37. В мире, где есть дом

8 лет назад, Монреаль.

Адам не отвечал на звонки Аннабелль. Дни бежали, тревога росла, а надежды разбивались. Вечер за вечером, лёжа в постели, Морган не могла сомкнуть глаз, раздумывая над тем, почему Адам поступал с ней по-свински. Разве она обидела его? Или оскорбила? Предала или изменила? Нет, нет, и нет. Для неё существовал только Адам. Время, пока он не появлялся, открыло новые мысли. Стоило ли бросать все, уезжая вместе с ним? Приедет ли он к выпускному или забросил Монреаль навсегда? И, где, наконец, гарантия, что Адам не поступит с ней так, когда они съедутся? Дурацкое ощущение одиночества съедало молодую девушку, превращая ее в усталое тело, слоняющееся по городу.

Вот и первые отношения, первая любовь, о которой пишут книги, стихи и песни. Любовь, которая должна окрылять.

Весна наступила. Морган открыла окно в комнате, впустила аромат свежести и предстоящего дождика. Щебетание птиц грело похолодевшее сердце. С весной, кажется, кругом расцветала жизнь, даже там, где давно ее не было. Снег сошёл быстро: девушка достала из-под кровати любимые чёрные кеды. Теперь она могла часами гулять по городу, и рассматривать неизвестные места, которых в городе было очень много.

Аннабелль потянулась к родителям, сама того не ожидая. Заставая их дома, она порой радовалась, что не одна. Да, они все еще частенько ругались и их перепалки оставались нормальной ситуацией, девушка привыкла к такому раскладу, будто это был привычный фон ее жизни. В выходной день, она сидела на кухне, сделав кучу бутербродов с арахисовой пастой, начав смотреть сериал «Скинс». Ключами открыли входную дверь. Аннабелль обернулась — Лилиан пришла. Она как-то мягко улыбнулась, увидев дочь.

— Аннабелль, вы с Уиллом помирились? — спросила она, меняя высокие сапоги на уютные тапочки.

Девушка вскинула бровью.

— Прям так с порога. С чего ты так думаешь?

— Я сейчас встретила Кейтлин в магазине. Она рассказала. Уильям очень рад, да и мама его тоже. Не знаю, рада ли я.

— Ты боишься, что кто-то может сделать меня хуже, чем я есть, мам? — рассмеялась девушка.

— Нет, но мне нужно подумать, против ли я вашего общения или за. Уильям повёл себя низко, связался с плохой компанией. После вашей ссоры, ты стала меняться в худшую сторону, начав дружить с этим мальчиком…Домиником? — развела Лилиан руками.

— А с кем мне надо было дружить?

— Дороти? Другие девочки из школы? Разве не было приятных, интересных?

Лилиан покачала головой, выложив из пакета продукты. Аннабелль подумала, что мама вновь затеяла какой-нибудь семейный ужин, но отца не оказалось дома, да и у неё не было настроения сидеть с ними за одним столом. Когда они сидели вместе, выглядели со стороны ни то как суд, ни то как сборище маленьких детей, тыкающих друг на друга пальцем.

— Не сложились отношения с ними. Дороти уехала, мы уже полгода не общаемся, — сказала Аннабелль.

— Как ты складывала отношения? Звала девочек погулять или в кафе? Может к нам на ночевку?

— Ты бы не пустила. Папа бы пробубнил что-нибудь. Сказал, что я шляюсь не понятно с кем, не понятно где.

— Спросила бы разок нормально — пустила бы. Уильям…меня так неприятно удивил. Как он отнёсся к тебе, к самой близкой подруге?

Аннабелль скрестила руки на груди. Здравый смысл как будто бы говорил — не прощать Уильяма, но в какой-то момент она решила не слушать никого. Она знала Уильяма столько лет, и прекрасно верила в его раскаяние. Морган сама чертовски много оступалась, и мало кто приходил на помощь.

— Мам, вы, взрослые, так говорите все равно о подобном, как будто никогда в жизни не употребляли ни капли, а в молодости только и делали, что учились. Что у вас за привычка причитать и отчитывать за то, что сами делали в молодости?

Лилиан ухмыльнулась.

— В молодости нужно развиваться, узнавать новое. Пьяный угар уж точно язык не повернётся назвать чем-то полезным. Насколько приятно Кэйтлин было находить сына в блевотине рядом с унитазом? Сомневаюсь, что понравилось. Раз уж на то пошло, Аннабелль, до замужества я не пила. Твой дедушка Грэм запрещал.

— Брак с папой заставил тебя начать пить? — с долей иронии в голосе спросила Аннабелль.

— Отчасти, — улыбнулась Лилиан вяло, — иногда я пью для расслабления. После работы мозг кипит, а бокальчик шампанского расслабляет. Иногда алкоголь полезен, но в маленьких количествах, как ты понимаешь. Особенно юным леди, вечно ищущих повод для споров.

Морган закатила глаза.

— Я не спорю с тобой, я рассуждаю.

— Родители — обыкновенные люди, Аннабелль. Не нужно ждать от нас сверхъестественного. Мы не супергерои, не экстрасенсы. Когда-то я была такой же маленькой девочкой и мне нужно было все равно добиваться своего, и переубеждать людей. С возрастом ты поймёшь, это бесполезно. Спорить бесполезно. Выяснять. Скандалить.

— Почему ты тогда ругаешься на меня и на папу?

— От бессилия. Для меня важна наша семья, Аннабелль, я подумать не могла, что когда-нибудь дойдём до такого.

— Да, я тоже не думала об этом. Жаль.

— Мы с отцом подали заявление на развод еще до нового года. Нам дали некоторое время подумать. Мы не хотим рубить с плеча. Может, ещё получится что-то собрать. В любом случае, тебе уже не придётся решать с кем остаться, ты взрослая и уедешь учиться.

Аннабелль подавилась. Больше всего на свете боялась развода родителей. В детстве она частенько видела, как дети празднуют два дня рождения: один с маминой семьей, второй — с новой папиной, и ей не хотелось испытывать подобного. Она боялась, что будет некуда вернуться. Пока в мире был дом с семьей, становилось не так страшно. Да и как бы там не было, как бы родители не ругались, семья оставалась семьей.

— Мама, я знаю, и мне очень жаль. Пойду к себе.

Лилиан тяжело вздохнула, перевешивая салат в чашке.

— Белль, а, кстати говоря, твой парень, Адам, кажется. Давно виделись?

— А что? — обернулась девушка, услышав знакомое имя.

— Глаза у тебя грустные.

— Он уехал, и мы давно не виделись, — соврала Морган.

— Вот оно что…Скучаешь?

— Скучаю.

— От таких парней нужно бежать без оглядки. Девочкам они нравятся, но по большому счёту, никто из них никогда не приносит счастья. Твой отец всегда нравился женщинам, он приезжал за мной на пикапе и мы разъезжали по городу, слушая Depeche Mode. Он много курил травки и купал меня в цветах. Где этот человек сейчас? Он нашёл себе молодую пассию, и клянусь, они и раньше у него были. Я закрывала глаза. Так что, к черту красавчиков, Аннабелль. Они всегда-всегда будут искать девчонок, которые станут целовать им ноги, — распустив волосы, сказала Лилиан.

Аннабелль склонила голову набок. Она давным — давно слышала теорию о том, что первый мужчина каждой девочки, похож на отца. Эмметт и Адам имели схожесть во внешности, но их характеры вряд ли можно назвать одинаковыми. Адам — нарцисс, а Эмметт едва ли гладил рубашки и надевал чистые носки, только потому, что Лилиан клала их на тумбочку около кровати. Адам — до ужаса любил чужие прикосновения, Эмметт ненавидел. Оба имели странное отношение к девушке: любили, но как будто на расстоянии, не подпуская близко. Что отец казался Морган загадкой, что Адам…она многого о нем не знала, порой ловя себя на мысли, что боится знать большого.

— Мам, ты его видела? — перевела тему Аннабелль.

— Твой Адам живет в Вестмаунте, я там работаю. Видела его пару раз. Красивый, но с ним счастлива не будешь. Первые звоночки раздаются уже сейчас. Это уже не звоночки. Колокола.

Аннабелль сжалась в комок. Разговор с матерью будто лишал ее надежды на возращение Адама. Он возвращался всегда, и в прошлый раз, когда она думала, что больше никогда его не увидит, вернулся…Адам не мог уйти так. Может быть, Морган сильно верила в него или в его порядочность, может была слишком влюблена, может слишком молода. Может быть, может быть…

— Мам, он вернется, он не такой. И спасибо за разговор, очень необычно говорить с тобой вот так. Тихо. Без криков.

Лилиан отряхнула пылинки с рукавов свитера, и широко улыбнувшись, сказала:

— Как бы мы не ругались, я все ещё твоя мама и люблю тебя.

— Я же чудовище, ты сказала.

— Никакое не чудовище. Ты — наша принцесса.

— И принцесса, и чудовище застряли в одном замке.

— Что ты там бормочешь? Иди, делай уроки, а то я снова буду Лилит, а на Лилиан, — сказала женщина. — Приготовлю пока блинчики.

В ту ночь Аннабелль долго плакала. Она не представляла, каково это — быть вдалеке от мамы и папы. Девушка обижалась на мать, но признавалась, что будет скучать, несмотря ни на что, когда окажется в другом городе. Тогда почему-то она предположила, что убегать не надо, и все наладится. Нужно отдать ситуацию времени, пусть оно залечит раны. Да и Адам? Разве с ним надежно? Нет, нет, нет…Уснув под утро, Аннабелль решила, что нужно обо всем подумать еще раз.

Как бы все сложилась, будь у нее нормальная семья? Возможно, она бы давно пригласила Адама домой, мама приготовила бы ужин, они бы весело болтали, обсуждая последние новости. Может быть, отец бы пожал ему руку и рассказал о том, какая замечательная у него дочь. А если все это бы закрутилось до свадьбы? Какой бы она была? Не сгрызли бы родители друг друга? Понравились бы друг другу семьи? А пришла бы мать Адама на эту свадьбу, если она с ним не общается?

Будущее сильно пугало Аннабелль. Она, может, и хотела бы думать о чем-то более приземленном, но думала только о том, какими будут отношения дальше. Если Адам вернётся, конечно. Он не может не вернуться.

В тот вечер она начала писать новую картину. На холсте постепенно появлялся домик с треугольной крышей, вокруг которого планировался лес с густыми деревьями. Эту картина Аннабелль хотела подарить родителям, чтобы они поняли, как трудно подобраться к их сердцу. Почему порой для того, чтобы получить родительскую любовь нужно пробраться через густую чащу колкостей и обид? Аннабелль не понимала, но очень хотела понять. Разве родительская любовь не безусловна? Разве любят за что-то? Нет же, любят просто. Особенно, родители. По-крайней мере, в идеальном мире.

Загрузка...