Встречи и разлуки

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Уайтфрайерс-парк изумительно красив. Мы добрались туда всего за сорок минут, но казалось, что Лондон остался где-то очень далеко. Дом стоит на вершине небольшого холма, и оттуда открывается вид на сады и парк.

Дом был выстроен еще в елизаветинскую эпоху. Что может быть прекраснее старинного замка из красного кирпича, который становится тускло-розовым под воздействием времени и непогоды.

Внутри дом чрезвычайно удобный. По стенам развешаны фамильные портреты, а в шкафчиках за стеклом собраны целые коллекции разных сокровищ.

Дом просто заворожил меня, я в жизни не видала ничего подобного, но остальные гости ни на что не обращали внимания, и, когда я сказала, как хорош портрет одного из графов Рэнтаун, какая-то девица ответила, захихикав:

— О, Питера не интересуют старые мастера, ведь правда, Питер? Его интересуют только молодые возлюбленные!

Эта шутка показалась мне в дурном вкусе.

Удивительно, о чем только говорят эти дамы и господа, такие воспитанные…

Вообще компания собралась довольно пестрая. Есть тут один министр, который занят тем, что обучает мексиканскую кинозвезду играть в гольф. Двое гвардейцев, которые все время играют в сквош вдвоем и ни с кем даже не разговаривают.

Есть еще один старичок, его называют «папаша», самый чудовищный сплетник в мире.

И какая-то леди Клер Как-ее-бишь. Она только и может говорить, что о лошадях. И ее лучшая подруга, которая изо всех сил старается привлечь внимание Питера.

Но Питер разговаривает только со мной. Я сижу справа от него за столом, что немного необычно, но все находят это в порядке вещей.

Вера названивает все время. Я узнала, что ее фамилия Крокстон. Муж — член парламента. Они не ладят между собой, но не могут развестись, потому что это повредило бы его карьере.

Мне известно, что она то и дело звонит ему, так как все сведения о звонках оставляют в холле на записочках, я уже видела три, адресованные Питеру и начинающиеся словами: «Звонила миссис Крокстон и просила передать…»

Питер, не глядя, бросает их в камин. И один этот его жест доказал мне яснее, чем все рассказы Клеоны, насколько он может быть жесток, когда очередная любовница ему наскучит.

Когда мы приехали вчера вечером, он не расточал никаких нежностей, вел себя довольно сдержанно и не сказал ничего такого, что могло быть воспринято как любовное заигрывание. По дороге он вел себя так естественно и по-дружески, что мне стало казаться, что он вовсе не имеет на меня никаких видов.

Однако, проводив меня в мою спальню, он показал мне большую комнату на втором этаже, выходившую окнами в сад, и сказал:

— Надеюсь, Линда, вам здесь будет удобно, а если что-нибудь понадобится, моя комната как раз напротив.

Мы переоделись к ужину. Когда я спустилась вниз, Питер смешивал коктейли возле бара, замаскированного под книжный шкаф.

Это было очень остроумно устроено. При закрытых дверцах невозможно даже вообразить себе, что за старинными кожаными переплетами скрывается нечто совершенно далекое от литературы.

Он подал мне коктейль и сказал тихо, чтобы никто не слышал:

— Вы потрясающе выглядите, дорогая, но я расскажу вам об этом попозже.

«Вот оно!» — подумала я про себя и с невинным видом, широко раскрыв глаза, спросила:

— А когда?

Он продолжал сбивать коктейль.

— Я могу сказать вам об этом только наедине, — ответил он. — Здесь слишком много народу. Я, пожалуй, зайду пожелать вам спокойной ночи.

Он произнес это непринужденным тоном, даже, пожалуй, слишком непринужденным, чтобы быть естественным.

— Но Питер, — сказала я, — я сегодня слишком устала, мне не кажется, что это такая уж хорошая идея.

Выражение его лица изменилось.

— Линда… — начал было он.

Но тут к нему через комнату обратилась маленькая мексиканка:

— Питер, пожалуйста, коктейль, и покрепче!

Я отвернулась и вступила в разговор с министром, который начал объяснять мне что-то о проблемах с Индией.

Боюсь, что я слушала не очень внимательно, но мне, наверно, удалось сделать соответствующий вид, потому что он сказал:

— Как приятно, когда молодая и прекрасная особа вроде вас, мисс Снелл, интересуется политикой. Вы должны как-нибудь позавтракать со мной в палате.

К счастью, он оказался рядом со мной за ужином, и я заставила его разговориться, к величайшей ярости мексиканки и к удовольствию всех остальных, кто начал поддразнивать Питера.

После ужина мы играли в какие-то дурацкие салонные игры, не доставившие никому удовольствия, потому что гвардейцы притворялись, что всех обманывают, а девица, пытающаяся соблазнить Питера, действительно сжульничала, когда думала, что никто ее не видит.

Когда пробило одиннадцать, я встала и, прежде чем кто-нибудь успел меня остановить, сказала, что ужасно устала и иду спать. Питер тут же вскочил.

— Я вас провожу, — сказал он, открывая дверь в холл.

Там был только один лакей, подкладывающий дрова в камин. Я быстро протянула Питеру руку.

— Спокойной ночи. Пожалуйста, не беспокойтесь, я знаю дорогу, — сказала я и ускользнула, прежде чем он успел возразить.

Наверху я разделась, предварительно заперев дверь спальни и дверь из ванной в коридор. Затем я улеглась в большую кровать с пологом и долго лежала, дрожа и прислушиваясь.

Пламя камина отражалось на потолке, и в его свете я видела очертания старинной орехового дерева мебели и ваз с цветами, стоявших повсюду в комнате.

Неожиданно мне представился весь комизм ситуации: я, Линда Снелл, незаконная дочь акробатки, дрожу от страха, как бы ко мне не зашел влюбленный граф!

При мысли об этом я не могла не улыбнуться.

Разве не странно, что я лежу в этой огромной старинной постели, а не в какой-то гардеробной корзинке в тесной комнате на захудалой улице какого-нибудь заштатного городишки, а в платяном шкафу у меня масса туалетов от Канталупа!

И все они мои, мои собственные! А я-то носила мамины обноски и всякое тряпье, никому больше негодное!

Эта мысль так развлекла меня, что я перестала прислушиваться, и, когда застучала дверная ручка, подскочила в постели.

Минуту спустя послышался легкий стук в дверь и затем голос Питера:

— Линда!

Я лежала неподвижно, едва осмеливаясь дышать. Он снова постучал, но я не реагировала.

Потом я услышала его шаги по коридору, и дверь его спальни захлопнулась…

Вчера ночью я посмеялась над ситуацией, но сегодня утром, когда солнечные лучи заливали комнату, горничная готовила мне ванну, а я сидела на постели с подносом на коленях, на котором мне подали прекрасный завтрак, меня невольно одолевало беспокойство при мысли, как я увижусь с Питером.

Было бы ужасно, если бы он не позволил мне остаться до конца. После того, как он обошелся с Верой и Клеоной, я уверена, что он вполне способен меня выставить.

Это, конечно, чудовищная, просто неприличная жадность, но я съела весь завтрак до последнего кусочка, включая персики со сливками!

Что бы теперь ни случилось, у меня по крайней мере останутся в памяти все эти чудные вкусности, а главное, туалеты, которые Питер мне подарил, и не так уж важно, разозлится он или нет.

Сейчас я встану, приму ванну, надену самое элегантное платье… вот тут мы и увидим!