Я тебя тоже

Глава 35. Рита

«Телефон абонента выключен, или находится вне зоны действия сети», - равнодушным тоном повторяет женский голос. И зачем только я перезваниваю? Ведь заботливый оператор уведомит меня, когда абонент будет доступен для звонка. Но вдруг сбой в сети? И я не узнаю об этом. Спустя каких-то десять минут, я вновь набираю номер. Но, не дождавшись ответа, нажимаю отбой.

Я открываю сообщения от Вадима. Я знаю их наизусть. Эти бессмысленные обрывки фраз не дают ни малейшего представления о его намерениях. Я хочу видеть его лицо, я хочу смотреть ему в глаза! Что изменилось в них с тех пор?

«Пока не знаю, как получится, возможно, завтра», - написал он. В ответ на мое: «когда тебя ждать домой». «Завтра» уже наступило, но телефон молчит.

- Завтра, завтра, завтра, - как заклинание, повторяю я, и закрываю лицо руками. Каждое слово звучит в голове навязчивой чередой. Как будто разум играет со мной, проверяя, насколько хватит моего терпения. Я заставляю себя встать с дивана.

Темнота ночного неба сродни черному квадрату. В обрамлении белоснежных оконных рам картина кажется завершенной. Не хватает только автографа художника. Когда глаза привыкают к темноте, на небе более явственно проступают звезды. Еще секунду назад оно казалось пустым. Здесь, в городе, не видно всей красоты. Небо, словно стесняясь, прячет их от любопытных глаз. И только вдалеке от городских огней, в спасительной темноте, украшаясь миллионом сияющих пылинок, позволяет взглянуть на свои богатства.

Моей ноги касается пушистый кошачий хвост. Мурка настойчиво мурчит, петляя между голых щиколоток, задевая коготками ковер.

- Пойдем, поедим, - предлагаю я вслух. И Мурка весело семенит за мной на кухню.

Стоит мне открыть холодильник, как кошка заходится в радостном вопле. Я снимаю с дверцы маленький пакетик кошачьего корма. И она в предвкушении перебирает лапками. Хвост вибрирует, и, кажется, она вот-вот взлетит.

- Есть на ночь не хорошо, - говорю я кошке, - но мы никому не скажем.

Пока закипает чайник, мастерю себе бутерброд. Из-под стола слышится ритмичное чавканье.

- Не забудь вымыть за собой посуду, - обычно говорила Зойка, когда была младше, поучая кошку на мой манер. Я жую свой резиновый сендвич, совсем не чувствуя вкуса. Как будто все рецепторы разом взбунтовались и объявили забастовку.

Он мог написать хотя бы одно ласковое слово. Хоть бы один короткий намек на то, что я нужна ему. Как раньше, когда каждая запятая была пропитана любовью.

- Как раньше уже не будет! – некстати вспыхивают в памяти Ленкины пророчества. «Пускай!» - упрямо думаю я, - «Но ведь что-то же должно остаться. Такое чувство не проходит бесследно. Ведь мое чувство к нему не прошло».

Кажется, что время неумолимо мчится вперед, унося все прекрасное, что было. Когда тебе совсем не много лет и впереди целая жизнь, твоим единственным преимуществом становится время. Что еще нужно, когда ты молода и прекрасна? Ни денег, ни уверенности в завтрашнем дне, ни планов на будущее. Которое представляется таким неизмеримо далеким и бесконечно длинным. И, кажется, так будет всегда! Но время ускользает... И однажды вместо бескрайних просторов впереди ты видишь вполне обозримый горизонт. Жизнь конечна, и как бы нам ни хотелось остановиться на середине пути, нужно идти вперед. Без остановок, с каждым новым шагом приближая неизбежный конец.

Из ступора меня выдергивает звук открывающейся двери. Такой неожиданно громкий в тишине ночного дома, что я испуганно вздрагиваю. «Нина?» - настороженно пытаюсь угадать ночного визитера. Сдержанное шуршание сменяется громким стуком. В прихожей вспыхивает свет. «Вадим?» - я растерянно смотрю на мужа, который, пока еще не видя меня, торопливо раздевается. Вот на полу остались стоять его кожаные туфли, плащ цвета мокрого асфальта занял свое место на вешалке. Маленький чемоданчик, натворивший столько шума, сиротливо подпирает стену, уронив на пол длинную ручку. Муж привычным движением поправляет волосы и, наконец, выпрямляется.

- Рита? – он смотрит на меня, удивленный тем, что я здесь, - Прости, не хотел шуметь. Зойка спит?

- Зойки нет, - тихо отвечаю я, пропуская его в гостиную, - она ночует у Садовских.

Я оглядываю мужа с ног до головы, пытаясь угадать его настроение. Он выглядит непривычно рассеянным. Морщина на лбу образует глубокую борозду. Напряженный взгляд блуждает по комнате, словно ища чего-то.

- Вадик, - я стараюсь говорить мягче. Словно боясь, что одно нечаянное слово может спугнуть его. Осторожно приближаюсь к мужу, касаюсь спины. Он нервно дергается, но, в следующее мгновение, оборачивается навстречу моим прикосновениям.

- Ты дома, - шепчу я, и тону в его объятиях, как в бескрайнем море тепла и света. Его рубашка пахнет именно так, как пахла в тот последний раз, когда он обнимал меня на кухне. В спасительном кольце его сильных рук я ощущаю себя такой свободной. Как будто он не уезжал! Как будто не было этих ужасных дней, привнесших сумятицу в нашу жизнь. Будто все это мне приснилось. Ощущение близости настолько сильно проникает в меня, что из глаз текут слезы.

- Ты дома, - снова и снова шепчу я, пряча лицо у него на груди.

- Ну что ты, солнце. Все хорошо, - он выпускает меня из объятий, наклоняется, чтобы поцеловать. Я ищу его губы, но поцелуй приходится куда-то в область щеки. Вадим мягко отстраняет меня, идет на кухню, включает огонь под еще теплым чайником, достает из ящика кружку.

- Что же это я! Ты, наверное, голодный, с дороги? – я устремляюсь к холодильнику. Но Вадим опережает меня, едва я касаюсь дверцы:

- Не суетись. Я поел в самолете.

- В самолете, - эхом повторяю я, наблюдая за мужем. Нужно что-то спросить. Но слова зависают в воздухе. Все дежурные фразы кажутся неуместными сейчас. Я продолжаю стоять, словно тень, чуть поодаль от него. Вадим достает из кармана телефон и отворачивается к окну. Теперь мне не видно его лица. Я задумчиво изучаю спину мужа, глядя на образованные рубашкой складки. И вдруг меня осеняет: ведь он приехал раньше, как и обещал... ей!

Я решительно обхожу столешницу и становлюсь прямо напротив:

- Почему ты вернулся раньше? Все нормально на работе?

- Угу, - кивает он, не отрывая глаз от телефона. Мне не обязательно видеть, что на экране. Я и без того знаю, чье имя сейчас занимает его мысли.

- Представляешь, у папы опять гипертонический криз, - я делаю шаг навстречу, - лежит в больнице.

- Правда? – Вадим, изобразив озабоченность, посылает мне кроткий взгляд.

- Да, нужно будет съездить к нему.

- Конечно! – кивает он. Однако я вижу, как снует по экрану его палец. По всему видно, набирает сообщение.

- Нужно Нинку пригласить. Она по тебе соскучилась.

Вадим раздраженно выдыхает. Видимо, мои навязчивые вопросы сбили его с мысли.

- Я тоже по ней скучал, - торопливо отвечает муж.

- А у тебя какие планы? Не помчишься, завтра на работу? – я не намерена оставлять его в покое. А потому делаю еще один шаг, и, оказавшись вплотную, притягиваю его к себе.

- Рита! – Вадим морщится, как будто его укусил комар и отодвигает меня в сторону. – Мне нужно кое-что порешать.

Я сжимаю челюсти так сильно, что зубы того и гляди раскрошатся на кусочки.

- Пойдем-ка лучше спать, - нежно провожу ладонью по его руке. Мой внутренний пес готов сорваться с цепи, когда Вадим раздраженно дернув плечом, перекладывает телефон в другую руку.

- Рит, ну прекрати. Я с дороги, - он тоже старается говорить мягко, но мне знаком этот взгляд.

- Пойдем тогда в душ, - нараспев говорю я, - я помассирую тебе спинку.

Не обращая внимания на протесты Вадима, я начинаю расстегивать пуговки на его рубашке. Одной рукой он ловит обе мои ладони и чуть ли не по слогам произносит:

- Иди спать, я скоро приду!

Так говорят с непослушными детьми. Таким же тоном я отправляла девчонок спать, когда они, разыгравшись, носились по комнате.

- Какие дела могут быть ночью? – нежность в моем голосе сменяется злостью. У меня больше нет сил притворяться. Наверное, это отражается в моих глазах. И Вадим также меняется в лице. Словно мы оба решили снять маски.

- Рита! Я же сказал тебе, иди спать, – сквозь зубы говорит он. И в этом приглушенном тоне стальных ноток больше, чем в самом громком крике.

Мы стоим, глядя друг на друга. Я тщетно пытаюсь различить в его взгляде хотя бы что-то, кроме безразличия и раздражения.

- А если не пойду? – повторяя его манеру говорить сквозь зубы, внятно произношу я. Еще немного и я сорвусь. Безоговорочно и бесповоротно сорвусь с катушек. Если он скажет еще, хотя бы слово.

Он жестко, даже грубо отодвигает меня в сторону и выходит на балкон. Я вижу, как он вынимает из кармана пачку сигарет. И через минуту, уносимая ветром, струится в небо узкая полоска табачного дыма. Я припадаю лбом к стеклу, ощущая сквозь упавшие на лицо волосы его прохладу. Он стоит здесь, всего лишь в паре шагов от меня. Так близко… и так далеко. Это не мой муж! Вернее, физически это он. Но он здесь только наполовину. Даже будучи там, эта дрянь притягивает его. Что она сделала с ним?

Я с силой толкаю балконную дверь. Вадим от неожиданности подается вперед, с трудом умудряясь сохранить равновесие. Выронив на траву телефон, он изумленно смотрит на меня.

- Рит, что с тобой? – в глазах мужа читается откровенное недоумение. Сколько еще он будет играть эту роль? Когда наконец-то сбросит с себя личину добропорядочного супруга?

- Это с тобой что? – тяжело дыша, не слыша собственного голоса, говорю я.

Он демонстративно поджимает губы, изображая одну из тех гримас, что призваны продемонстрировать мне всю силу его раздражения. И в тот же момент меня накрывает... Где-то в глубине сознания я понимаю, что пока еще могу притормозить, не нажимать на пусковой крючок. Но почему-то не хочу! Наоборот, мне дико, страстно, до безумия хочется обрушить на него всю накопившуюся злость. Улучив секунду, я выхватываю у него из-под носа телефон. Всего одно мгновение и он у меня в руках. Как бегун, заполучивший эстафетную палочку, я несусь в сторону туалета. И только закрыв двери изнутри, перевожу дух.

Сердце колотится как бешеное. Кажется, что я только что выиграла кросс, оставив позади всех самых сильных соперников. За дверью слышатся шаги.

- Рита, не дури! Отдай телефон! – его голос, через тяжелую межкомнатную дверь, звучит как из бочки.

Я смотрю на свой трофей, зажатый в руках телефон, и с опозданием понимаю, что не знаю пин-код. А без него все, что скрыто внутри, останется недоступным.

- Скажи свой пин-код! – кричу я.

- Рита! Отдай телефон. Что ты хочешь там найти?

- Твою переписку с этой стервой!

Стук прекращается.

- О чем ты? – его голос звучит спокойнее. В отличие от моего:

- О той, с кем ты спишь. Уже очень долго!

- Рит, это твои фантазии, - примирительным тоном отвечает из-за двери Вадим. Ну вот, сейчас он опять выставит меня сумасшедшей!

- Я все знаю, Вадик! Что ее зовут Аня, что у вас с ней роман. Я знаю, что она годится тебе в дочери. А еще я знаю, что ты ночевал у нее перед отъездом.

Я замолкаю, давая ему право голоса. Но, кажется, он не собирается его использовать. По ту сторону двери все смолкло. Ни звука, ни шороха. Быть может, он ушел? Но я не стану проверять. Я останусь здесь, пока не прозвучит его признание.

- Ну же, Вадим! Будем играть в молчанку? – подначиваю я мужа. – Не слишком ли долго мы этим занимаемся?

И снова тишина. Меня начинает злить эта игра в одни ворота.

- Теперь твой «малыш» сбежал от тебя, и ты бесишься, верно? А знаешь, где она? – я делаю ударение на слове «малыш» и в этот раз мои старания не проходят даром.

Вадим опять хватает ручку. И та дергается, пытаясь вырваться.

- О чем ты говоришь? – рычит он. И по спине бегут мурашки.

- Я говорю о том, Вадик, что она взяла деньги и сбежала. Она сделала свой выбор. Сектор приз выпадает не каждый день!

По ту сторону двери воцаряется молчание. Нет, не так! Гробовая тишина. Мне становится не по себе. И я прикидываю в уме, настолько ли прочна эта дверь, и замок… сможет ли он выдержать? В следующий момент оглушительный удар пронзает тесное пространство, и все предметы в маленькой комнатке начинают дребезжать. Дверь устояла! «Он намерен выбить ее», - объятая страхом, я вжимаю себя в узкий просвет между ящиком и унитазом. Телефон все еще зажат в моей ладони.

- Какого черта ты несешь? – его голос, кажется совсем рядом. Так, словно бы он уже здесь.

- Признайся, Вадик! Давай начистоту. Как в институте, помнишь? Откровенность за откровенность, - дрожащим голосом отвечаю я. Когда-то в юности мы любили играть, собравшись веселой разношерстной компанией девчонок и ребят. Рисковая и опасная игра, которая затягивает тебя в водоворот каверзных вопросов и пикантных признаний.

- Если так тебе станет легче... Да! У меня связь с другой женщиной, уже почти два года, - слышу я.

И, хотя я мысленно была готова к этому признанию. Мало того! Я ждала, я жаждала его. Услышать правду из его уст выше моих сил. Возможно, где-то втайне я надеялась, что все это ложь, случайность, недоразумение, которое разрешится, стоит ему вернуться. И больше всего на свете я бы желала услышать не правду. Нет! Не ту правду, которая известна нам обоим. А ту ложь, которой он пичкал меня все это время. О том, что в его жизни есть только одна самая важная вещь. Это его семья! Но это уже невозможно. Эти слова уже потеряли всякий смысл. И сколько раз ни повторяй их снова, они не обретут его.

- То есть, ты признаешься в том, что предал меня?

- С чего бы? - усмехается Вадим. - Я признаю лишь тот факт, что изменял тебе.

- А это, по-твоему, не предательство? - пораженная его безразличием, вспыхиваю я. - Ты обманывал меня все это время! Ты предал нас!

- Рит, - устало произносит мой муж, - неужели ты не понимаешь, что нас уже давно не существует. Есть ты, есть я, есть наши дети. Именно они удерживают нас вместе.

- Ты меня больше не любишь? - озвучиваю я единственный вопрос, который волнует меня больше всего. Но, предвидя его ответ, молниеносно меняю тактику. - Ты любишь ее, да? Ради нее ты готов оставить свою семью? А все то, что было между нами, теперь пустой звук? Это все ничего не значит?

- Рит! - его резкий голос звучит, как предупредительный выстрел, и я послушно замолкаю, - Ты… ты всегда будешь в моей жизни. Ты мать моих дочерей. Просто… я не могу больше так, - он переводит дух, и продолжает, - наши ссоры, твои постоянные истерики… Не проще ли все прекратить? Дать друг другу возможность вздохнуть свободно.

- И что теперь? – глотая слезы, спрашиваю я.

- Я не знаю, – без промедления отвечает Вадим. Его голос спокоен, – давай начнем с того, что ты откроешь двери.

Мне вдруг становится смешно. Я, закрывшись в туалете от собственного мужа, сижу с его телефоном в руках. И он, пытаясь вернуть свой аппарат, чтобы вернуть свою любовницу, умоляет меня отворить ему двери.

- А ты скажи волшебное слово, дверца и откроется! – уже сквозь смех, выкрикиваю я. Внутри меня клокочет, извергается невероятный вулкан эмоций. Будто кто-то открыл волшебную табакерку.

- Рита, - кажется, у моего мужа иссяк словарный запас. Он вздыхает так глубоко и громко, что мне становится немного жаль его.

- Не бойся, Вадик! Я помогу тебе найти ей замену. Не могу же я своего родного мужа отдать какой-то продажной стерве. Она уже далеко отсюда.

- Какого хрена ты натворила? – просачивается в дверную щель наполненный гневом голос Вадима.

- Я натворила? Это я натворила!? – в желании докричаться до него, я вскакиваю на ноги. – Это ты натворил! Это ты угробил нашу семью! Ты просто взял и растоптал все. Ты сволочь, Вадим! Я ненавижу тебя! И твои дочери будут тебя ненавидеть за это!

- Не впутывай девочек, - пытается он вернуть себе право считаться хорошим отцом.

- Да ты уже их впутал! Лицемер! Ты! Как ты мог? Как ты мог, Вадим? Зачем ты так со мной? С нами… - жалость, эта проклятая жалость к себе переполняет меня, и я замолкаю. Просто не хочу, чтобы он слышал мои слезы.

- Рита, отдай мне телефон? – слышу я. Словно этот чертов телефон ему дороже всего на свете.

- Телефон? Тебе нужен телефон? Забирай!

Я отворачиваюсь спиной к двери. Бросаю последний взгляд на его смартфон и разжимаю ладонь. Аппарат приземляется точно в заполненную водой фаянсовую чашу. Если вытащить его сейчас, разобрать и просушить, то можно реанимировать. Но я не стану! Вместо этого, я решительно жму кнопку слива, и водяной поток кружится вихрем. Я встаю на корточки, чтобы лучше видеть. Телефон слишком большой, чтобы проскользнуть в трубу, потому лишь беспомощно трепещет в бурлящей воде. Экран загорается, жалобно мерцает и гаснет навсегда.

Я поднимаюсь на ноги. Ощущения такие, словно я только что взорвала атомную бомбу. Лишь спустя время можно будет оценить ущерб, а последствия взрыва еще долго будут отзываться ноющей болью где-то в межреберном пространстве.

- Забирай, - выдыхаю я в лицо Вадима, отворив щеколду. Я не вижу, что происходит вслед за этим. Мне не интересно, как муж достает телефон из воды, как, подобно спасателям Малибу, пытается вернуть его к жизни. Минуя тяжелый старинный комод, я прислоняюсь к стене. Вадим сидит на диване, понурив плечи и запустив пальцы в волосы.

- Вадик, что ты так переживаешь? Купишь себе новый, - с тяжелым вздохом говорю я. Вадим не поднимает головы. - Или ты забыл номер своей Анечки?

Мне бы стоило остановиться, пожалуй. Ведь я сделала все, и даже больше. Но я не могу! Увы, не могу... Слова срываются с языка прежде, чем я успеваю подумать.

- Да ладно! - наиграно шутливо вскрикиваю я, и в тишине мой голос звучит слишком громко. - Неужели и, правда? Ты не знаешь ее номера? А стоило бы выучить наизусть. Как же теперь ты сможешь ей позвонить?

Я сокрушенно цокаю языком. Намеренно громко, чтобы он услышал, чтобы почувствовал всю глубину моего сарказма. Как жалко он выглядит сейчас в своем отчаянии.

- Конечно, Вадик! Я понимаю тебя. Ведь номера всех шлюх и не упомнить.

Вадим вскакивает с дивана и вмиг оказывается рядом. Так близко, что я вжимаюсь в стену. Мое дыхание перехватывает. Я буквально слышу, как он кипит.

- Что ты... как ты..., - он шумно втягивает воздух и заносит правую руку.

Я почти теряю сознание, колени подгибаются, и я инстинктивно прикрываю голову руками. Кажется, я стою так целую вечность. Звук входной двери ускользает, растворяется в воздухе. И, открыв глаза, я понимаю, что он ушел. Я медленно сползаю на пол. Ощупываю лицо и руки, словно желая удостовериться, что все цело. И, хотя он не тронул меня и пальцем, мне больно. Так больно!

Подобно змее в предсмертных муках, я извиваюсь, лежа на полу. Пока наконец-то не угасаю. Обессиленная и раздавленная своим отчаянием. Я обнимаю плечи и подтягиваю колени к груди. Халат распахивается и блуждающий по комнате ветерок подхватывает его легкие края. Я лежу, не чувствуя холода, и смотрю перед собой на светло-серую ребристую поверхность ковра. Как на шкуру дикого зверя. Вот сейчас он встрепенется и встанет по весь рост, заполняя собою пространство маленькой комнаты.

Вместе с горячими и солеными, словно нагретая жгучим солнцем морская вода, слезами, выплескивается моя боль. Тягучим, монотонным воем пронзая насквозь мое нутро, она выбирается наружу, оставляя на душе отметины своих когтей. Такие болезненно глубокие и кровоточащие, какие не излечит ни время, ни одна микстура на свете.