Я тебя тоже

Глава 32. Анечка

Я буквально сравнялась с полом, мои руки вросли в металлический стержень, что торчит у меня за спиной. Кажется, мое тело утратило все чувства. Остались только слух и обоняние. Я настолько научилась распознавать звуки вокруг, что слышу малейший шорох. Где-то под полом живет мышь. Она топочет лапками, пробегая из одного конца в другой, и замирает там, в дальнем углу комнаты. Как бы хотелось мне превратиться в мышку, чтобы прогрызть себе путь наружу.

Где-то на заднем плане слышится птичий крик. Среди других похожих, этот я ощущаю особенно остро. Как будто силясь понять ее пернатый язык, я каждый раз напрягаюсь, вслушиваюсь в птичий щебет, изучаю тональность. Что она хочет сказать мне? Возможно, предупреждает? Быть может, она знает способ выбраться отсюда? Но я, увы, не понимаю. Одно я знаю точно: если я умру здесь, то этот щебет будет последним, что я услышу в своей жизни.

Сегодня в моей темнице появился новый звук. Кроме мышки, здесь поселилась муха. Я научилась различать, в какой части комнаты она обосновалась в данный момент. Иногда она садится на меня, наверное, желая проверить, жива я еще, или нет. Но я не чувствую ее прикосновений. Судя по громогласному жужжанию, она представляется большой и жирной, с круглыми зеркальными глазами и множеством мелких стрекочущих крылышек. Как в любимом детском стихотворении.

Муха, Муха — Цокотуха, Позолоченное брюхо!

Муха по полю пошла, Муха денежку нашла.

Пошла Муха на база, И купила самовар:

«Приходите, тараканы, Я вас чаем угощу!»

Нынче Муха-Цокотуха Именинница!

Интересно, что в фильмах люди всегда изображают монстров, пришельцев и прочих пугающих существ, срисовывая их с насекомых. Не считая, конечно, крокодилов-людоедов, бобров-зомби, акул величиной с Титаник и прочей чепухи. А между тем, самым жутким монстром является сам человек. Он способен творить такие вещи, что даже и не снились акулам! Вероятно, главным достоинством и преимуществом двуногих существ является разум. Однако он же есть и оружие.

«Именинница», - эхом звучит в голове. Она уже не так сильно болит. Мне становится легче, но это отчасти пугает. Вместо желания бороться, меня одолевает слабость. Видимо, причина тому не столько травма, сколько вещество, что течет по венам. Оно перемешалось с кровью, я чувствую его под кожей, оно поступает в мозг и отупляет меня, подавляет и лишает способности трезво мыслить. Я так устала! Как будто все это время меня гнали по пустыне. Хотя, я лежу почти без движения.

Но я запрещаю себе сдаваться! Мой организм противится, но я заставляю его трудиться. Снова и снова я напрягаю ослабевшие конечности и перекатываюсь на другой бок, выпрямляю ноги, поднимаю их, ощущая собственный пресс. Мне удалось сесть. Если можно так сказать. Я сильно ограничена в возможностях. Мои предплечья стянуты веревками, что не позволяет выпрямиться до конца. Поэтому, пытаясь сесть, я заваливаюсь на спину. Мне тяжело удерживать равновесие. Но все-таки, я смогла! Правда, это ничего не дало. Все попытки подцепить коленями проклятый мешок выглядели смешно. Это невозможно в принципе! Узлы, которые я чувствую кожей, надежно фиксируют его на моей голове.

В результате этой сомнительной гимнастики я запыхалась и вспотела, выдохлась и, упав на спину, больно ударилась о металлический крюк. Но временное отчаяние сменило озарением! Я изогнулась, поймала пальцами свои кеды и, подцепив пятку, стянула один из них. Тот звонко шлепнулся на пол. За ним последовал носок, и вот уже одна моя ступня ощутила «дыхание свободы». Я пошевелила пальцами, наслаждаясь такой маленькой, но все-таки победой. Дело за малым! Избавиться от веревок на ногах и тогда, освобожденные от пут, мои ступни возьмут на себя роль щупалец. Как называл их Вадим в моем сне…

План идеальный. Но веревки намертво завязаны, спутаны, стянуты узлами. Каждый раз я нащупываю новый узел, надеясь, что он последний. Кажется, у этой веревки нет конца! Но я не унываю! Я держусь за эту идею, как за последний глоток свежего воздуха. Я двигаюсь вперед, пускай и мелкими шажками. Но я двигаюсь. По крайней мере, это лучше, чем лежать вот так, пребывая в заложницах у собственного тела.

Недавно вдалеке мне послышались голоса. И я что есть сил начала мычать! В итоге горло осипло, а все старания были напрасны. Никто не пришел мне на помощь. Только птица продолжала монотонно чирикать. «Исчезни! Исчезни!», - мерещилось мне в ее щебете. Мои волосы растрепались, и щекочут лицо. Кажется, что по коже ползают тысячи мелких муравьев. Возможно, так оно и есть. «Интересно», - думаю я, - «если они заползут внутрь, то съедят меня заживо?». Как показывают в фильмах про дикую природу, где муравьи уничтожают все на своем пути. Один муравей сам по себе ничего не стоит, но, когда их целая колония, берегись все живое.

Иногда страх парализует меня. И думаю, что это и есть конец. Вот такой, бесславный и жалкий конец. Я умру в неведении, даже не узнав, чем заслужила такую участь. В другой раз я становлюсь бесстрашной. «Это всего лишь квест», - думаю я, - «и я непременно найду разгадку». Она совсем близко, нужно только подождать, и ответ сам себя обнаружит. Я принимаюсь распутывать клубок. Но размышления возвращают меня обратно, к отправной точке, где все начинается с нуля. После удушливой волной накатывает отчаяние. Тогда я начинаю плакать, вспоминая дом, родных, Вадима…

В такой неподходящий момент в моей голове возникают странные ассоциации. Так, например, я вспоминаю, как однажды мы затеяли игру в «принуждение». Для меня это была игра вслепую. Вадим завязал мои глаза своим шарфом, а руки стянул за спиной ремнем от брюк.

- Лучше спереди, - заупрямилась я.

- Я сам знаю, как лучше, - отрезал он и усадил меня на диван.

Минут пять я сидела в полной тишине, затаив дыхание, улавливая только легкие колебания воздуха.

- Вадим? – прошептала я, не представляя, что он задумал.

В ответ тишина. Я расслабилась, ожидая, что будет. Как вдруг почувствовала на своем плече его ладонь. В полном молчании он спустил бретели кружевной сорочки. Под ней не было белья. Теплые ладони скользили по коже, повторяя каждую выпуклость на теле. Они проследовали вниз, коснулись обнаженной груди. Потом он убрал руки. Я потянулась навстречу.

Где-то сбоку звякнула посуда. Мне почудилось, что сейчас он будет использовать мое тело в качестве холста. Но тут моей руки коснулось что-то холодное. Я вздрогнула и глубоко вздохнула. «Лед», - догадалась я, чувствуя, как он двигается вниз, оставляя на коже влажную дорожку. Ледышка добралась до груди, очертила соски, каждый по очереди. Я сглотнула, представляя, как они твердеют под действием холода. И тут на груди я ощутила тепло его рта. На контрасте с ледяной прохладой его губы казались обжигающе горячими.

Я глубоко задышала, откинула голову назад, и чуть шершавый язык коснулся выемки на шее. Он снова отстранился. Он дразнил меня, наблюдал, как жадно я втягиваю ртом воздух, как принюхиваюсь, словно охотничий пес, как нервно облизываю губы. Вадим подтянул меня к краю дивана, заставил откинуться на спину. Я почувствовала прохладу на своем бедре и поняла, что он намерен продолжать температурные эксперименты. Льдинка скользила по ноге, двигаясь вверх, становясь все ближе и ближе к цели. В том месте я уже пылала от желания, но, когда ее ледяной край коснулся нежной плоти, испуганно дернулась. Охладив мой «пыл», он прильнул губами к самому чувствительному уголку моего тела, и я в изнеможении застонала.

Эта игра продолжалась не долго. Вадим был возбужден сильнее моего. И я почувствовала это! Я покорно открыла рот и принялась ласкать его без помощи рук. Они все еще были связаны у меня за спиной. Инстинктивно сжимая ладони, я изгибала шею, стараясь доставить ему удовольствие. Вадим застонал, он схватил меня за волосы и бросил на диван. Я все еще не могла видеть его, не знала, чем продолжится игра. В следующий момент я почувствовала его сильные руки. Он перевернул меня на живот и вошел…

От наслаждения я закусила край подушки. В тот момент мне захотелось быть лишенной всех чувств, и оставить лишь одно. Сконцентрироваться на ощущениях своего тела, на том, как отзывается во мне каждое его движение. Вадим почувствовал это и зажал мой рот ладонью. Я напряглась и ощутила его силу внутри себя. Мне хотелось стонать, но я не могла. Хотелось вцепиться руками в его бедра, но я не могла! Хотелось видеть его затуманенные желанием глаза, но я не могла. И это сводило с ума!

Одна его ладонь плотно запечатала мой рот, второй рукой он обхватил мои плечи и приподнял над диваном. Я расплавилась и покинула на миг свою земную оболочку. Он кончил очень быстро. Так бывало всегда, после долгого перерыва. И это убеждало меня в том, что он давно не спит с женой.

Он всегда кончал молча. Лишь только рычал так громко, как зверь, сорвавшийся с цепи. Сначала ускорялся, а после издавал низкий, животный рев. Так, что казалось, еще секунда, и он перегрызет мне горло. Тогда я ощутила свою беспомощность иначе. Я доверилась ему, я знала, что он не причинит мне боли. Я была в безопасности. После он любил меня снова, но уже свободную…

Я часто думаю, что наше тело – это всего лишь оболочка. В этом мире есть свой дресс-код. И, заступая на новую должность, ты получаешь свой костюм. Ты в ответе за него, ведь в конце пути тебе придется сдать одежду под роспись. Кто-то умудряется сохранить костюмчик в целости и сохранности. Другие изнашивают свой до дыр, третьи вовсе расстаются с новым, едва успев примерить его. Меня спецовка полностью устраивает, поэтому я берегу ее: регулярно чищу, штопаю и защищаю от воздействия солнечных лучей. Однако я не уверена, способно ли мое тело выдержать подобные испытания? У каждого есть свой лимит, превысив который, он сильно рискует.

Я научилась считать в уме время. И поняла, что просыпаюсь каждый раз чуть раньше прихода своего палача. Он появлялся уже трижды, а значит, сегодня понедельник. Это хорошо! На работе меня обязательно хватятся. Сегодня выходит Машка. Маргарита Петровна, хозяйка отдела косметики начнет звонить. Мой телефон не ответит. Что они подумают? Что я заболела? Но почему не сообщила? Это так на меня не похоже. Машка непременно пойдет ко мне домой. И наткнется на запертую дверь. Что дальше? А дальше тупик. Конечно, она заподозрит неладное, возможно, заявит в милицию о пропаже человека. Но, как водится, меня начнут искать по прошествии трех суток. Да и начнут ли? К тому времени я… «Нет», - останавливаю я себя, - «даже не смей думать об этом!».

Вадим? Когда он должен вернуться из своей поездки? Завтра, послезавтра? Я не помню! А вдруг он задержится? Такое бывало и раньше. Он мог приехать с опозданием на пару-тройку дней. Но он вернется, и не найдет меня. Он не поверит, что я могла исчезнуть, просто так, не предупредив. Даже если я уехала к родне, то не могла не сообщить ему о своих планах. Он будет искать меня, обязательно будет! Он поймет, он не бросит меня. Если только уже не бросил…

«Ты мой стимул», - произнес он на прощание. Я пытаюсь оживить в памяти его последний поцелуй. Ту нежность, с которой он держал мои руки, касался губ. Нет, невероятно представить, что он так просто мог отказаться от меня. Мы одно целое, когда он рядом! И мне порою сложно понять, где заканчиваюсь я и начинается он. Вероятно, в момент прощания. Там, где размыкаются наши объятия. Где я отпускаю его руку, теряю из виду. В момент, когда он уходит к своей семье. Туда, где его дети, в другую жизнь, где мне не место. Но в то же время его сердце всегда со мной. Даже когда он уходит, то оставляет мне частичку его, чтобы вернуться назад.

В замке шевелится ключ. Психопат пришел с проверкой. Я больше не боюсь его, не вздрагиваю каждый раз, услышав посторонние звуки. Вчера он напоил меня водой. Большое дело! Правда, я так увлеклась, что не успела произнести и слова, как мой рот оказался заклеен. Возможно, сегодня смогу.

Следы своих манипуляций я скрыла, спрятала сброшенную с ноги обувку под одеялом, приняла привычную позу. Он не должен догадаться о том, что я пытаюсь выбраться. Пускай думает, что я смиренно лежу, охваченная страхом. Вопреки ожиданиям, я не стану кричать и звать на помощь. Хотя вначале собиралась. Но, поразмыслив, решила не злить его. Нужно выждать, нужно внушить ему, что я покорна, что я запугана и абсолютно сбита с толку.

Я слышу звук его шагов. Шаги удаляются, он уходит в соседнюю комнату, я слышу, как он топчется на месте. Спустя какое-то время скрипучие половицы снова оживают, и я ощущаю затылком его взгляд. Каждый раз, когда он вот так замирает, я мысленно взываю к Богу. Я не знаю ни одной молитвы, а потому просто говорю с ним как умею, прошу помочь мне пережить этот день. Прошу дать сил и терпения не сойти с ума от страха. Кто знает, возможно, в его руках сейчас нож. Или веревка, которой он намерен задушить меня. Или, в желании получить выкуп, он таки решился отрезать мой палец, и в данный момент размышляет, с какого начать!

Моей головы касаются руки. Они развязывают один из узелков, убирают со рта тряпку. По спине пробегает холодок, все мое существо сконцентрировано на этих простых движениях. В горле застывает крик, сердце бешено бьется. Его пальцы цепляют край липкой ленты, и я издаю глухой стон. От клея кожа вокруг рта воспалилась. Наверное, красный прямоугольник навсегда отпечатался на моем лице.

«Сейчас», - говорю я себе и набираю в легкие воздуха. И только я раскрываю слипшийся рот, как губ касается что-то мягкое и шершавое. Я крепко сжимаю их, пытаясь на ощупь понять, что это. Запах…. Такой знакомый! «Это хлеб», - вспыхивает догадка. И я втягиваю ноздрями аромат свежей выпечки. Осторожно приоткрываю рот и чувствую, как прикасается к губам его пористая поверхность, ощущаю языком твердую корочку. Кусаю! Это не просто кусок хлеба, это бутерброд! Стоит прокусить его насквозь, как в нос ударяет запах сыра. Я принимаюсь жевать отломленный кусочек. Чувствуя, как рассыпается во рту хлебный мякиш, как обволакивает язык мягкое масло, как скрипит на зубах кусочек твердого сыра.

Кажется, сейчас у меня во рту стало на тысячу рецепторов больше. Я буквально вижу этот бутерброд, вкуснее которого нет на свете. Я торопливо глотаю и вновь раскрываю рот. Мне страшно от восторга потерять сознание, и не успеть доесть свой примитивный завтрак. Боже мой, какое счастье может подарить всего лишь маленький кусочек хлеба с маслом и сыром!

После трапезы к моим губам подносят бутылку. Дожевывая остатки, я запиваю их водой. Пытаюсь проглотить больше, впрок. Обалдевший от восторга мозг так увлечен процессом, что на секунду забывает о главном. Мой щедрый мучитель промачивает губы салфеткой. Прежде, чем рот опять залепят клейкой лентой, я успеваю произнести «спасибо». Все происходит так быстро, что на большее меня не хватает.

Дальше тканевый мешок возвращают на место. Укол и пелена тумана, что накрывает меня каждый раз. Сквозь нее еще слышится звук удаляющихся шагов, скрежет металлического замка. Еще один шанс упущен! «Да уж, браво, Аня», - думаю я, пока могу соображать. Очень конструктивный монолог! Решила поупражнять хорошие манеры. Спасибо! Что ты надеялась услышать в ответ? Пожалуйста? На здоровье? Кушайте, не обляпайтесь? Идиотка! Тупая идиотка! Едва не обделалась от счастья, получив подачку. Что это? Стокгольмский синдром? Когда в благодарность за то, что тебя оставили в живых начинаешь ценить простые вещи. Глоток воды, кусочек хлеба.

«Поздравляю тебя! Ты просрала очередной шанс узнать свою судьбу. А сколько их будет еще, этих шансов?», - продолжаю я ругать себя, пока сон по капельке отбирает остатки сил. Я ненавижу его. Я искренне желаю ему смерти. Не быстрой и внезапной, а долгой и мучительной. Аналогично той, что уготована мне. Я представляю, как медленно стекленеют его глаза, хоть я и не знаю их цвета. Как дергаются в предсмертной агонии пальцы.

Опомнившись, я отзывают обратно свои проклятия. Ведь если он умрет, умру и я. Он – единственная ниточка, что связывает меня с остальным миром. Парадоксально, как один и тот же человек символизирует жизнь и смерть одновременно? Как это страшно, когда твоя судьба находится в руках кого-то столь непредсказуемо жестокого. Того, кто прячется, боясь быть узнанным. «Боясь быть узнанным», - эта мысль продолжает звучать в голове, когда я погружаюсь в болезненно-тревожный сон.