Я тебя тоже

Глава 26. Анечка

- Ты должна грести одновременно руками и ногами! Ну же! - говорит Вадим, разводя руками в воздухе.

- Я пытаюсь! - слышу я голос, совсем не похожий на мой собственный. Вода затекает в нос, и я опять начинаю тонуть.

- Нет! Ты гребешь вразнобой, потому у тебя не получается, - он приподнимает меня над водой, и я испытываю удовольствие от контраста его теплой ладони и прохладного моря.

- Это все мой толстый зад! - возмущаюсь я, взбивая ногами воду, - Он тянет меня на дно.

Вадим смеется и второй ладонью накрывает мои затянутые в синтетику ягодицы.

- Мне очень нравится твой зад, - он гладит меня по мягкому месту, и я усиленно гребу руками.

- А вот и не догонишь! - кричу я, но, стоит ему убрать руки, как коварное море снова затягивает меня.

Там под водой я на миг утрачиваю чувство реальности. И, хотя глубина не большая, никак не могу встать на ноги. Когда руки Вадима подхватывают меня и вытаскивают наружу, как ребенка во время водных процедур, я уже успеваю наглотаться соленой воды.

- Ты решила утонуть на мелкоте? - он с улыбкой наблюдает, как я прокашливаюсь.

- Ну его, Вадик, у меня не получится.

- Получится, получится, - уверенно возражает он и снова поднимает на руках мое тело. В воде оно кажется невесомым. - Ты сможешь, детка! Я знаю. Давай еще разок...

Мне так хочется научиться, и плыть самой. Рядом с ним далеко-далеко. Туда, где ногами не чувствуешь дна. Где курсирующие вдоль линии горизонта корабли становятся все ближе, а песчаная полоска пляжа остается далеко позади. Мне хочется быть с ним рядом, превозмогая страх. Мне так хочется, чтобы он гордился мной!

"Какой приятный сон", - думаю я. Но откуда в моей голове эти воспоминания? Ведь мы никогда не были вместе на море. Пока еще не были... Так странно, и так похоже на правду. Меня качает на волнах, и я возвращаюсь в детство. Где дядь Коля, второй по счету муж теть Тони учил меня плавать. Николя, так, на французский манер, я стала его называть, был моим наставником. Все вместе, я и Ленька отправились на море, где улыбчивый дядь Коля очутился в своей стихии. Я думала, что в прошлой жизни он был дельфином, рассекал морскую синь и приветствовал победным криком проплывающие мимо корабли.

Именно он открыл для меня море с совсем другой стороны. Позволил в полной мере ощутить бескрайний простор и непостижимую силу природы. Ускользающий и манящий горизонт, где ярко-голубое небо касается водной глади. Где каждый вечер янтарное солнце тонет в глубине морской, словно художник, оставляя на небосводе целую палитру оттенков.

Именно дядь Коля научил меня плавать. Вернее, усовершенствовал мои навыки. До встречи с ним я использовала единственную понятную мне технику плавания – «по-собачьи». И, как все представители одноименного семейства, усиленно гребла руками и ногами, неимоверно уставая, а потому избегая заплывать на глубину. Я долго не могла освоить лягушачий стиль. Тело противилось нововведениям, конечности действовали вразнобой и, начиная тонуть, я невольно возвращалась к собачьим «привычкам». Кое-как, с десятой попытки Николя сумел-таки добиться синхронности моих движений. И я поплыла, плавно рассекая воду, удивляясь своей легкости и быстроте.

Несмотря на успехи, Николя никогда не выпускал меня из поля зрения, запрещая совершать заплывы в одиночестве. Да я и не пыталась! Море казалось мне гигантским живым организмом, способным поглотить меня в одночасье. Я ощущала уверенность, только чувствуя под ногами твердую почву. Как только ноги теряли опору, внутри нарастало напряжение, и дыхание тут же сбивалось. За то рядом с Николя, я плыла гордо и уверенно, будто всю жизнь только этим и занималась. А на самом же деле болталась в воде, как поплавок, стараясь не отставать. Это было нелегко, хотя он и поддавался! Мы часами плавали вдоль берега, плескались и веселились, словно дети, впервые увидевшие море.

Так, однажды, за болтовней я не заметила, как далеко от берега мы отплыли. Полоса пляжа тонкой ниточкой белела позади, по ней, словно мелкие мурашки, «ползали» люди. Над песчаной косой, залитые солнцем возвышались горы, которые с такого ракурса представали во всей красе. Несмотря на захватывающую красоту открывшегося взору пейзажа, я ощутила приближающуюся панику. Мне отчего-то показалось, что Николя намеренно заманил меня сюда, зная, что сама я не выплыву. Теперь ему оставалось только развернуться, включить «третью передачу» и рвануть к берегу, оставив меня на корм рыбам. В памяти тут же всплыли кадры всех самых страшных фильмов про море. «Где-то там, внизу, наверняка, плавают голодные акулы», - в ужасе представила я и на всякий случай поджала ноги.

Заметив страх на моем лице, Николя сначала засмеялся, чем тут же подтвердил мои опасения. Но, когда я принялась обреченно рыдать, испугался больше моего! Не помню, как мы доплыли до берега, и какими словами он успокаивал меня после. Но к концу нашего отдыха я, уже без толики страха, отлеплялась от морского дна, вручая себя в соленые объятия. Я научилась отдыхать, лежа на спине и любуясь неторопливо плывущими по небу облаками, изучая болтливых чаек и вальсирующих ласточек. Я подружилась с морем! И перестала обращать внимание на вечно влажные и жесткие от соленой воды волосы. На обгоревший нос и отсутствие маникюра, на оставленные купальником белые полосы. Большая часть привезенного с собой гардероба так и осталась висеть в шкафу, а косметичка и вовсе не понадобилась. Морской загар был лучше всякой косметики, а впитавший соль цветастый сарафан стал моим любимым нарядом.

Однако наши отношения с морем прекратились также внезапно и болезненно, как и с Николя. Они, эти сказочные две недели, ворвались вихрем, закружили, задурманили, но не успели унести слишком высоко, вовремя вернув на землю. Вскоре после приезда, дядь Коля собрал вещи и ушел от нас. Бросив теть Тоню, Леньку, а главное - меня. Возможно, к счастью... Ведь то, что я чувствовала к нему, что начала чувствовать, когда он гладил мои мокрые плечи, ловил за талию и выхватывал из воды мое тело. Это было так несравнимо с тем, что обычно испытывают к дядюшке его племянницы.

Меня поднимает в воздух, словно пушинку. Кружит, увлекая в морской водоворот, заполняет водой уши, нос и рот, набирает песка в скомканный купальник.

- Солнце, подпрыгивай! - как будто сквозь толщу воды слышу я голос Вадима.

Я поднимаюсь на ноги и поправляю купальник. Он съехал на бок и обнажил кусочек груди.

- Устроила стриптиз! Ты в порядке?

Вадим берет мое лицо в ладони, и чмокает в нос.

Отрываю его руки от лица, ощущаю мелкие песчинки между наших ладоней, и бегу вперед, увлекая его за собой. Туда, где коварным хохолком горбится над поверхностью, пенится и грозится взорваться миллионами брызг, морская волна.

- Рита, ныряй!- кричит Вадим и вместо того, чтобы сделать это, я оборачиваюсь на голос. В ту же секунду меня с головой накрывает вода.

«Рита?», - беспокойно думаю я, отдавая себя во власть стихии, - «он ошибся, я должна ему сказать!». Что есть сил, я отталкиваюсь и выныриваю на поверхность.

Вадима рядом нет. Никого нет рядом. Я совсем одна! Судорожно хватаю ртом воздух, озираюсь по сторонам, ища глазами хоть кого-нибудь. Пляж пуст, ни намека на чье-то присутствие. Те же горы, то же море... Точно я вынырнула в другом измерении. Меня трусит, то ли от страха, то ли от вновь набежавшей волны. И это движение отзывается болью в затылке. «Что происходит?», - думаю я.

- Вадим! – кричу, но в ответ слышу возгласы испуганных чаек.

- Вадиииииим! - еще громче зову его, высвобождаясь из объятий соленой воды.

На берегу вижу фигуру мужчины. Но это не Вадим. Высокий, статный человек стоит, чуть расставив ноги. Руки по швам, вдоль болотного цвета костюма. На груди белеют петлицы... «Папа», - ошарашено думаю я.

- Папа! - громко зову отца. Он смотрит в вдаль, подставив лицо навстречу ветру.

- Пааап! – кричу снова, пытаясь выбраться на берег.

Он даже не смотрит в мою сторону. «Он не слышит», - решаю я, преодолевая сопротивление воды. Фигура отца становится все ближе, вода по капельке отпускает меня, доставая теперь до колен. Но! В одно мгновение вдруг я снова оказываюсь в ней по самую шею. «Как?», - я испуганно оглядываюсь по сторонам, пытаюсь понять, что случилось. Я вновь принимаюсь карабкаться по зыбкому песку. Но, стоит приблизиться к заветной цели, как меня отбрасывает назад. Обессиленная, я снова и снова пытаюсь вернуться на берег.

- Пааааа! - кричу я, в надежде, что отец услышит и придет на помощь. Но он молчит. Словно не видит меня. Точно я в зазеркалье.

Внезапно меня с силой толкает назад. От возникшей нестерпимой боли закрываю глаза. А когда снова их открываю, то вижу себя посреди моря. Вокруг нет берегов, а только бескрайний горизонт. Бесконечная морская гладь, спокойная и безмятежная. Я обездвижена, пошевелиться нет сил. Эта вода словно сковала меня по рукам и ногам.

- Вадим, - тихо зову, и погружаюсь в сон.

Кажется, проходит целая вечность, когда перед глазами снова возникает картина. Но уже совсем иная. Я лежу в своей спальне, на куцем матрасе разложенного поперек комнаты дивана. Весело болтаю ногами, макая кончик языка в бокал с янтарным напитком, он крепкий и язычок приятно пощипывает... Вадим рядом, в руках у него такой же бокал. Он смело прихлебывает, чуть морщится и искоса поглядывает на меня.

- А что бы ты сделал, если бы..., - я изобретаю очередную загадку для него.

Эту игру я придумала сама. Фантазируя ситуации, я заставляю его выбирать пути выхода из них. Видимо, моя потребность в рисовании воплощается таким вот образом. Воображение работает, словно кисть, рисуя странные, абсурдные, а порой и жуткие картины.

Вадим выжидающе смотрит. Его глаза, чуть захмелевшие от виски, блуждают по моему лицу, скользят ниже, то и дело, упираясь в вырез на блузке.

- Что бы ты сделал, если бы меня похитили, - наконец-то формулирую я, - Только представь...

Выслушав до конца, Вадим, без предисловий, произносит:

- Не стал бы!

- Что? - я распахиваю глаза. - Ты не стал бы выкупать меня у бандитов?

Он скрывает улыбку:

- А зачем? Они бы тебя и так вернули, еще и с доплатой.

- Ах, ты! - я шутливо набрасываюсь на него с кулаками, - Ты козюля!

Вадим ловит мои кулачки и прижимает их к своей груди. В вечерней дымке его глаза блестят больше обычного. Опьяненная крепким напитком и близостью, сквозь пелену, я ловлю его взгляд.

- А если бы я умерла, ты бы страдал? - неожиданно серьезно спрашиваю я.

- Конечно, - слышу его шепот на своей щеке.

- А плакал бы? - не унимаюсь я, глядя в его смеющиеся глаза.

- Я бы проронил скупую мужскую слезу, - задумчиво отвечает Вадим. Я касаюсь пальцем его щеки, рисуя на ней воображаемую слезинку.

- Только выбери самое лучшее фото. И никаких рисунков! Люди получаются не похожими на себя.

- Ты о чем? - хмурится Вадим.

- Я про памятник. Пускай он будет миниатюрный, и светло-серый. Не люблю темные и большие, - продолжаю я, не обращая внимания, как он меняется в лице.

- Глупая, перестань! - он закрывает мне рот ладонью. И я упираюсь взглядом в его неподвижные губы. Он убирает ладонь и касается ими моих... По телу разливается теплая волна. Она укачивает, обволакивает, избавляет от глупых видений.

- Скажи, что тебе нравится во мне больше всего? - слышу я собственный шепот. Хотя, губы мои по-прежнему заняты поцелуем.

- Мне нравится все, абсолютно, - так предсказуемо отвечает он, хотя тоже не прекращает целовать меня.

- Нет! Так нельзя! - протестую я, - Ты должен выбрать что-то одно.

- Ну что ж, - он медлит, - Я люблю наблюдать, как ты убираешь волосы, выставляя напоказ свои маленькие ушки.

- Продолжай, - шепчу ему.

- Я люблю смотреть, как ты выгибаешь спину, пытаясь попасть крючками в петельки на лифчике. Тогда твои лопатки выпячиваются назад, как крылышки.

- Да, - я ощущаю движение его языка.

- Я люблю, когда ты что-то роняешь, и потом подбираешь пальцами ног. Они, как щупальца. Словно у всех по две руки, а у тебя четыре.

Я смеюсь, запрокидывая голову назад. Он тут же прижимается к моей шее губами, скользит ими вниз. Все ближе к вырезу на блузе. Я учащенно дышу…

- Теперь твоя очередь, - приглушенно говорит Вадим.

Но вдруг, откуда ни возьмись, появляется Машка. Стоя у зеркала, она старательно красит губы не красной, а синей помадой. Даже во сне подруга умудрилась испортить мне кайф! Мне хочется выкрикнуть, что ей не идет этот цвет, что с ним она похожа на зомби из сериала про мертвецов, но рот запечатала чья-то ладонь. Она приятно пахнет ромашковым кремом. Я расслабленно откидываюсь на спину и устремляюсь сквозь пространство и время.

В следующий миг, открыв глаза, я вижу вокруг зеленеющий нежной листвою лес, шуршащие кроны молодых березок, чистое небо с россыпью перистых облаков. Это место мне знакомо. Я опускаю глаза и натыкаюсь взглядом на холодный кусок гранита. В изножье алеет сдержанный букет гвоздик, оставленных матерью. Так похожих на живые! На камне красивым почерком, выскоблено имя отца. Высокий, почти по плечи, он высится над соседними, тоскливой черной громадиной. Половину поверхности занимает фотография, вернее, портрет. Так неудачно прорисованные брови... И глаза, совсем на него не похожие! Нос вообще никуда не годится. Мне хочется, чтобы рядом оказался Вадим. Хочется, чтобы он понял, что я имела ввиду, когда говорила...

Поодаль, меж двух соседних памятников пустует чье-то место. Рядом с табличкой с надписью «бронь» рассыпан ровным желтым ковриком песок. Меня всегда веселила вот эта несуразная метафора. «Бронь» - словно люди готовы подраться за лучший кусочек земли для последнего в своей жизни ночлега. Как глупо! Вот уж не хотелось бы мне заранее видеть то место, где упокоится мое бренное тело.

Внезапно я замираю. Передо мною возникает фигура отца. Точь-в-точь такой, каким я видела его там, на берегу. Мы никогда не были близки с отцом, и даже сейчас, увидев его рядом, так близко, я не решаюсь демонстрировать свои чувства.

- Папа, почему ты не помог мне выбраться на берег? - первое, что спрашиваю я. Мне так хочется, чтобы он ответил. Чтобы развенчал мои сомнения, чтобы сказал, что просто не видел меня, иначе бы обязательно спас.

- Ты должна сделать это сама, - твердо говорит отец.

- Но я не смогла! - возражаю я, удивляясь, почему он говорит о том, что было в будущем времени. Так, словно мне предстоит это сделать.

Отец растворяется в воздухе и на месте таблички с надписью «бронь» вырастает холмик из свежей земли.