегу скрылся не рыжий беглец, а небесно-синий.

Скажи я кому-нибудь, что питомец господина Мински, десять лет назад переставший самостоятельно двигаться, вдруг переродился и удрал не к родной печке, а в снега, полные неизвестности, мне бы не поверили. Уж слишком тщательно описывался его комфортный быт в книгах хозяина. И пусть эти истории не поднимались выше семидесятого места, на вопрос, чей питомец наиболее доволен своей жизнью, все в Ревике ответили бы однозначно — Орби. Однако у тритона имелось свое мнение, и он его «озвучил».

Это был отличный пример того, что я ожидала от Дамиана, но просчиталась. Что ж, мне самой придется устроить племяннику вихри, морозы и сугробы, чтобы он поменял окрас, то бишь смысл жизни, криминальную подработку, девицу Гроверон и ощущение тотальной безнаказанности.

Поднявшись в дом тетушки, я оставила верхнюю одежду в шкафу, переобулась в домашние гостевые тапочки и, махнув рукой Примм, спустилась в подвал. Являть себя родственнице не имело смысла, она была целиком поглощена выслушиванием причитаний господина Мински, которые сбивчивым речитативом пробивались из гостиной в холл. Мой конкурент по перу утверждал, что после очередного визита в ПМА, дабы показать жизнеспособность их талисмана, Орби покончил с жизнью. На последних остатках сил тритон выпрыгнул из корзинки и утонул в опасном для него снегу.

— Вам не кажется, что он был не из теплолюбивых, а скорее из морозостойких? — постаралась тетушка успокоить гостя, но просчиталась.

Горюющий господин Мински по пунктам перечислил, чем первые тритоны отличаются от вторых, и в довершение своих слов стал перечислять все то, что Орби при жизни любил. Фактически он погрузился в пересказ своих романов о питомце. Стать вторым безвольным слушателем аудио-версии нуднейшего текста я не решилась. Во-первых, я отлично выспалась ночью, так что не нуждалась в послеобеденном сне, во-вторых, передо мной стояла важная задача по обеспечению правомерной мести, а именно поднять из схронов предметы, которые Дамиан ранее проклял.

То, что в роду Огги растет одаренный ребенок, склонный к созданию проклятий, мы узнали не сразу. Отчего в доме тетушки и ближайших ее соседей накопилось внушительное количество вещей непонятных свойств и магического содержания. Часть из них общими усилиями городского мага и его помощников были нейтрализованы, но часть осталась в силе. Потому что детское любопытство, вкупе с незамутненной непосредственностью, ваяло свои творения на основе чужих плетений. Юный маг приносил их с улицы, спаивал в сложный ком и придавал им стойкие характеристики, незаметно срабатывающие и для магов.

Отогнув ковер и сдвинув мини-печку, я споро разобрала кладку за ней и с щелчком открыла узкую потайную дверку в глубине стены. Лезть внутрь схрона было небезопасно, поэтому я на ощупь один за другим потянула шесть предметов с полок. Но странным делом, насчитала лишь пять.

— Не поняла! — Я втиснулась в лаз головой и грудью, чуть не лишившись пряди волос и пары пуговиц на платье. Фыркнула, отмахиваясь от поднявшейся в воздух пыли, и прищурилась. Полки оказались пусты, шестой предмет не был переставлен в другое место хранения, он попросту отсутствовал. — Вот так поворот…

Я выбралась назад, отряхнула рукав от пыли и с раздражением захлопнула дверцу. Пока закрывала тайник и возвращала на место печку, несколько раз судорожно сглотнула. Воображение рисовало самые разнообразные проблемы с пропажей проклятой вещи, а внутренний голос безрезультатно старался его угомонить.

Поднявшись в кухню, я выложила свертки на стол и начала их распаковку.

Первой в моих руках оказалась детская рукавица, она шлепала по щеке соседского мальчишку каждый раз, когда тот сокращал имя Дамиана до Дамы. Вторым стала дверная ручка в детскую, она странным образом переносила нелюбимую няню на проезжую часть улицы. Срабатывала на эту девушку всего два раза, но и этого хватило, чтобы она сбежала из Ревика. Третьим был компас моего покойного дядюшки. Как и тетя, дядя Эрв видел магию побольше меня, поэтому мог пользоваться некоторыми магическими предметами, свободно читать маг-прессу и различать некоторые плетения. В общем, до того, как компас попал в ручки одаренного малыша, он указывал направление к ближайшему порталу, а после стал показывать на ближайшие питейные заведения. По-своему тоже порталы, особенные…

Далее была коробка с нескончаемым количеством конфет, преподнесенная первой впечатлившей Дамиана девочке. Коробка сообщалась с тетушкиным сундучком для сластей и была определена как проклятая после того, как у девочки началась аллергия на шоколад, а у тетушки подозрение на слабоумие. Приммина никак не могла понять, куда пропадают ее конфеты из тайного сундучка, который она имела привычку перепрятывать от себя вдвое чаще, чем мешочек табака от супруга. Также среди свертков имелась колода карт, неизменно вещающая о бедах, и почтовый шар, отчаянно путающий адреса. Это было второе и по факту последнее магическое приобретение дядюшки, прежде чем тот зарекся что-либо магическое покупать. Именно его я не досчиталась и ходила из угла в угол, ожидая, когда тетушка выпроводит господина Мински.

Через полчаса я не чаяла ее дождаться, как вдруг наверху раздались тихие шаги, соболезнующие увещевания и треск двери, распавшейся на куски и щепки, чтобы пропустить тетушку и ее горестно вздыхающего визитера.

— Вам не стоит долго горевать. Орби не хотел бы этого для вас… — Прекрасная полная сопереживания фраза была бы более оздоровляющей, не пронеси ветер старую шкуру тритона мимо порога.

— Возможно. — Голос господина Мински дрогнул и вновь засипел. — Но не-е-е-ет… мой маленький Орби!

— И он бы обязательно прислал вам своего помощника. На замену, — уверенно продолжила тетушка и сбросила на шкуру шапку снега с перил. — Чтобы вы не расстраивались и более за него не боялись, тритон будет ледяным.

— Ду-думаете? — Мужчина прерывисто вздохнул.

— Готова поспорить, — продолжила она, и прилетевший следом за шкуркой чепчик тритона легким движением ее руки тоже оказался под снегом.

— Что ж, тогда я, пожалуй, пойду… Спасибо, Приммина.

— Не стоит благодарностей. Лучше поспешите. Может быть, питомец сейчас сидит на вашем крыльце, — предположила она. Я в этот момент поднялась из кухни, чтобы задать сверх меры тревожащий вопрос, как вдруг мой взгляд упал на покатый бок почтового шара, который своими капризами чуть не довел меня до седин.

Еще не веря, но допуская, что догадка моя верна, я подняла шар и посмотрела на декоративную подставку, в которой он лежал.

— Ах, этот Орби! — вздохнула вернувшаяся в дом тетя. — Каждый раз, когда ему что-то надоедает он, устраивает публичное самосожжение, утопление или замерзание, после чего счастливый возвращается домой.

— И часто он так? — спросила я, не поднимая взгляда от скола, коего на новом изделии быть никак не могло.

— Раз в пятнадцать лет. Здравствуй, дорогая. — Меня приветственно чмокнули в скулу, потому что выше тетушка не дотягивалась, а просить меня наклониться считала ниже своего достоинства. — Чем занята?

— Мысленными метаниями. Я не смогла найти проклятый Дамианом шар, и в настоящий момент, преисполнившись ужаса, качаюсь от «Не-е-е-т! Вы ведь не могли» к «Все вы могли! Вы же Приммина, в девичестве Огги». Дядюшка Эрв, в бытность молодым, часто говорил, что с вами не соскучишься и не состаришься.

— И как в воду глядел, — вздохнула она, кутаясь в свою шаль и погружаясь в уныние. — Упокой боги его душу. Надеюсь, ему там не холодно, не голодно, не горько и не…

— Тетушка! — оборвала я ее молитвенный речитатив, используемый во избежание разборок. Первым методом избегания были карты, но за неимением оных она использовала второй. — Вы взяли проклятый Дамианом шар!

— Разве это тот самый? — невинно вопросила она, хотя невинности в ее тоне было с каплю, а руки уже искали по карманам колоду.

— Вне сомнений. Теперь подскажите мне, зачем вы его взяли?

— Я отдала свой Дамиану. — Она развела руками. — И вдруг, какая удача, вспомнила о шаре, без дела лежащем внизу! Согласись, в свете недавних событий он прекрасно сработал.

С последним не поспоришь, но опустим полемику.

— Дамиану я на первом курсе выделила средства на шар, — заметила сердито.

— А я дала сам шар, — ответила тетушка и протянула руки, чтобы забрать проклятый предмет. — Не сердись, Маргарет. Все это такая мелочь в сравнении с жизнью и смертью.

— В сравнении с такими понятиями, конечно, мелочь. Сущая, — сыронизировала я, не отдавая стеклянную гадость. — А что вы ему передали и когда?

— Ничего. В последний год ничего, — исправила она свои показания, не выдержав мой осуждающий взгляд.

— То есть помимо дорогого атрибута связи было что-то еще, — выдохнула я. — Хорошо устроился малыш, стало понятно, за счет каких средств он, не теряя личного комфорта, привлек внимание Гроверон. Признаться, от вас такой щедрости я не ожидала.

— Не суди строго, я взяла пример с тебя. Помнишь, это именно ты отдала ему свои апартаменты, дневник и каб. И если с первым и последним я отчасти была согласна, то дневник ты должна была оставить себе, как и завещал мой пра-пра…

Это был наш старый спор, начинать который я не желала, а потому наизусть произнесла свой приговор.

— Я не владею магией. Я не вижу записей. У меня нет детей, коим можно было бы дневник передать. Да что там! И мужика хоть какого-то нет.

— Хоть какой-то мужик и не нужен. — Тетя потеряла к шару всякий интерес, и словно бы невзначай произнесла: — Как поживает тот красавец маг?

Надо отдать ей должное, она попыталась не проявить любопытства в то самое мгновение, как я приложила все силы, чтобы не показать, как ее любопытство меня напугало. Рассказывать что-либо о Сагерде Юри было смерти подобно и несло неприятнейшие последствия в будущем.

— Понятия не имею, — сказала ей как можно более скучным тоном и вернула шар на подставку. Подменю его потом. — Месть проклятийника провалилась, и мы… — Мои слова перебил счастливый тетушкин выдох, а я с неудовольствием умолкла, пока Приммина возносила благодарность всем богам и осеняла себя святым знаком. — Мы вряд ли что-либо о нем услышим в ближайшее время.

Неделя — срок долгий. Я говорила убежденно, истово верила в это сама. Я представить не могла, что пойдет двое суток, и именно я начну мага искать.