ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Вчера утром я лежала в постели и наслаждалась тем, что мне не нужно вставать и бежать в ателье, когда дверь распахнулась и вошла Клеона.

Как только я увидела ее лицо, я поняла, что случилось нечто ужасное.

— В чем дело? — спросила я, стремительно садясь в постели.

Она присела на краешек кровати и протянула мне письмо.

Я подумала сначала, что Норман ее бросил или, например, вообще что-нибудь ужасное: что он погиб, но, прочитав письмо, поняла, что все эти опасения напрасны.

Дело оказалось не в Нормане, причиной всех осложнений был первый муж Клеоны.

Надо сказать, что я о нем уже совсем забыла. Клеона никогда не говорила со мной об этом периоде ее жизни, и я думала, что девушки в ателье были правы, когда говорили, что она или вообще никогда не была замужем, или ее муж умер.

Однако граф ди Риволи — ну и помпезная фамилия, прямо как из какой-нибудь пьесы! — умирать и не собирался и все еще официально считался мужем Клеоны.

Она и вправду думала, что он умер, так как несколько лет не имела от него известий. Но оказывается, что все это время он жил в Италии в какой-то деревушке и выращивал там фиалки или что-то в этом роде.

Единственная хорошая новость заключалась в том, что у него была связь с какой-то очень хорошенькой итальянской актрисой, и, значит, Клеона могла с ним развестись.

Когда я закончила читать письмо и ничего еще не успела сказать, Клеона, сдержанная, рассудительная, здравомыслящая Клеона, вдруг горько разрыдалась.

Я просто не знала, чем ее утешить, и, конечно, тоже расплакалась — я всегда плачу, когда вижу чьи-нибудь слезы, даже в кино или на сцене.

Какое жуткое невезение!

— Перестань, дорогая, не надо, — повторяла я, — не плачь, Клеона, я уверена, что так или иначе все образуется.

И я молюсь, чтобы все кончилось хорошо, ради нее.

Загрузка...