Глава 2.

Глава 2

Светлана — она же Лана — топала босыми ногами по жаркому песку, ругаясь, как сапожник, и таща за собой гитару, мешок без дна и остатки достоинства.

На ней были:

три лопуха (два по бокам, один сполз);

пояс, сделанный из сухожилия какой-то ящерицы;

тиара, которую снять было нельзя, потому что, по словам внутреннего голоса, «не снимается она, Света, это магия, а не кепка!».

Издалека показалась деревня — шаткая, пыльная, с домами из глины и веток. Местные ходили в длинных балахонах, смотрели настороженно и как-то очень... без веры в жизнь.

— Только не пой, только не пой, прошу... — взмолился внутренний голос тиары.

— Ага, щас! — Лана поправила лопухи, встала прямо посреди деревни и громко заявила:

— У кого тут можно добыть штаны? Ну хоть какие-нибудь! Мне даже дырявые подойдут, лишь бы в карманах не жили пауки!

Из ближайшего сарая высунулась женщина лет восьмидесяти (на глаз), с лицом как у варёной репы.

— Ты кто такая, девка обнажённая?! Мы тут честные люди!

— Я певица! — гордо ответила Лана. — Но штаны мне нужнее, чем сцена. Так что я готова спеть за штаны!

Толпа собралась быстро. Уставшие, скучные, пыльные жители деревни жаждали... шоу. Даже плохого. Особенно плохого. Потому что «ничего хуже уже не будет» — классический настрой местных.

Лана взялась за гитару. Протёрла струны, плюнула через плечо, вдохнула и выдала:

"Ветер с Востока мне выдул лопух,

А штаны мои съел безымянный пастух...

Я иду за свободой, я иду за штанами!

Кто отдаст — тому слава, и котлеты с дарами!"

Старуха с репой на лице подавилась козьим сыром. Кто-то хлопал в ладоши. Кто-то плакал от смеха.

Кто-то (кажется, староста) закричал:

— Да дайте ей уже портки, пока она вторую песню не спела!

И вот… Лана стояла на заднем дворе кожевника, держа в руках штаны настолько старые, что они помнили времена, когда гномы были ещё модными.

Но на этом день не закончился.

— Что с твоей кожей? — вдруг спросила она у кожевника.

— Да вот... казан чешется. Бык сдох — а шкура вся горчит, не тянется, воняет...

Лана на автомате вспомнила бабкины лекции.

— Так ты её тмином протри. Тмин бактерии убивает. А ещё для колик помогает. У вас тут тмин есть?

Кожевник вытаращился.

— Да ты ведьма?

— Нет, я — Света. И очень хочу жилетку.

Кожевник, прослезившись, достал лучший кусок кожи, вырезал из него жилет. На куртку не хватило, но он добавил ремешок.

— А это тебе… талисман. Из зуба кабана. Может, не сожрёт никто.

Лана подмигнула.

— Если кто и попытается — огребёт рок-балладой по ушам.

На выходе из деревни к ней подбежала женщина. Смуглая, коренастая, с кривыми зубами и широким сердцем.

— Я тебе бандану сошью. Из обрезков. И заплатки на штаны пришью. Чтоб не смеялись... ну, не сильно.

— Ты швея?

— Я мать пятерых, Света. Я и сапоги могу сшить из занавески.

Так у Ланы появились:

штаны;

кожаный жилет;

бандана алого цвета с кривым швом;

мешок без дна;

внутренняя тиара, которая изнывала от позора;

и пара новых знакомых.

Перед сном она сидела у костра, грея ноги в шерстяных носках, которые одолжила у того самого старосты, и играла на гитаре что-то похожее на «Кукушку».

Тиара вздохнула:

— Знаешь, Лана… Ты самая нелепая избранная из всех, кого я встречала. И в то же время… самая весёлая. Ну что, двинем завтра к горам?

Лана зевнула:

— Если ты снова будешь говорить во сне — я тебя намочу. Как кота. Я серьёзно.

Пустыня уснула.

Но кое-где, в тени деревьев, что-то следило. Шерстяное, крупное, с хвостом и с идеальным слухом.

Он слышал песни. И ему стало… интересно.

Загрузка...