Глава 8
Лана ненавидела коробки.
Особенно те, где пахло носками и легким магическим похищением.
— Да чтоб вас всех аукционом перекосило, — бурчала она, пытаясь не задохнуться между портянкой и куском пергамента с надписью: “Сироп от грусти. С осторожностью: вызывает приступы философии.”
Где-то сверху гремело. Лязгали замки, ругались гоблины. Гитара в мешке нервно потрескивала, как будто хотела сыграть “Побег из Шоушенка” в рок-аранжировке.
— Эй, кто там?! — донеслось снаружи. — Вызываю на допрос Лот 27! С поклоном, если можно!
Коробку вскрыли, как подарок судьбы в чужом вкусе. Свет резанул глаза. Перед ней стоял…
…персонаж. С большой буквы “что за хрень”.
Рост — как у шкафчика в раздевалке. Плащ — чернильного цвета, на плече сидел говорящий ворон в очках. Лицо — будто его рисовали три художника в разное время суток.
И всё бы ничего, но… глаза.Ярко-зелёные. Больно знакомые.
Лана замерла. Сердце дёрнулось. Но вместо “я знаю тебя”, внутри промелькнуло: “сон… флейта… голос…”
— Приветствую, Лот 27. Я Архиварий Пятых Печатей. Тебя выкупили по экстренному запросу.
— А вернуть нельзя?
— Нет. Срок возврата истёк, пока ты была в бессознательности.
— А если я включу концерт с разрушением стен?
— О, так ты та самая? Говорят, ты спела куплет — и у сторожа заколосились брови.
---Пока они шли по коридору — узкому, пыльному, с пауками, которые платили аренду — Лана изучала странного спутника.
Он был странно… знаком. Но как знаком?
— Ты меня раньше не встречал? — спросила она, прищурившись.
— Я... слышал тебя.
— Ты меня ищешь?
— Нет. Я нашёл.
Она вздрогнула. Почему? Почему при звуке его голоса хотелось бросить всё и бежать — к нему или от него, непонятно.
— Ты когда-нибудь играл на лютне? — выпалила Лана.
— Нет.
— Хорошо. Тогда, возможно, ты не из моих снов.
---Архиварий вывел её в зал, огромный, светлый, с мозаикой на полу: эльфы, драконы, певцы, огонь, ветер…
И в центре — зеркало. Не обычное. Оно дышало. Живое.
— Это — Зеркало Внутреннего Отзвука. Оно показывает, кем ты можешь быть. Но никогда не врёт.
Лана подошла. Глубоко вздохнула. Тиара тихо поскрипывала на голове, словно не одобряла.
В отражении была она, но... с серебряными глазами. Уверенной осанкой. Плащом, который струился, как вода. И гитарой — другой. Живой. Из света.
За её спиной в отражении стоял… эльф. Тот самый. С мягкой улыбкой. Рядом. Как будто никогда и не уходил.
— Кто это? — прошептала Лана.
— Это ты. Та, кем можешь быть. И, возможно, кем уже была…
— А он?
Архиварий молчал. Только ворон хмыкнул:
— Ты его пела.
— Что?
— Ты пела его из сна. Я слышал. В той балладе, что ты сочинила у костра. “Сквозь шум ветров, я всё равно иду к тебе…” Помнишь?
— Нет… Я её просто... придумала.
— Ты её вспомнила.
---Позднее, когда её проводили в “гостевые покои” (на деле — уютная комната с книжной залежью и ворчащим котом), Лана сидела на подоконнике, обняв гитару, и шептала в пустоту:
— Я — не она. Я — Светлана. Бухгалтер. Почти певица. Травница-любитель. Спаситель кур. Я не знаю, кто этот эльф. Почему его глаза мне снятся. Почему я чувствую…
— ...что знала его до того, как запела.
Тиара молчала.
Ворон дремал на карнизе.
И только сердце билось странным ритмом, словно вспоминало мелодию, которую душа Ланы уже не могла забыть.