Я тебя тоже

Глава 30. Анечка

Сколько времени, какой сегодня день и какое сейчас время суток. Все эти факты остались где-то далеко за гранью моего понимания. Мне больше нет необходимости смотреть в календарь, боясь упустить что-то важное; строчить списки дел, чтобы все успеть; вставать с утра, пылая жгучей ненавистью к будильнику, который вырвал меня из сладкого сна. Из любимой кровати с теплым бельем.

Больше нет нужды идти на кухню, чтобы включить чайник, который подогреет воду, пока я чищу зубы. Когда я выйду из ванны, он, как боевой солдатик, щелкнет выключателем, оповещая о том, что кипяток для кофе готов. Я забыла вкус кофе! Вот бы еще разок почувствовать на языке его горечь.

Сейчас на моем языке, у меня во рту, кажется, поселилась целая колония бактерий. Тех самых, что разрушают зубную эмаль. И, вероятно, когда я выйду отсюда… Нет! Не так! Если я выйду отсюда, то от моих зубов ничего останется. Кажется, я не помню, как это, когда по твоей коже стекают теплые капли, смывая мыльную пену. В той другой жизни я постоянно принимала душ, не допуская даже намека на неприятный запах. Сейчас я воняю похлеще кучи дерьма!

Кстати, новость! Я обмочилась. Да, мой организм все же не железный. Хотя, признаться, я удивлена его способностями. Такое странное чувство, опорожнять мочевой пузырь, будучи полностью одетой. Когда теплая жидкость струится по ногам, образуя мокрую лужицу, это по-своему приятно. Пока она теплая, и пока длится ощущение высвобождения. Как будто спазм, скрутивший живот, наконец-то отпускает. Но очень быстро на смену сиюминутному блаженству приходит ощущение стыда и безысходности. Теперь штаны, трусы и все, что под ними, мокрое. И к черту стыд, я сейчас не в том положении, чтобы стесняться. Но как долго будет сохнуть одежда и как скоро моя чувствительная интимная зона покроется зудящими опрелостями. Чувствую себя младенцем, обмочившимся в пеленки. Только вот сменить их, увы, некому!

Удивительно, но даже в такой ситуации можно отыскать плюсы. Стоит только подумать о том, как же здорово, что я сходила по-большому накануне утром. Словно бы чувствовала… Сейчас мое, отнюдь не стабильное пищеварение, по всей видимости, и заблокировалось от стресса. В моем желудке пусто. Последний прием пищи был так давно. А что, если он и в самом деле был последним?

Посетитель, или точнее сказать, надзиратель, кажется, не намерен меня кормить и поить. Я изо всех сил мычала, когда он чем-то мокрым протирал мой израненный затылок. Но вовсе не от боли! Возможно, он принял мое мычание за намерение кричать и звать на помощь. А я всего лишь хотела пить. Хотя бы глоток чистой воды. Чтобы смочить рот и почувствовать себя живой.

Потом он вколол мне что-то, и я провалилась в черную дыру. Забылась тяжелым, глубоким сном. Впервые за долгое время я не видела сновидений. Кажется, прошла целая вечность. А может быть, всего лишь час. Кто знает? Сквозь эту тряпку на лице я ни черта не вижу. За то отлично слышу! По манере двигаться, ступать бесшумно, можно решить, что визитер был один. Он не сказал ни слова, не издал ни единого звука, ни даже шиканья. Я слышала только напряженное сопение и шорох целлофана.

Почему? Почему он молчит? Я так боялась физической боли, но теперь мне кажется, что лучше бы меня пытали. Ведь незнание хуже смерти!

Теперь я, пожалуй, понимаю, тетю Тоню, знаю, что она чувствовала, когда я однажды не вернулась домой после школы. Тетка металась по дому, Ленька испуганно плакал, и даже кот Виталий не находил себе места. А я тем временем гостила у подруги. За испытанием новых фломастеров мы не заметили, как наступил вечер. Идти домой одной было страшно. Потому мы решили дождаться утра и вместе отправиться в школу. В мой бестолковый детский разум, занятый созданием шедевра современной живописи, никак не могла вклиниться мысль о необходимости поставить в известность домашних.

Мы с Лидкой провели ревизию холодильника.

- Вот! – с гордостью продемонстрировала она манную кашу, застывшую холодным комком в алюминиевой кастрюле. На ее счастье, я была поклонницей молочных каш. Потому, вооружившись ложками, мы с голодухи умяли целую кастрюлю остывшей манки. Заели ее колбасой и вернулись к творческому процессу. С тех самых пор я стала поклонником этого странного во всех отношениях гастрономического дуэта: сладкая каша и колбаса.

Когда Лидкины родители вернулись домой, захмелевшие и довольные, мы уже мирно сопели в подушку, наблюдая десятый по счету сон.

- Лида! Это кто? – услышала я сквозь сон незнакомый женский голос.

- Это Нюра, моя подружка, - отчиталась Лидка.

- А ее родители знают, что она здесь спит? – сурово спросил мужской баритон.

Лидка не ответила, на что женский голос продолжил допрос:

- Ну а ты знаешь ее домашний телефон?

Лидка опять промолчала. Через пару мгновений я окончательно проснулась. Подруга трясла меня за плечи.

- Нюра, ты сказала своим родителям, что будешь ночевать у подружки? – обратилась ко мне женщина. Она была невероятно красивая, как самая настоящая кукла Барби. Обтянутая тонким трикотажем фигура, длинные каштановые волосы и выразительное лицо. А вот отец Лидки красотою не отличался. Рыхлый и грузный мужчина сурово смотрел исподлобья. Куцая прическа больше походила на парик, а под носом, вторя ей, топорщились в разные стороны старомодные усы.

Не получив внятного ответа, меня отправили домой, в сопровождении усатого мужчины. Он за ручку перевел меня через дорогу, уточнил номер дома и квартиры. А затем вручил озверевшей от ужаса тете Тоне. Та принялась кричать и звать милицию. Но Лидкин батя, словно не замечая ее криков, ушел также тихо, как и появился.

- Теть Тонь, ну, чего ты орешь? – я возмущенно топнула ногой, - Это Лидкин отчим. Он просто некрасивый, так бывает. За то мама у нее знаешь, какая красивая? Но Лидка вся в отца. Тот тоже был страшненький. Почему-то ее мама всегда женится на таких.

- Не женится, а замуж выходит, - рассеянно поправила тетя, пропуская меня в коридор. Я разулась, спокойно прошествовала в зал и скинула с плеч тяжелый рюкзак.

- Нюрка! – в ужасе прошептал Ленька, - Ты что дура?

- Сам ты дурак! – удивленно крикнула я.

До сих пор моя пятая точка помнит звук хлестких ударов мокрого полотенца. Теть Тоня никогда не била меня всерьез, а лишь пугала и грозилась. И только раз от теории перешла к практике. Правда, после экзекуции долго целовала и гладила раскрасневшуюся кожу и даже выдала внеурочный конфетный паек.

Эти погружения в детство что-то вроде спасательной палочки, вытягивающей меня наружу, из сумрака. Мне очень страшно! Так страшно, что сердце заходится каждый раз, когда я думаю о том, что меня ждет. Если я выберусь, если выживу… Что там, обычно обещают люди, прося Бога спасти их? Я брошу пить, курить и сквернословить. Я готова на все, лишь бы выжить! Знать бы только, что им нужно. Обычно похитители выдвигают требования. Их цель - нажива и шантаж. Какая цель у моего мучителя? Ведь должна же быть во всем этом хоть какая-то цель? Теперь я еще сильнее утвердилась в мысли, что похитивший меня человек – психопат. И от него можно ждать чего угодно. Сейчас он обрабатывает мне раны, а завтра заколет ножом.

Хотя к чему такие сложности? Если он не даст мне воды, я просто умру от жажды. И не потребуется марать руки! Кстати о руках, которые нещадно болят. Мои безуспешные попытки выпутаться привели к тому, что веревка растерла кожу. За то я научилась менять позу. В моем случае это серьезное достижение! Незначительная длина веревки, удерживающей меня на «крючке», позволяет, однако перекатываться на другой бок. Что я и делаю. Осторожно, стараясь не навредить себе еще больше. Я приподнимаю свое тело на локтях и, минуя выпирающий над полом кусок металла, переваливаюсь на другой бок. Лежать так долго не получается, там нет подстилки и даже сквозь одежду я ощущаю холодную металлическую поверхность.

Сколько себя помню, спина всегда была моим слабым местом. Еще в раннем детстве у меня обнаружили сильный сколиоз. Банальный диагноз, которому теть Тоня не придала значения. Тем временем коварный недуг скрючивал мою спину, смещал позвоночные диски. Я стала быстро уставать. Не могла подолгу гулять: уже спустя полчаса ходьбы ноги начинало ломить. Тетя забила тревогу и повезла меня в соседний город, возлагая надежды на некую целительницу.

Когда я увидела эту древнюю бабулю, со сморщенным, как высушенный на солнце абрикос, лицом, то пала духом. Я не могла взять в толк, как моя тетка могла возложить свои надежды на бабку, которая и сама-то еле на ногах держалась. «Сейчас будет поливать святой водой, и читать молитвы», - решила я. И бабуля действительно прочла молитву и окропила меня водой из трехлитровой банки. Затем приказала лечь на пол, на живот. Она присела на стульчик рядом и принялась ощупывать мой позвоночник. Крючковатые и слабые на вид пальцы оказались на редкость сильными. Казалось, она проткнет меня насквозь и коснется клетчатого одеяла, на котором я лежала.

- Я сосчитаю до трех, и ты должна резко выпустить из себя весь воздух, - проинструктировала меня целительница и встала со стула.

«Любопытно», - подумала я и приготовилась к действу. Женщина поместила меня между ног, вернее, себя надо мной. Нагнулась и снова взялась ощупывать мою спину. Она двигалась удивительно ловко и проворно. Я даже не могла представить, сколько ей лет. Возможно, семьдесят, а может, и все девяносто. Казалось, что в этой изношенной временем оболочке живет совсем другой человек – молодой и полный сил.

- Раз, два, три, - громко произнесла бабуля и в моем позвоночнике что-то хрустнуло. Я ойкнула, хватая ртом воздух. Она сместила руки ниже, и снова прокричала мне в самое ухо:

- Раз, два, три, - и опять со всей силы навалилась на мой скелет. Мне почудилось, что на меня разом село с десяток пузатых мужчин. Позвоночник жалобно хрустел. Судя по звукам, там что-то ломалось. И на пятой попытке я уже сомневалась, что вообще смогу встать с пола. Однако же встала! И даже пошла. Но возвращаться к этому извергу в шкуре старушки наотрез отказалась. Вся спина ныла, ноги гудели, будто я прошла этот путь пешком.

Не помню, как, но тетя Тоня уболтала меня! И уже спустя месяц мы снова сидели в коридоре старой хрущевки. Я нервно притопывала, косясь в сторону двери. Там, за мутным стеклом, кто-то стонал и охал. Я морщилась, жалея, что позволила себя уговорить. В этот момент входная дверь открылась и на пороге возникла инвалидная коляска. В ней сидел худенький паренек. Его ноги были прикрыты серым пледом.

- Будете за девочкой, - сказала старушкина «секретарша». И колясочник устроился аккурат напротив меня. Он не выглядел беспомощным. Наоборот! Он улыбался…

- Вы который раз? – спросил он. Его голос звучал так звонко и просто, что не верилось, будто он может принадлежать человеку, лишенному возможности ходить. Клетчатая рубашка с длинным рукавом, красивые густые волосы и живые, искрящиеся глаза.

- Второй, - промямлила я и опустила взгляд.

- Не бойтесь! – сказал юноша.– Я тоже сначала боялся, потом прошло.

- Мы приезжаем седьмой раз. Ванечка уже встает с моей помощью. Еще год назад я бы не поверила, - принялась делиться женщина, которая, судя по всему, приходилась ему матерью.

Глядя на него, я устыдилась собственной трусости. Слушая вполуха откровения его матери, я смотрела на его ноги, прикрытые серым пледом. Я не могла заставить себя отвести глаза! Наоборот, мне безумно хотелось сдернуть с него этот плед, и разоблачить его обман. В моей голове никак не вязался облик жизнерадостного юноши, который сидел напротив с инвалидной коляской, пленником которой он являлся. Я подняла глаза, чтобы еще разок посмотреть на его румяное с мороза лицо. И наткнулась на его взгляд.

- Извини, - отчего-то смутилась я своего любопытства.

- Ничего страшного, - ответил он и улыбнулся мне в ответ. И я тогда представила, как мы могли бы встретиться с ним спустя много лет. Где-нибудь в парке. И узнать друг в друге случайных знакомых. Как могли бы гулять, предаваясь воспоминаниям. И он бы смело вышагивал на своих здоровых ногах, а я семенила бы следом. Он наверняка был бы выше меня, и я не поспевала бы за его широким шагом.

Моя спина, кстати, спустя десять сеансов, перестала мучить непрерывными болями. Ноги уже не так уставали. И отныне я ходила пешком не только до школы и обратно. Теперь обязательной ежевечерней процедурой стала гимнастика. Однажды, оставшись на ночь у одного из своих бывших, я устроилась на ковре посреди комнаты.

Макс с интересом наблюдал за мной с дивана.

- Йога что ли? – спросил он, лениво потягиваясь.

- Гимнастика для спины, - уточнила я, - но что-то сродни йоге.

- Так ты у меня гимнастка? – он уложил подбородок на подлокотник и уставился на меня.

- Не смотри так, я стесняюсь, - улыбнулась я, усаживаясь в позу лотоса.

- Не смотрю, - он притворно прикрыл глаза ладонью, но тут же растопырил пальцы.

- Ну, Макс! – фыркнула я.

С Максимом мы общались около года. Наши отношения как-то сами собой перешли в горизонтальное «русло». Но дальше секса дело не двигалось. «Зачем портить хороший секс плохим супружеством», - говорил Макс, и я не спорила.

Пользуясь ситуацией, я решила впечатлить его и продемонстрировать растяжку. Я легла на бок, оперлась локтем о коврик и, помогая себе рукой, задрала вверх левую ногу.

- Ух ты, - посерьезнел Максим, сползая с дивана на пол, - а можно я тоже займусь гимнастикой?

- Макс, - одернула я, понимая, к чему он клонит, - мне правда нужно разминать спину.

- Ну, мы сейчас разомнем, - он подполз ко мне, поймал за ногу и в два счета оказался сверху.

Максим был хорош в постели. Он был стремителен, порывист и непредсказуем. Но даже его быстрый, спонтанный секс значительно уступал чувственным ласкам Вадима. «Вадим…», - размышляю я, - «да уж, сейчас я представляю собой жалкое зрелище». Неужели еще вчера меня заботила мысль, в каком виде я предстану перед ним? Сейчас мне плевать! Уже плевать. Когда… Ах, простите, если! Отныне все в моей жизни начинается словом «если». Так вот. Если я когда-нибудь снова увижу Вадима, едва ли меня будет волновать тот факт, что мои джинсы воняют мочой.

Моя спина, лишенная движения, кажется скованной железным корсетом. Я ощущаю каждый мускул, каждый хрящик. Еще немного и позвоночник рассыплется на части. И все же, мне удается выпрямить ноги и руки, пошевелить пальцами, размять суставы. Я даже пыталась сесть. Но над этим стоит еще поработать. Если я сяду, если смогу принять вертикальное положение, то, возможно, получится сдернуть с лица эту тряпку. Что это даст? По крайней мере, я увижу, где нахожусь. Смогу оценить свои силы, смогу посмотреть в лицо тому, кто запер меня в этой ловушке!