Суббота началась с доносившегося из кухни запаха жареных тостов и щемящего чувства вины. Я проспала. Впервые за много недель сон был настолько глубоким и безмятежным, что я не услышала будильник. Соня, наученная самостоятельности последними тяжёлыми неделями, уже накрывала на стол, гордо демонстрируя мне слегка подгоревшие, но сделанные собственноручно тосты и яичницу-глазунью.
— Мам, смотри! Я сама! — её глаза сияли от гордости, а на фартуке красовалось большое пятно от варенья.
Моё сердце сжалось. От гордости за неё и от той чудовищной ответственности, что легла на её хрупкие плечи. Десять лет — возраст, когда мир должен состоять из мультиков и беззаботных игр, а не из попыток накормить свою несчастную, вечно уставшую маму.
— Сонь, ты моя умница, — я обняла её, вдыхая знакомый запах детского шампуня и подгоревшего хлеба. — Но ты не должна этого делать. Это моя работа.
— А я хочу тебе помогать, — упрямо сказала она. — Мы же команда.
«Команда». Это слово, ставшее нашим девизом, грело и одновременно обжигало. Да, мы команда. Но я должна быть капитаном, а не раненым бойцом, которого тащат на себе.
После завтрака я набрала маму.
— Мам, привет. Не могла бы ты сегодня вечером посидеть с Соней? Меня коллеги пригласили в кофейню... — я произнесла это почти шёпотом, чувствуя себя подростком, выпрашивающей разрешение на вечеринку.
В трубке повисла короткая пауза, а затем раздался такой радостный и тёплый возглас, что я невольно улыбнулась.
— Конечно, дочка! Я как раз испекла твой любимый яблочный пирог. Приеду в шесть. И не волнуйся ни о чём! Тебе давно пора было куда-то выбраться.
Мамин энтузиазм был лучшим подтверждением того, что я делаю всё правильно.
Пока мы ждали бабушку, нас с Соней ждала битва под кодовым названием «Генеральная Уборка». Последний месяц я существовала в состоянии лёгкого хаоса, позволяя пыли скапливаться на полках, а вещам — валяться не на своих местах. Мы включили громкую музыку и принялись за дело. Соня, с тряпкой в руках, с энтузиазмом вытирала пыль, а я сражалась с главным врагом — гардеробом.
Всё, что было куплено «потому что Лёше нравится этот цвет», полетело в один пакет. Всё, что было бесформенным и скрывающим фигуру, — в другой. Оставалось немногое. Несколько качественных базовых вещей, купленных ещё до замужества, и то самое синее платье.
Я надела его и медленно повернулась перед зеркалом. Оно сидело… иначе. Не хуже. Просто иначе. Грудь стала меньше от стресса и потери веса, проступили ключицы, в глазах — не прежняя безмятежность, а какая-то новая, напряжённая глубина.
— Вау, мам! Ты как принцесса! — восхищённо прошептала Соня с порога спальни.
— Спасибо, солнышко, — я улыбнулась ей в отражение. — Это просто платье такое.
Ровно в шесть, как и обещала, приехала мама. С сумкой, пахнущей корицей и яблоками, и с лучащимися добротой глазами.
— Бабуля! — Соня бросилась к ней в объятия.
— Ах ты моя умничка! — мама расцеловала её, а потом внимательно посмотрела на меня. — Доченька, как же ты хорошо выглядишь!
Она не стала говорить ничего лишнего. Не стала расспрашивать или давать советы. Просто обняла меня крепко-крепко, и в этом объятии была вся её поддержка.
— Мам, спасибо, что приехала, — прошептала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слёзы облегчения.
— Поезжай, родная. Развлекайся. Мы тут с Соней пирог есть будем и кино смотреть. Всё будет хорошо.
Выйдя на улицу, я сделала глубокий вдох. Вечерний воздух был тёплым и свежим. Я шла к метро, и с каждым шагом тревога понемногу отступала. Я была свободна. Не просто физически — оставив ребёнка с бабушкой, — а по-настоящему. Свободна от чувства вины. От необходимости постоянно отчитываться. От тяжёлого груза ответственности, который на несколько часов переложила на крепкие и любящие плечи мамы.
Я не знала, что ждёт меня в этой кофейне. Но впервые за долгое время я шла куда-то не как Ева, брошенная жена и мать-одиночка, а просто как Ева. Взрослая женщина, у которой сегодня вечером есть своя жизнь. И в этом было пугающее и головокружительное чувство свободы.