Забери мою роль

Глава 9.3 Настоящая сущность

Господи, я не ослышалась? Ночь?!

Мои щёки тут же вспыхнули, но даже на пощечину в этот раз я была не в силах решиться. Просто оцепенела от прозвучавшей вслух фразы. Как он смеет? Он хуже, самого паршивого образа, что я ему присваивала.

— Это не ко мне, — ответила с вызовом, выдерживая его взгляд.

— А что ж так? Может дело в деньгах? А, — будто вспомнил он, — тебя пугает мое лицо? Я чудовище, ведь так? — он улыбался. Веселился. Но это выглядело зловеще.

— Твое лицо прекрасно по сравнению с тем, какой гнилой ты внутри. В этом дело.

Он одарил меня ещё одним взглядом, однако на этот раз словно задумался, но вскоре произнёс:

— Вот только жаль, что твоему отцу может помочь только эта гнилая, по твоим словам, сущность. А времени у тебя мало. И чем дольше, тем хуже последствия. Кстати, и цена возрастает с каждым часом, как ты уже заметила.

Больше задерживаться причин не было. Я выскочила из кабинета и выбежала прямо на улицу, даже не попрощавшись с охранником, с запозданием понимая, что оставила свой плащ в приёмной. Мои зубы стучали, но скорее не от холода, а от разбушевавшихся эмоций. И почувствовав слабость в коленках, просто облокотилась о стену позади, а затем и вовсе сползла по ней вниз, протирая спиной здание.

В лицо подул слишком сильный и по-настоящему осенний холодный ветер, бросая в глаза поток воздуха вперемешку с пылью, и пришлось зажмуриться. Этот порыв потока воздуха словно предлагал мне закрыть глаза намеренно. Как только открою, получу ещё большую порцию пыли, а пока можно просто довольствоваться гораздо меньшим дискомфортом. Просто закрыв глаза. Но я не могу так. Я не в силах закрыть глаза на принципы…

К горлу подступил ком, но слез почему-то не было. Я представила бледное лицо папы. Его безразличный взгляд и пугающее спокойствие, когда он говорил о том, что не мог отныне пойти на какие-то условия. Господи. А если эти условия — и есть я? Тогда понимаю реакцию отца. Но что делать теперь?

Роберт сказал мало времени? Каков будет следующий шаг этого ублюдка? Словно отвечая на мой вопрос, раздался телефонный звонок. Соседка.

Положив трубку, я снова зажмурилась. Лабораторию отца пытались поджечь, бдительная Зоя Михайловна заметила дым и тут же воспользовалась огнетушителем. Её дом находился прямо напротив нашего, и она успела сориентироваться.

Меня вдруг затошнило, и я схватилась за горло. Будто кто-то перекрывал мне кислород, а в глазах всё же начали появляться первые слёзы, одна из них скатилась по щеке, открывая дорогу остальным. Я закусила губу, чтобы не разрыдаться вслух от безысходности. Чёртов ублюдок. Не знаю сколько времени так посидела. Чем больше, тем отчётливей я понимала. Другого выхода нет. Я должна. Ради отца. А если Роберт соврёт? Даже гарантий никаких, а поступок я должна совершить ужасающий. Я сидела на корточках и раскачивалась из стороны в сторону, когда совсем рядом скрипнула дверь и я поняла, что все ещё нахожусь у стен офиса Левицкого.

Быстро встала и отряхнула джинсы. Но на мою радость это оказался не Роберт. Второй охранник, худощавый, с тонкими руками; он снова держал в руках фонарик-подсвечник, на улице уже было темно, и мужчина рассматривал меня в лучах исходящего от этого устройства света. Словно сказочный персонаж. Удивительно, что это чудовище окружает себя такими забавными людьми. Словно намеренно, для контраста, показать насколько он мерзок. И ему самому нравится то, что видят в нём окружающие. Ненормальный.

— Он не так уж плох, — услышала голос охранника. — У него непростая жизнь, где ему попадались не самые лучшие из лучших. Роберт стал таким не по своей воле, — произнёс и заглянул в мои глаза.

Зачем он всё это говорит мне? Наивный, но точно добрый и преданный хозяину мужчина продолжил: — В мире, где встречаются одни уроды, красота становится изъяном. И он своеобразно на неё реагирует. Поверьте, Элиза, за этой маской он скрывает свою настоящую сущность, — зачем-то добавил вышедший, вряд ли он знает, какое именно предложение мне только что поступило.

Я на мгновение замерла, а потом рассмеялась. Истерично, громко. Про то, что Левицкий неплох — я не согласна, а вот про сущность в точку. Правда, смысл вкладывался другой.

— Да, за маской, действительно, сюрпризы, — произнесла я, уже успокаиваясь, подавляя вспышку внезапного своеобразного веселья. Сюрпризы, правда, так себе. А по шкале добродетели так вообще где-то на дне. Но вслух я ничего не произнесла. Лишь одарила того молчаливым взглядом и обойдя его, открыла входную дверь, и пока охранник не опомнился, заверила:

— Роберт знает, что я вернусь. Он ждёт, не переживайте, — хохотнула, снова нервно, и шагнула в логово настоящего зверя.

Когда я вошла в кабинет, Роберт сидел за столом и, улыбаясь, что-то писал в блокноте карандашом. Услышав, что в помещении он не один, поднял глаза. Сейчас в его взгляде не было злости, но увидев меня, он всё же поднял брови в немом вопросе. Он принялся небрежно вертеть в руках карандаш в ожидании. Казалось, он всё же удивлён.

— Я согласна провести с тобой ночь, — выпалила на этот раз без излишних прелюдий. Хочет моих унижений, так сокращу ему удовольствие. Чем быстрее, тем меньше времени у него на издевательства.

Мои слова словно на повторе всё вонзались и вонзались эхом, оставляя следы внутри меня. Ему удалось сломать мои принципы. Но на кону жизнь моего отца и поступить по-другому я не могла.

Роберт внезапно нахмурился и улыбка тут же сползла с его лица. Взгляд вспыхнул яростью, а карандаш вдруг сломался пополам под натиском его пальцев. Мне казалось, это сломалась я. Что-то внутри меня, что было некогда крепким, но на проверку оказалось хрупким, стоило лишь применить запрещённые, толкающие к безысходности, приёмы. Левицкий прищурил глаза и сжал губы. Странно он выражает свою радость. Разве не этого хотел?

— Через час в отеле “Седьмое небо”, - мрачно прозвучал его голос. — Номер я пришлю сообщением. И без опозданий. Сама знаешь, что бывает, когда меня заставляют ждать, — многозначительная пауза, говорящая убедительнее сотни слов. — Свободна, — добавил он, буквально прорычав и уткнулся обратно в записную книжку, принимая такое же положение, как до моего появления перед его взором.

Вот только вместо улыбки — хмурые брови, и половина карандаша, вместо целого.